Великие тайны Великого океана

«Мореплаватели солнечного восхода» приоткрывают свои тайны

Великий, или Тихий, океан занимает почти третью часть нашей планеты. Его общая площадь с морями составляет 179,7 млн. кв. км, а максимальная глубина – 11022 м. Наблюдатель из космоса, находясь над центральной частью Тихого океана, видит под собой бескрайнее водное пространство – целое полушарие, почти полностью покрытое водой! Лишь крошечные пятнышки островов, рассеянных среди этой водной пустыни и разделенных огромными расстояниями, напоминают о том, что помимо воды на Земле есть ещё и суша.

Острова в восточной части Тихого океана – самые труднодоступные и изолированные места на нашей планете. Но они были открыты и заселены людьми, не знавшими металла, не умевшими изготовлять ткани, не имевшими письменности и не обладавшими навигационными приборами. Этих людей называют полинезийцами. Полинезия в переводе с греческого означает «много островов».

Острова Полинезии раскинулись на территории, протянувшейся почти 8 тыс. км с севера на юг и 6 тыс. км с запада на восток и образующей гигантский треугольник, восточной вершиной которого является остров Пасхи, а северной и южной – соответственно Гавайские острова и Новая Зеландия. Первые европейские исследователи Тихого океана были озадачены тем, что даже самые удаленные и изолированные острова и атоллы Полинезии, большие и маленькие, оказались обитаемыми. Общий антропологический тип, культура и язык островитян ясно свидетельствовали о том, что все эти люди принадлежат к одному народу. Неясным, однако, оставался вопрос: откуда и как они прибыли? Хотя полинезийцы (особенно таитяне, гавайцы и тонганцы) умели строить лодки значительного размера – некоторые из них достигали в длину 30 м и более – однако казалось невероятным, что эти люди могли освоить искусство навигации, необходимое для того, чтобы достичь островов, находящихся на расстоянии сотен и тысяч миль. Ведь у них не было никаких карт и навигационных инструментов! Это обстоятельство заставило европейцев предположить, что тихоокеанские острова были заселены потерпевшими кораблекрушение мореходами и рыбаками, случайно заброшенными штормом.

Преобладающие ветры и течения в тропических широтах Тихого океана направлены с востока на запад. Сама география, казалось, указывала первоначальное место происхождения полинезийцев где-то на Тихоокеанском побережье Южной Америки. Но оказалось, что полинезийские языки имеют безусловное сходство с языками Юго-Восточной Азии, особенно малайским и индонезийским. Географии противоречила этнология: эти люди пришли с запада, из Азии, наперекор господствующим ветрам и течениям! Но плавание в западном направлении требовало от них еще больших навигационных навыков, чем это казалось вероятным…

Была и другая загадка: острова Полинезии не примыкают непосредственно к Азии. Архипелаги, ближе всего расположенные к Азии, населены совершенно иными, родственными папуасам людьми, которых европейцы называют меланезийцами («чёрные островитяне»). Может быть, полинезийцы мигрировали в восточном направлении, а потом эти острова были заняты меланезийцами? Этому противоречат данные этнографии. Народы Меланезии раздроблены на тысячи различных групп, они говорят на 1300 различных языках (это составляет приблизительно четверть всех языков мира) и отличаются чрезвычайным разнообразием культур. Все меланезийцы имеют намного более темную кожу, чем жители Восточной и Юго-Восточной Азии или других частей Океании. Большое различие меланезийских культур свидетельствует о том, что острова Меланезии заселялись постепенно, в течение очень длительного периода. Полинезийцы же, хотя и рассеянные на гораздо большем пространстве, обладают настолько сходной культурой, что это говорит только об одном: их расселение имело место сравнительно недавно и происходило в короткие исторические сроки.

Полинезиец с Таити. Рисунок XIX в.

Как же эти относительно «современные» мигранты из Азии сумели пройти через острова, простирающиеся на несколько тысяч миль, заселённые в некоторых случаях весьма агрессивными, воинственными людьми, двигаясь при этом против господствующих ветров и течений, не обладая никакими навигационными приборами и, разумеется, без всяких карт?

