Археология Евразии на службе политики

Итак, сегодня археология Евразии пользуется большим политическим спросом, и интерес общества и бизнеса к ней растет. Однако этот интерес отличается крайней односторонностью. Политики более всего ждут от археологии легитимизации новых современных государств и своей собственной власти, а также подтверждения своих претензий на те или иные спорные территории. Поэтому политики видят основную пользу археологии в служении официальной националистической идеологии. Бизнес заинтересован в развитии туризма, однако пока что ведет себя вяло, и сегодня основные инвестиции направляются в совершенно иные сферы, дающие гарантированную прибыль. Поэтому туристическая инфраструктура остается неразвитой, а многие местные краеведческие музеи страдают от недофинансирования и влачат жалкое существование. Что же касается общественности, то она ждет от археологии сенсаций. Сегодняшний религиозный ренессанс ведет к тому, что публику более всего интересует не само по себе прошлое, а связь археологических памятников с какими-либо чудесными непознанными явлениями. Вот почему не иссякает поток любителей оккульта, “арийской астрологии” и неоязыческих верований на Аркаим,^[104] вот откуда у людей тяга к “тайнам” древних дольменов и вот почему иных так увлекают “загадки гиперборейской цивилизации”. В ряде случаев эта религиозная экзальтация наслаивается на националистические настроения, и люди представляют далеких предков могучими магами и чародеями. В частности, не лишена этого и упоминавшаяся выше арийская идея. Нелишне отметить, что такие чувства подогреваются СМИ, и в погоне за читателями и зрителями журналисты готовы пропагандировать самые странные фантазии, выдавая их за реальные факты и представляя далеких от науки людей неординарными учеными, якобы самоотверженно ведущими поиски в неизведанном направлении.

В этих условиях археологам следует самим вести более активный диалог с обществом и простым языком объяснять цели и методы археологических исследований. Чтобы нейтрализовать роль фантазий на темы далекого прошлого, в изобилии встречающихся в современной популярной литературе, археологи должны сами терпеливо объяснять публике свои концепции. Немалую роль могло бы сыграть вдумчивое изучение истории таких концепций и их связи с социальным климатом разных исторических эпох. В особенности речь идет о ряде опасных концепций, имевших одно время широкую популярность, к которым, прежде всего, относится расовый подход к развитию общества. Археологам надлежит оперативно реагировать на использование археологического знания в шовинистических и расистских целях. Сегодня, когда, выступая за “чистоту арийской расы”, скинхеды убивают “чужаков”, археолог не имеет права писать об истории “ариев”, не откликаясь на события современности и делая вид, что ничего не происходит.

Вот почему в выпущенных недавно книгах, написанных профессионалами и посвященных индоиранской проблеме, их авторы совершенно справедливо отмежевались от неонацистских интерпретаций “арийской проблемы”, подчеркнув связь таких псевдонаучных взглядов с ксенофобией и шовинизмом.^[105] В противном случае занятия “арийской проблемой” становятся безответственными. И вовсе не случайно знаменитый английский археолог Г. Чайлд, начавший свою карьеру выпуском книги об “арийцах”, полностью отказался от этой тематики в начале 1930-х гг., когда опасность нацистского расизма стала более чем очевидной.^[106]

Таким образом, в новых постсоветских государствах археология развивается по националистической траектории, что, как отмечал Брюс Триггер, типично для постколониального мира.^[107] При этом повсюду власть нуждается в национальной идее, способной превратить всех обитателей государства в единый спайный организм. Ради этого политики и обращаются к истокам, будь то истоки государственности, народа или культуры. Идея истоков богата самыми разными смыслами. Во-первых, обнаруживая единых примордиальных предков, она превращает граждан в единую семью и позволяет использовать метафору родства, которая призвана превратить людей в органическое единство и укрепить их лояльность государству. Таким способом политики пытаются преодолеть трибализм, регионализм или социальные/религиозные расколы. Во-вторых, она снабжает сконструированную общность общим прошлым и длительной временной преемственностью, что наделяет “единую семью” “глубокими корнями” и укрепляет чувство единства. В-третьих, она позволяет ей стать носительницей общей древней культуры, богатой самобытными достижениями. А это, в свою очередь, дает возможность оперировать метафорой самобытности, наполненной ценностным содержанием. Ведь “самобытность” призвана легитимировать право на самостоятельное развитие. В-четвертых, обращение к далекому прошлому позволяет обнаружить реальную или воображаемую древнюю государственность, что дает основание представить отдаленных предков носителями государственного начала. Тем самым получает легитимность “борьба за национальное освобождение”, а становление нового государства рисуется как справедливое удовлетворение вековых народных чаяний и восстановление своей утраченной в прошлом государственности. Любопытно, что в этой перспективе создателем государства изображается не знать, а “народ”. Археология способствует этому, поскольку она имеет дело с обезличенным прошлым и ее героями являются не отдельные личности, а абстрактные группы, скрывающиеся за понятием “археологическая культура”. В-пятых, обращение к предкам и их героической деятельности легитимизирует те или иные действия современных политиков, которым богатая самыми разнообразными и весьма неоднозначными событиями история всегда готова предоставить примеры для подражания.

