double arrow

I Реформы культуры

Когда мы говорим о повороте середины 50-х годов, то, прежде всего, имеем в виду развитие процессов политического и духовно-нравственного порядка, т. е. всего того комплекса практических шагов и субъективных ощущений, который современники объединили в одно понятие — «оттепель». Шел процесс расконсервации общества. Советский Союз открывал для себя мир и сам становился открытым для мира. Международные обмены и контакты, поездки наших делегаций за рубеж и визиты в нашу страну. Всемирный фестиваль молодежи и студентов.

Но самое существенное — иной становилась жизнь внутри страны. Она все меньше напоминала собой улицу с односторонним движением и активно впитывала новые формы открытого общения. На волне общественного подъема рождались новые литература, искусство, театр. «Современник» вызывал на откровенный разговор современника, живопись «молодых» отстаивала право на свое видение мира, литература и публицистика — почти неразделимые — активно вторгались в повседневную жизнь, заставляя каждого определить свое место по ту или иную сторону «баррикад».

Процессы духовного освобождения и духовного возрождения общества, энергия которых накапливалась десятилетиями, вдруг вырвались наружу, получив мощный импульс и новое качество. Этот импульс был дан XX съездом партии, поднявшим вопрос о Сталине и его времени.

Прозвучавшие на съезде оценки прошлого стали для современников потрясением — независимо от того, было для них это откровением или давно ожидаемой данью справедливости. Особенно ошеломляли факты — цифры, имена — незаконно репрессированных, оболганных, преданных забвению. И рядом с этой национальной трагедией имя того, кто десятилетиями олицетворял собой все успехи, один был способен решить все проблемы и найти выход из любых трудностей. В общественном сознании зрел перелом, не случайно 1956 г. зафиксирован в нем рубежной вехой. В результате «смятения умов» одни приобретали стимул к развитию мысли, другие теряли точку опоры.

Итак, духовная жизнь советского общества в середине 50-х—начале 60-х годов характеризовалась неожиданными событиями и поворотами.

С одной стороны, разоблачение Сталина благотворно сказалось на литературе, живописи, кино—всех видах искусства. С другой стороны, партийное руководство стремилось по-прежнему жестко, властно и неумолимо контролировать творческую деятельность интеллигенции. Рассмотрим подробнее эти противоречивые процессы.

После смерти Сталина началось оживление духовной жизни общества. Пожалуй, особенно это было заметно в литературе и киноискусстве.

В литературе в конце 50-х—середине 60-х годов появились новые яркие имена. Прежде всего, нужно назвать Александра Исаевича Солженицына. Боевой участник Великой Отечественной войны, офицер-артиллерист, награжденный орденами и медалями, он был арестован в конце войны из-за критических замечаний в адрес Сталина, которые высказывал в письмах к другу. В результате этого стал узником ГУЛАГа. Освобожден только после разоблачения культа Сталина. Он написал повесть «Один день Ивана Денисовича», в которой с чрезвычайной силой рассказал об одном из лагерных дней простого советского заключенного. Повесть эту взял на себя смелость опубликовать в журнале «Новый мир» выдающийся поэт Александр Трифонович Твардовский, главный редактор журнала. Сделать это оказалось не так-то просто. Существовало очень сильное сопротивление любым повествованиям о лагерной жизни. Тогда Твардовский прочитал повесть Хрущеву. Тому повесть понравилась, и только после этого она была опубликована.

Повесть вызвала колоссальный интерес как у нас в стране, так и за рубежом. Имя Солженицына сразу же стало международно-известным. В следующей главе мы вернемся к судьбе этого великого русского писателя.

Огромный интерес в конце 50-х и в 60-е годы вызвала поэзия. В Москве у памятника Маяковскому собирались молодые люди и читали стихи. Полные залы собирала поэзия в Политехническом музее, во дворце спорта в Лужниках, на открытых стадионах. Представьте себе, 5—10—20 тысяч человек пришли смотреть не футбол или хоккей, а слушать стихи.