Одно возможное объяснение состоит в том, что полинезийцы прошли через Меланезию стремительно, двигаясь компактной группой, одним объединенным флотом. Это предположение выглядит довольно романтичным, но подобное развитие событий маловероятно. Другое объяснение предполагает альтернативный маршрут миграции: через острова экваториальной зоны. Эта группа островов объединена под общим названием Микронезия («маленькие острова»). Действительно, жители Микронезии имеют больше общих культурных и антропологических черт с полинезийцами, чем меланезийцы. Однако с последними полинезийцев роднит общий уклад экономики: и полинезийцы, и меланезийцы выращивают одни и те же культурные растения и разводят одних и тех же домашних животных. Этого не было бы, если бы миграция полинезийцев шла через Микронезию. Так что теория «меланезийского следа» просто так не может быть отклонена.

Проблема происхождения полинезийцев долгое время казалась неразрешимой. Все аргументированные теории легко опровергались другими теориями, ещё более аргументированными. И при этом ни одна гипотеза не объясняла, как же эти люди могли преодолевать огромные океанские пространства, не обладая необходимыми навигационными знаниями.

Первый шаг к решению загадки полинезийцев сделал знаменитый норвежский исследователь Тур Хейердал. Он возродил гипотезу о южноамериканском происхождении полинезийцев. Подобно другим антропологам, Хейердал опирался и на этнографические, и на ботанические свидетельства. У жителей восточной Полинезии он нашел легенды, которые говорили о приходе их предков с востока, и обратил внимание, что важное место в пищевом рационе островитян занимает сладкий картофель – кумара. Место его происхождения – Перу, где он известен под схожим названием кумар (cumar). Испанские хроники свидетельствовали, что перуанские индейцы знали о существовании каких-то островов на западе, и даже плавали к ним на больших плотах из бальсовых бревен. Статуи и каменные платформы острова Пасхи, расположенного к западу от Чили, также имели близость с южноамериканскими стилями и методами строительства. Хотя позднее эти наблюдения Хейердала не подтвердились, другое его свидетельство обеспечило сильную поддержку сторонникам гипотезы о древних контактах между Полинезией и Южной Америкой: в 1947 году на бальсовом плоту «Кон-Тики», построенном в соответствии с древними образцами, Хейердал совершил плавание от берегов Перу к островам Полинезии. Этот эксперимент, закончившийся вполне благополучно, подтвердил теоретическую возможность сообщений между Южной Америкой и Полинезией в древности.

Хейердалу, однако, требовалось все-таки объяснить лингвистическую близость полинезийского языка с языками Юго-Восточной Азии и других культурных и ботанических свидетельств азиатского происхождения полинезийцев. Он предположил, что эти особенности объясняются несколькими миграциями населения Юго-Восточной Азии, шедшего вслед за преобладающими ветрами и течениями. От исходной точки – Индокитайского полуострова и островов Индонезии – эти люди двигались мимо Японских островов, пересекали северную часть Тихого океана, и вдоль берегов Аляски спускались к побережью Британской Колумбии. Оттуда они шли на юго-запад – к Гавайским островам, а затем попадали и в центральную часть Полинезии. Таким образом, полинезийцы, по убеждению Хейердала, представляли собой смешанное население азиатско-южноамериканского происхождения.

Эта теория попутно объясняла некоторые поразительные параллели между культурами жителей Полинезии и индейцев Британской Колумбии. Хейердал пытался с ее помощью объяснить и многие другие необъяснимые культурные аномалии. Но, увы, его гипотеза о северотихоокеанском морском пути была безосновательна, и в конечном счете идеи Хейердала, хотя и приобрели популярность у массового читателя, не получили поддержки учёных. Однако его основное свидетельство связей жителей Южной Америки с Полинезией – картофель кумара – было бесспорно.

Хейердал пошел дальше. В 1955 году он начал археологические раскопки на острове Пасхи (специалисты не сочли их заслуживающими внимания), но… потерпел полное фиаско. Результаты раскопок показали непрерывность полинезийской культурной традиции на протяжении всей истории всего острова Пасхи. Если бы люди приходили на остров разными волнами – из Азии и из Южной Америки, то изменения культурной традиции были бы непременно выявлены и зафиксированы учеными. Этого, однако, не произошло. Что же касается распространения южноамериканского картофеля на острове Пасхи и повсюду в Полинезии, то это доказывает скорее обратное: полинезийцы сами плавали в Южную Америку и вывезли оттуда это растение, как и некоторые другие.

Теория Хейердала окончательно рухнула после того, как Кеннет П. Эмори, сотрудник Музея Бишопа в Гонолулу (Гавайи, США) предпринял раскопки на Гавайских островах. Начиная их, он собирался всего-навсего обучить своих студентов методам полевых археологических исследований и совершенно не рассчитывал на те сенсационные результаты, которые он в итоге получил. Можно представить себе удивление ученого, когда он извлек из земли… целую последовательность каменных инструментов, демонстрирующих непрерывность традиции на протяжении тысячи лет!

Несколько лет Эмори занимался сопоставлением этих инструментов с подобными им, найденными на других островах Полинезии. Он также изучал взаимосвязи между различными полинезийскими языками. Результаты этих исследований ученый опубликовал в своей по-настоящему революционной статье «Происхождение гавайцев», увидевшей свет в 1959 году. В ней он совершенно по-новому трактовал полинезийскую проблему.

Эмори пришел к выводу, что различия между меланезийцами и полинезийцами ввели в заблуждение ученых, полагавших, что эти народы всегда были различны. На самом же деле, утверждал Эмори, полинезийцы… были выходцами из Меланезии! Достигнув островов Центрально-Тихоокеанского бассейна – Тонга, Самоа и Фиджи – они оказались в изоляции от своей западной прародины, их культура и антропологический тип приобрели ряд отличительных особенностей. Позже группы этих людей расселились на островах восточной части Тихого океана. Это произошло сравнительно быстро и сравнительно недавно, поэтому они сохранили свое культурное единство, несмотря на широчайшее рассеяние носителей этой единой культуры. Таким образом полинезийцы, заключал Эмори, не пришли откуда-то, будучи уже полинезийцами, но стали ими после своего прибытия в Полинезию (а в конечном счете – из Азии через Меланезию).

Последующие четыре десятилетия интенсивных исследований показали полную правоту смелой гипотезы Эмори. Археологи доказали, что прародиной всех современных жителей Океании была Юго-Восточная Азия. Оттуда же происходят почти все их культурные растения и домашние животные. Предками полинезийцев, по мнению археологов, являлись древние создатели так называемой керамики Лапита, которая была первоначально обнаружена в Меланезии – на острове Новая Каледония, и, как потом оказалась, была широко распространена повсюду от Новой Гвинеи до островов Тонга. Из этого следует, что исторические корни полинезийской культуры находятся на островах Меланезии. Это также подтверждает старую гипотезу о том, что предки полинезийцев прибыли из Восточной или Юго-Восточной Азии на уже населенные другими народами острова в западной части Тихого океана. Там, где они находились в близких контактах с папуасами, имели место смешанные браки; этим, в частности, объясняется большое разнообразие современных меланезийских культур. Кроме того, археологи смогли установить хронологию миграций полинезийцев.

Выводы Эмори подтвердила и лингвистика. Языки нескольких сотен меланезийских народностей, особенно живущих в прибрежных зонах, относятся к австронезийской языковой семье. Эти языки связаны с полинезийскими языками, и все вместе они происходят от общего корня – от языка носителей культуры Лапита. Другие меланезийцы говорят на намного более древних, неавстронезийских языках. Нередко они настолько различаются друг от друга, что никто не может сегодня сказать, имеют ли они общее происхождение. Семейство австронезийских языков включает в себя языки большинства народов Микронезии и островов Юго-Восточной Азии, Малакки и Таиланда, а также язык жителей далекого африканского острова Мадагаскар, колонизованного в I тысячелетии нашей эры выходцами из Индонезии.

Недавние исследования генетиков подтверждают лингвистические свидетельства относительно полинезийско-меланезийско-азиатских отношений. Они также показывают, что микронезийцы происходят от той же самой группы людей, говорящих на языках австронезийской семьи.

Антропологические данные тоже свидетельствуют о юго-восточноазиатских корнях обитателей Полинезии. Полинезийцы отличаются довольно высоким ростом; «своеобразие их физического типа заключается не в какой-то резко выраженной черте внешнего облика, а в оригинальном сочетании признаков, свойственных другим расовым группам. От негроидов их отличают более светлый цвет кожи, значительно выступающий нос, крупные размеры лица; от европеоидов – более темный цвет кожи и волос, слабое развитие волосяного покрова; от монголоидов – сравнительно сильное выступание носа».^[64]

Таким образом, теория К. Эмори подтверждается представителями всех заинтересованных научных дисциплин. Какой же сегодня, в свете новейших открытий, представляется ученым картина заселения тихоокеанских островов?

С глубокой древности южная часть Индокитайского полуострова и Индонезия были населены негро-австралоидными племенами. Под давлением монголоидов, нахлынувших с севера, часть негро-австралоидов двинулась в Океанию и заселила острова Меланезии. За негро-австралоидами в Меланезию последовали и монголоиды. Из смешения этих элементов и образовался полинезийский антропологический тип.

Приблизительно 40 тысяч лет назад негро-австралоцды – папуасы из Новой Гвинеи – достигли Соломоновых островов. Это оставалось пределом человеческой колонизации Океании приблизительно до 2000 года до н. э. В это время здесь появляются пришедшие из Восточной или Юго-Восточной Азии люди, говорившие на языках австронезийской семьи и умевшие делать глиняную посуду. Они прибыли сюда на лодках-каноэ, обладавших отличной мореходностью и далеко превосходивших любые другие морские суда, известные тогда человечеству. В течение нескольких сотен лет они расселились в прибрежных областях Новой Гвинеи, Соломоновых островов, Вануату и Новой Каледонии, ставших очагом зарождения культуры Лапита. Какая-то их часть или другой поток мигрантов, вышедших непосредственно из Азии (а может быть, и те, и другие), заняли острова Микронезии и север Новой Гвинеи. Около 1500 года до н. э. носители культуры Лапита пересекли широкое море и заселили острова Фиджи, Самоа и Тонга. После этого на протяжении почти тысячи лет никаких новых перемещений не происходило, и за это время на разных архипелагах и островах успели сформироваться самостоятельные культуры со своими отличительными признаками. ВI тысячелетии нашей эры (мнения по поводу более точной даты расходятся) по неизвестным причинам (возможно, перенаселение) новая волна мигрантов с Фиджи, Тонга и Самоа отправилась на восток и в течение нескольких сотен лет заселила острова центральной и восточной части Полинезии. Самое раннее свидетельство пребывания здесь полинезийцев относится к 300 году до н. э. (Маркизские острова); по прводу этой даты ещё ведутся споры.

Невзирая на господствующие ветра и течения, полинезийские мореходы упорно шли на восток – туда, где восходит солнце. Не напрасно известный полинезийский этнограф Питер Бак (Те Ранги Хироа) назвал своих предков «мореплавателями солнечного восхода». Причин для плаваний у полинезийцев было, вероятно, множество – недостаток пресной воды, засуха, перенаселенность, войны и т. д.

Полинезийцы стали единственным в мире народом, который сумел создать лодку, пригодную для длительных океанских плаваний. Истоки кораблестроения полинезийцев нужно искать в Юго-Восточной Азии и в Меланезии, где ещё в глубокой древности был изобретён балансир (аутриггер), в результате чего узкие, выдолбленные из древесных стволов рыбацкие челны приобрели необходимую остойчивость. Высокий асимметричный клиновидный корпус ослаблял дрейф в подветренную сторону. Для защиты от ударов морских волн на борта нашивалось несколько ярусов досок. Высота мачты нередко превышала 20 метров. На ней ставился один-единственный парус треугольной формы, сшитый из плетеных циновок. В зависимости от курса его наклоняли то в одну сторону лодки, то в другую. Нос каноэ не отличался от кормы, и лодку можно было направить вперед или назад, повернув парус вокруг мачты.

Полинезийское каноэ с балансиром и парусом из циновки. XIX в.

Собственным изобретением полинезийцев стало каноэ с двойным корпусом – катамаран. Такие суда, состоящие из двух больших лодок, соединенных дощатым настилом (на нем обычно устраивали каюту), несколько уступали каноэ с балансиром в скорости, но значительно превосходили их в грузоподъемности. Некоторые суда полинезийцев вмещали до 300 человек и до 50 т груза. В 1774 году капитан Кук видел полинезийский флот, состоявший из 160 двойных гребных военных судов и 170 небольших грузовых лодок под парусами. Всего на борту кораблей этой армады находилось 7760 человек.

Полинезийские двухкорпусные лодки. Острова Тонга, 1774 г.