Наконец, немаловажным представляется и то, в каком образе предстают примордиальные предки. Ведь чтобы стать примером для потомков, им надлежит быть носителями высокой морали и создателями безусловных культурных ценностей. Например, предки-земледельцы ценятся выше, чем предки-кочевники. Действительно, следы деятельности первых обнаружить легче, и их культурные достижения (архитектура, искусство, ремесло, памятники письменности) оказываются не в пример более выразительными. Кроме того, их культурные памятники маркируют строго ограниченную территорию, которая считается по праву принадлежащей их потомкам и легитимирует “национальное государство”. Не стоит и говорить, что потомкам кочевников оказывается много сложнее прибегать к таким аргументам. Поэтому сегодня даже у потомков кочевников (туркмен, азербайджанцев, турков) возникает соблазн изобразить своих предков оседлыми земледельцами.

Далее, предки, веками отстаивавшие свою территорию и свой суверенитет, ценятся выше, чем предки-завоеватели, варварски разрушавшие построенное другими. Правда, обычно делается исключение для тех предков-завоевателей, которые осуществляли “цивилизаторскую миссию” и несли культуру и государственность “дикарям”. Такие аргументы открывают широкое поле для интерпретаций. Ведь завоевание можно представить справедливым возмездием за прошлые обиды. Кроме того, можно сделать акцент на умении предков строить государство и преуменьшить разрушительные последствия их завоевательной деятельности. Так, например, и происходит с образом ранних тюркских государств, который сегодня создают историки Центральной Азии и Казахстана.

Также немаловажно, кого именно выбирают в предки. В этом отношении показателен образ князя Рюрика и варягов на Руси. С одной стороны, с ними связаны начала русской государственности, причем тем самым она оказывается государственностью европейского типа и позволяет России представлять себя европейской страной. Кроме того, факт участия варягов в создании русской государственности позволяет России одерживать символическую победу над Украиной, ибо начатки государственности сложились сначала в Старой Ладоге и Новгороде и лишь затем достигли Киева. Однако если у русских царей с их германскими корнями образ Рюрика никаких сомнений не вызывал, то для нынешних россиян тот оказывается чужаком-пришельцем, чья деятельность лишает русскую государственность “самобытных основ”. Вот откуда неизбывное стремление ряда русских историков и археологов наделить его славянским происхождением. Правда, большого успеха такие попытки до сих пор не имели. Поэтому образ Рюрика страдает амбивалентностью.

Гораздо более привлекательным может казаться образ “арийцев”. Ведь шовинистическая историография уже давно наделила его достаточно престижными качествами. Во-первых, “арийцам” приписываются высокие креативные способности, и они рисуются создателями культурных достижений мирового значения. Во-вторых, их наделяют высокой духовностью и связывают с ними появление “истинных моральных ценностей” и “первой мировой религии” (зороастризма). В-третьих, их изображают успешными завоевателями, покорителями больших пространств. В-четвертых, повсюду они исполняют роль культуртрегеров: знакомят “варваров” и “дикарей” со своими культурными достижениями и создают им государственность. Все это позволяет нам понять стремление немалого числа современных интеллектуалов Евразии приписать своим народам “арийское происхождение”. Особенно соблазнительным это представляется тем, кто способен связать происхождение и древнейшее прошлое “арийцев” со своей собственной территорией и истоками своей культуры.

В этом отношении миф об Аркаиме выглядит особенно показательным. Гипотеза российских ученых о том, что Аркаим и родственные ему памятники были оставлены индо-иранцами, т. е. “арийцами”, была моментально подхвачена СМИ и пришлась по вкусу, прежде всего, самым разным радикалам, как русским, так и тюркским. Ведь мало того, что обнаружение “арийских памятников” на российской территории побудило немалое число интеллектуалов (как русских, так и нерусских) связать их со своими предками. Заявление археологов о том, что они обнаружили “прародину ариев”, породило соблазн сделать Россию примордиальной территорией исконного обитания “арийцев” и протянуть прямую линию преемственности между “арийцами” и славянами. Тем самым, русские якобы оказались прямыми наследниками “арийцев”, и сегодня этот аргумент популярен в устах русских расистов и неонацистов, для которых это означает неоспоримое право на огромную территорию, экспансию и гегемонию. Неравнодушны к такому аргументу и некоторые российские политики. В этом смысле поездки Путина и Медведева на Аркаим оказываются знаковыми. Правда, попытки Г. Здановича сделать Аркаим “национальной идеей” России как будто бы не возымели на них действия.

В гораздо большей степени “арийская идея” увлекла президента Таджикистана, ухватившегося за нее для решения ряда насущных политических задач. То же самое происходит и в Северной Осетии, где местные власти при поддержке местной научной интеллигенции активно культивируют “аланскую идею” (разновидность “арийской”). Наконец, совершенно неожиданно к “арийской идее” сегодня обращаются духовные лидеры небольших народов и мигрантских меньшинств, в устах которых она приобретает совершенно иное наполнение – речь идет о борьбе за равноправие и сопротивление дискриминации. В этом случае люди верят, что наличие общих “арийских предков” сможет улучшить их взаимоотношения с доминирующим большинством, сделав их “близкими родственниками”.

Рассмотренные выше данные показывают, что власти не только заинтересованы в подходящем образе далеких предков, но и оказывают разностороннее влияние на процесс археологического исследования. Во-первых, власть способна щедро финансировать те археологические проекты, которые отвечают ее насущным интересам. Во-вторых, она сама может определять объекты исследований (особые памятники, особый регион, особая эпоха, особая историко-культурная группа). В-третьих, она оказывает влияние на интерпретацию полученных материалов, стремясь получить от ученых именно тот продукт, который лучше обслуживает “национальную идею”. Так власть контролирует “научное знание”, тем самым, лишая его ореола “непорочности”.

