И критики

Эпоха Возрождения в Германии и Нидерландах связана с движением Реформации и развитием городской культуры. Гуманистинеское движение в этих странах не имело столь широкого размаха, как в Италии. Немецкие гуманисты наряду с изучением греческих и латинских классиков занима­лись богословием, внося в него критическое свободомыслие и новые мето­ды интерпретации текстов «священных» книг, которые подрывали церков­ные догмы. Крупнейшими представителями ученого гуманизма в Германии и Нидерландах были Рейхлин, Ульрих фон Гуттен, Брант, Эразм Роттер­дамский.

Иоганну Рейхлину (1455-1522) принадлежит критическая оценка латинского перевода Библии, сделанного в IV столетии «отцом церкви» Иеронимом и считавшегося Ватиканом каноническим. Одно чрезвычайное обстоятельство послужило тому, что он стал вождем воинствую­щих гуманистов, участником столкновения с реакционным католическим духовенством. В 1507 г. ученый-теолог Пфефферкорн потребовал уничто­жения ряда древнееврейских религиозных книг, считая их источниками всевозможных преступлений евреев по отношению к христианам. На его стороне оказались ученые-богословы Кельнского университета. Рейхлин, будучи блестящим филологом и историком, знатоком латинского, грече­ского и древнееврейского языков, решительно выступил против мнения церковников, указав на значение древнееврейской литературы для разви­тия человеческой мысли. Он выдвигал научные принципы перевода и ком­ментирования иноязычных текстов. Указывая на недостатки существую­щих переводов Библии, которые делались не с языка оригинала и искажа­ли его подлинный смысл, Рейхлин подрывал авторитет церковно-схолас­тической традиции. Подобный анализ христианских литературных источни­ков выявлял взаимопроникновение различных культур: античной филосо­фии, христианской ортодоксии и древнееврейской истории и мифологии, что открывало новые аспекты литературно-критического изучения. Дея­тельность Рейхлина всколыхнула общественное мнение всех гуманитариев Европы и стала первым принципиальным столкновением между передовыми идеями гуманизма и реакционной церковной схоластикой. Многочисленные сочувствующие письма единомышленников он опубликовал в сборнике «Письма знаменитых людей» (1514).

В самый разгар борьбы появилось сатирическое произведение, посра­мившее кельнских догматиков и их приспешников, — «Письма темных людей» (1515—1517), изданное группой гуманистов. То была остроумная пародия на писания полуграмотных церковников и ученых-богословов, подвергавших хуле светскую науку и культуру, античную литературу. Искаженная латынь, обильное и неуместное цитирование «священного писания», невежественные рассуждения раскрывали мракобесие авторов писем. Многие единомышленники Пфефферкорна сначала приветствовали появление «Писем» как выражение их взглядов. Но стоило им прочитать заключительное письмо второй книги, в котором магистр Малеотус из рая обращается с беспощадной бранью к адресату, магистру Ортуину, называя его клику «ослиными башками» и «дураками», мучителями умного мужа Иоганна Рейхлина, как становился ясным подлинный смысл книги. Иссле­дователи называют авторами «Писем темных людей» гуманистов Крота Рубеана, Ульриха фон Гуттена, Муциана Руфа.

Принципиальный спор между Рейхлином и Пфефферкорном был одной из первых литературных дискуссий крупного масштаба.

Филологическую критику греческих и латинских переводов Евангелия продолжил крупнейший гуманист начала XVI в. Эразм Роттердам­ский (1469-1536), голландец по происхождению, большую часть своей жизни проведший в Италии, Англии и Франции. Эразм порвал с традицион­ным догматическим отношением к «священным книгам» как к «божест­венному откровению», поставил вопрос об изучении «первоисточников» церковного вероучения. В «Похвале Глупости» (1509) он продолжил тра­дицию Бранта, высмеяв различные проявления человеческой глупости.

Среди глупцов и те «риторы нашего времени, которые полагают верхом изящества пересыпать латинские речи греческими словечками, словно бубенцами, хотя бы это было совсем некстати», любители «заморской та­рабарщины», пускающие пыль в глаза устарелыми речениями из полу­истлевших грамот.

