2015-05-26
1948
В любом классово-антагонистическом обществе происхождение играет важную роль, определяя социальный статус индивидуума, его принадлежность к определенному классу, сословию, касте. Однако в средние века эти вопросы занимали совершенно особое место в системе общественных отношений. Сословность – характерная черта средневекового общества, и принцип наследственной передачи социального и имущественного статуса, собственности, власти и других общественно-политических функций, прав и привилегий каждой социальной группы в отдельности был именно тем механизмом, благодаря которому воспроизводились и консервировались существующие общественные отношения и структуры. Прежде всего это относилось к самому социальному делению общества. Происхождение, кровь родителей или одного из них изначально определяли дальнейшую судьбу индивидуума, его принадлежность к привилегированным (дворянство, духовенство) или неполноправным сословиям (горожане, крестьянство). Хотя отношения между сословиями, например между феодалами и крестьянами, и не носили характера родственных связей, их статус, взаимные права и обязанности, общественные функции передавались по наследству из поколения в поколение. Свобода, участие в политической власти, управлении и военном деле превратились со временем в наследственные привилегии. Необходимость их охраны породила ревностное отношение к вопросам происхождения и соответствующую социальную политику, регулирующую доступ в ряды свободных, полноправных и привилегированных групп. В эпоху перехода к феодализму и на ранних его этапах брак неравноправных партнеров нередко ухудшал социальный статус их потомства, который приравнивался к статусу менее «благородного» из родителей (это относилось, в частности, к бракам с несвободными – рабами и литами), что, естественно, препятствовало заключению подобных браков.
Уже в период раннего средневековья одним из главных требований, предъявлявшихся к брачному партнеру, стала «равная знатность», что нашло отражение в многочисленных памятниках той эпохи.
Вследствие направленной социальной политики в большинстве западноевропейских стран дворянство постепенно (к XII–XIII вв.) превратилось в сословие, избегавшее смешения с «неблагородными» слоями (разумеется, были и исключения, и отступления от общего правила, например сравнительная «незамкнутость» английского дворянства, но нигде оно не поощряло брачных союзов за пределами своего круга). Кастовость существовала и внутри самого этого сословия, порождая его деление на рядовое дворянство и знать, родовитую аристократию.
Прочие сословия, включая духовенство, были более «открытыми» и мобильными. Тем не менее, это не означало, что они не принимали во внимание вопросов происхождения. Духовенство охраняло свои привилегии и наследственный статус своих должностей не менее ревностно, чем дворянство, но вследствие целибата было вынуждено допускать в свои ряды представителей других сословий: выходцев из горожан, чиновной среды, крестьян. «Генеалогический фактор» играл важную роль и в жизни городского сословия, особенно его верхушки – патрициата, власть которого приобрела характер наследственной, а брачные связи заключались в весьма узком кругу. Своеобразные представления о престижности происхождения и достойных брачных союзах существовали и в среде средневекового купечества и ремесленников, которые вкладывали в эти понятия иной смысл, чем дворянство. Для них благородство происхождения определялось статусом свободного человека, членством в цехе или гильдии, размерами состояния.
Не чуждо было понятие благородства и средневековому крестьянству, для которого критериями были имущественный и социальный статус, авторитет в общине, наследственное отправление должностей в общинном управлении и т. д.
В целом, несмотря на то, что социальная структура средневекового общества допускала пополнение высших привилегированных слоев за счет наиболее предприимчивых и одаренных представителей бюргерства и крестьянства, господствующие психологические установки обеспечивали неукоснительное действие принципа «чистоты» и «благородства» крови, который начал подвергаться сомнению только в эпоху упадка самой феодальной системы.
Вопросы генеалогии играли не последнюю роль и в экономической жизни эпохи. При феодализме права собственности, прежде всего на землю, были неразрывно связаны с социальным статусом человека и также передавались по наследству, и поэтому разработка проблем феодальных поземельных отношений невозможна без учета таких факторов, как браки и их роль в формировании крупного землевладения. Дальнейшие судьбы земельной собственности во многом определялись господствовавшими принципами наследования недвижимости – дроблением ее между всеми потомками или, напротив, системой майората или минората. Сказанное выше справедливо и для других видов собственности, например для истории формирования раннего капитала.
Генеалогический фактор оказывал ощутимое воздействие и на демографические процессы в средневековом обществе, формируя брачно-семейные отношения. Сословная «ограниченность» брака, его подчинение имущественным, родовым, династическим интересам определяли господствующие взгляды на брак, широту брачного рынка, круг выбора партнеров для каждой специальной группы в отдельности. Это в свою очередь влияло на средний брачный возраст, уровень рождаемости, смертности, наследственные заболевания каждой категории, населения.
Сословность феодального общества сформировала наследственный характер профессиональных занятий и должностей в органах государственного и политического управления. Происхождение и принадлежность к определенному слою с его традициями изначально определяли уровень образования и культуры, психологию, идейные воззрения, вероисповедание индивида и даже его язык, так как в определенные периоды средневековья он носил «сословный» характер (простонародье и знать разговаривали на разных языках, как это было, например, в Англии после нормандского завоевания).
Первостепенное значение имел генеалогический фактор в политической истории феодального общества. Это, прежде всего, относилось к наследственной передаче верховной власти. Родословие определяло здесь права и преемственность правящих династий. Родственные связи или противостояние семейств друг другу во многом определяли характер и содержание политической борьбы в средневековье, которая нередко приводила к возвышению одних и поголовному истреблению других кланов наряду с другими более важными последствиями социально-экономического порядка. Примером может служить брачная политика Эдуарда III английского, которая, несомненно, способствовала складыванию ситуации, приведшей к войне Алой и Белой роз. В надежде укрепить правящую династию он заключил ряд браков своих наследников с представителями могущественных и знатных родов, но, сосредоточив в своих руках колоссальные земельные владения, эти семейства, связанные с королевским домом, стали соперничать с ним, что привело к многолетним кровавым усобицам, гибели целых аристократических родов, смене династии и разорению страны.