Опираясь на полученные таким способом данные, власть инициирует создание Большого нарратива и запускает его в общество, прибегая к помощи школы, СМИ, кино- и теле-продукции, театрализованных постановок, музейных экспозиций, рекламы, художественных и музыкальных произведений. Национальный миф используется для устройства всевозможных торжеств и массовых праздников. Заложенные в нем идеи и образы служат основой для национальной символики (государственные гербы, флаги, церемонии, памятники, места народной славы и пр.). Мало того, общественные деятели прибегают к ссылкам на национальный миф в своей риторике для легитимации той или иной политики. А исторические места и памятники, объявленные национальными святынями, могут служить удобным местом для политических воззваний или важных политических заявлений. Наконец, для создания себе привлекательного имиджа политик может принять образ любимого национального героя, фольклорного богатыря, древнего царя или даже божества. Тем самым, образ прошлого используется как не подлежащая критике традиция, которой нужно слепо следовать, ибо она поддерживается авторитетом далеких предков. Но, как мы видели, сегодня образ нужных предков создается вполне сознательно и целенаправленно с использованием самых современных научных технологий. В результате не традиция управляет современностью, а современность придает традиции такой облик, который требуют интересы текущей политики.

Упомянутые мифы о предках, создаваемые на основе археологических и фольклорных данных, становятся в эпоху национализма важным политическим и культурным капиталом. В частности, они создают основу для национальной символики (государственные гербы, флаги, церемонии, памятники, места народной славы и пр.). Они закрепляются в социальной памяти с помощью ежегодных праздников или празднования знаковых юбилеев, школьного преподавания, экскурсий и походов по памятным местам. Они создают канву для художественных произведений и отражаются в музейных экспозициях. Все это и призвано сплачивать нацию в единый организм. Мало того, такие мифы о предках, называющие друзей и врагов, используются иной раз и для легитимации внешней политики. И в этом отношении национализм в современной России мало чем отличается от национализмов в других постсоветских государствах.

В то же время, преследуя прагматические цели, национализм проявляет определенный цинизм в отношении прошлого и памяти о предках. Прошлое волнует его лишь постольку, поскольку позволяет решать актуальные политические задачи. Прошлое как миф и как символ кажется национализму не в пример важнее реального прошлого, запечатленного в его материальных остатках. Отсюда на первый взгляд парадоксальное отношение действующих политиков и чиновников к прошлому: с готовностью прибегая к лозунгам “защиты исторического наследия”, чиновники не останавливаются перед уничтожением этого наследия, если оно становится помехой их амбициозным планам.

Наконец, отношение этнического национализма к предкам может разочаровать тех, кто наивно полагает, что идея общего родства способна примирить заклятых врагов. Напротив, там, где на кону стоят реальные интересы (территориальные, политические, экономические, культурные и пр.), противоборствующие стороны не только не склонны делиться друг с другом предками или опираться на идею единого прошлого, но стремятся использовать идею прошлого для увеличения дистанции между собой. Отсюда ожесточенная борьба за предков, наблюдающаяся в целом ряде постсоветских регионов.^[108] Такая борьба не только включает присвоение чужого наследия, но порой доходит до прямого уничтожения культурного наследия противника.

Всему этому способствует понимание нации не как политической гражданской общности, а как культурно-исторического образования. Отсюда привилегированное положение “титульных народов”; отсюда деление на “коренных” и “некоренных”, которое легко воспринимается обществом и нередко используется политиками; отсюда и трудности интеграции, с которыми встречается любой, кого общество воспринимает как иноэтничного “чужака”. Поэтому межэтническая напряженность, характерная для всего постсоветского пространства, является не столько результатом деятельности каких-то зловредных экстремистов (хотя и таких немало), сколько производным от базисных мировоззренческих установок всего общества, лежащих в основе институциональных практик.

[1] Данная статья является несколько видоизмененной версией вступительного слова на Третьей конференции Чикагского университета по археологии Евразии “Режимы и революции: власть, насилие и труд в Евразии от древности до современности”, состоявшейся в Чикаго 1-3 мая 2008 г. Статья подготовлена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда в рамках проекта 09-01-00078а “Арийская идея в современном мире”.

[2] К. Н. Бестужев-Рюмин. Русская история. Санкт Петербург, 1872. Т. 1. С. 13, 148-165.

[3] Viktor A. Shnirelman. The Myths of Descent: the Views of the Remote Past, and School Textbooks in Contemporary Russia // Public Archaeology. 2003. Vol. 3. No. 1. P. 34.

[4] Детально о политической роли этногенеза см.: Victor A. Shnirelman. Alternative prehistory // Journal of European Archaeology, 1995, vol. 3, no. 2. P. 1-20; Idem. The faces of nationalist archaeology in Russia // M. Diaz-Andreu & T. C. Champion (Eds.). Nationalism and archaeology in Europe. London, 1996. P. 218-242; В. А. Шнирельман. Борьба за аланское наследство (этнополитическая подоплека современных этногенетических мифов) // Восток, 1996, № 5. С. 100-113; Он же. Этногенез и этнополитика // Власть, 1999, № 4. С. 55-61; Он же. Национальные символы, этноисторические мифы и этнополитика // Теоретические проблемы исторических исследований / Под ред. Е. Пивовара. Москва, 1999. Вып. 2. С.118-147; Он же. Ценность прошлого: этноцентристские исторические мифы, идентичность и этнополитика // Реальность этнических мифов / Под ред. А. Малашенко, М. Б. Олкотт. Москва, 2000. С. 12-33, и другие его работы, включая несколько книг. Недавно многие из содержащихся там аргументов были воспроизведены в раб.: Marlene Laruelle. The concept of ethnogenesis in Central Asia // Kritika, 2008, vol. 9, no. 1. P. 169-188.