Эразм Роттердамский придавал особое значение словесному искусству среди других «ученых занятий». И здесь была не только богословская, но и общая гуманистическая позиция, ренессансная оценка письменного слова, твердое убеждение в неоспоримом превосходстве словесного искусства над всяким другим. Письменное слово соединяет прошлое с настоящим. Эразм не только выражал свое отвращение к словесному штукарству, но и высту­пал против тех гуманистов, которые рабски подражали Цицерону, не желая считаться с потребностями живой, меняющейся жизни. В полемическом памфлете «Цицеронианец» (1528) он словами Булефора, поучающего цице-ронианца Носопона, скажет, что речь лучшего оратора, ее слог должен от­вечать ее предмету, но слог Цицерона его веку отвечать не способен.

Эразм Роттердамский — крупнейший теоретик и настоящий виртуоз эпистолярного жанра. В наставлении «Как писать письма» (1522) он рас­сматривает различные эпистолярные стили. Им создана литературная форма «писем гуманистов», в которой нет обязательных, нормативных примет, а выражены характер темы, мировоззрение автора, в том числе эстетиче­ские и литературно-критические суждения. В письме к Андреа Аммонио (1513) заслуживает внимания следующее высказывание: «Некоторые и слышать не хотят о поэзии, если не созовешь отовсюду — с неба, из моря, из-под земли — всех богов, если не втиснешь в стихи тысячи старинных ба­сен. А мне всегда нравились стихотворения не слишком далеко отстоящие от прозы, но только от лучшей прозы».

Эразм Роттердамский проявил себя неутомимым собирателем и изда­телем, талантливым комментатором не только античных и средневековых текстов, но и пословиц, афоризмов и крылатых выражений. Особенно ин­тересны его комментарии к «Пословицам» («Адагии», 1515), поражающие разнообразием и новизной приемов, оценки материала. Во многих коммен­тариях цитируются примеры из разных авторов, содержатся сопоставления со сходными пословицами, параллели из различных языков, приводится несколько версий их происхождения, ссылок на древних и современных ученых. В подобных комментариях уже видны намечающиеся признаки будущего исторического и сравнительного изучения литературы.

8. Развитие литературно-критической мысли в Англии

Общественное и культурное развитие Англии в XVI столетии было ис­ключительно благоприятной почвой для расцвета литературы. Захваченная прогрессивным движением эпохи, страна становится крупной морской дер­жавой. Стремительно развивается наука, крупнейшим представителем которой был родоначальник английского материализма, великий философ Френсис Бэкон. Пятимиллионный народ Англии выдвинул около трехсот 38

писателей, в том числе таких выдающихся, как Спенсер, Сидни, Марло, Джонсон, Флетчер, Бомонт и великий Шекспир. Реформация, проведенная сверху, освободила английских гуманистов от борьбы за светскую куль­туру, поэтому в их произведениях не замечается резкой антиклерикальной направленности, свойственной Боккаччо в Италии, Рабле во Франции, Уль-риху фон Гуттену в Германии. Английские гуманисты выступали не только против отмирающего феодального общества, они рано почувствовали пороки нового общественного строя, формировавшегося на основе бур­жуазной частной собственности и эксплуатации.

В развитии литературно-критической мысли в Англии эпохи Возрожде­ния можно проследить несколько тенденций, В поэзии и драматургии про­сматривается тяготение к античным традициям. В теории и критике это наиболее четко проявилось в эстетическом трактате Филиппа Сидни (1554—1586) «Защита поэзии» (1583), в программной пьесе^ Бена Джонсона (1573—1637) «Всяк в своем нраве» (1598).

Трактат Сидни — хорошо аргументированная защита поэтического сло­ва в различных его видах и жанрах. Он написан доступным и образным языком. Примером тому может служить следующее его суждение о поэзии и поэте: «...поэзия — царица всех наук... Ведь поэт не только указывает путь, но и столь превосходно нам его рисует, что всякий соблазнится вступить на него. Поэт, как будто ваш путь лежит сквозь прекрасный виноградник, в самом начале предлагает вам сочные гроздья, чтобы вы, восхищенные их вкусом, возжаждали идти вперед». Убедительными примера­ми и четкой логикой Сидни отвергает обвинение поэзии в том, что она яко­бы отвлекает от полезных занятий, является «матерью лжи», «вскармлива­ет бесчестье и заблуждения».

