Глава 1. Дорога 6 страница

Среди камней был один из «фениксов», не тот самый, но его меньший братик. Его она применит отдельно – не в связи с мероприятием, в котором будут участвовать сегодняшние камни, а для Джованни. А так же, для Джованни она применит подвеску-сердечко от клипсы, которую этот идиот нашел где-то и хотел применить. Не применил – потому что вообще забывает, что и куда хотел применить… то есть, найти-то до сих пор может интересные предметы или камни, понять, как их применить – может… но вот, когда касается применения – забывает что были какие-то вещи, которые он хотел применить…

Селена пошла по длинной дороге, потому что хотела подойти к тому больному деревцу. Ему-то она и хотела дать оставшейся крови. Хотя… не поможет ему кровь… это она тоже знала, потому что с каждым днем деревце выглядело все хуже. Правда, оно не излучало энергетику боли или несчастья. Скорее, наоборот, чему-то радовалось. Конечно, ясно, что оно радовалось тому, что приняло участие во многих важных деяниях. Но была еще и другая радость – за себя самого. Так можно радоваться, когда знаешь, что тебя ждет что-то хорошее.

Деревца не было! Исчезло!

Селена даже посветила зажигалкой, чтоб найти его. Разумеется, не нашла. Что толку светить, если его нет.

Пока не было ясно, почему оно исчезло, что это означает и так далее. Но ясно, что именно этому оно и радовалось.

Кровь, предназначавшуюся деревцу, она вытерла листом драцены, который каким-то непонятным образом оказался возле калитки, когда она выходила. Она еще подумала – откуда взялся этот лист, если такой вид драцены не растет нигде поблизости… Но сам лист взяла с собой. И теперь этот лист с ее кровью остался на дороге – возле того места, где росло деревце, помогшее извлечь Ангела 666.

Селена прошла по берегу, применила камни… применить камни – это чаще всего, кинуть их в Море, вложив в каждый определенную информацию и ощущения… Сегодня будет немного иначе – сегодня ведь она задает вопросы. Поэтому камни не несут никакой информации и ощущений, вложенных ею. Скорее, они будут глазами, через которые она сможет видеть ответы на эти вопросы. А так же, наверняка, на эти вопросы ей ответят разные Существа… из тех, «кому нечем и незачем пить»…

Последними были применены «предметик» Джованни (сердечко) и камень-Феникс. И тут было все, как обычно – вложить то, что хочешь вложить и отдать Морю. В «предметик» она вложила свои нынешние ощущения от Джованни и посыл работать с энергиями этого идиота в соответствии с Мерой… той самой, по которой она теперь формирует Сеть на семь шансов: в общем-то, ничего особенного за исключением того, что это будет его личная Сеть, так сказать, фильтр через который будут пропущены только его действия и энергии. А Феникс выполнит роль судьи-исполнителя и воздаст гавненышу по заслугам – чтоб тот получил ровно столько, сколько заслуживает и именно такого, какое должен испытать, чтоб это было аналогично тому, что испытали через него другие.

Нужно заметить, что все это начнет работать, как только Джованни войдет в Море. Или в первый же дождь, если он случиться раньше. В общем-то, точно так же, как обычно и происходит активация заложенного в камнях.

После этого она села, просто спокойно посидеть… хотя, еще по дороге знала – не получится нормально посидеть возле Моря, потому что люди – вот эти, которые жарят шашлыки и бухают в беседке возле дорожки, ведущей на пляж – обратили на нее внимание и стопудово, сейчас придут и

ДОЕБУТСЯ

примутся приставать со своими обычными предложениями, попить пива, да вопросами о том, почему она такая грустная и одна…

Ну, разумеется, так и вышло. Идут. Двое. Вот, сейчас подойдут, сядут и заведут свою бодягу…

- Девушка, можно с вами познакомиться? – спросил один, присаживаясь рядом.

Ну вот… началось!

