В художественной речи имена существительные выполняют не только информативную, но и эстетическую функцию. Употребление их может быть обусловлено экстралингвистическими факторами, поскольку тема произведения обращает автора к существительным тех или иных лексико-грамматических разрядов. Вещественные, собирательные, отвлеченные, конкретные существительные, употребительные в любом из функциональных стилей, находят применение и в художественной речи. При этом стилистически нейтральные существительные вовлекаются в систему выразительных средств языка и обретают соответствующую экспрессивную окраску. Например, имя собственное обретает новое символическое значение в названии повести Н.С. Лескова, использовавшего прием антономасии - «Леди Макбет Мценского уезда» и т.д.
Важно подчеркнуть, что употребление имен существительных в эстетической функции может быть и не связано с их метафорическим переосмыслением. В автологической речи (т.е. в речи, свободной от тропов) имена существительные также могут играть важную стилистическую роль, выступая как яркий источник экспрессии.
|
|
Отвлеченные имена существительные
Особый стилистический интерес представляет использование писателями отвлеченных существительных для усиления действенности речи.
Психология творчества различает два типа мышления: наглядное и теоретическое. Первый характеризуется возникновением в сознании человека представлений, отражающих действительность в единичных понятиях, получающих выражение в конкретных наименованиях предметов реальной действительности; второй состоит в создании абстрактных понятий, закрепленных в существительных отвлеченного значения, не получающих отражения в конкретных образах. Отвлеченное мышление свойственно прежде всего ученым, оно проявляется в абстрактизации различных языковых средств в научном изложении, в частности в предпочтении отвлеченных существительных конкретным, а также в том, что конкретные слова в научных текстах обычно употребляются в отвлеченном значении. Однако в научном стиле вокруг существительных не возникает экспрессивного ореола, так как они выполняют лишь информативную функцию.
Принципиальное отличие стилистического использования отвлеченных существительных в художественной речи состоит в активизации их выразительных возможностей. Под пером художников слова отвлеченные существительные могут стать сильным источником речевой экспрессии, хотя их эстетическая функция порой недооценивается, что искажает представление о стилистических ресурсах морфологических средств.
|
|
Русские писатели всегда придавали важное значение освоению отвлеченной лексики в художественной речи. Отвлеченные существительные вовлекались в систему экспрессивных средств поэтами - для отражения духовного мира лирического героя, обозначения возвышенных нравственных и эстетических категорий. Например, у А.С. Пушкина: Но я не создан для блаженства...; И сердце бьется в упоенье, и для него воскресли вновь и божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы, и любовь.
Поэты второй половины XIX в. расширили репертуар отвлеченных существительных, придающих стилю взволнованно-патетическое звучание. Так, у Н.А. Некрасова часто употребляются слова: свобода, вера, святыня, скорбь, нищета, отчаянье, борьба, насилие. Чтобы усилить экспрессию отвлеченных существительных, получающих в контексте политическую окраску, поэт использовал особый графический прием - писал их с прописной буквы: Чрез бездны темные Насилия и Зла, Труда и Голода она меня вела... [о музе].
У классиков русской прозы отвлеченные существительные были средством изображения богатой духовной жизни героев. Много слов этого лексико-грамматического разряда ввел в художественную речь М.Ю. Лермонтов, который искусно уточнял их значение выразительными эпитетами: Холодная злость овладела мною; безмерное отчаянье, неистовая храбрость, глубокое презрение, сладкие заблуждения, необъяснимое наслаждение.
В наследии каждого большого русского писателя можно указать характерные для его стиля, имеющие глубокое философское и эстетическое значение отвлеченные существительные, нередко введенные в употребление этим же художником: у Гончарова - обломовщина, у Тургенева - нигилизм, у Чернышевского - эмансипация, патриотизм.