Трактат Сидни был направлен также против пуританской критики те­атра и драматургии. Высказав ряд нелестных замечаний о современной английской драме, он считает, что последняя должна идти по следам арис­тотелевой поэтики. Сидни возражает против соединения в одной пьесе тра­гических и космических событий, требует соблюдения трех единств, считая, однако, что все виды искусства должны «иметь своим объектом явления природы».

Создавая бытовую сатирическую комедию, Бен Джонсон предвосхи­щал поэтику драмы эпохи классицизма. Он настаивал на бытовом правдо­подобии сюжета, правильности и соразмерности частей в композиции, исключении фантастики. Важным ему представляется принцип нравственно-дидактической доминанты характера персонажей, выраженный в «теории юморов». «Юморы» характеризуются Джонсоном как конкретно-индивиду­альные проявления личности, отклонения от «естественных» общих норм мышления и поведения в сугубо персональном или в социальном плане (глухота, алчность и тд.). «Теория юморов», несмотря на ее противоречи­вость, способствовала развитию дидактической функции драмы, более точ­ному изображению человеческой природы. Интересно суждение Бена Джон­сона, высказанное им в «Заметках или наблюдениях», опубликованных посмертно в 1662 г.: «Слова принадлежат народу, но все же их необходимо тщательно выбирать... соответственно образу говорящего персонажа...

В казарме говорят не так, как на заседании совета. В лавке - иначе, нежели в овчарне».

Крупнейший философ английского Возрождения Френсис Бэкон (1561—1626) широко известен как автор комментариев к античным ми­фам. В книге «Мудрость древних» (1609) он дает аллегорическую интер­претацию мифологии. Миф, в представлении Бэкона, — иносказание в худо­жественном символе, содержание которого нуждается в расшифровке. Занимаясь разгадыванием зашифрованного текста, мыслитель дает широ­кий простор своей фантазии. Вот как, например, объясняется им мифологи­ческий образ пророчицы Кассандры: «Кассандра, в которую влюбился Аполлон, всяческими хитростями уклонялась от его домогательств, однако же не лишала его надежды до тех пор, пока не добилась от него дара пред­видения; и тогда... отвергла мольбы Аполлона. А он... не желая быть одура­ченным хитрой женщиной, присоединил к своему дару и возмездие: хотя она всегда будет предсказывать правду, никто не будет ей верить... Этот миф, по-моему, говорит о несвоевременной и' бесполезной свободе сове­тов и наставлений».

Традиция аллегорического толкования мифов возникла в поэзии Дан­те. Она уязвима, так как дает широкие возможности для субъективизма, неоднозначной интерпретации. Тем не менее очерки Бэкона значимы как ранние примеры самостоятельного видения мифов, как художественное осмысление их в условиях другой эпохи. Уже в период ренессансной куль­туры древний миф рассматривался как емкий, актуальный образ, осмысли­вающий важные проблемы человеческого бытия.

Теоретические суждения в духе ренессансного реализма в Англии полу­чили выражение в драмах и сонетах Уильяма Шекспира (1564— 1616). В наставлениях Гамлета актерам выражено стремление автора к жизненной правде: «Двигайтесь в согласии с диалогом, говорите следуя движеньям, с тою только оговоркой, чтобы это не выходило из границ естественности. Каждое нарушение меры отступает от назначенья театра, цель которого во все времена была и будет: держать, так сказать, зеркало перед природой, показывать доблести ее истинное лицо и ее истинное - ни­зости, и каждому возрасту истории его неприкрашенный облик».Правдивое изображение жизни в понимании Шекспира не исключало использование художественного вымысла. Словами Поликсена из «Зимней сказки» он скажет:

И что же? Ведь природу улучшают

Тем, что само природою дано.

Искусство также детище природы....