- Девушка, а что вы такая грустная? Может быть, мы можем помочь? У вас что-то случилось?

Она вынула наушник, посмотрела на этого болвана совершенно неласково, но ответила довольно вежливо:

- Я хочу побыть одна.

- А что случилось?

- Ничего не случилось. Просто хочу побыть одна.

- А, если я тут посижу? Можно?

- Я хочу побыть одна, - в третий раз повторила она.

- Ну, а я тут рядом посижу, чтоб вам не скучно было, можно?

Ну, все! Она сказала три раза. Этого вполне достаточно, чтоб понять. Он – не понял. Значит, можно больше не соблюдать норм вежливости. Поэтому она уже грубо сказала:

- Смотри, какой большой берег. Ты можешь сесть где угодно. А я хочу побыть одна, не нужно меня доебывать, ладно?

- Ну, вы просто мне понравились. Вот решил познакомиться. Как вас зовут?

- Отстань.

И тут включился в «беседу» второй. Который, видимо, считал себя остроумным:

- А мы – спасатели. Мы пляж охраняем. Смотрим, чтоб ничего не произошло. Вдруг вы топиться собрались. Значит, мы должны вас спасти.

- Себя спаси лучше, - грубо сказала она.

На что он подсел ближе, протянул ей банку своего бухла:

- Может, пивка?

Она, демонстрируя свое недовольство, резко повернулась к нему, оттолкнула его руку с банкой и довольно злобно спросила:

- Неужели не понятно, что я не хочу с вами общаться?

- Ну, почему? Мы же помочь хотим. Мы – спасатели.

Она решила довести эту тупую беседу до конца – не уходить. Посмотреть, сколько еще раз ей придется сказать им, что она не хочет общаться. И ответила:

- Я что, нуждаюсь в спасении, по-вашему?

- Ну, вдруг вы соберетесь топиться, так мы спасем.

- Во-первых, я не собираюсь топиться, во-вторых, если бы собралась – это было бы мое личное дело, в-третьих, я хочу побыть одна и не хочу с вами общаться, знакомиться, пить пиво и так далее. Так что – свободны.

- Девушка, ну зачем так грубо?

- Потому что вы с первого раза не понимаете.

- Ну, может быть, все-таки, познакомимся? Как вас зовут?

Глядя в его пьяные отупевшие глаза, она с нажимом сказала:

- Я хочу побыть одна.

- Вот, меня зовут…

Она перебила его:

- Мне без разницы, как тебя зовут. И твоего друга – тоже. Сколько еще раз мне нужно повторить, что я хочу побыть одна, чтоб до вас дошло?

- Нет, ну… мы же просто хотели пообщаться.

- А я не хочу общаться ни с кем.

- У вас что-то случилось?

- Нет! – чуть ли не зарычала она.

- Девушка! Вы такая красивая, вы мне понравились, может быть, я хотел бы с вами познакомиться… пообщаться…

Она демонстративно вздохнула и спросила:

- До тебя что, не доходит, что я не хочу общаться с тобой? Или тебе нравится доводить? Или ты – тупой? Или тебе нравится, когда тебя посылают на хуй?

- Девушка, ну, мы же просто пообщаться хотели.

Она не выдержала. Вскочила и пошла с берега. Просто невозможно больше терпеть эту тупость! Так можно еще час объяснять, что она не хочет с ними общаться. И в итоге – будет так, как хотят они – общаться… причем, вот так – по-тупому. Лучше уйти.

А эти придурки – идут за ней и продолжают задавать вопросы, на которые все равно не получат ответа:

- Девушка, подождите! Мы бы вас пивом угостили.

- А как вас звать?

- А почему вы уходите? Мы обидели вас?

Неужели они все еще не поняли, что она не хочет разговаривать и отвечать на их вопросы.

- Ну, девушка! Почему вы так обиделись?

- Мы же просто пообщаться хотели.

- Мы хотели пригласить вас попить пиво с нами.

