Виталий лазаревич гинзбург

(1916 – 2009)

Российский физик-теоретик, академик РАН, лауреат Нобелевской премии (2003 г.). Научные работы посвящены квантовой электродинамике, физике элементарных частиц, теории излучения, оптике, теории конденсированных сред, физике плазмы, радиофизике, радиоастрономии, астрофизике. Разработал квантовую теорию эффекта Вавилова-Черенкова и теорию черенковского излучения в кристаллах (1940 г.), создал термодинамическую теорию сегнетоэлектрических явлений (1945 г.). Изучал проблемы управляемых термоядерных реакций, принимал участие в создании термоядерного оружия. Совместно с Л.Д.Ландау разработал феноменологическую теорию сверхпроводимости. Построил полуфеноменологическую теорию сверхтекучести (совместно с Л.П.Питаевским). Исследовал распространение радиоволн в атмосфере и плазме. Разработал теорию магнитотормозного космического радиоизлучения и теорию происхождения космических лучей. Исследовал проблемы квазаров, пульсаров, нейтронных звезд, гравитационного коллапса и др.

232. «В каком-то смысле это, видимо, извечный и довольно многих астрономов волнующий вопрос: сводится ли астрономия к «земной» физике, к физике, действующей в наших лабораториях? Аналогичный вопрос многие годы обсуждается в применении к биологии: сводится ли все биологическое к физике, к молекулярным представлениям, или нет? Дать на подобные вопросы априорный ответ, конечно, нельзя. Подход, который представляется самым естественным (он и фактически наиболее распространен), можно сформулировать так: давайте применять известное физику без ограничений; если же на этом пути встретятся действительно непреодолимые трудности, то мы будем готовы проанализировать новые представления, пойти на какую-то ломку или обобщение физических теорий». [ 43, 100].

233. «В специальной и общей теории относительности, в нерелятивистской квантовой механике, в существующей теории квантовых полей используется представление о непрерывном, по сути дела классическом пространстве и времени… Но всегда ли законен такой подход? Откуда следует, что «в малом» пространство и время не становятся иными, какими-то «зернистыми», дискретными, квантованными?.. Сейчас можно, видимо, утверждать, что вплоть до расстояния порядка 10^{-16 см обычные пространственные соотношения справедливы или, точнее, их применение не приводит к противоречиям. В принципе не исключено, что предела нет вообще, но все же значительно более вероятно существование какой-то фундаментальной (элементарной) длины… которая ограничивает возможности классического пространственного описания».} [ 43, 66-68].

234. «С конца XIX века и примерно до 60-х или 70-х годов XX века физика была, можно сказать, первой наукой, главной, доминирующей. Конечно, всякие ранги в науке условны, и речь идет лишь о том, что достижения физики в указанный период были особенно яркими и, главное, в значительной мере определяли пути и возможности развития всего естествознания. Развитие физики привело в середине XX века к известной кульминации — овладению ядерной энергией и, к великому сожалению, созданию атомных и водородных бомб. Полупроводники, сверхпроводники, лазеры — все это тоже физика, определяющая лицо современной техники и тем самым, в значительной мере, современной цивилизации. Но дальнейшее развитие фундаментальной физики, основ физики и, конкретно, создание кварковой модели строения вещества — это уже физические проблемы, для биологии и других естественных наук непосредственного значения не имеющие. В то же время биология, используя в основном все более совершенные физические методы, быстро прогрессировала и, после расшифровки в 1953 году генетического кода, начала особенно бурно развиваться. Сегодня именно биология, особенно молекулярная биология, заняла место лидирующей науки. Можно не соглашаться с подобной терминологией и маловажным, по существу, распределением «мест» в науке. Я хочу лишь подчеркнуть факты, не всеми физиками, особенно в России, понимаемые. Для нас физика остается делом жизни, молодой и прекрасной, но для человеческого общества и его развития место физики заняла биология.