В наше время отвлеченные существительные воспринимаются в большинстве своем как стилистически нейтральные, однако нередко они все же сохраняют экспрессивные оттенки, с которыми связано представление о литературности, возвышенном способе выражения, и поэтому сфера их стилистического использования-размышления, философские искания героев. Составляя значительную часть интеллигентского словаря, отвлеченные существительные привлекаются для речевой характеристики героев-интеллектуалов:
Он [Сергей] искал нити, соединявшие прошлое с еще более далеким прошлым и с будущим... Человек, говорил он, никогда не примирится со смертью, потому что в нем заложено ощущение бесконечности нити, часть которой он сам. Не бог награждает человека бессмертием, и не религия внушает ему идею, а вот это закодированное, передающееся с генами ощущение причастности к бесконечному ряду...
(Ю. Трифонов)
Важно подчеркнуть и такую особенность функционирования отвлеченных существительных в художественном тексте: в речи они получают конкретное значение: «Первые радости» (Фед.); «Долгое прощание» (Триф.); Смерть как будто заигрывала с казаком;...Расплескал злобу в драке с Петром (Шол.);...Жизнь бушевала в нем. Она шумела в крови, как майская гроза в кустах весеннего сада; Здоровье вытекало по каплям, как сок из подрубленной березы (Лавр.). При этом абстрактная семантика отвлеченных существительных преобразуется в результате метафорического переосмысления, расширения границ лексической сочетаемости, обновления их значения. В этом проявляется важнейшая черта художественной речи - предметно-образная конкретизация описываемого.
В экспрессивной функции отвлеченные существительные выступают и в публицистическом стиле современного русского языка, пополняя состав общественно-политической лексики, обладающей оценочными значениями: активность, атмосфера, борьба, дружба, кампания, клевета, мир, общественность, оплот, политика, потенциал, сотрудничество, старт, тактика, эскалация и др. Такие отвлеченные существительные играют ведущую роль в составе строевой лексики газеты: отличаясь особой широтой семантики, они характеризуют разнообразные обстоятельства, события, явления, сопровождая их резкой оценкой.
|
|
Конкретные имена существительные
Противопоставленные отвлеченным существительным имена существительные конкретные также обладают большими потенциальными возможностями создания речевой экспрессии в художественной речи.
Писателям, публицистам свойственно преимущественно наглядное мышление в противовес отвлеченному, что практически находит отражение в широком использовании конкретных существительных, Искусное введение их в текст создает зримые картины. Причем в художественной речи эстетическую функцию могут выполнять существительные, употребленные в прямом значении, не подвергаясь образному переосмыслению:
Вчера я приехал в Пятигорск, нанял квартиру на краю города, на самом высоком месте, у подошвы Машука: во время грозы облака будут спускаться до моей кровли. Нынче в 5 часов утра, когда я открыл окно, моя комната наполнилась запахом цветов, растущих в скромном палисаднике. Ветки цветущих черемух смотрят мне в окна, и ветер иногда усыпает мой письменный стол их белыми лепестками.
(М.Ю. Лермонтов)
Особая стилистическая ценность конкретных существительных определяется их изобразительными возможностями при описании художественных деталей. В этом случае слова, называющие бытовые реалии, нередко весьма прозаические вещи, заключают в себе большую образную энергию и представляют неограниченные изобразительные возможности для описания жизни героев, обстановки, картин природы, быта. Вспомним гоголевские строки:
- Прошу покорно закусить, - сказала хозяйка. Чичиков оглянулся и увидел, что на столе стояли уже грибки, пирожки, скородумки, шанишки, пряглы, блины, лепешки со всякими припеками: припекой с лучком, припекой с лаком, припекой с творогом, припекой со сняточками, и невесть чего не было.