- А как вас зовут?

Можно, конечно, еще раз ответить что-нибудь, но… все равно же не поймут, какие они идиоты, что бы она не сказала. Поэтому лучше просто молча идти… тем скорее они отстанут.

Она завернула за угол. И все еще не остыв от раздражения, подняла руки к небу, спросила:

- Господи! Ну, почему они такие тупые? На хрена они вообще нужны такие? Выродки… деграданты! Господи! Ну, неужели они еще мало вреда причинили, чтоб оставлять их дальше? Посмотри, что с ними происходит! Это же полный упадок! Это уже даже на их хваленных мозгах отражается! У них даже мозги гниют, они разучились даже думать! Тупые невежественные уроды!

Разумеется, Тот, к кому она обращалась, и без нее видит, что происходит.

Разумеется, он не ответил, потому что уже отвечал ей на этот вопрос. И она знала, что Он сам, Творец Вселенной – испытывает бесконечную боль по этому поводу. Только ничего сделать все равно не может.

И это – тупик! Если Суть Творения такова, что ведет к деградации и смерти, то Творение – не просто несовершенно, оно… оно вообще не должно было состояться такое… не смотря на всю Любовь, с которой Творец творил и которую заложил в свои творения. Что сделали его творения с его Любовью? Они просто убили ее! Убили!

Так что лучше? Сотворить любовью, но потом увидеть, что сотворил беды и смерть, или вообще ничего не творить?

- Но ведь это его Суть, - сообщил кто-то из Архангелов.

- Но…, - попыталась возразить она, понимая, что возражения нелепы, поэтому добавила, - а что, действительно, «но»? Я все понимаю. Он не мог не творить, как я не могу теперь не делать того, что должна. Только получается, что меня за мои дела – в Темницу, в утилизацию, не смотря на то, что они направлены на то, чтоб оживить то, что убили его творения.

- Он страдает не меньше твоего.

- Ясно дело. Дак ему и положено. Это ж Он сотворил такое. Его кто-то заставлял творить такое несовершенное Нечто?

- Это его Суть, - повторил Архангел.

- Да это так, - согласилась Селена.

- Это вечное противостояние, - добавил Архангел, - и тут нет единого решения, нет единого правильного выхода, нет ничего конкретного…

- Да это так, - снова согласилась Селена, - но вам, в вашей Архангельне легко рассуждать, вам все видно, вам все Миры, как на ладони, а тем, кто работает внутри этих Миров, каково? Как быть, если ты на одной стороне этого противостояния, а на другой – Творец Вселенной, который в любом случае прав?

- Творец ни прав, ни не прав, он – Творец.

- Да это так, - еще раз сказала она, уже с сарказмом, - только не нужно мне сейчас пытаться втирать, что те, кто живет внутри этой Вселенной, его дети, что он каждого любит и всем хочет блага, ладно? Не надо так же втирать, что каждый должен следовать своей изначальной сути. Я это знаю и так. Только это не снимает противоречие. И не убирает несправедливость.

- В чем? – поинтересовался Архангел.

- В чем? Хотя бы в том, что мое изначальное велит мне делать то, что я делаю, а это якобы рушит Замысел. Или что-то не так?

- Все так, да. Смотри, как выйти из этого.

- А разве из такого есть выход?

- Выход всегда есть.

- Выход или компромисс? Чтоб и волки сыты и овцы целы?

- А ты причисляешь себя к волкам? Или к овцам?

- Ни к тем, ни к другим. Я так сказала для аналогии.

- Значит, плоха аналогия, раз ты не укладываешься в нее.

- Хорошо. Иначе скажу, - но тут подумала – а ведь она уже сказала, а этот… мудрый Архангел… как перевернул все? И, усмехнувшись, спросила, - а почему ты уходишь от ответа? Ведь я еще до аналогии тебе нарисовала ситуацию. А ты сказал, что есть выход. Я тебя спросила, выход или компромисс? Как сделать, чтоб и Творение не рушить, и чтоб следовать своему изначальному?

