Общество, состоящее из нескольких селений, есть вполне завершенное
государство, достигшее, можно сказать, в полной мере самодовлеющего
состояния и возникшее ради потребностей жизни, но существующее ради
достижения благой жизни. Отсюда следует, что всякое государство − продукт
естественного возникновения, как и первичные общения…
Из всего сказанного явствует, что государство принадлежит к тому, что
существует по природе, и что человек по природе своей есть существо
политическое, а тот, кто в силу своей природы, а не вследствие случайных
обстоятельств живет вне государства, − либо недоразвитое в нравственном
смысле существо, либо сверхчеловек; такой человек по своей природе только
и жаждет войны; сравнить его можно с изолированной пешкой на игральной
доске.
Что человек есть существо общественное в большей степени, нежели
пчелы и всякого рода стадные животные, ясно из следующего: природа,
согласно нашему утверждению, ничего не делает напрасно; между тем один
только человек из всех живых существ одарен речью. Голос выражает печаль
и радость, поэтому он свойствен и остальным живым существам (поскольку
их природные свойства развиты до такой степени, чтобы ощущать радость и
печаль и передавать эти ощущения друг другу). Но речь способна выражать и
то, что полезно и что вредно, равно как и то, что справедливо и что
несправедливо. Это свойство людей отличает их от остальных живых
существ: только человек способен к восприятию таких понятий, как добро и
зло, справедливость и несправедливость и т. п. А совокупность всего этого и
создает основу семьи и государства.
Государственное устройство означает то же, что и порядок
государственного управления, последнее же олицетворяется верховной
властью в государстве, и верховная власть непременно находится в руках
либо одного, либо немногих, либо большинства. И когда один ли человек,
или немногие, или большинство правят, руководя общественной пользой,
естественно, такие виды государственного устройства являются
правильными, а те, при которых имеется в виду выгоды либо одного лица,
либо немногих либо большинства, являются отклонениями. Ведь нужно
признать одно из двух: либо люди, участвующие в государственном общении
не граждане, либо они все должны быть причастны к общей пользе.
Монархическое правление, имеющее в виду общую пользу мы обыкновенно
называем царской властью − власть немногих, но более чем
одного − аристократией (или потому, что правят лучшие, или потому, что
имеется в виду высшее благо государства и тех, кто в него входит). А когда
ради общей пользы правит большинство, тогда мы употребляем обозначение
общее для всех видов государственного устройства − полития. И такое
разграничение оказывается логически правильным: немногие могут
выделяться своей добродетелью но преуспеть во всякой добродетели для
большинства − дело это трудное. Легче всего преуспеть в военной доблести,
так как она всегда популярна именно в народной массе. Отклонения от
указанных устройств следующие: от царской власти − тирания, от
аристократии − олигархия, от политии − демократия.
Тирания − монархическая власть, имеющая в виду выгоды одного правителя,
олигархия блюдет выгоды состоятельных граждан; демократия − выгоды
неимущих; общей же пользы ни одна из них в виду не имеет.
Ясно что государство не есть общность местожительства, оно не
создается в целях предотвращения взаимных обид или ради удобств
общества. Конечно, все эти условия должны быть налицо для существования
государства, но даже и при наличии их всех вместе взятых, еще не будет
государства. Оно появляется лишь тогда когда образуется общение между
семьями и родами ради благой жизни, в целях совершенного и
самодовлеющего существования. Такого рода общение, однако, может
осуществиться лишь в том случае, если люди обитают в одной и той же
местности и если они состоят между собой в эпигамии. По этой причине в
государствах и возникли родственные союзы, и жертвоприношения, и
развлечения − все это ради совместной жизни. Все основано на взаимной
дружбе, потому что именно дружба есть необходимое условие совместной
жизни. Таким образом, целью государства является благая жизнь, и все
упомянутое создается ради этой цели; само же государство представляет
собой общение родов и селений ради достижения совершенного
самодовлеющего существования, которое, как мы утверждаем, состоит в
счастливой и прекрасной жизни. Так что и государственное общение − так
нужно думать − существует ради прекрасной деятельности, а не просто ради
совместного жительства.
Какой же вид государственного устройства наилучший?
Если верно сказано в нашей «Этике», что та жизнь блаженная, при
которой нет препятствий к осуществлению добродетели, и что добродетель
есть середина, то нужно признать, что наилучшей жизнью будет именно
средняя жизнь, такая, при которой середина может быть достигнута
каждым…
В каждом государстве есть три части: очень состоятельные, крайне
неимущие и третьи, стоящие посредине между теми и другими. Так как, по
общепринятому мнению, умеренность и середина − наилучшее, то, очевидно,
и средний достаток из всех благ всего лучше…
Государство более всего стремится к тому, чтобы все в нем были равны и
одинаковы, а это свойственно преимущественно людям средним. Таким
образом, если исходить из естественного, по нашему утверждению, состава
государства, неизбежно следует, что государство, состоящее из средних
людей, будет иметь и наилучший государственный строй. Эти граждане по
преимуществу и остаются в государствах целыми и невредимыми. Они не
стремятся к чужому добру, как бедняки, а прочие не посягают на то, что этим
принадлежит, подобно тому, как бедняки стремятся к имуществу богатых. И
так как никто на них и они ни на кого не злоумышляют, то и жизнь их
протекает в безопасности. Поэтому прекрасное пожелание высказал Фокилид:
«У средних множество благ, в государстве желаю быть средним». Итак, ясно,
что наилучшее государственное общение − то, которое достигается
посредством средних, и те государства имеют хороший строй, где средние
представлены в большем количестве, где они − в лучшем случае − сильнее
обеих крайностей или, по крайней мере, каждой из них в отдельности.