Следует подчеркнуть, что возможность стилистического использования подобных существительных в процессе предметно-образной конкретизации в русской литературе свидетельствовала о торжестве реалистического метода. Чтобы осмыслить эстетическое значение конкретно-бытовой лексики во всем богатстве и многообразии ее значений, нужен был гений Пушкина, утвердившего право художника показывать жизнь во всех ее проявлениях и доказавшего, что для поэта нет низких предметов. С признанием достижений натуральной школы в российской словесности были созданы все условия для эстетического освоения конкретных существительных как источника яркой изобразительности художественной речи.
|
|
Конкретные существительные составляют основу образного описания и у современных авторов. На эстетическую ценность художественных деталей указывали опытные мастера. Так, К. Федин, К. Паустовский отмечали, что в рукописях начинающих авторов нередко словесные обобщения вытесняют деталь. А ведь ничто так не оживляет описания как подробности. Для их художественного изображения и нужны конкретные существительные, которые всегда вызывают представление о реальном предмете или явлении.
Собственные имена существительные
Большой простор для стилистических наблюдений открывает изучение экспрессивной функции имен существительных собственных. Их экспрессивная окраска обусловлена стилистическими особенностями использования в разных стилях речи и богатой традицией эстетического освоения в русской литературе.
I. В составе стилистических ресурсов русского языка имена и фамилии людей занимают одно из видных мест, поскольку выделяются большим разнообразием словообразовательных вариантов, получивших определенную стилистическую окраску, и неограниченными возможностями образного применения в художественном контексте.
Отличительной особенностью русской системы наименования лиц является противопоставление официального обращения по фамилии: товарищ Иванов, а также употребления фамилии с инициалами в письменной речи: Иванов И.И. разговорным вариантам: использованию имени-отчества в официальной обстановке при вежливом обращении: Иван Иванович и в условиях непринужденного общения - одного имени, причем чаще его сокращенного варианта: Иван, Ваня, интимно-ласковых: Ванечка, Ванюша, Ванюшка, а также стилистически сниженных: Ванька, Ванюха. Выбор вариантов имен отражает и возрастные черты собеседников (к старшим обычно обращаются по имени-отчеству), и распределение между ними социальных ролей (к должностным лицам не принято обращаться в фамильярной форме). Отступление от этих условностей этикета может стать в художественной речи источником экспрессии.
В XIX в. наблюдалось еще большее богатство экспрессивных оттенков у различных вариантов имен собственных людей, отражавших сословно-имущественную градацию общества, моду, лингвистический вкус времени. Поэтому без стилистического комментария современный читатель не всегда способен осмыслить художественное значение того или иного имени персонажа в русской классической литературе.
Экспрессивные ореолы вокруг имен собственных в царской России отражали прежде всего классовое расслоение общества: бесправие и унижение человеческого достоинства проявлялись в том, что люди, по словам В.Г. Белинского, сами называли себя не именами, а кличками - Ваньками, Васьками, Стешками, Палашками. По свидетельству историка В.О. Ключевского, еще в самом начале XVIII века Петр I запретил писаться уменьшительными именами, однако монарху-преобразователю не удалось сломить эту российскую традицию. Поэтому употребление писателями сниженных вариантов имен по отношению к представителям низкого звания следует рассматривать не как выражение презрения, а как дань традиции (например, у Гоголя - Петрушка). В то же время уважительные имена верных слуг (например, Еремеевна в «Недоросле» Фонвизина) заключают в себе оттенок особого почтения. В непринужденной обстановке бытовала и манера дружеского обращения не по имени, а по фамилии, что запечатлелось в многочисленных посланиях поэтов пушкинской эпохи. Имена царствующих особ в России было принято употреблять без отчеств: Петр, Екатерина, хотя это, конечно, не придавало им ни фамильярного, ни демократического оттенка.
Потенциальные экспрессивные возможности личных имен обусловлены еще и тем, что многие из них восходят к греческим корням и несут в себе скрытое символическое значение: Митрофан - слава матери, Елена - избранная, светлая и т.д. Писатель, нарекая своего героя, может кратко выразить и свое отношение к нему; ср.: у А.Н. Островского Катерина - вечно чистая, Варвара - дикарка, грубая. Однако эстетическое значение этих существительных в художественном контексте факультативно; для одних читателей они значимы, другим же ничего не говорят. Следовательно, необходим стилистический комментарий, который расширит восприятие художественного образа.