- А ты вспомни свое изначальное, - посоветовал Архангел.

Ну, понятно, к чему он клонит – к тому, что она – вот такой урод, не вписывающийся в Систему. Не только в Систему Миров, уровня того, где она живет. А вообще, в Систему целиком, в Творение Всевышнего. А что тут еще можно вспомнить? Разве она не все знает? Или он просто имеет в виду, что нужно еще раз все это проанализировать и сказать самой себе, что раз она по свойствам подобна внешним вирусам, так, пусть пеняет на себя, ибо, она – такая не потому, что Творец такое хотел. Но ведь, она – в рамках его Творения. Значит, он допустил ее. Значит, ее пребывание здесь обусловлено самим Творением, а, следовательно, несправедливость все равно присутствует… и немалая…

Архангел оборвал ее мысли и передал ответ на них. В виде мыслеформы легкой и удобной для перевода в графическое объяснение, которые она понимает лучше всего. Правда, чтоб перевести Суть сообщения на слова медленной речи, еще постараться нужно.

И, тем не менее, она перевела. И получилось примерно следующее:

Она – Селена, творение («творение» в данном случае, неточное слово для этого, но лучшего у людей нет) одного из Богов погибшей Атлантиды, смогла быть вписанной в Суть Творения как раз для того, чтоб собой показать несовершенство Творения. Поэтому она никогда нигде в рамках этого Творения не могла быть понятой. Ибо, у нее Мера Деяний – извне… ну, в общем, она и так знала это. К тому же, в этом очень много аспектов, которые все равно не донести сюда, до человеческого сознания. А там, где она – Существо выше человеческого разума, все понятно.

Она саркастически засмеялась:

- Какой ужас!... Ну, в целом, я всегда знала это. Не так хорошо, как ты сообщил… размазано, но все равно знала. И как ты считаешь, каково мне быть тем, что попадает под раздачу? Тем, что собой указывает на несовершенство?

- Ты – такая.

- Ну да, с тобой не поспоришь. Такая. Но я не об этом. Каково мне, на твой взгляд от этого?

- Естественно. Ты – такая. Для тебя естественно такое.

А разве он не прав? Разве ей не свойственно испытывать то, что соответствует тому, кто постоянно попадает под раздачу? Разве вот это самое – попадание под раздачу – не один из ее важнейших аспектов. Разве не это – свойство Стрелы?

- Да это так, - согласилась она совершенно спокойно. И вспомнила слова одной песни:

Я всегда был один, в этом право Стрелы…

И другие слова:

Я был сияющим Ветром, я был полетом Стрелы…

И еще:

Я мог быть таким же, как ты, и это бы было верней…

И ей вдруг захотелось узнать, кто именно из Архангелов общается с ней сейчас.

- Кто ты? – спросила она, предполагая, что не получит ответа.

Но он ответил. Но не имя сказал – потому что, ясное дело, это ничего не даст, кроме удобства в обращении. Ответил иначе… и его ответ привел ее в шок.

- Кем ты являешься для того, кого называешь Диффузором, тем я являюсь для него.

Нельзя сказать, что ее организм отреагировал на это как-то, как обычно реагируют человечьи тела на шок. Ни потемнело перед глазами, ни затряслись руки… и с дыханием не случилось ничего…

Но то, что дальше тела… вот там… там происходило такое, что вполне можно сравнить с ее реакцией на осознание, что у нее и Диффузора есть гавненыш.

- Я дам тебе время это осознать, - мягко сообщил Архангел, - а потом ты сможешь еще побеседовать со мной. Я буду весьма расположен продолжить беседу.

Он уже почти ушел… напор его вибраций таял… и тут она спохватилась, окликнула его:

- А можно твое имя? Чтоб я как-нибудь могла для себя отличать тебя… ну, называть как-то. Понятное дело, что я и так отличу тебя по энергетике, но…

- Не нужно таких долгих объяснений на уровне медленных мыслеформ, а тем более, не нужно все это облекать в мысли, соответствующие словам. Называй меня Легирофант.

