Декоммуникация

В профессиональном фольклоре символическая дистанция, разделяющая профессионала и объект его деятельности, нередко трансформируется в представление о барьере, затрудняющем коммуникацию, а то и делающем ее невозможной. Едва ли не главное свойство, приписываемое объекту деятельности в профессиональных байках, шутках и мифологических рассказах, – ограниченность его коммуникативных возможностей, нередко полную неспособность к коммуникации (пассивность, непонимание).

Именно носители таких свойств фигурируют как моделирующие объект в байках, шутках, мистических рассказах и ламентациях. В учительской среде такую моделирующую роль играют байки о двоечниках, упоминается такой феномен, как тупой класс – т.е. моделируется партнер, неспособный к коммуникации (восприятию информации). Одна из учительниц, отвечая на вопрос М. Моревой об учительском юморе, привела анекдот из серии "про Вовочку", популярной в учительской среде: "Вовочка разговаривал с учительницей на "ты". Она велела ему дома 20 раз прописать фразу: "К взрослым нужно обращаться на "вы"". Он написал 40 раз, принес учительнице тетрадь. Когда она спросила, зачем он так много написал, Вовочка ответил: "Чтоб тебе приятно было!"" Текст обыгрывает ситуацию нарушенной коммуникации. Декоммуникация – качество "идеального" объекта: чем более оно выражено, тем выше необходимость вмешательства со стороны учителя, задача которого в том, чтобы "изменять, воспитывать, преобразовывать", т.е. тем в большей степени ученик или классный коллектив соответствует роли объекта воздействия. Соответственно, в учительском неформальном дискурсе качества "идеального объекта" воплощены в фигуре двоечника: "В среде учителей, – рассказывает учительница французского языка школы-гимназии г.Пушкина, – частенько звучат фамилии учеников, например, фамилия М.: этот ученик в каждом классе сидел по два года" (Пшенай-Северина, 1999 г.). В то же время фигура отличника гораздо в меньшей степени соответствует модели "идеального объекта", поскольку необходимость воздействия здесь ограниченна. Характерна история об отличнице, рассказанная учительницей начальных классов (стаж 17 лет): "Свои уроки я всегда пыталась импровизировать, использовала красочный иллюстративный материал: Мальвина, Буратино, Сова и множество других сказочных персонажей всегда оживляли наши уроки. Каждую неделю подводили итоги и раздавались призы. Помню такой случай: в моем класе была очень заносчивая девочка, она считала себя на порядок выше остальных. Она никогда не поднимала руки, но всегда правильно и очень хорошо отвечала на мои вопросы, но делала это в несколько снисходительной манере, давая другим понять, что она лучше. И я решила не давать ей приз в конце недели, потому что хотела, чтобы она перестала думать таким образом. Иначе жизнь впоследствии изменит ее более жестоким способом" (М.В. Пшенай-Северина, 1999 г.). В учительских рассказах постоянный атрибут образа отличника – заносчивость, высокомерие – т.е. признаки ухода из-под власти школы. Эта фигура, пока находится в стенах школы, символизирует неполноценный объект управления, а потому редко описывается с симпатией (исключение – отличник-выпускник, как зримый символ заслуг учителя). Отсюда и популярность анекдотов "про Вовочку" – двоечника и грубияна, ставшего моделью "идеального объекта". "Идеального", разумеется, не в оценочном смысле, а в том, что он требует максимально возможной степени педагогического воздействия, тем самым обозначая социальное пространство и для статуса самого педагога. Таким образом, символическое конструирование объекта педагогического (как и любого иного профессионального воздействия) есть одновременно и конструирование социальной ячейки для профессионала, который должен это воздействие осуществлять. Любопытно, что фольклорная традиция школьников, со своей стороны, поддерживает коммуникативный барьер.

Байки и шутки операторов пейджинговой связи вращаются вокруг темы накладок, проколов, т.е. неправильной передачи сообщения, за что операторов штрафуют, а при частом повторении ошибок могут уволить. Одна из участниц нашего проекта, Н. Ершова, вспоминает, что когда она работала в пейджинговой компании, среди ее коллег "на протяжении примерно месяцев трех обсуждался следующий случай. В компанию позвонила немолодая женщина. Прослушав приветствие оператора, она… спросила: – Алло, с кем я говорю? Еще раз оператор ей представилась, за чем опять последовал вопрос: – Кто со мной говорит? Я не понимаю, какие уроды балуются по телефону. После того, как оператор в третий раз попыталась ей объяснить, что она позвонила в пейджинговую компанию и должна назвать номер абонента, чтобы отправить ему сообщение, женщина опять спросила: "А с кем я говорю?" В это время смеялись все свободные (т.е. не принимающие звонки) операторы…"