Не менее убедительной иллюстрацией влияния «генеалогического фактора» на политические судьбы страны служит знаменитая история шести браков Генриха VIII, благодаря которым были спровоцированы разрыв с Римом и Реформация в Англии. Сам Генрих и его наследники от испанского и английских браков в течение полувека заставили страну трижды сменить вероисповедание и внешнеполитическую ориентацию.
Родословные западноевропейских королевских домов носили, интернациональный характер. Поэтому без учета генеалогии невозможно постигнуть средневековую систему международных, отношений. Браки царствующих особ определяли устойчивые дипломатические союзы, оказывали огромное влияние на судьбы целых народов и государств, объединяя их в гигантские империи или сталкивая в династических войнах. Достаточно вспомнить многочисленные конфликты, возникавшие вследствие династических и территориальных притязаний, – Столетнюю войну Англии и Франции, войны за различные «наследства», которые постоянно лихорадили Европу. В то же время матримониальные планы могли в мгновение ока обратить соперников в союзников. Известна, например, попытка объединить враждовавшие Англию и Францию в рамках одного государства в результате брака детей Карла VI французского и Генриха V английского. Англо-испанский союз в XVI в., скрепленный браком Марии Тюдор и Филиппа II, делал союзниками протестантскую Англию и величайшую католическую державу – империю Габсбургов. Само возникновение последней – этого колоссального объединения земель и народов – также было результатом династического союза.
Таким образом, генеалогический фактор имел большой вес буквально во всех сферах жизни средневекового общества. Это и определяет возможности плодотворного использования генеалогии в исследованиях по экономической истории, истории классовой структуры средневековья и ее динамики, истории политических и государственных учреждений, власти, исторической демографии, этнической истории и менталитету феодального общества. Причем в любом из этих направлений генеалогия может не только поставлять исходный материал для дальнейших обобщений, но и служить путеводной нитью исследования, предлагая специфические методы познания исторических процессов.
Развитие института королевской власти и становление раннефеодального государства привели к тому, что новыми родословными легендами обзавелись готские, лангобардские, бургундские, франкские, англосаксонские королевские династии. Эти мифологизированные генеалогии вошли в средневековые хроники и ранние исторические сочинения. Проблема происхождения варварских королевских домов приобрела в эпоху раннего средневековья особое политическое звучание. Идея развития государственности и законной преемственности власти от римских императоров к германским королям требовала от историков обоснования глубокой древности происхождения последних. В соответствии с этим социальным заказом и интерпретировались генеалогии готских, лан-гобардских, франкских и других династий в сочинениях Исидора Севильского, Кассиодора, Иордана, Павла Диакона, Григория Турского.
В этот период среди прочих произведений нарративного жанра по насыщенности генеалогической информации выделяются агиографические сочинения. Наряду с легендами о происхождевии христианских святых жития излагали родословия многих реальных исторических деятелей – светских правителей, епископов, основателей монастырей и т. д.
Развитое средневековье открыло новую страницу в истории генеалогии. Обособление дворянства в замкнутое сословие, развитие субинфеодации и складывание системы связей и соподчинения внутри господствующего класса способствовали пробуждению интереса дворянства к проблемам происхождения и родства. Вопрос о чистоте крови неоднократно поднимался на протяжении жизни дворянина: при посвящении в рыцари, присвоении герба, при заключении брака. Право участвовать в рыцарских турнирах также подкреплялось родословной. Неудивительно, что в эту пору развитие генеалогии происходило параллельно с геральдикой. Именно герольды были первыми профессиональными знатоками генеалогии. Путешествуя от одного феодального двора к другому, они собирали информацию о происхождении и родословных различных представителей дворянства, так как их обязанностью было прославлять участников рыцарских турниров и давать справки о них. Герольдами и были составлены старейшие в Западной Европе родословные книги, которые содержали генеалогии в качестве приложения к рыцарским гербам.
Первоначально для подтверждения дворянского происхождения и права участвовать в турнирах требовалось, чтобы у данного лица четверо предков были дворянами. Со временем в Западной Европе распространилась система «seize-quartiers» или «trente-deux quartiers» – предоставление доказательств, что все 16 или 32 предка как по мужской, так. и по женской линии принадлежали к дворянству. На практике же это условие далеко не всегда выполнялось, даже во Франции, откуда пошел этот обычай.
Индивидуальный спрос на составление семейных родословий неуклонно возрастал, их количество множилось. Родословная, составленная и зафиксированная герольдами, впервые в истории стала приобретать характер документа, обладающего юридической силой.
Однако в эту эпоху генеалогия была еще далека от науки и носила чисто прикладной характер. Родословные составлялись без какой-либо научной критики на основе малодостоверных, а порой и сознательно фальсифицированных семейных воспоминаний и преданий. Запись ранних родословий велась в нарративной форме.
Общий подъем наук в эпоху Возрождения благотворно отразился и на генеалогии. В: XV в. появился ряд ценных справочных публикаций по истории правящих династий. Начали складываться первые генеалогические коллекции, рассчитанные не на конкретного заказчика, а на использование их историком. В это же время была выработана и утвердилась удобная графическая форма фиксации родственных связей – генеалогическая таблица. Генеалоги XV в., наряду с устной традицией, стали шире использовать для составления родословных различные документы: копии из капитуляриев, грамоты, выписки из хроник и др.