Мы полагаем в настоящее время, что знаем, из чего устроено все живое — из электронов, атомов и молекул. Знаем строение атомов и молекул, а также управляющие ими и излучением законы. Поэтому естественна гипотеза о редукции — возможности все живое объяснить на основе физики, уже известной физики. Конкретно, основными являются вопросы о происхождении жизни и появлении сознания (мышления). Образование в условиях, царивших на Земле несколько миллиардов лет назад, сложных органических молекул уже прослежено, понято и смоделировано. Казалось бы, переход от таких молекул и их комплексов к простейшим организмам, к их воспроизводству можно себе представить. Но здесь имеется какой-то скачок, фазовый переход. Проблема не решена, и я склонен думать, будет безоговорочно решена только после создания «жизни в пробирке». [ 43б, 436].

000. «Фундаментальные проблемы естествознания всегда привлекали и привлекают к себе внимание философов. Это понятно в свете истории развития и формирования философии и оправдано существом дела: именно в области фундаментальных проблем физики, астрономии и биологии мы сталкиваемся с принципиальными и в то же время совершенно неясными вопросами. Естественно, что обсуждение этих вопросов, попытки их решения предъявляют особенно высокие требования к мышлению, служат как бы лабораторией логики и теории познания.

Нельзя, однако, не признать, что, если говорить об истории философии в целом, такие «лабораторные занятия» философов в значительном числе случаев не приносили науке пользы, а иногда и наносили большой вред. Оглядываясь назад, мы видим, что нет, пожалуй, ни одной великой теории в области физики, астрономии и биологии, которая не была бы провозглашена представителями тех или иных философских направлений или ложной, или даже антинаучной и крамольной…

Причина, в общем, та, что в прошлом философы не только аккумулировали, но и абсолютизировали естественнонаучные взгляды, сложившиеся в предшествующий период. В результате многим из них начинало казаться, что иначе и быть не может, что отказ от устоявшихся взглядов недопустим. Здесь важно подчеркнуть, что подобная тенденция на определенном этапе вполне естественна и присуща также большинству естествоиспытателей. Но лучшим из них удавалось и удается выйти за рамки требований, предъявляемых привычкой и «здравым смыслом». Сделать это удавалось под непреодолимым давлением фактов, в результате настойчивых, но безуспешных попыток «спасти» старые представления. В муках (именно в муках, как об этом свидетельствует история науки) рождались новые взгляды, осознавалась неизбежность отказа от столь «уютных» и «понятных» старых воззрений. Для человека же, смотрящего «со стороны», необычность и непривычность новых идей и теорий доминирует над всем остальным, новые взгляды им не «выстраданы». Отсюда и попытки отрицать новые идеи, попытки, которые кажутся особенно правомочными тем, кто считает себя овладевшим наконец философским камнем». [ 43в, 104-105].

236а. «Два вопроса находятся в центре внимания при ознакомлении с историей науки. Раньше всего это вопрос «как» ‒ как возникли и развивались идеи, как готовилось и было совершено открытие. Вторым является вопрос «кто» ‒ кто сделал открытие, высказал идею, воплотил ее «в плоть и кровь», развил, довел до сознания научной общественности. Вопрос «как» представляется основным, первичным – он связан с самим содержанием науки и методами научного исследования. Вопрос же «кто» может показаться второстепенным, и, действительно, он не связан с существом дела, если иметь в виду, скажем, физику, а не психологию научного творчества, социологию научной среды или личную судьбу того или иного человека. Но фактически анализ проблем «как» и «кто» часто, если не в большинстве случаев, трудно разграничить. Науку ведь развивают люди, и если конечный продукт ‒ совокупность определенных утверждений, уравнений, соотношений и т.д. безличен или, вернее, почти безличен, то первоначальный процесс открытия или вывода и получения этих уравнений и соотношений сильно окрашен в человеческие тона и, конкретно, в тона, характерные и типичные для первооткрывателей. Тем самым, если речь идет именно об истории науки, а не о том, как излагать материал в учебниках и монографиях, то на вопросы «как» и «кто» не только на практике приходится, но и естественно отвечать одновременно». [ 43в, 118].