При эстетической оценке имен литературных героев важно учитывать популярность имени в соответствующую эпоху, его оценку лингвистическим вкусом времени, особенности звучания, национальный или иноязычный облик, историю освоения и т.д. Сословные предрассудки налагали запрет на те или иные времена (вспомним ироническое замечание Пушкина о старушке Лариной, которая 'звала Полиною Прасковью'). Галломания приводила к насаждению чуждых русским обычаям имен, что давало повод к их сатирическому осмеянию (например у Гоголя: имена детей Манилова - Алкид и Фемистоклюс). Поэтому и в обращении писателей к простым русским именам может быть скрыт глубокий смысл, как, например, в решении Пушкина дать своей героине - дворянской барышне - простонародное имя Татьяна, с которым у современников связывалось «воспоминанье старины или девичьей». В этой дерзости поэта выразилось его стремление демократизации литературного языка, желание преодолеть всякие условности.
Редкостные, странные имена придают речи юмористическую окраску: Варух, Солоха, Хивря. Яркую экспрессию создает столкновение неупотребительного имени с весьма распространенным отчеством или фамилией: Феодулия Ивановна (Г.); Аполлон Мерзавецкий (Остр.); Васисуалий Лоханкин (И. и П.). Один из приемов обыгрывания имен собственных - применение знаменитого имени к заурядному или комическому персонажу: сапожник Гофман, жестянщик Шиллер (Г.).
Русская ономастика предоставляет писателям неограниченные возможности и для словотворчества. Еще в эпоху классицизма драматурги сочиняли выразительные фамилии-характеристики: Правдин, Стародум, Бескорыст, Здравомысл, Воров, Дурыкин, Плутягин (Фонв.). Галерею отрицательных персонажей, наделенных красноречивыми фамилиями, пополнили писатели XIX в.: Молчалин, Скалозуб (Гр.); Буянов, граф Нулин (П.); Держиморда (Г.); Алтынников, Грош (Н.). Комическое звучание отличает прозвищные фамилии, омонимичные самым неподходящим по значению существительным: Петух, Яичница, Пробка, Колесо (Г.); Прыщ, Удав, Дыба (С.-Щ.).
В сокровищнице русской литературно-художественной ономастики есть фамилии, окруженные экспрессией сочувствия, отразившие ущербность героев: Макар Девушкин, князь Мышкин (Дост.); есть насмешливо-иронические: Красоткин, Поцелуев (Г.);есть и остро-сатирические: учитель Вральман (Фонв.), судья Ляпкин-Тяпкин (Г.). Комическую окраску им придает словообразование: Врач Гибнер - у него все больные, по словам Гоголя, выздоравливали, как мухи; смешные созвучия: Чичиков, Люлюков (Г.); нерусский фонетический облик в сочетании с прозрачной этимологией: шевалье Какаду; француз Куку (Г.).
Однако наряду с богатым набором сниженных характеристических фамилий в русской литературе известно и немало существительных имен собственных, свободных от подобных ассоциативных оценочных значений. Они воспринимаются не как нейтральные, а как хорошие, открытые для создания вокруг них ореола положительных эмоционально-экспрессивных оттенков; ср.: Онегин, Печорин, Ларины, Ленский, Инсаров, Ростов. Подобные фамилии кажутся красивыми благодаря их эстетическому звучанию и наслаивающимся на них различным оттенкам значений, обусловленных возможными реминисценциями. Например, по замечанию В.Г. Белинского, фамилия лермонтовского героя Печорин указывает на близость к его литературному предшественнику Онегину («Несходство их между собою гораздо меньше расстояния между Онегою и Печорою»).