[5] В России имеются лишь два исключения – Калмыкия и Еврейская АО. Но их образование диктовалось особыми политическими соображениями, что еще раз подтверждает тезис об инструментальности советской национальной политики.

[6] Подробно см.: В. А. Шнирельман. Войны памяти: мифы, идентичность и политика в Закавказье. Москва, 2003; Viktor A. Shnirelman. The Value of the Past. Myths, Identity and Politics in Transcaucasia. (Senri Ethnological Studies, vol. 57). Osaka, 2001.

[7] Концепции становления исторического сознания в Республике Казахстан // Казахстанская правда. 30 июня 1995. С. 1-2.

[8] Ср.: Bruce G. Trigger. Romanticism, Nationalism and Archaeology // Ph. L. Kohl, C. Fawcett (Eds.). Nationalism, Politics, and the Practice of Archaeology. Cambridge, 1995. Pp. 265-266.

[9] В. А. Шнирельман. Тени забытых предков. Подделки как этнополитическая проблема // Родина. 2007. № 8. С. 39-43.

[10] Michel Foucault. Discipline and Punish. The Birth of the Prison. New York, 1979. Pp. 27-28.

[11] Viktor A. Shnirelman. The Myth of the Khazars and Intellectual Antisemitism in Russia, 1970s-1990s. Jerusalem, 2002.

[12] Для борьбы с территориальными притязаниями Китая в Москве осенью 1966 г. был создан Институт Дальнего Востока. Об этом см.: М. И. Сладковский. В борьбе против великоханьского шовинизма // Проблемы Дальнего Востока. 1981. № 3. С. 18-35.

[13] Т. М. Дикова. Археология Южной Камчатки в связи с проблемой расселения айнов. Москва, 1983. С. 167.

[14] С. Ниязов. Каждый вправе выбирать свой путь // Независимая газета. 15 февраля 2001. С. 8; Он же. Рухнама. Ашхабад, 2002. С. 10, 86, 209-210. Об особом значении для туркменского самосознания образа Парфии и ее столицы Нисы, раскопанной на территории Туркменистана, см. также: Shahram Akbarzadeh. National Identity and Political Legitimacy in Turkmenistan // Nationalities papers. 1999. Vol. 27. No. 2. Pp. 280-281. Ниязов отвел Огуз-хану почетное место в генеалогии и истории туркменского народа в 1999 г. Тогда же он определил и эпоху его героической и созидательной деятельности, отнеся ее к рубежу IV-III тыс. до н. э. Любопытно, что в этом его поддерживали некоторые известные российские археологи, работавшие на территории Туркменистана. См.: С. М. Демидов. Постсоветский Туркменистан. Москва, 2002. С. 153-154, 163.

[15] Ниязов. Рухнама. С. 33-34, 153, 165.

[16] А. Акаев. Кыргызская государственность и народный эпос “Манас”. Бишкек, 2002. С. 16, 46-47.

[17] Т. Койчуев, В. П. Мокрынин, В. М. Плоских. Кыргызы и их предки. Бишкек, 1994. С. 19; В. М. Плоских. История спасла киргизов // Известия. 30 августа 2003. С. 9.

[18] Г. Алимов. А. Акаев: У нас есть свое видение будущего страны // Известия. 30 августа 2003. С. 9.

[19] См., напр.: К. Турдубаев. Одна у нас Родина, или о бесшабашных спекуляциях некоторых СМИ на тему государственности // Слово Кыргызстана. 19 августа 2003. С. 3.

[20] А. Бекбалаев. Как мы отреклись от гуннов – наших предков (http://www.msn.kg/ru/news/10903/). Последнее посещение 12 марта 2009.

[21] Ч. Айтматов. Мечта способна помочь и через века. Если мечта звездная // Известия. 30 августа 2003. С. 9.

[22] А. Бейшембаева. Кыргызстан: менталитет общества и модернизация // Центральная Азия и Кавказ, 2004, № 5. С. 160-161.

[23] Н. Назарбаев. В потоке истории. Алматы, 1999. С. 4.

[24] Там же. С. 24-25.

[25] Там же. С. 72. Все упомянутые идеи воспроизводят основные элементы “Концепции становления исторического сознания в Республике Казахстан”.

[26] Там же. С. 79.

[27] Ниязов. Рухнама. С. 384.

[28] А. Акаев. Кыргызская государственность. С. 25; Киргизское ТВ. 17 августа 2003.

[29] Н. Назарбаев. В сердце Евразии. Астана, 2005. С. 76.

[30] Б. О. Шыхмырадов и др. (ред.) Туркмен халкынын гелип чыкышынын, дунйэ яйрайшынын ве онун довлетинин тарыхынын проблемалары. Ашхабат, 1993.

[31] И. А. Каримов. Родина священна для каждого. Доклады, речи, интервью. Ташкент, 1995. См. также: Andrew F. March. The Use and Abuse of History: “National Ideology” as Transcendental Object in Islam Karimov’s “Ideology of National Independence” // Central Asian Survey. 2002. Vol. 21. No. 4. Pp. 375-377.

[32] И. А. Каримов. Свое будущее мы строим своими руками. Т. 6. Ташкент, 1999. С. 357.