Взлет поэзии был связан с такими именами как Евгений Евтушенко, Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский, Роберт Рождественский. Все они вышли из очистительной антисталинской волны. Их поэзия стала символом молодежных исканий и надежд тех лет.

Особого взлета в эти годы достигло советское кино. Такие художественные фильмы о войне, как «Баллада о солдате», «Летят журавли» обошли все экраны мира и получили ряд международных премий. Во всем мире эти фильмы дали возможность лучше понять — почему советский народ выстоял во время войны, чем тысячи пропагандистских материалов, посылаемых из Москвы за границу. Имена кинорежиссеров: С. Чухрая, М. Калатозова, М. Ромма получили международную известность.

Произошли интересные творческие изменения в театральной жизни. В Москве появился новый театр под названием «Современник». В нем собрались такие талантливые актеры, как Олег Ефремов, Олег Табаков, Михаил Козаков и другие. На спектакли этого театра очень трудно было достать билеты. Их спрашивали уже в подземном вестибюле станции метро «Маяковская». В Ленинграде пользовался большой популярностью театр имени Горького (ныне театр им. Г. Товстоногова) под руководством талантливого режиссера Георгия Товстоногова. Появилось и телевидение. Но телевизоры были еще большой редкостью. Экраны их были чуть больше размеров почтовой открытки. Поэтому перед экраном ставились огромные линзы, заполненные водой, чтобы увеличить изображение. Телевидение еще не могло по-настоящему соперничать ни с кино, ни с театром.

Большой интерес в обществе вызывала наука. Первыми по популярности были физики. Вообще точные, инженерные науки привлекали к себе большинство выпускников школ. Самые большие конкурсы были в инженерно-технические вузы. А, скажем, попасть в Московский физико-технический институт мечтали очень и очень многие мальчишки и девчонки. Только театральные и кино-вузы могли сравниться по популярности с МФТИ.

В духовной жизни советского общества второй половины 50-х—начала 60-х годов были не только светлые, вселяющие надежду и радость события, но и печальные, и даже трагические моменты. "Дело Пастернака" самым наглядным образом показало пределы десталинизации в отношении между властью и интеллигенцией».

Выдающийся поэт двадцатого века Борис Пастернак написал роман «Доктор Живаго». У себя на родине он опубликовать его не мог: не пропускала цензура. Пастернак был вынужден отправить роман за границу, где его напечатали. Об этом доложили Хрущеву. Он был вне себя от гнева. Масло в огонь подлило присуждение Пастернаку в 1958 году Нобелевской премии. Началась дикая травля поэта. Хрущев даже предложил ему уехать за границу. Но Пастернак не хотел уезжать.

Когда столкновение между Пастернаком и властями вынудило интеллигенцию открыто сделать выбор, последняя сдалась. Большинство писателей, созванных 27 октября 1958 года, чтобы решить вопрос об исключении Пастернака из Союза Писателей, встретили

аплодисментами обвинение, высказанные против нобелевского лауреата первым секретарем ЦК комсомола Семичастным, обвинившим Пастернака в том, что "он нагадил там, где ел, он нагадил тем, чьими трудами он живет и дышит".

Он был вынужден отказаться от Нобелевской премии, чтобы хоть как-то снизить накал страстей вокруг себя и своего романа. Но злобная критика и травля продолжались. Были организованы письма в газеты простых людей, которые не читали роман «Доктор Живаго», но в то же время гневно осуждали его.

Но разве можно осуждать произведение, которое вы и в глаза не видели? Да и сам Хрущев не читал романа Бориса Пастернака. В этой травле участвовал и ряд писателей. Некоторые из них впоследствии, например, поэт Борис Слуцкий, писатель Владимир Солоухин, горько и глубоко сожалели о своей вине перед Пастернаком. Но сделанного не исправишь. В 1960 году Борис Пастернак скончался.

В Советском Союзе его роман «Доктор Живаго» был напечатан только во второй половине 80-х годов.