Среди врачей ходят рассказы о пациентах, притягивающих к себе разнообразные болезни и несчастья, "как ловушка" [85]. Один из такого рода рассказов мне довелось услышать совсем недавно от бывшего врача, который рассказывал его именно как врачебную байку: "На моей памяти был один дальний знакомый. У него это с детства началось: он пойдет в магазин – упадет, ногу сломает. Не успеет вылечиться – опять что-нибудь случится. Ему говорили: "Ты так и погибнешь как-нибудь…" И действительно, так оно и вышло. Пошел в магазин за вином (а тогда, при Горбачеве, очереди в винный магазин были), пошел очередь занимать, стал дорогу переходить, а скользко, он упал и въехал по льду прямо в витрину магазина. Стекло разбилось, сверху упала оставшаяся часть и отрубила ему голову. Такая страшная смерть. Как на гильотине" (2002 г.). Подобные тексты конструируют образ "идеального пациента", постоянно нуждающегося во вмешательстве со стороны медицины. Подобный персонаж фигурирует и в медицинских анекдотах. Его основная черта – роковая неспособность вступить в коммуникацию с окружающим миром. Еще одна из центральных тем неформального дискурса в среде врачей – врачебная ошибка (неверная постановка диагноза), т.е. опять-таки нарушение коммуникации между профессионалом и пациентом.

Значительная часть актерских баек, шуток и примет связана с темой провала; среди обсуждаемых тем – мандраж (страх перед выходом на сцену), зажим, (скованность во время исполнения роли), феномен белого листа (забывание текста роли на сцене, когда перед глазами актера будто бы лист белой бумаги). Музыканты, как и драматические артисты, боятся ситуации, когда зал расползается, т.е. внимание зрителей отвлекается от сцены, и начинаются разговоры их между собой. Все это не что иное, как моменты нарушения коммуникации между актером и залом (публикой).

У частных диспетчеров по грузовым перевозкам существует поговорка: "Ходок (т.е. рейсов. – Т.Щ.) без проблем не бывает": во время дальних рейсов большегрузных автомобилей случаются грабежи на дорогах, порча груза, поломки автомобилей, непомерные штрафы и т.п. Диспетчеры сами определяют свою деятельность как решение проблем (Л. Воронкова, 2001 – 2002 гг.).

Объект профессиональной деятельности изображается в профессиональном фольклоре как источник и символ коммуникативных проблем, решение которых – задача профессионала. Главная их характеристика, с точки зрения профессиональной традиции, – недостаточная способность к коммуникации, а то и ее отсутствие. Попытки коммуникативной инициативы, активного поведения клиента во многих случаях прямо пресекаются нормами профессиональной традиции. Например, в системе родовспоможения это выражается в часто упоминаемом требовании медперсонала не кричать во время родов, в игнорировании призывов или вопросов роженицы: “Потом мне стало худо уже, схватки начались уже такие интенсивные. Я позвала медсестру и говорю: "Мне плохо. Посидите со мной рядом, просто поговорите о чем-нибудь". А она мне говорит: "Что с Вами разговаривать?", отвернулась и пошла” (Ольга М., 25 лет, СПб, 1996) [69, 70]. Попытки вступить в коммуникацию угрожают деконструкцией пассивного статуса женщины как пациентки – "объекта", а тем самым и статуса профессионала, конструируемого по отношению к объекту. Отсюда и происходят характерные для целого ряда сфер деятельности случаи пресечения активности со стороны клиентов: авторитаризма профессионалов, порой неосознанного или находящего многообразные оправдания.

Нам важно заметить, что отношение профессионала к объекту изображается как коммуникация (общение) и, следовательно, профессиональная деятельность в неформальном дискурсе конструируется по образцу коммуникативной. Подчеркну, что это относится к неформальному дискурсу профессиональной среды, к моделированию самосознания профессионала и его социального статуса, а не к передаче технических навыков.

Профессиональная деятельность описывается как коммуникация, однако происходящая в весьма затруднительных условиях. Способность вступать в общение – свойство личности, а объект, с которым имеет дело профессионал, во многих случаях конструируется как безличное множество людей (зрительный зал, школьный класс), а то и вообще неживое устройство (самолет, автомобиль, "сердце" которого "чувствует" пилот или водитель), а то и просто пространство (небо, дорога, море). Даже в тех случаях, когда в роли объекта выступает человек, его коммуникативные характеристики по определению несовершенны: для врача это больной (и чем более выражен статус "больного" – тяжелее его состояние, – тем менее он способен к коммуникации: тяжелый больной находится без сознания); для работника правоохранительных органов – преступник, для учителей – ребенок (школьник), не имеющие либо навыков, либо прав, либо физических возможностей для полноценной коммуникации. Собственно, во взаимодействие с профессионалом (в сферу влияния соответствующего социального института) они вступают именно потому, что

сталкиваются с проблемами – невозможностью либо неэффективностью самостоятельной коммуникации со своей повседневной средой.