[33] Об этом см.: М. Ларюэль. Введение: этнология, национальное становление и политика в Узбекистане // Ab Imperio. 2005. № 4. С. 286. Ларюэль обнаруживает истоки этой идеи в работах советского этнолога К. Ш. Шаниязова. См.: М. Ларюэль. “Этногенез” узбеков как элемент наследия советской науки // Ab Imperio. 2005. № 4. С. 352-353. Однако в советские годы этот известный узбекский этнограф придерживался ортодоксального взгляда, согласно которому формирование узбекского народа проходило в ходе смешения аборигенного ираноязычного населения и пришлых тюркоязычных кочевников. См.: К. Ш. Шаниязов. К вопросу о тюркоязычных компонентах в сложении узбекской народности // Проблемы этногенеза и этнической истории народов Средней Азии и Казахстана. Тезисы докладов Всесоюзной конференции (20-23 ноября 1988 г.) / Под ред. Б. А. Литвинского и др. Москва, 1988. С. 124-125; Он же. К вопросу о тюркоязычных компонентах в сложении узбекской народности // Проблемы этногенеза и этнической истории народов Средней Азии и Казахстана / Под ред. Б. А. Литвинского, Т. А. Жданко. Вып. 3. Москва, 1991. С. 44-45.

[34] Э. Рахмонов. Таджикистан. Опыт истории и открытость будущему // Независимая газета. 6 сентября 2001. С. 1, 11.

[35] Но на рубеже 1980-1990-х гг. некоторых таджикских интеллектуалов больше привлекал образ древнего Согда. Так как согдийцы говорили на восточно-иранском языке, это помогало таджикам дистанцироваться от Ирана. См.: Muriel Atkin. Tajiks and the Persian world // B. F. Manz (Ed.). Central Asia in Historical Perspective. Boulder, 1994. P. 129, 136. Однако специалистам хорошо известно, что, в отличие от согдийского языка, таджикский относится к западноиранской группе.

[36] Французская исследовательница с полным основанием усматривает в этом подходе сдвиг к опасному расовому дискурсу. См.: Marlene Laruelle. The Return of the Aryan Myth: Tajikistan in Search of Secularized National Ideology // Nationalities papers. 2007. Vol. 35. No. 1. Pp. 51-70.

[37] Кто такие арийцы? // VARORUD (г. Худжанд, Таджикистан). 24 апреля 2008. (http://www.varorud.org/index.php?option=com_content&task=view&id=1867&Itemid=112) Последнее посещение 12 марта 2009.

[38] Н. Негматов. Таджикский феномен: история и теория. Душанбе, 1997.

[39] Э. Рахмонов. Тысяча лет в одну жизнь // Независимая газета. 31 августа 1999. С. 2; Он же. Таджики в водовороте истории // Литературная Евразия. 1999. Август. № 10. С. 11. Тогда во всех двадцати театрах Таджикистана шли пьесы, посвященные этому юбилею.

[40] Marlene Laruelle. The Return of the Aryan Myth.

[41] П. Шозимов. Год арийской цивилизации в Таджикистане: к вопросу о национальной самоидентификации // Евразийский дом. 20 сентября 2006 (http://www.eurasianhome.org/xml/t/expert.xml?lang=ru&nic=expert&pid=799). (Последнее посещение 12 марта 2009). Об инструментальном характере этого празднования говорит то, что после 2006 г. интерес таджикских СМИ к “арийской проблеме” быстро угас.

[42] Г. Майтдинова. Государство Кирпанд – империя Срединной Азии // Мероси Ниёгон. 2003. № 6. С. 79-88.

[43] Э. Рахмонов. Арии и познание арийской цивилизации (Размышления накануне празднования Года арийской цивилизации) (http://www.president.tj/rus/vistupleniy280606.htm). (Последнее посещение 12 марта 2009).

[44] Академик Р. Масов. Фальсифицировать и присваивать чужую историю нельзя // Aryana. 9 марта 2006 (http://www.ariana.su/?S=7.0603090608) (Последнее посещение 12 марта 2009); Кто такие арийцы? // VARORUD (г. Худжанд, Таджикистан). 24 апреля 2008 (http://www.varorud.org/index.php?option=com_content&task=view&id=1867&Itemid=112). (Последнее посещение 12 марта 2009).

[45] М. Илолов. Наследие наших предков. 2006-ой – Год арийской цивилизации // Народная газета. 22 июня 2005 (http://www.centrasia.ru/newsA.php4?st=1119785220). (Последнее посещение 12 марта 2009).

[46] Рахмонов велел таджикам вспомнить о своем арийском происхождении // Lenta.ru. 9 декабря 2005

(http://lenta.ru/news/2005/12/09/rahmonov/) (Последнее посещение 12 марта 2009); И. Являнский. Эмомали Рахмонов вспомнил об арийских корнях // Известия. 6 сентября 2006. С. 6.

[47] А. Аскаров. Арийская проблема: новые подходы и взгляды // История Узбекистана в археологических и письменных источниках / Под ред. А. А. Анарбаева. Ташкент, 2005. С. 81-91.

[48] И. Павлов. Ария – “Атлантида”, затопленная временем? // Комсомолец Туркменистана. 8 февраля 1991. С. 8.

[49] Х. Юсупов. Пыль вокруг Арии // Туркменская искра. 3 апреля 1991. С. 3; И. Хлопин. “Пыль над Арией” // Туркменская искра. 4 июля 1991. С. 3; Х. Юсупов. Бедная Ария // Комсомолец Туркменистана. 27 июля 1991. С. 9.

