В этой главе мы предлагаем рассмотреть одну из маленьких трагедий А.С. Пушкина «Пир во время чумы» как путь преодоления экзистенциального кризиса. Экзистенциальный кризис — это состояние тревоги или чувство глубокого психологического дискомфорта при вопросе о смысле существования. Наиболее распространён в культурах, где основные нужды для выживания уже удовлетворены. Возможные причины экзистенциального кризиса: чувство изолированности и одиночества, осознание собственной смертности, или осознание отсутствия загробной жизни; или осознание, что собственная жизнь не имеет цели или смысла, ни сверхъестественного, ни просто кроме как жизнь ради жизни.
Итак, приступим к рассмотрению сюжета данного произведения. В городе эпидемия. Болезнь косит всех подряд. То тут, то там проезжает телега с мертвецами. В центре города на площади пируют мужчины и женщины. Кто эти люди?.. Немногие выжившие, Пьют вино, читают фривольные стихи, танцуют грязные танцы, наполненные багровым экстазом.
|
|
Итак, что мы видим? Первый бокал поднят за Джаксона. Он умер от чумы на днях.
Скорее всего, Джаксон является олицетворением обычного человека, стремящегося к хорошей жизни, боящегося смерти, боли…за ним можно увидеть обыденное сознание среднестатистического обывателя. Если посмотреть на чуму как на некую сущность, у которой есть цель и причина действий, то она должна находиться в существенном недоумении взирая на эту компанию. Вальсингам (предводитель пира) и пирующие уж очень отличны от прочих людей в этом напуганном и скорбящем городе. Необходимо признать наличие тонкого различения у чумы, которая видит не просто людей примкнувших к пиру, но и отличает людей, смело взглянувших в глаза бездне, проявивших свой дух. Итак, Джаксон олицетворяет обыденное сознание… По правде и по совести нечего сказать про обыденное сознание, и поэтому первый тост - Вальсингам поминает его молчанием.
Какое же символическое значение скрывается за этими событиями. Чума – как теневой аспект Великой Матери, смерть с её неизбежностью и безучастностью врывается в сознание человека. Привычная рутина уже не спасает от столкновения с неотвратимым, всё то, что казалось важным доселе теряет всякий смысл, оставляя лишь внутренний вакуум, ужас, сея безумие.
Возглавляет застолье почтенный председатель - Вальсингам, с ним спутницы его: Мэри и Луиза. Вальсингам предлагает Мэри исполнить печальную песню, дабы потом предаться ещё большему веселью и она это делает. Что делает Мэри? Она поёт песню о любви и смерти. Удивительно видеть поэму в поэме, песня изложена в ином поэтическом размере. В данном случае это может говорить о том, что Мэри находится в трезвом рассудке и не поглощена отчаянием или буйством. С психоаналитической точки зрения это можно интерпретировать как проявление Эго, противостоящего экспансии коллективного бессознательного, что в свою очередь характеризуется как невроз.
|
|
А вот на примере Луизы мы видим иное: её буйный вакхический танец завершается видением телеги с трупами и обмороком в результате, что является инфляцией психического, т.е. психозом. Здесь мы можем наблюдать иллюстрацию к теории Юнга о трансформации анимы. Стоит отметить, что У Вальсингама умерла мать, что символизирует освобождение от материнского комплекса, действительно, устроить такой пир способна личность свободная от предрассудков. Свободная от материнского комплекса анима, имеет следующие ступени развития: Ева (инстинктивная, импульсивная), Елена (эмоциональная), Мария (добродетельная), София (Мудрая). Таким образом, в архетипическом смысле, Луиза проявляется как Ева или Елена, а Мэри как Мария или София. Взрослое эго (Вальсингам) выбирает Мэри (Марию):
«Ага! Луизе дурно; в ней, я думал,
По языку судя, мужское сердце.
Но так-то – нежного слабей жестокий,
И страх живёт в душе, страстьми томимой!..»
Оказывается, что возникновение экзистенциального кризиса, в данном случае, явилось катализатором в процессе трансформации анимы и преодоления материнского комплекса.
Продолжим наше повествование. Внезапно, среди пирующих появляется священник и начинает их стыдить и призывать прекратить безбожное веселье. Он обращается к Вальсингаму, упрекая его воспоминаниями о усопшей жене и матери. Старик поражён присутствием Вальсингама на пиру и стремится вразумить его, дабы тот покинул «пир разврата» и следовал за ним.