Соединившись с той или другой крайностью, они обеспечивают равновесие и
препятствуют перевесу противников. Поэтому величайшим благополучием
для государства является то, чтобы его граждане обладали собственностью
средней, но достаточной; а в тех случаях, когда одни владеют слишком
многим, другие же ничего не имеют, возникает либо крайняя демократия,
либо олигархия в чистом виде, либо тирания, именно под влиянием
противоположных крайностей…
Итак, очевидно, средний вид государственного строя наилучший, ибо
только он не ведет к внутренним распрям; там, где средние граждане
многочисленны, всего реже бывают среди граждан группировки и раздоры. И
крупные государства по той же самой причине − именно потому, что в них
многочисленны средние граждане, − менее подвержены распрям; в
небольших же государствах население легче разделяется на две стороны,
между которыми не остается места для средних, и почти все становятся там
либо бедняками, либо богачами. Демократии в свою очередь пользуются
большей в сравнении с олигархиями безопасностью; существование их более
долговечно благодаря наличию в них средних граждан (их больше, и они
более причастны к почетным правам в демократиях, нежели в олигархиях).
Но когда за отсутствием средних граждан неимущие подавляют своей
многочисленностью, государство оказывается в злополучном состоянии и
быстро идет к гибели.
Одним счастьем кажется добродетель, другим − рассудительность,
третьим − известная мудрость, а иным − все это [вместе] или что-нибудь одно
в соединении с удовольствием или не без участия удовольствия, есть,
[наконец], и такие, что включают [в понятие счастья] и внешнее
благосостояние. Одни из этих воззрений широко распространены и идут из
древности, другие же разделяются немногими, однако знаменитыми людьми.
Разумно, конечно, полагать, что ни в том, ни в другом случае не
заблуждаются всецело, а, напротив, хотя бы в каком-то одном отношении или
даже в основном бывают правы.
Наше определение… согласно с [мнением] тех, кто определяет счастье
как добродетель или как какую-то определенную добродетель, потому что
добродетели как раз присуща деятельность сообразно добродетели. И может
быть, немаловажно следующее различение: понимать ли под высшим благом
обладание добродетелью или применение ее, склад души или деятельность.
Ибо может быть так, что имеющийся склад [души] не исполняет никакого
благого дела, скажем, когда человек спит или как-то иначе бездействует, − а
при деятельности это невозможно, ибо она с необходимостью предполагает
действие, причем успешное. Подобно тому, как на олимпийских состязаниях
венки получают не самые красивые и сильные, а те, кто участвует в
состязании (ибо победители бывают из их числа), так в жизни прекрасного и
благого достигают те, кто совершает правильные поступки. И даже сама по
себе жизнь доставляет им удовольствие. Удовольствие ведь испытывают в
душе, а между тем каждому то в удовольствие, любителем чего он
называется. Поэтому у большинства удовольствия борются друг с другом,
ведь это такие удовольствия, которые существуют не по природе. То же, что
доставляет удовольствие любящим прекрасное, доставляет удовольствие по
природе, а таковы поступки, сообразные добродетели, следовательно, они
доставляют удовольствие и подобным людям, и сами по себе. Жизнь этих
людей, конечно, ничуть не нуждается в удовольствии, словно в каком-то
приукрашивании, но содержит удовольствие в самой себе. К сказанному надо
добавить: не является добродетельным тот, кто не радуется прекрасным
поступкам, ибо и правосудным никто не назвал бы человека, который не
__радуется правому, а щедрым − того, кто не радуется щедрым поступкам,
подобным образом − и в других случаях. А если так, то поступки сообразные
добродетели будут доставлять удовольствие сами по себе. Более того, они в
то же время добры и прекрасны, причем и то и другое в высшей степени, если
только правильно судит о них добропорядочный человек, а он судит так, как
мы уже сказали.
Счастье, таким образом, − это высшее и самое прекрасное благо,
доставляющее величайшее удовольствие, причем все это нераздельно,
вопреки известной надписи: Право прекрасней всего, а здоровье − лучшая
участь. Что сердцу мило добыть − вот удовольствие нам.[9]
[1] Платон. Сочинения: в 3 т. − М., 1971. Т. 3. Ч. 1. − С. 343-347.
[2] Платон. Сочинения: в 3 т. − М., 1971. Т. 3. Ч. 1. − С. 321-325.
[3] Платон. Сочинения: в 3 т. − М., 1971. Т. 3. Ч. 1. − С. 181-182, 184-185, 233-235.
[4] Платон. Сочинения: в 3 т. − М., 1971. Т. 2. – С. 25, 183-185. Т. 3. Ч. 1. − С. 384-385.
[5] Платон. Сочинения: в 3 т. − М., 1971. Т. 3. Ч. 1. − С. 145, 202-203, 207, 217- 224.
[6] Аристотель. Сочинения: в 4 т. Т. 1. − М., 1976. − С. 67-69.
[7] Аристотель. Сочинения: в 4 т. Т. 1. − М., 1976. − С. 70, 119-120, 141, 197-199, 223-224, 279, 288-289, 309-316.
[8] Аристотель. Сочинения: в 4 т. Т. 1. − М., 1976. − С. 394, 395, 398-402, 404, 433-434, 445.
[9] Аристотель. Сочинения: в 4 т. Т. 4. − М., 1976. − С. 66-67, 378-379, 457, 460-462, 506-509.