"Дело Пастернака" породило серьезный кризис в сознании российской интеллигенции, показавшей себя неспособной открыто противостоять давлению власти. Этот кризис для многих перерос в чувство постоянной глубокой вины и в то же время стал началом нравственного возрождения.

Удовлетворенный исходом "дела" Хрущев, со своей стороны, остановил свое наступление на либералов.

Не понимал Хрущев молодых поэтов, живописцев, скульпторов. В начале 60-х годов при его активном участии прошло несколько совещаний, на которых разгромной критике была подвергнута поэзия А. Вознесенского, Е. Евтушенко, скульптурные работы Эрнста Неизвестного.

Особенно невзлюбил Хрущев художников-абстракционистов. Их он поносил самыми последними, иногда и нецензурными словами. А ведь от любого слова Хрущева могла зависеть судьба человека, его настоящее и будущее.

И хотя Хрущев одним из первых выступил против сталинизма, в своем понимании литературы, поэзии, живописи он оставался на сталинских позициях.

"Оттепель в сфере культуры предшествовала либерализации в политике. В 1953-1956 годах критик Померанцев в эссе "Об искренности в литературе", И. Эренбург в романе с символическим названием "Оттепель" и М. Дудинцев в романе "Не хлебом единым" поставили целый ряд важнейших вопросов: что следует сказать о прошлом, в чем миссия интеллигенции, каковы её отношения с партией, какова роль писателей и художников в системе, в которой партия через контролируемые ею "творческие" Союзы признавала (или нет) то или иное лицо писателем или художником (как сказал Померанцев: "Я слышал, что Шекспир вообще не был членом союза, а неплохо писал"), как и почему правда повсюду уступала место лжи. На эти "кощунственные" вопросы (которые прежде обошлись бы тем, кто их поставил, по меньшей мере, несколькими годами лагерей) власти, еще не определившись в своей политике, прореагировали неуверенно, колеблясь между административными мерами (отстранение поэта Твардовского, опубликовавшего эссе Померанцева, от руководства "Новым миром") и предупреждениями в адрес министерства культуры, не сопровождавшиеся, однако, какими-либо санкциями.

ХХ съезд КПСС весьма разочаровал интеллигенцию в отношении открывавшихся перед ней творческих перспектив. Разоблачение культа личности принципиально ничего не изменило в представлениях о "функциях" гуманитариев в социалистическом обществе.

Согласно Хрущеву, история, литература и другие виды искусства должны были отражать роль Ленина, а также грандиозные достижения коммунистической партии и советского народа. Директивы были четкими: интеллигенция должна была приспособиться к "новому идеологическому курсу" и служить ему. Однако съездовские разоблачения привели к мучительной переоценке ценностей среди людей, которые особенно скомпрометировали себя при Сталине. Спустя два месяца после съезда покончил с собой А. Фадеев, первый секретарь Союза Писателей".

"В самом Советском Союзе восстановление общества как самостоятельной силы шло медленнее (в этом источнике выше шла речь о событиях в Чехословакии, Венгрии, Польше - прим. мое). Результаты монопольного правления и подавления инакомыслия были здесь гораздо серьезнее. Но даже тут волнующий подтекст наполовину публичного выступления Хрущева соединялся с разоблачениями, исходившими от частных лиц, тех, кто возвращался из лагерей и восстанавливался (в некоторых случаях) в правах. Они возвращались в свои города и деревни озлобленными, жаждущими возмездия.

Их разрывали рвущиеся наружу воспоминания о том аде, что до сих пор был скрыт от глаз общества. Они заставили большую часть людей взглянуть другими глазами на собственную жизнь. Александр Фадеев, который, будучи секретарем Союза Писателей, утверждал списки своих коллег, подлежавших аресту, не смог этого вынести.

Алкоголик со стажем, Фадеев пьяно и неуклюже пытался снискать расположение некоторых своих жертв, после чего неожиданно бросил пить, написал пространное письмо в ЦК и застрелился. Письмо было немедленно конфисковано КГБ, и содержание его остается не известным. Ходил, правда, слушок, что за несколько дней до самоубийства он с горечью бросил: "Я думал, что охраняю храм, а он оказался сортиром".