[50] К переходным работам можно отнести книгу туркменского историка А. Джикиева, который рисовал формирование туркменского народа на основе смешения иранцев и тюрков, но при этом допускал, что саки и массагеты могли говорить на тюркских языках. См.: А. Джикиев. Очерки происхождения и формирования туркменского народа в эпоху средневековья. Ашхабад, 1991.

[51] О. А. Гундогдыев. О языке “царских скифов” // “Кайнар” университетiнiн хабаршысы. 1997. Ввып. 3. С. 14-22; Он же. Прошлое туркмен. Москва, 1998. С. 57-72; Он же. К вопросу о скифо-тюркских этнических параллелях // Культурные ценности. Междисциплинарный ежегодник 2000-2001 / Под ред. Р. Г. Мурадова. Санкт Петербург, 2002. С. 202-203.

[52] Г. С. Асатрян, Н. Х. Геворкян. Азербайджан: принцип присвоения и иранский мир. Ереван, 1990; Ш. Шукуров, Р. Шукуров. Центральная Азия (опыт истории духа). Москва, 1996.

[53] В. А. Шнирельман. Войны памяти. Москва, 2003. С. 349.

[54] Саакашвили установил свое родство с Прометеем // Tut.by. 14 ноября 2006 (http://news.tut.by/world/77284.html). (Последнее посещение 12 марта 2009).

[55] Интеллектуальная борьба между грузинскими и абхазскими историками за Абхазское царство имеет длинную историю. Об этом см.: Шнирельман. Войны памяти.

[56] А. Уткин. Переписать историю // Версия. 8-14 января 2002. С. 9; Он же. Сравнительное краеведение // Версия. 8-14 января 2002. С. 10.

[57] А. Н. Кирпичников. Великий Волжский путь: государства, главные партнеры, торговые маршруты // Скандинавские чтения 2000 года: этнографические и культурно-исторические аспекты / Под ред. А. С. Мыльникова, Т. А. Шрадер. Санкт Петербург, 2002. С. 7-19; Он же. Живая история Старой Ладоги // Родина. 2005. № 3. С. 69-72.

[58] В. Костюковский. Старая Ладога: у истока русской истории // Новые Известия. 4 сентября 1999. С. 6; Он же. Вспомним о древней столице Руси // Новые Известия. 26 июня 2001. С. 5; А. Смирнов. Празднику на Варяжской улице быть! // Московский комсомолец в Питере. 19 февраля 2003; М. Антипов. “Вестник государства российского” // Невское время. 4 июля 2006. С. 6. К юбилею даже переиздали дореволюционную работу Е. Нелидовой, где Ладога изображалась первой столицей Руси. См.: Е. Нелидова. Русь в ее столицах: Старая Ладога, Новгород, Киев. Исторические очерки. Санкт Петербург, 2003.

[59] В. Воробьев. Из варяг в греки // Российская газета. 18 июля 2003. С. 1-2; Е. Григорьева. Змеи, бизнес и Свет Божий // Известия. 18 июля 2003. С. 3; О. Соломонова. Путь из варяг // Труд. 18 июля 2003. С. 1.

[60] М. Никифорова. Президент прошелся по рюриковским местам // Независимая газета. 18 июля 2003. С. 3; А. Реут. “У нас неясные ориентиры развития” // Газета. 18 июля 2003. С. 1, 3.

[61] А. Колесников. Сельский час Владимира Путина // Коммерсант. 18 июля 2003. С. 1, 4.

[62] Л. М. Дробижева, А. Е. Чирикова. Вертикаль власти и состояние российского федерализма в оценках региональных элит // Вестник Института Кеннана в России. 2007. Вып. 12. С. 75-82.

[63] В. Тихомиров. Русская колыбель // Огонек. 2005. 26 сентября – 2 октября. № 39. С. 34-36.

[64] Н. Иванов. Путинские секреты Старой Ладоги // Новый Петербург. 24 июля 2003.

[65] Е. Григорьева. “Не проси – не искуси” // Известия. 16 июля 2004. С. 1-2; Она же. В X веке Ладога была столицей хай-тека // Известия. 17 июля 2004. С. 1-2; А. Пушкарская. Президент понюхал историю // Коммерсант. 19 июля 2004. С. 2; П. Виноградов. Пусть пока будет столицей… // Невское время. 1 октября 2004.

[66] Пушкарская. Президент понюхал историю.

[67] На самой древней улице России… (http://altladoga.narod.ru/newsarh/2003/grizlov/partia1.htm). (Последнее посещение 12 марта 2009). В этом можно усматривать попытку ревизии списка отцов-основателей, ибо, как известно, основателем русской государственности был преемник Рюрика, князь Олег.

[68] А. Мотовилова. Семь чудес УрФО // Накануне. 18 июля 2007.

[69] А. Гамов. Путин слетал на родину арийцев // Комсомольская правда. 17 мая 2005. С. 2; А. Астафьев. Путин и арийцы // Московский комсомолец. 17 мая 2005. С. 2; Путин на земле ариев // Челябинский рабочий. 17 мая 2005.

[70] М. Степаненко. Культ Аркаима // Миссионерско-апологетический проект “К истине” (http://www.k-istine.ru/occultism/arkaim.htm) (Последнее посещение 12 марта 2009).