И это вызвало новую волну шока. Потому что он произнес это так… так… что в имени явно слышалось такое знакомое… обозначение этих удивительных Существ…

- Так ты – Иерофант?

- Да это так, - ответил он, мягко гладя ее своей энергетикой, словно давая понять, что воспользовался одной из ее фраз, потому что расположен к ней и готов помогать.

И до нее дошло еще одно.

- Так вот, почему Диффузору так важен Джованни? Потому что он – что-то подобное Иерофантам?

- Не только поэтому. Ты скоро поймешь. До встречи.

И ускользнул. Не исчез, а именно ускользнул в микроточку, через которую, видимо, окажется там, у себя в Архангельне. И уже после этого она поняла, что он не просто общался с ней через Эфир. Он был тут, рядом. Полностью был. Тем, кто он есть и таким, какой он есть – тонкий, едва осязаемый ближними структурами, мудрый, мягкий, благостный… и совершенно не имеющий эго…

И еще она поняла, что на вопрос, кто это с ней разговаривал, могла бы ответить и сама. Потому что еще до самого вопроса к нему, вспомнила слова песни, касающиеся Сути Диффузора… она могла бы понять, что Легирофант – тот, кто когда-то воплотил Диффузора…

- Верь своим ощущениям, - передал сам Диффузор в виде ссылки на картинку с сайта, где она писала эту фразу.

* * *

А, что касается Джованни…

- А его теперь почти ничего не касается, - сказала она сама себе.

И все же, она поговорит с ним. Не сегодня, так завтра, или в какой-то другой день. В общем-то, не важно, когда. Потому что теперь это ни на что не повлияет. Она расскажет ему то, о чем он хотел знать – про его настоящего отца. Без ощущений – просто, как отчет: было так, так и так, потому что большего она все равно рассказать не сможет. Просто не пойдет рассказ, потому что рассказывать о любви тому, для кого понятна только человечья любовь, которую он испытывает здесь и сейчас – п о шло и вообще невозможно.

И она еще кое-что расскажет – передаст последний разговор с его мужем… или с ее мужем, поскольку, раз уж «муж», то женой может быть только «она», существо женской сути, а не мужской.

Так вот, она расскажет, что теперь точно знает, что ее муж ждет, не дождется, когда «полоумная теща» подохнет. И добавит, что, если он рассчитывает на то, что она сделает это, чтоб доказать ему, что она не «пиздоболка», как он ее назвал, то он – идиот: она не собирается делать это для какого-то доказательства. У нее совершенно иная цель. И она не собирается отчитываться перед ним, почему до сих пор не сделала этого – в смысле, не подохла. А ее мужу следует приготовиться к чему-то такому, что ему едва ли понравится. Потому что пожелание смерти кому-то… даже тому, кто хочет ее, это дело такое… в общем, мало не покажется, когда ему прилетит за такие слова и, в особенности за мысли, стоящие за словами.

* * *

Вечером позвонила баба и сказала, что разговаривала с Джованни, а тот сообщил ей, что ему совсем плохо и они собираются вызывать скорую.

Конечно, баба называла Джованни Катей и «она», но к этому Селена привыкла. Собственно, ничего удивительного в том, как баба отнеслась к факту болезни, тоже не было. Она сразу же прониклась жалостью к «несчастной Катютке», а ее обвинила в жестокости. Только в чем состояла жестокость, не понятно. В том, что она не хочет сейчас звонить Джованни и соболезновать? Или в том, что сказала бабе, что давно предупреждала Джованни, что может быть то, как есть сейчас и даже что-нибудь еще хуже?

В итоге баба сказала то, что обычно говорила в этих случаях:

- Все люди живут по своим понятиям. Может, Катютка хочет жить так.

- Ну, пусть и живет. Я не мешаю, - ответила Селена.

На что баба высказала:

- Ну, зачем эти крайние меры? Зачем ссориться? Зачем враждовать?

- А я и не враждовала с ним. Только хорошего всегда желала. И делала так, чтоб ему помогать. Это вообще-то они меня выперли в три часа ночи под ливень. Как раз это и есть одна из причин того, что Джованни заболел.

- Ну, ведь не они, а Слава? – уточнила баба.

- В общем-то, да. Но то, что Джованни позволил ему так сделать, говорит о том, что не может противостоять ему. И позволяет делать такое. Разве это нормально? Разве нормально, выставить меня ночью под ливень, чтоб я убиралась? Значит, Джованни принимает его таким, который может вот так сделать.

На это бабе нечего было ответить. И она чуть сместила тему:

- Ну, ведь человеку плохо. Она болеет. У нее высокая температура, живот болит, голова сильно болит.

- Когда я в прошлом году формировала болезни, у меня тоже была высокая температура, градусника не хватало, тоже все болело, блевала, дальше, чем видела и прочее. И все равно делала то, что нужно было делать, ходила, куда нужно было. И не пыталась разжалобить никого.

- Ну, нельзя же так, - возразила баба, поняв суть ее сравнения, - ей же плохо, может быть, что-то серьезное, а ты проявляешь какие-то принципы непонятные.

Селена поняла, что объяснять дальше бесполезно – баба все равно не поймет, потому что для нее все подобные объяснения если не признак шизофрении, то уж точно, не то, что стоит брать в расчет.

- Справится. Молодой организм, сильный, справится. Что я могу сказать еще? Тем более, этот муж сейчас напичкает ее таблетками, - она специально выделила это «ее».

- Все равно, ребенок же болеет, нужно проявить хоть немного жалости. Это ведь – твой ребенок, твоя дочка. Ты же – ее мать.

Селена только усмехнулась:

- То, что это Существо прошло через меня не значит, что я какая-то там, мать. Ты сама посмотри? Какая из меня мать? Я сама ребенок. Какая, на хрен, мать?

- Ну, это ты можешь, как угодно воспринимать, но ты ее мать.

Селена повторила, вкладывая в слова импульсы, которые дойдут до бабы на тонких уровнях:

- Я – не мать. Я – сама вечный ребенок. Ясно?

Баба что-то пробубнила в ответ. По ее голосу, ставшему апатичным, как у загипнотизированного, Селена поняла, что посыл дошел. Другое дело, будет ли от него толк? Поймет ли баба то, что противоречит ее привычным представлениям о жизни? Примет ли? Скорее всего – нет.

А пока что, нужно что-то сказать, чтоб не вызвать у нее отторжение только что принятой информации. И лучше всего, чтоб это было что-то такое, что бабе понравится. А ей нравится что-то посоветовать. Поэтому она спросила:

- Что ты хочешь, чтоб я сделала? Скажи, как нужно сделать, я так сделаю.

- Ну, наверное, нужно позвонить чуть попозже. Узнать, как и что, когда скорая уедет.

- Ладно, возможно, я так сделаю, - пообещала она, намеренно сформулировав не строгое обещание. Чтоб это не было обманом, если она не выполнит обещания.

Делать так не было ни малейшего желания. И, скорее всего, она не станет этого делать, хоть и обещала. Потому что теперь все перевернулось в связи с этой болезнью Джованни и его молчанием. Если раньше она могла названивать по пятнадцать раз, пока этот врун-идиот не ответит, и ее не отпускало невыносимое желание хотя бы услышать его голос. А теперь стало наоборот: для того, чтоб позвонить, нужно сначала убедить себя в том, что это необходимо. А как убедить, если ясно, что звонок ничего не даст?

* * *

Она решила обратиться к Диффузору по поводу Джованни. И, чтоб общение происходило не так, как было в последнее время – через Эфир, а, чтоб он пришел … если, конечно, ему позволят. Могут ведь и не позволить. Потому что, когда она осуществляла свое Деяние под названием «ударная любовь», он приходил – позволили, но до того ненадолго, что лишь успел обнять ее и сказать те незабываемые несколько слов:

- Милая, все получится, все хорошо, все правильно.

Только мало… так мало! Ей так сильно не хватает его! Понятно, почему ему… и вообще, почти никому нельзя сейчас общаться с ней близко и долго – для того, чтоб она училась полагаться только на себя. Потому что дальше действительно, ей нужно будет полагаться только на себя, раз уж она – Стрела и так называемый Капитан… этого странного так называемого Корвета, который собирается уйти из этой Вселенной.

Но сейчас не та ситуация, где от нее требуется непременно самостоятельное решение. Ведь это вопрос не ее прямого назначения, как Стрелы, а проблема Джованни, которого никто иной, как Диффузор всуропил ей на лечение и воспитание, потому что Диффузору нужен и дорог этот идиот.

В общем, она решила обратиться к нему. И тут возникла

ЧЕРТОВСКИ НЕПЛОХАЯ

идея. Поскольку как раз в это время, она была занята своим Эпосом и как раз печатала… причем то, о чем можно прочитать выше – о последних днях, то можно попробовать обратиться к нему прямо через текст: то есть, она напечатает вопрос, а он передаст через ее волшебные пальцы ответ. Ведь так уже было, когда она печатала про будущее, о своих встречах с ним. Тогда она прямо видела сверкающую электрическую дугу, между своими руками и клавиатурой. И ее пальцы летали, фиксируя то, что Диффузор сообщал через эту дугу… очень красивую – тех цветов и переливов, какие были у его тела в Атлантиде.

Значит, сейчас такое тоже может получиться. Особенно, если учесть, что его действительно едва ли отпустят оттуда, где он прикован своими цепями.

Ну да. Идея, конечно, замечательная. Чертовски неплохая, как мог бы сказать незабвенный, обожаемый ею Евгений Гришковец. Только Селена не решалась приступить к ее исполнению. Во всяком случае, до тех пор, пока не позвонит Ифген и не расскажет, что получилось из его попытки позвонить Джованни. Час назад они договорились об этом. И вот, скоро уже эта попытка должна быть осуществлена.

Да! Так! Потому что, во-первых, не хочется прерывать беседу с Диффузором на разговор с Ифгеном, а во-вторых, появятся дополнительные сведения и еще один шаг в развитии ситуации.

И она стала ждать. Пошла, поставила чайник. Покормила тех котиков, которые были рядом: Бусю, Потаньку и Мису. Нарезала мяса Зеновею… звала, звала его… он почему-то не шел – занят, видимо. Разумеется, занят. Сейчас все заняты. Причем, вполне возможно, Зеновей занят тем, что решает что-то по поводу Джованни.

Ее это разозлило. Что за хрень? Почему этот идиот стал центральной фигурой в то время, когда совершенно не до него? Есть более важные и существенные дела – Концепция 14, которая охватывает ситуацию всей цивилизации. С какой стати все должны отвлекаться на проблему всего лишь одного представителя этой цивилизации, кем бы он ни был? С какой стати все должны откладывать важные дела и помогать тому, кто, в общем-то, отвергает помощь? Почему все должны придумывать, как вытащить Джованни из трясины его человечьих прихотей, пороков и обычной похоти?

Почему?

И зачем, если он считает, что лучше всех знает, как ему быть, как правильно и прочее?

Причем, это все разозлило ее не тут, на физическом уровне, а далеко, там, где ее Существо почти касается Стихий.

Как-то раз Джованни сказал по телефону, что видел ее настоящей. Она спросила, что именно он видел, и какая она настоящая.

- Ну, ты – море. Как море.

И ведь он был прав. Помнится, она сказала ему тогда, что раз он это видит, то должен понимать, что теперь как раз столкнулся со штормом. Эти барьеры… пресловутые барьеры, о которых она столько раз ему говорила – и есть шторм.

- Если ты не смог преодолеть шторм в один балл, то, как же ты можешь говорить, что преодолеешь в пять баллов? А ведь с каждым твоим косяком шторм усиливается. Погоди, скоро превратится в цунами.

На что он ответил следующее:

- Ну, я же преодолеваю.

- Иногда, - согласилась она, - когда я сама тебе помогаю. А потом тебя снова откидывает. Новый косяк – и уже не пол бальчика, и даже не два балла, а, допустим, четыре.

- А почему снова не пол бальчика, а четыре? – обиженно и недовольно спросил он.

- Да потому, что так устроено: усиливающаяся спираль. Я сколько раз говорила тебе: не важно, прошел ли ты задание, следующее будет труднее. И так до тех пор, пока ты или не взлетишь или тебя не придавит грузом.

Пока она это вспоминала (а еще точнее, печатала, вспоминая), Джованни соизволил позвонить. Когда он звонил раньше, она радовалась. Когда не звонил в обещанное время, звонила сама и злилась. Теперь же ее реакцией было – полное спокойствие, граничащее с равнодушием. Как если бы позвонил посторонний человек или какой-нибудь знакомый, который безразличен. Она удивилась своей реакции… но не особо. Потому что, если бы это было не так, она сама уже давно бы позвонила.

- Да, - сказала она.

- Я заболел, - сообщил Джованни.

- Я в курсе, - ответила она стальным голосом.

- Откуда ты в курсе?

В общем, этот разговор не представлял собой ничего интересного, не принес ничего нового, не дал каких-то сдвигов… другими словами, не отличался от всех предыдущих разговоров по своей сути и результатам. Конечно, она сказала, что теперь не просто предполагает, а точно знает, что ее муж хочет, чтоб она скорее подохла. И, разумеется, Джованни опроверг:

- Нет, это не так. Почему ты так решила?

- С его слов заключила. И вообще я много чего интересного вчера услышала. Такого, что многое прояснило про тебя.

- Что?

- Как-нибудь я выберу время и расскажу тебе это. Найду способ пообщаться с тобой. Так же, я расскажу тебе то, что ты, якобы, хотел знать. Постараюсь сделать свой рассказ как можно более коротким. Чтоб не отнимать время у вашей семьи.

- Не надо короткий. Мне нужно все подробно.

- Зачем?

- Потому что это меня касается.

В общем-то, довольно эгоистичное заявление. Ему нужно – а на остальное насрать. В том числе, на то, что ей теперь очень трудно будет настроиться на такой рассказ. Поэтому она ответит так:

- Обойдешься. Ты проебал время, когда этот рассказ еще мог быть длинным.

- Я приеду, как только смогу ходить.

- Мне теперь все равно, приедешь ты или нет. Если бы хотел, приехал бы еще вчера. Если ты помнишь, как я формировала болезни, и мне было куда хреновее, чем тебе сейчас. А, тем не менее, ходила и делала то, что нужно было делать. И ты сам мне говорил, что нужно преодолевать. Значит, и ты мог бы преодолеть то, что у тебя сейчас.

- Я преодолею.

- Ты уже не преодолел.

После этого связь прервалась. Джованни не перезвонил. Ну и хрен с ним. А она, решив проверить свою догадку, позвонила Ифгену. Оказалось, что догадка верна. Гавненыш позвонил после разговора с Ифгеном. Стало быть, не известно, позвонил бы он, если бы не Ифген… Да, и тоже, хрен с ним. Правда, все же хотелось задать вопрос: а когда он сподобился бы позвонить, если бы Ифген не напомнил. В принципе, она знала, что он может ответить. Он всегда отвечал: «я как раз собирался звонить». Только почему-то она всегда опережала это его «собирался». Видимо, потому что не очень-то собирался.