Вопросы культурной оттепели непосредственно пересекаются с вопросами оттепели политической. И вот почему. Главным действующим лицом этих явлений была интеллигенция, и, прежде всего, литературная.

"Дискуссия, разгоревшаяся в Союзе писателей в марте 1956 года, - стенограммы её по счастью сохранились, - дает некоторое представление о настроениях, которые более или менее открыто то тут, то там всплывали по всей стране. Некоторые пытались понять самих себя, задаваясь вопросом: "Как я мог голосовать за исключение хороших людей и честных коммунистов?"

Другие приходили к мысли, что "Культ личности еще существует по отношению к Президиуму ЦК... Мы должны пройти через чистку аппарата и чистку партии". Последнее предложение больше всего пугало власти. В середине 60-х диссидент В. Буковский в специальной психиатрической больнице встретил человека, который находился там с 1956 года. Он написал в ЦК письмо, где требовал расследования деятельности лиц, в полной мере несущих ответственность за сталинские преступления.

Возможно, больше всего хлопот властям доставила группа, сформировавшаяся вокруг молодого историка из МГУ Л.Н. Краснопевцева. Он был секретарем факультативной комсомольской организации и потому, соответственно, потенциальным членом правящего класса. Создается впечатление, что первоначально он надеялся, что сможет внутри самой партии работать для построения более демократического социализма, но после подавления выступлений в Венгрии утратил иллюзии. Вместо этого он решил создать подпольную организацию, задачей которой стало изучение подлинной истории Коммунистической партии и создание её альтернативной программы.

Они призывали в своих листовках к социалистическим реформам в "духе двадцатого съезда", к созданию истинно "рабочих" советов, к забастовкам на заводах и к публичным процессам над теми, кто причастен к преступлениям, совершавшимся во времена "культа личности". Члены группы были арестованы и приговорены к срокам от шести до десяти лет за "антисоветскую пропаганду и агитацию". Эта "посадка" произошла именно в те годы, когда Хрущев клялся, что в Советском Союзе не осталось ни одного политзаключенного.

Не было никаких признаков того, что какая-либо из этих групп располагала оружием или замышляла нечто более серьёзное, чем распространение идей, которые пока всего лишь не были допущены на страницы советской печати, тем не менее, КГБ наблюдал за каждым их шагом с помощью тонкой, но достаточно бдительной сети агентов и изолировал их, как только они приступали даже к столь нерешительным действиям".

Все эти события также повлияли на решение ближайшего окружения Хрущева сместить его. Но первая попытка закончилась неудачей.

Появление маргинальных для советской системы движений совпало с проведением радикальной реформы в системе образования, вызвавшей серьезное недовольство широких слоев населения и интеллигенции. Эта реформа, вдохновлявшаяся хрущевской идеей "орабочивания", в теоретическом плане преследовала цель "укрепить связь школы и жизни", а на практике должна была помочь восполнить растущую нехватку квалифицированной рабочей силы и бороться против неприязненного отношения всего общества к физическому труду и техническим профессиям, от которых отвернулась молодежь всех слоев населения. Закон от 24 декабря 1958 года заменял прежнюю систему школьного образования, предусматривавшую две ступени - обязательное семилетнее образование с последующим выходом на производство и полное десятилетнее образование - единым восьмилетним, по завершении которого выпускники были обязаны три года проработать на заводах или в сельском хозяйстве, одновременно продолжая учиться, если они этого хотели.

Поступление в вуз теперь полностью зависело от работы на производстве и обуславливалось не блестящими результатами в средней школе, а производственным стажем, общественным "лицом" и политическими критериями.

Хрущевская "культурная революция", если и не была столь экстремистской, как китайская, питалась теми же иллюзиями. Её главным результатом стала потеря, прежде всего в среде интеллигенции, значительной части кредита, полученного Хрущевым после ХХ съезда.



Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



Сейчас читают про: