Зарождение тенденции сближения социальных образов мужчины и женщины

Однако патриархат, выросший на войнах и насилии, в условиях расслабляющего мирного времени начинал добреть и либеральничать. Именно в такие периоды относительно длительного затишья на полях битв и стали постепенно появляться первые ростки женской эмансипации и мужской феминизации.

Локальный, социально ограниченный феминизм существовал, по-видимому, во все времена. В глубинах истории при желании всегда можно обнаружить различные секты, общества и партии, начиная с полумифических амазонок и кончая тайными сообществами древних китаянок "Золотая орхидея" или "Красная лампа", которые отвергали господствующие патриархальные нормы, провозглашая равенство полов и свободу сексуальных отношений.

Динамика социальных образов мужчины и женщины происходит по типу сообщающихся сосудов, с соблюдением своеобразного закона сохранения континуума влияния в обществе. Чем больше эмансипируются женщины, тем менее мужественными становятся мужчины, и наоборот. Первая волна этого обоюдонаправленного движения прошла по Европе в середине XYII века. Между прочим, немаловажную роль здесь сыграл и героический образ Жанны д`Арк, в памяти народной все-таки оставшейся женщиной. В самых либеральных по тем временам Франции и Англии появились скандальные группки "жеманниц" и "жеманников". Они выступали за новый идеал женщины, свободной от оков брака и общественных предрассудков, коими считали домашнее затворничество, заботу о детях, верность мужу и т.д. Жеманницы претендовали на возможность общественной деятельности, полное социальное и сексуальное равенство. Они ратовали за "пробную связь" и за ее разрыв по рождении наследника, который должен, по их мнению, оставаться на попечении отца. Подлежал пересмотру и опостылевший образ мужчины-грубияна и деспота. От мужчин жеманницы требовали возвышенной, платонической любви и бесконечной верности, граничащей с мазохизмом. История знает много примеров того, как вчерашние рабы после удачного восстания становились еще более жестокими истязателями своих обращенных в рабство хозяев. Женские притязания на абсолютную власть над мужчинами были всего лишь зеркальным отражением жестокой по отношению к ним патриархальной реальности.

Но как маятник приходит в равновесие, раскачиваясь в крайние точки амплитуды, так же и экстравагантность жеманниц в какой-то степени сгладила крайности патриархального деспотизма средневековья. Комичные выходки жеманниц и жеманников имели, однако, самые серьезные последствия в деле пересмотра половых ролей и социального статуса мужчины и женщины. К началу XYIII века в "высшем свете" у мужчин уже считались нормой женоподобные манеры и одежда. Они научились носить длинные парики, наводить румяна, ставить на щеках "мушки" и пользоваться духами. Мужской стандарт поведения стал включать в себя такие ранее несвойственные мужчинам черты, как изысканность, учтивость и утонченность. Проявление физической силы стало считаться неуместным и вульгарным; в моду вошли бледный цвет лица и худосочность тела. Даже мужчины-воины (речь идет, конечно же, об аристократах) искали и находили больше удовлетворения в будуарах дам, нежели в военных походах. Сексуальная свобода все чаще касалась уже не одних только мужчин, но и женщин, так как желавшие прослыть современными мужья из "высшего света" старались воздерживаться от проявлений ревности. Переворот социальных поло-ролевых образов затронул мужчин в гораздо большей степени, чем женщин. Эмансипация женщин не была столь вопиюще заметной, как феминизация мужчин. Унификация полов в XYII-XYIII веках осуществлялась под доминирующим знаком феминных ценностей. Столь необходимое Европе смягчение нравов проходило не без крайностей и излишеств морального свойства, которые справедливо возмущали ориентированное на традиционные ценности большинство. Эмансипация женщин, не выходившая тогда за пределы сферы чувств и сексуальных отношений, разрушала оплот нравственности, которым были брак, семья, верность жены супружескому долгу. Подвергался сомнению и растлевался патриархальный идеал настоящей женщины. Теперь сексуальная свобода распространялась не только на мужчин, но и на женщин. Идеолог разврата, давший свое имя отвратительнейшему пороку, маркиз де Сад (1740-1814 гг.) писал в своей "Философии в будуаре": "Женщины, теперь вы, подобно мужчинам, оказались свободны, так что поприще сражений Венеры открыто всем одинаково... Ныне вам не придется краснеть при совершении прелестных поступков, напротив, мы увенчаем вас миртами и розами, оказывая наибольшее уважение той, которая превзойдет всех прочих в распущенности" [74. С. 191 192]. Впрочем, против тех, кто не пожелает распутничать, маркиз де Сад предлагал принять специальный закон, принуждающий их к разврату. Женщины, вернее, их интимные части объявлялись общественной собственностью; каждый мужчина получал право, по "философии" де Сада, насильно брать любую приглянувшуюся ему особу. Такова оказалась гримаса революции равенства и свободы по отношению к женщине.