[71] Город, где сбываются мечты // АиФ-Урал. 24 июля 2002; В. Воробьев. Сибирь не отрежут от Сочи // Российская газета. 17 мая 2005. С. 1, 9; Н. Меликова. “Просветление для истинного арийца” // Независимая газета. 17 мая 2005. С. 1-2; Е. Григорьева. Путин побывал в бронзовом веке // Известия. 17 мая 2005. С. 3; А. Гамов. Путин слетал на родину арийцев // Комсомольская правда. 17 мая 2005. С. 2; А. Колесников. С кратким доисторическим визитом посетил Владимир Путин поселение Аркаим // Коммерсант. 17 мая 2005. С. 7. См. также: С. Парфенов. Загадки Аркаима // Урал. 2005. № 10. Подробно о политизации Аркаима см.: В. А. Шнирельман. Страсти по Аркаиму: арийская идея и национализм // Язык и этнический конфликт / Под ред. М. Б. Олкотт, И. Семенова. Москва, 2001. С. 58-85; А. Свешников, О. Свешникова. Здесь ли родился Заратустра? Или пути и последствия спасения одного археологического памятника // Неприкосновенный запас, 2008, № 1 (57).

[72] См., напр.: А. Колесников. С кратким доисторическим визитом; Л. Сонина. Аркаим глазами туриста // Урал. 2006. № 5. С. 252-253; М. Романова. Где говорил Заратустра // Эксперт Урала. 10 сентября 2007. № 33.

[73] В. Ерофеева. Аркаим // Завтра. 2005. № 33. С. 8.

[74] Д. Быков. Президент выбрал ариев? // Собеседник. 1 июня 2005 (http://www.religare.ru/monitoring18230.htm) (Последнее посещение 12 марта 2009).

[75] Д. Тараторин. Период полураспада // Новые Известия. 18 мая 2005. С. 2.

[76] А. Г. Кузьмин. Два вида русов в Юго-восточной Прибалтике // Сборник Русского исторического общества. 2003. № 8 (156). С. 192-213; А. Н. Сахаров. Рюрик и судьбы российской государственности // Российская газета. 27 сентября 2002. С. 8; Он же. Рюрик, варяги и судьбы российской государственности // Сборник Русского исторического общества. 2003. № 8 (156). С. 9-17; Он же. “Варяги были славянами” // Сельская новь. 2004. № 7. С. 38-39; Он же. “Норманнская теория – абсурдное дело!” // Известия. 17 июля 2004. С. 2; В. В. Фомин. Открытый разговор о варяжской Руси // Отечественная история. 2004. № 1. С. 206-210; Он же. Варяги и варяжская Русь: к итогам дискуссии по варяжскому вопросу. Москва, 2005. Об этом см.: В. А. Шнирельман. Идентичность, культура и история: провинциальный ракурс // Вестник Института Кеннана в России. 2008. Вып. 13. С. 72.

[77] Об этой истории см.: С. Смирнов. Недаром Ладога родная // Парламентская газета. 4 июля 2002. С. 8; Г. Рявкин. Новгородцы выступают против установки памятника Рюрику // Известия. 4 февраля 2004. С. 10; М. Владимиров. Рюрик просится обратно // Новгородские ведомости. 6 февраля 2004; Э. Демидова. На халяву и гусеница хороша? // Новая Новгородская газета. 18 февраля 2004; К. Привалов. Слушали – постановляли // Новая Новгородская газета. 25 февраля 2004.

[78] Об арийском мифе в постсоветской России см.: В. А. Шнирельман. Интеллектуальные лабиринты. Москва, 2004. С. 123-225; Viktor A. Shnirelman. Russian Response: Archaeology, Russian Nationalism and Arctic Homeland // Ph. L. Kohl, M. Kozelsky and N. Ben-Yehuda (Eds.). Selective Remembrance: Archaeology in the Construction, Commemoration, and Consecration of National Pasts. Chicago, 2007.

[79] М. Е. Николаев. Глубина памяти. Москва, 1998.

[80] Ю. А. Мочанов. Древнейший палеолит Диринга и проблема внетропической прародины человечества. Якутск, 1988; Он же. Древнейший палеолит Диринга. Москва, 1993.

[81] В. В. Фефелова, Г. С. Высоцкая. Изучение распространения антигенов системы HLA у коренных народностей Сибири как основа анализа этногенеза популяций. Препринт ВЦ СО АН СССР. № 12. Красноярск, 1987. С. 3-11.

[82] М. Е. Николаев. Восточный вектор в устойчивом развитии России. Москва, 2005; Он же. Арктика: политика, экономика, дипломатия. Москва, 2007.

[83] М. Е. Николаев. Интеллигенция и цивилизация. Москва, 2005. С. 222; Он же. Арктика: политика, экономика, дипломатия. С. 97.

[84] М. Е. Николаев. Без преодоления жизнь теряет смысл. Северный стиль жизни. Москва, 2004. С. 7; Он же. Интеллигенция и цивилизация. С. 19-20, 57-61.

[85] М. Е. Николаев. Планета Арктика // Президент. Парламент. Правительство. 1999. № 6. С. 10-11; Он же. Арктика: политика, экономика, дипломатия. С. 47-49.

[86] Николаев. Глубина памяти. С. 9.

[87] Там же. С. 37-38.

[88] А. И. Гоголев. Историческая этнография якутов: проблемы этногенеза и формирования культуры. Автореф. докт. дисс. Санкт Петербург, 1992. С. 10-14; Он же. История и духовная культура якутов // Полярная звезда. 1992. № 1. С. 136-140; Он же. Отражение древних алтае-индоевропейских связей в культуре и языке якутов // Вопросы истории. 1998. № 11-12. С. 113-118; У. А. Винокурова. Сказ о народе Саха. Якутск, 1994. С. 30-31; Ф. С. Тумусов. Цивилизация Саха: место в мировом сообществе // Тюркский мир. 1998. № 1. С. 12-14.

[89] М. Е. Николаев. Глубина памяти. С. 39-40.

[90] Bйatrice Fleury-Willett. The Identity of France: an Archaeological Interaction // Journal of European Archaeology. 1993. Vol. 1. No. 2. P. 169; Idem. The Identity of France: Archetypes in Iron Age Studies // P. Graves-Brown, S. Jones, C. Gamble (Eds.). Cultural Identity and Archaeology. London, 1996. P. 196; Michael Dietler. A Tale of Three Sites: the Monumentalization of Celtic Oppida and the Politics of Collective Memory and Identity // World Archaeology. 1998. Vol. 30. No. 1. P. 82.

[91] Michael Dietler. “Our Ancestors the Gauls:” Archaeology, Ethnic Nationalism, and the Manipulation of Celtic Identity in Modern Europe // American Anthropologist. 1994. Vol. 96. No. 3. P. 593; Idem. A Tale of Three Sites. P. 78.

[92] Peter van der Veer. Religious Nationalism. Hindus and Muslims in India. Berkeley, 1994. P. 1.

[93] Nandini Rao. Interpreting Silences: Symbol and History in the Case of Ram Janmabhoomi/Babri Masjid // G. C. Bond and A. Gilliam (Eds.). The Social Construction of the Past: Representation as Power. London, 1994. P. 158.

[94] Magnus T. Bernhardsson. The sense of belonging. The politics of archaeology in Modern Iraq // Ph. L. Kohl, M. Kozelsky and N. Ben-Yehuda (Eds.). Selective remembrance: archaeology in the construction, commemoration, and consecration of national pasts. Chicago, 2007. P. 202.

[95] Михаил Саакашвили: Грузия – Cвятой Георгий современности // Интернет-журнал Point.ru. 2 сентября 2008 (http://news.mail.ru/politics/1988742/et) (Последнее посещение 12 марта 2009).

[96] Несколько лет назад мне довелось увидеть в Нижнем Новгороде листовку, призывавшую жителей выступить против НАТО, изображавшегося “вековечным врагом” (!) России.

[97] В 2008 г. на российском телевидении проходил конкурс “Имя России”, призванный выявить историческую личность, которая, на взгляд зрителей, наиболее соответствует образу России. К удивлению организаторов конкурса, победу одержали не политики или деятели культуры последних 200-300 лет, а князь Александр Невский. Представляется, что его популярность была вызвана несколькими факторами. Во-первых, этот образ хорошо соответствует современным антизападническим настроениям широких слоев общества. Во-вторых, князь был причислен к лику святых, и его поддерживала Русская православная церковь, авторитет которой действовал на зрителей. Наконец, в-третьих, образ Александра Невского хорошо известен в обществе, благодаря талантливо сделанному художественному фильму С. М. Эйзенштейна. В любом случае выбор, павший на средневекового князя, свидетельствует о силе консервативных настроений, связывающих Золотой век с отдаленными эпохами.

[98] О требованиях, предъявляемых к этнонациональному мифу, см.: В. А. Шнирельман. Националистический миф: основные характеристики // Славяноведение. 1995. № 6. С. 3-13; Он же. Ценность прошлого: этноцентристские исторические мифы, идентичность и этнополитика // Реальность этнических мифов / Под ред. А. Малашенко, М. Б. Олкотт. Москва, 2000. С. 12-33.

[99] Serge Moscovici. The Age of the Crowd. A Historical Treatise on Mass Psychology. Cambridge, 1985.

[100] Erica Marat. Imagined Past, Uncertain Future: the Creation of National Ideologies in Kyrgyzstan and Tajikistan // Problems of Post-Communism. 2008. Vol. 55. No. 1. Pp. 12-24. Кстати, поездка Путина в Старую Ладогу и празднование ее юбилея летом 2003 г. удивительным образом совпали с кампанией по выборам губернатора Санкт-Петербурга, которую, как известно, выиграла сопровождавшая президента В. Матвиенко.

[101] В. Сапрыков. Флаги содружества // Наука и жизнь. 1992. № 7. С. 6-7.

[102] В. Сапрыков. Древние символы Саха (Якутии) // Наука и жизнь. 1995. № 6. С. 29-32.

[103] Шнирельман. Быть аланами. С. 176-178.

[104] Степаненко. Культ Аркаима.

[105] David W. Anthony. The Horse, the Wheel and Language. Princeton, 2007. Pp. 9-11; Е. Е. Кузьмина. Арии – путь на юг. Москва, 2008. С. 13.

[106] Между тем, недавно эта книга была опубликована в русском переводе, но без всяких научных комментариев. См.: Г. Чайлд. Арийцы: основатели европейской цивилизации. Москва, 2007.

[107] Bruce G. Trigger. Alternative Archaeologies: Nationalist, Colonialist, Imperialist // Man. 1984. Vol. 19. No. 3. P. 359, 363.

[108] Шнирельман. Войны памяти; Он же. Быть аланами; Victor A. Shnirelman. Who gets the past? Competition for Ancestors Among non-Russian Intellectuals in Russia. Washington D. C., Baltimore & London, 1996; Idem. The Value of the Past; Idem. Purgas und Pureљ: Urahnen der Mordwinen und Paradoxa der mordwinischen Identitдt // Eu. Khelimsky (Hg.). Mari und Mordwinen im heutigen Russland: Sprache, Kultur, Identitдt. Wiesbaden, 2005. S. 529-563.