С психоаналитической точки зрения, священник является олицетворением отцовского комплекса, призывающего Эго (Вальсингама) обратиться к патриархальным ценностям западноевропейского общества, что в психоанализе называется – перенос. «У мужчин положительный отцовский комплекс очень часто создает определенную доверительность в отношении к авторитету и отчетливо выраженную готовность признать любые духовные догмы и ценности; у женщин же он вызывает наиживейшее духовное вдохновение и интерес. В сновидениях отцовский комплекс всегда воплощен в фигуре отцовской фигуры, от которой исходят запреты, мудрые советы и убедительные осуждения» (CW 9i, par. 396)(Из книги В.Зеленского «Словарь аналитической психологии»). Отметим, что явление священника оказывается целебным в данном случае т.к. напоминает об присутствующих границах, что и способствует их разрушению. Перенос не происходит, Вальсингам отвергает предложение священника, функции Эго сохраняются, не подвергшись регрессии. На данном этапе можно говорить о полном преодолении Суперэго - отцовского и материнского комплексов. Примером неадекватного поведения тут будет попытка человека в кризисной ситуации удариться в религию, вступить секту, пойти путём аскезы и ограничений, в общем, избрать любой путь перекладывания ответственности на некоего высшего отца, требующего взамен лишь воли и послушания, с последующим разочарованием или отвержением этого пути.
Но, Вальсингам отвергает предложение священника и остается. Иллюстрацией к этому процессу является гимн чуме, исполненный Вальсингамом, кульминацией которого стали такие строки:
«Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И в разъярённом океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в аравийском урагане,
И в дуновении Чумы.
Всё, всё, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья –
Бессмертья, может быть, залог!
И счастлив тот, кто средь волненья
|
|
Их обретать и ведать мог...»
Что же происходит с человеком в этот момент? Эго принимает экзистенциальный вызов и гимн чуме предстаёт как гимн величию духа человеческого. В этом месте воплощённый дух человеческий осознаёт, что всё, что он порождает, обречено на погибель. Эго и коллективное бессознательное перестают бороться, становясь единым целым, что и является результатом пути индивидуации, встречей с Самостью.
Итак, экзистенциальный кризис преодолён, и что же произошло? Какие изменения во внутренней жизни человека спровоцировали столь глубокие трансформации? Чтобы ответить на эти вопросы, стоит вернуться к началу нашего путешествия и попробовать увидеть, что же стоит за экзистенциальным кризисом как таковым. В поэме Пушкина, возникновение кризиса олицетворяется охватившей город чумой, т.е. смертью, предстающей теневым аспектом Великой матери в архетипическом смысле и Танатосом в психоаналитическом. Также стоит упомянуть образ Чумы, подаренный нам Вальсингамом в его гимне:
«Когда могучая Зима,
Как бодрый вождь ведёт сама
На нас косматые дружины
Своих морозов и снегов,-…»
Что стоит за этим образом? В этих строках явно прослеживается присутствие Мары, славянской богини, уносящей жизни и несущей болезни, также её часто ассоциируют со сказочным образом Снежной королевы. О чём говорит нам присутствие этих архетипов? Для человека они часто являются сигналом анестезии, замороженности глубоких чувств, потери контакта с жизненной энергией. Тут же мы можем говорить и о присутствии блокировки энергии в пупочном объёме и соответственно недогруженности в грудном (имеется в виду Объёмно-Пространственная модель человека). Выходит, что преодоление отцовского и материнского комплекса (пусть даже в каком-то ограниченном контексте), способствовало снятию блокировки в пупочном объёме: произошло принятие ответственности, освобождение собственной воли, проявлению самостоятельности в принятии решений и.т.д.
Давайте обратимся к последним строкам гимна Чуме:
|
|
«Итак, хвала тебе Чума!
Нас не страшит могилы тьма,
Нас не пленит твое призванье,
Бокалы смело пеним мы
И девы - розы пьем дыханье,
Быть может… полное Чумы!»
Что это значит? В первом приближении речь идет о любовной связи, что уже намекает нам на явление Эроса. В алхимии роза символизирует мудрость. Конечная стадия трансформации анимы – София, так же означает мудрость. Кроме того роза это возрождение духовного после смерти тленного, что весьма уместно в поэме о чуме. В греко-римской традиции роза - торжествующая любовь, радость, красота, желание; эмблема Афродиты (Венеры). Анима является, по сути, Психеей мужчины, и ее союз с Эросом более чем желателен.
Принятие того, что любое творение обречено на погибель, означает принятие Танатоса, и парадоксальным образом его родного брата – Эроса.
Телесно это говорит об исчезновении недозагруженности грудного объема, «анахаты», о чем косвенно говорит фраза «пьем дыхание» - некое указание на связь грудного и пупочного объема. Полноценная работа грудного объема, этой розы Афродиты, означает возрожденную способность любить - принятие Эроса.