Особые возможности для стилистического использования имен и фамилий в художественной и публицистической речи открывает их образное переосмысление. В этом случае писатели прибегают к антономасии - тропу, состоящему в употреблении собственного имени в значении нарицательного: Времен новейших Митрофан (П.); Молчалиных тихоньствующих сонм и многоликость рожи Скалозуба (Евт.). В.О. Ключевский писал о русских самодержцах: С Александра I они почувствовали себя Хлестаковыми на престоле, не имеющими чем уплатить по трактирному счету. Как особый вид метонимии антономасия рассматривается в разделе лексической стилистики.
II. Другую группу стилистически активных имен собственных составляют географические наименования. В русском литературном языке вокруг них создаются нередко особые экспрессивные ореолы, обусловленные различными ассоциациями. Так, в годы Великой Отечественной войны острое политическое значение обрели многие географические названия: Брест, Сталинград, Волга, Урал, Ялта и др. Они получили яркое публицистическое звучание благодаря героизму воинов, прославивших русскую землю самоотверженной борьбой с фашизмом. Ряд географических названий связывается в сознании русского человека с национальной гордостью, патриотической темой: Москва, Владимир, Смоленск, Бородино, иные наименования ассоциируются с традициями русского искусства: Кижи, Палех, Гжель.
Появление оценочных оттенков у географических наименований особенно характерно для публицистического стиля, поскольку журналисты любят использовать такие существительные в переносном значении: Набат Бухенвальда отозвался в сердцах всех честных людей планеты; Человечество никогда не забудет Освенцим, Хатынь, Хиросиму; Мы помним горячие рукопожатия на Одере (из газ.). В публицистическом стиле названия столиц часто употребляются вместо названий государств, они символизируют социальную систему, внешнюю и внутреннюю политику стран: Москва, Лондон, Вашингтон; указывают на уроки истории, факты международной жизни: Хельсинки - символ воли всех народов жить в мире и сотрудничестве; Рейкьявик - символ возникновения реальной возможности положить начало ядерному разоружению (из газ.).
В спортивной журналистике географические названия заменяют наименования международных соревнований, олимпиад: Гренобль, Лейк-Плесид, Калгари. В репортажах с международных конкурсов, фестивалей новыми экспрессивными красками расцвечиваются названия таких городов, как София, Сопот, Канны.
Географические названия могут использоваться писателями и для создания комического эффекта. Так, ироническую окраску придает речи приравнивание неизвестных или одиозных имен собственных к популярным, знаменитым:
Сотни тысяч людей, богато обеспеченных людей, будут стремиться в Васюки… НКПС построит железнодорожную магистраль Москва - Васюки… Аэропорт «Большие Васюки» - регулярное отправление почтовых самолетов и дирижаблей во все концы света, включая Лос-Анжелес и Мельбурн.
(И. Ильф и Е. Петров)
Сатирическую роль выполняют и построенные на переосмыслении географических названий перифразы, например образное определение Нью-Йорка как Железного Миргорода в очерке С. Есенина об Америке.
Экспрессивная окраска географических названий может изменяться, что связано, конечно, с влиянием экстралингвистических факторов. Для писателей XIX в. Москва была символом патриархального быта, ярмаркой невест. Н.В. Гоголь писал:
Москва - старая домоседка, печет блины, глядит издали и слушает рассказ, не подымаясь с кресел, о том, что делается в свете; Петербург - разбитной малый, никогда не сидит дома, всегда одет и похаживает на кордоне, охорашиваясь перед Европою… Москва женского рода, Петербург мужеского. В Москве все невесты, в Петербурге все женихи.
В наше время название города Москва воспринимается как символ России, олицетворение демократических преобразований в новом содружестве государств Восточной Европы.
В художественной речи заметную стилистическую роль играют окказиональные географические наименования с выразительной этимологией: город Глупов (С.-Щ.); уезд Терпигорев, Пустопорожняя волость, деревни Горелово, Неелово, Заплатово, Дырявино, Неурожайка (Н.). Окказиональное словообразование собственных существительных этого типа привлекало и советских писателей: у Ильфа и Петрова есть названия городов Удоев, Колокаламск, у А. Платонова - город Градов.
5.1.3.