Источник заразы равенства распутства искали и находили во Франции, точнее - в Париже, еще точнее - в "высшем свете", Версале. И не без оснований. Семьи вельмож, покинутые социально и сексуально активными женщинами, являли собой арену пирующего порока; они распадались сами и разлагали подрастающие поколения. Государственный механизм, лишенный твердости мужской руки, уже не мог защитить даже самого себя.

В 1789 году еще не утратившая здоровой мужественности французская буржуазия смела феминизированную аристократию, а вместе с ней и женскую эмансипацию. Парадокс состоял в том, что эмансипированные парижанки сыграли немаловажную роль в раскручивании красного колеса революции, совершив так напугавший короля марш на Версаль [51. С. 154-182]. Но когда француженки, принявшие на свой счет один из трех главных лозунгов революции, потребовали предоставления им равных с мужчинами прав, Конвент ответил решительным и единодушным отказом. Революционные события во Франции повергли Европу в длительный период войн. От мужчин снова потребовалось мужество, чтобы убивать и умирать. Повышенный спрос на мужественность укрепил патриархальные образы "настоящих мужчин" и "настоящих женщин". Женщина была вынуждена искать защиты за широкой мужской спиной и на время забыла о своих притязаниях на социальное равенство. Традиционное разделение полов было восстановлено во всех сферах жизни в полном объёме. Между прочим, "женский вопрос" и революция часто будут встречаться на перекрестках истории, в том числе и на нашей, славянской почве в 1905, Феврале и Октябре 1917 года. Женщины, вкусив социальных и иных свобод, еще не раз соблазнят мужчин сладостью бунта. Но все революции, даже победившие, всегда надевали на женщин еще более тяжкие вериги зависимости от мужчин.

Эпоха наполеоновских войн закончилась. Европа снова окунулась в сытое благополучие. И вновь в мирной тишине громче стали слышны голоса феминисток. На этот раз ареал распространения идеологии равенства полов включал в себя не только Европу, но и Америку. Правда, уровень притязаний тогдашних борцов за половую справедливость поначалу был по современным меркам очень умеренным. Так, эталон эмансипированной женщины ХIX века - Жорж Санд - отнюдь не требовала для женщин политических прав: избирать и быть избранными в государственные органы. Ее интересовало, прежде всего, равенство в сфере чувств. "В любви с женщинами обращаются, как с куртизанками,- писала она,- в супружеской жизни - как со служанками" [Цит. по: 86. С. 294]. Женщина должна иметь свободу отказа мужчине и ухода к другому, считала Жорж Санд, что фактически означало требование права женщины на развод. Другой пункт ее программы эмансипации включал в себя право женщины распоряжаться собственными доходами. Все эти тезисы, как видим, ничем практически не отличались от требований жеманниц. Однако волна женской эмансипации конца XIX - начала ХХ веков уже отличалась от шумной, но во многом поверхностной (в первую очередь в социальном смысле) кампании XYIII века вовлечением в общественно-экономический процесс широких масс женщин-работниц из "низов". Это было начало качественно нового этапа в формировании социальных образов мужчины и женщины.