Изоляция и сообщество

Один из первых моментов, которые я заметила в работе с женщинами, подвергавшимися в детстве насилию, — это сильное влияние изолированности и одиночества на их жизнь. Женщины рассказывали мне, что человек, совершавший насилие, намеренно изолировал их, не давал общаться с другими людьми. Эта изоляция осуществлялась посредством угроз, манипуляций и введения в заблуждение. Вот какие формы она принимала:

• Ребенку не давали общаться с другими взрослыми, которые могли о них позаботиться и защитить.
• Ребенку не давали общаться с другими детьми, также подвергавшимися насилию со стороны этого же взрослого. Если бы эти дети могли разговаривать друг с другом о своих переживаниях, они могли бы иначе воспринимать и понимать происходящее.
• С течением времени, женщины оказались изолированы от знания о том, какие действия они совершали в ответ на насилие (White, 2004).
• Они также зачастую оказывались оторваны, изолированы от того, что для них важно – от ключевых ценностей, надежд и добровольно взятых на себя обязательств (White, 2004).

Многие женщины рассказывали мне о последствиях этих форм изоляции и о том, что они значили в их жизни. Для ребенка, пытающегося осмыслить события, связанные с насилием, изолированность и одиночество создают условия для того, чтобы росли и множились чувства стыда, сомнения, вины, тревоги и страха.

Когда один из аспектов терапевтической практики с женщинами, подвергавшимися в детстве сексуальному насилию, заключается в обнаружении последствий изоляции, кажется иронией, что терапевты сами часто работают весьма изолированно. Терапевтическая беседа часто происходит между двумя индивидами. Даже терапевты, работающие в одной организации, часто отделены друг от друга стенами. В некоторых организационных практиках, таких, как индивидуальная супервизия, поддерживается стремление к индивидуализированному подходу в терапевтической работе.

При этом я не хочу пренебречь тем, что некоторые женщины явно предпочитают индивидуальные консультации. Также я бы не хотела преуменьшать количество способов, которыми терапевты могут проводить беседы по восстановлению участия (re-membering) и практики внешнего свидетельствования в работе с отдельными людьми (Mann & Russell 2002). И, конечно, во многих организациях женщин объединяют вместе — в терапевтические группы, длительные группы поддержки, при совместном консультировании, на образовательных форумах, и/или программах семейной терапии и/или при обеспечении взаимной поддержки сотрудников организации.

Но мне бы также хотелось обсудить, каким образом некоторые организационные практики могут непреднамеренно поддерживать изоляцию. Я, в частности, заинтересована в том, чтобы сразу замечать:

• организационные практики, которые могут способствовать тому, чтобы консультанты/терапевты в одиночестве осмысляли сложные и вызывающие сомнения моменты в работе;
• практики, которые могут способствовать разобщению и разделению коллег. Они включают практики сравнения или соревнования, подразумевающие, что сотрудникам требуется «соответствовать» определенному описанию успешного работника;
• допущения, которые могут препятствовать тому, чтобы сотрудники обсуждали некоторые дилеммы в своей работе. Они включают представление о том, что каждый сотрудник обязан «иметь все ответы»;
• практики, которые могут отделить терапевтов/консультантов от их собственного знания о том, что они привносят в терапевтические беседы (в смысле идей, переживаний/опыта и конкретных добровольно взятых на себя обязательства, ценностей и т.д.)

Для каждой из этих организационных практик, оставляющих место для изоляции, существуют альтернативные практики, которые поддерживают взаимодействие, общность и сопричастность в работе. Например:
• практики по созданию форумов (социальных пространств), где у работников есть возможность поговорить о сложных и вызывающих сомнения моментах в работе;
• практики, позволяющие работникам обсуждать различные способы работы и вносить свой вклад в дискуссии;
• формирование организационной культуры на основе идеи, что не столько отдельный человек должен «владеть» ответами, сколько ответы могут быть созданы в процессе разговора и сотрудничества;
• развитие такого взаимодействия в организации, которое будет признавать уникальные идеи, переживания и добровольно взятые на себя обязательства каждого работника.

Именно рассказы женщин о влиянии изоляции на их жизни помогли мне лучше понять, что я не свободна от влияния господствующих в культуре изолирующих практик, работающих на то, чтобы отделять людей друг от друга. Обдумав это, я стала лучше осознавать, что именно практики сотрудничества позволяют мне не «срываться», не «сгорать», а продолжать работать. Мне очень важно, что другие люди разделяют со мной добровольно взятое на себя обязательство отслеживать практики, способные привести к изоляции или разобщению. Это поддерживает меня не только в поиске способов сопротивления изолирующим практикам, но также в создании творческих способов сделать так, чтобы беседы и сотрудничество были больше представлены в моей работе.

Я также поняла и оценила, что в противостоянии изоляции важным для меня является понятие сообщества. Я хочу думать о своей работе не как об одиночном усилии, а как о части партнерских, коммунитарных попыток преодоления насилия и жестокости. Понятие сообщества также побуждает меня внимательнее задавать женщинам вопросы о тех отношениях в их жизни, которые дают им поддержку. Это могут быть какие-то отношения в прошлом, в детстве или текущие связи с друзьями, детьми, партнерами или группой поддержки. Это могут быть даже отношения с теми, кто уже покинул этот мир.

Эта ориентация на сообщество также влияет на мое собственное ощущение от работы. Пока я пишу эти слова, я вспоминаю о сообществе людей, которые со мной в моей консультативной работе. Это сообщество состоит из тех, кто обращался ко мне за консультацией в прошлом, из моих сослуживцев, коллег, друзей, семьи и авторов, делившихся своими размышлениями при помощи письменного слова. Это сообщество людей, с которыми я разделяю добровольно взятое на себя обязательство по оспариванию социальных и культурных практик, способствующих злоупотреблениям властью. Это сообщество для меня очень ценно. Поддерживая связь с этим сообществом, я знаю, что я не одна в своей работе. Я также постоянно вспоминаю, что любые попытки откликаться на насилие и жестокость – это не единичные усилия, они связаны с общими знаниями, приверженностью определенным принципам и поступками, общими для множества людей, работающих в самых разных условиях и контекстах.

ЧАСТЬ 3:
Как терапевт может понимать собственное страдание — и что делать, когда оно возникает

В последнее время я заметила, что все больше внимания стало уделяться последствиям свидетельствования травмирующим и/или насильственным происшествиям в жизни психологов-консультантов, работников служб экстренной помощи, спасателей, полицейских и других (Weingarten 2003). В сфере психологического консультирования этот интерес, в частности, сосредотачивается на переживании работниками страдания, печали и усталости, способах понимания этих переживаний и методах поддержки работников (Richardson 2001).

То, что этому стали уделять больше внимания, побудило меня больше думать о способах понимания «тяжелых участков» работы. Оно привело меня к размышлениям о благополучии и заботе о себе — в связи со слушанием рассказов женщин о пережитом ими насилии. Оно также заставило меня задуматься о том, как мы понимаем переживания страдания, горя, шока и печали, которые могут временами сопровождать эта работу.

Прежде чем обсудить разные способы рассмотрения переживаний страдания и грусти, я бы хотела признать, что я работаю в поддерживающей обстановке, в хорошо обеспеченной организации, в безопасных условиях. Маловероятно, что я сама в повседневной жизни подвергнусь жестокому обращению. Не для всех консультантов это так. Я не хочу делать допущение, что то, что подходит мне в моем контексте, подходит и тем, кто работает в совсем других обстоятельствах.

В этом разделе я предложу несколько способов понимания, которые оказываются полезными для меня, когда я испытываю страдание, тяжесть на сердце, печаль или ощущение перегрузки после консультаций с женщинами, пережившими в детстве сексуальное насилие. Я предлагаю эти способы здесь в надежде, что они могут оказаться полезными другим терапевтам, и что это поспособствует дальнейшему обсуждению этой темы.

Как можно понимать страдание, переживаемое терапевтом