Скорость судов полинезийцев поражала европейцев. Капитан Кук писал, что все без исключения лодки жителей островов Тонга обгоняли его корабль. Американец Уилки, побывавший в Полинезии в первой половине XIX века, свидетельствует, что каноэ туземцев ходили с невероятной скоростью – до 12–14 узлов, а наиболее скоростные из них делали 18–22 мили в час.

Из восточных островов Полинезии остров Пасхи был, судя по всему, заселён одним из первых. Другим главным направлением миграции являлись Гавайские острова. Они были населены уже к концу I тысячелетия нашей эры, а возможно, и на тысячу лет раньше (этот вопрос остается дискуссионным). Ко времени прибытия европейцев практически все острова Полинезии, за исключением бесплодных и наиболее изолированных, были заселены полинезийцами.

Но всё-таки, каким же образом «мореплаватели солнечного восхода» преодолевали огромные океанские пространства? Ведь для этого требовались немалые познания в области навигации!

Ещё в середине XX века новозеландский ученый Эндрю Шарп на основе изучения большого числа этнографических материалов сделал неутешительный вывод: заселение островов Полинезии стало результатом так называемых безвозвратных плаваний моряков, заблудившихся в океане и беспомощно гонимых ветром и волнами. Прибитые волей случая к берегу какого-нибудь острова, они уже не могли определить пройденный путь и вернуться назад. Шарп также заметил, что распространенные у полинезийцев сельскохозяйственные культуры и домашние животные встречаются не на всех островах Полинезии, и заключил, что их распространение не связано с целенаправленными плаваниями и также является результатом случайности. Впрочем, позднее, под давлением неопровержимых свидетельств, Шарп изменил свою точку зрения, но продолжал утверждать, что полинезийцы не имели сколько-нибудь серьезных навыков навигации…

Четыре десятилетия назад взгляды Шарпа разделяло большинство географов и антропологов – до тех пор, пока они не были оспорены другим новозеландцем, Дэвидом Льюисом. В 1965 году Льюис на практике проверил полинезийские легенды с их ссылками на звезды, сезоны плаваний и погодные условия во время своего собственного плавания от острова Таити к Новой Зеландии. Впоследствии он предпринял обширное исследование традиционных методов навигации у полинезийцев. Он рылся в старых книгах XVIII–XIX веков, где описывались методы мореплавания, принятые у туземцев, изучал устные предания полинезийцев, отыскал даже несколько стариков-островитян, которые еще помнили древние приемы навигации. Результат исследования Льюиса был более чем убедителен: «мореплаватели солнечного восхода» могли совершать рейсы практически любой степени сложности, открывать новые земли, возвращаться домой, а затем снова безошибочно находить в океане открытые ими острова. Унесенные штормом в неизвестные воды, полинезийские моряки умели установить свое положение и отыскать кратчайший путь к дому или к какому-нибудь другому известному им острову.

Это открытие сняло покров с одной из последних тайн полинезийцев. В дальнейшем ряд успешных практических экспериментов – в частности, плавание американца Бена Финни на полинезийском каноэ от Гавайев до Таити в 1976 году – в полной мере подтвердили выводы Льюиса и позволили раскрыть ряд дополнительных деталей. Сегодня наука имеет в своем распоряжении неопровержимые факты, доказывающие, что традиционные навигационные знания полинезийцев позволяли им без особых проблем совершать тысячемильные плавания.

Таким образом, решение полинезийской проблемы оказалось более простым и более очевидным, чем полагали еще сорок лет назад. Однако для разгадки тайн «мореплавателей солнечного восхода» потребовались десятилетия интенсивных исследований в самых различных областях. Лишь объединение усилий ученых разных специальностей позволило найти правильные ответы, в то время как попытки разрешить загадки Полинезии в рамках какой-то одной дисциплины – археологии, антропологии или лингвистики – лишь уводили ученых далеко в сторону и ставили новые проблемы.

Впрочем, многие загадки Полинезии все-таки пока остаются без ответа, например: откуда у островитян появился южноамериканский сладкий картофель?

В настоящее время ни один серьёзный учёный не отрицает того факта, что задолго до Колумба между жителями Полинезии и Южной Америки, несмотря на разделяющие их невообразимые океанские пространства, существовали реальные связи. Картофель кумара вырастает из клубня. Его не могли перенести в Полинезию птицы, клубни картофеля не могли быть принесены и морскими течениями. Их мог принести только человек. Следовательно, кумара занесён в Полинезию людьми, которые пересекли Тихий океан в самой широкой и пустынной его части – чуть южнее экватора.

Но кто были эти отважные мореплаватели? Полинезийцы или жители прибрежных районов Южной Америки?

Учитывая высокое мореходное искусство полинезийцев, большинство ученых считают, что это именно они пересекли Тихий океан. «Полинезийские экспедиции, – пишет Ю. В. Кнорозов, – должны были, конечно, попасть и на побережье Америки, базируясь скорее всего на островах Маркизского архипелага. В Полинезии бывают сезоны, когда дуют достаточно сильные западные ветры. Кроме того, экспедиции следовало предпочесть идти против обычно господствующих восточных пассатов, чтобы в случае истощения съестных припасов можно было с попутным ветром быстро вернуться назад. Берега Америки, сравнительно густо населенные, вряд ли подходили для основания там колоний. Возможно, контакты ограничивались только разведочными экспедициями. Запасаясь на американском берегу съестными припасами, полинезийцы вывезли оттуда местные культурные растения. Перуанский сладкий картофель – кумар – попал в Полинезию под тем же названием, что свидетельствует о прямых контактах полинезийцев с местными жителями… Наиболее благоприятный маршрут на восток для полинезийцев пролегал в непосредственной близости к экватору, мехцу встречными Северным и Южным Экваториальными течениями, где возникает восточное противоэкватори-альное течение, хотя и ненадежное. Однако, возвращаясь на свои остоова, полинезийцы могли проплыть на юг вдоль американского берега примерно до широты города Лимы, чтобы воспользоваться попутным Южным Экваториальным течением, хорошо им известным».

В легендах и мифах полинезийцев сохранилось множество припоминаний о плаваниях их предков к далеким землям на востоке. Так, на Маркизских островах рассказывают легенду об огромной лодке-катамаране «Кахуа», которую построили люди с острова Хива-Оа. Лодка была так велика, что вычерпывающие воду моряки не могли дотянуться со своими черпаками даже до прорезей в бортах. Две её секции соединялись дощатой платформой, на которой стоял навес из пальмовых листьев. Под ним хранились запасы пищи. Эта лодка сначала поплыла на северо-запад, чтобы посетить остров Нуку-Хива, а затем повернула на восток, и после долгого плавания пришла к побережью страны, которую полинезийцы назвали Те-Фити. Какое-то время полинезийские моряки пробыли на новой земле, а потом, оставив здесь часть своих людей, вернулись на остров Хива-Оа…

Единственной сушей, лежащей к востоку от Маркизских островов, может быть только Южная Америка, и страной Те-Фити следует считать побережье Эквадора или Перу.

А жители острова Раротонга рассказывают о том, как с острова Раиатеа (о-ва Общества) однажды отправилась на восток большая морская экспедиция во главе с вождем Мауи Марумамао. Каноэ полинезийцев прошли мимо острова Рапа-Нуи (Пасхи), а затем долго плыли в восточном направлении, пока не добрались до «страны горных хребтов». Здесь вождь Мауи умер, и его сын Киу, возглавив экспедицию, пошёл на запад, к островам Полинезии…

Что это за «Страна горных хребтов», лежащая к востоку от острова Пасхи? Ненужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что речь здесь идет о Чили или Перу.

Таким образом, вряд ли приходится сомневаться в том, что еще до Колумба полинезийцы неоднократно высаживались на южноамериканском побережье, пересекая восточную часть Тихого океана. Но… могло быть и наоборот – американские индейцы «ходили в гости» по морю к жителям Полинезии!

В последние десятилетия выяснилось, что жители прибрежных районов Эквадора, Чили и Перу тоже были достаточно искусными мореплавателями. Испанские конкистадоры видели у местных индейцев огромные бальсовые плоты, предназначенные для далеких океанских путешествий, с парусами и сложной рулевой системой. На этих плотах древние перуанцы неоднократно предпринимали разведывательные плавания на запад в поисках новых земель. Об этом, в частности, пишет испанский хронист X. де Акоста, ссылаясь на информацию, полученную им от жителей города Арики. По их словам, их предки плавали на некие «западные острова». Возможно, речь здесь идёт о разведывательных плаваниях инков на запад.

Известно, что в конце XV века верховный инка Тупак Юпанки организовал масштабную морскую экспедицию. Огромный флот, состоявший из бальсовых плотов, несших 20 тыс. моряков и воинов во главе с Тилька Юпанки – братом верховного инки, вышел в море из Манты (Эквадор). Экспедиция продолжалась целый год. Мореплавателям удалось достичь островов, названных ими Ава-чумби, Хагуа-чумби и Нина-чумбе. Острова оказались обитаемыми, но ничего интересного для себя пришельцы здесь не нашли. Захватив с собой несколько «чернокожих» местных жителей, инки вернулись на родину. После этого экспедиций на запад больше не предпринималось.

По мнению Поля Риве и Тура Хейердала, Ава-чумби – это остров Мангарева, а Нина-чумбе – остров Пасхи. Не исключено, что экспедиция Тилька Юпанки побывала и на Галапагосских островах, расположенных почти в 1000 км к западу от побережья Эквадора. Во всяком случае, экспедиция Тура Хейердала нашла здесь почти все основные типы эквадорских и перуанских сосудов, изготовлявшихся в 800 – 1530 гг. Выяснилось, что эти необитаемые острова неоднократно посещались индейскими мореплавателями, начиная с VIII–IX веков и вплоть до европейской колонизации.

С вопросом о полинезийско-индейских доколумбовых контактах тесно связана и проблема так называемых белых индейцев, речь о которых уже шла выше. Между тем европейские первооткрыватели Полинезии часто отмечали, что видели на этих островах много людей со светлой кожей и рыжими волосами. Светлая кожа и рыжие (или светлые) волосы нередко встречаются и у австралоидов-папуасов Новой Гвинеи. Что же это за странные «океанийские кавказоиды»?

В главе, рассказывавшей о загадке айнов, мы говорили о том, что айны, возможно, являются выходцами из Юго-Восточной Азии, потомками древних племён, родственных австралийцам и меланезийцам. Так, язык айнов некоторые ученые сближают с языками малайско-полинезийской группы. Ещё одним из доводов в пользу такого утверждения может служить традиционная орнаментика современных айнов и их предков – народа культуры Дзёмон, в основе которой лежат два главных элемента – спираль и зигзаг.

Спираль и зигзаг есть не что иное, как изображение змеи. О существовании у айнов культа змеи, родственного культам народов Юго-Восточной Азии, уже говорилось выше. Один из айнских мифов повествует о небесном змее, спустившемся на землю в сопровождении своей возлюбленной – богини огня.

Но спиральный орнамент широко распространен не только у айнов, но и в искусстве аборигенов Новой Зеландии – маори, в декоративных рисунках папуасов Новой Гвинеи. Что это – случайное совпадение или следы культурной близости народов Восточной и Юго-Восточной Азии?

Сегодня наука не в состоянии ответить на этот вопрос. Проблема в том, что мы еще не знаем, кем в действительности являются айны и какова их связь с полинезийцами. Несмотря на то что большинство ученых сегодня склонно считать, что айны не являются кавказоидами, несмотря на свою «кавказоидную» внешность, имеется все еще довольно сильное меньшинство, которое считает иначе.

Дополнительные вопросы ставит открытие останков человека из Кенневика. Результаты исследований определяют этого человека как кавказоида, но эти результаты следует рассматривать в зависимости от того, как мы определяем термин «кавказоид». Если распространять его только на народы, которые живут или жили там, что является теперь Европой, Ближним Востоком и Индией, то человек из Кенневика – не кавказоид. Хотя его череп и имеет некоторые особенности, которые типичны (но не исключительны) для современных белых американцев – потомков выходцев из Европы, однако те же самые особенности с умеренно высокой частотой встречаются и среди населения Полинезии.

Если айны действительно являются кавказоидами, т. е. выходцами из Европы, как это утверждает антропологическая литература XIX – начала XX, то это могло бы объяснять «кавказоидные» особенности человека из Кенневика. Если же айны – выходцы из Юго-Восточной Азии то и человека из Кенневика следует объединять с жителями Полинезии и южной Азии, и говорить о том, что где-то в Юго-Восточной Азии не менее 10 тыс. лет назад существовал очаг распространения светлокожих людей со светлыми или рыжими волосами, по антропологическому типу весьма схожих с жителями Европы!