Шифры внутри нас

НАУКОЙ заниматься трудно. Это знает и тот, кто посвятил ей жизнь, и тот, кто пока еще далек от научного поприща.

Широко известны имена ученых, погибших во время своих экспериментов; ученых, использовавших собственный организм для испытания новой вакцины; ученых, скончавшихся в застенках концлагерей. Это великие, трагические биографии, но в своей книге мы поведем речь о драматизме иного рода — будничном драматизме, затаенном в самой специфике научного поиска.

«Я думаю, что можно с полной уверенностью сказать, — пишет известный французский философ Гастон Башляр, — что научное призвание всегда связано с большой долей риска и смелости, поскольку ученый взваливает на свои плечи заведомо трудную ношу; он обязан проявлять поистине изощренное терпение в своей работе, не говоря уже о ежедневно переживаемой им драме личной борьбы с интеллектуальной темнотой во имя достижения ясности. <...> Научная мысль примечательна тем, что она является одним из организующих начал человеческой психики; она направлена на сохранение, на повторное нахождение, на постоянное обновление, на исправление, на пересмотр результатов своей деятельности. Именно поэтому она предполагает смелость, постоянство, упорство, что и придает ей подлинный драматизм» (Г. Башляр. Новый рационализм. — М.: Прогресс, 1987. — С. 330).

Наукой заниматься трудно. Мы еще не раз вернемся к этой мысли, охарактеризуем трудности, подстерегающие ученого на различных этапах творчества, но в первой главе хотелось бы поговорить и о другом.

Наукой заниматься не только трудно. Наукой заниматься необходимо.

Позиция исследователя воспитывает личность, развивает память и наблюдательность, точность и тонкость мышления. Чем больше людей овладевают навыками исследования, тем лучше обществу, тем лучше само общество.

«Множество наших современников, — пишет Владимир По- [8]- рус, — склонно объяснять неудачи, недостатки жизни не чрезмерным, а, напротив, слишком малым участием в ней науки» (Знание — сила, 1995, № 1. — С. 5).

Член-корреспондент РАН С. Курдюмов как-то за «круглым столом» сказал: «Непонимание того, что мозг ученых может быть использован для решения глобальных задач в момент бифуркации, в момент, когда в стране принимаются судьбоносные решения, чрезвычайно меня потрясает» (Знание — сила, 1993, № 10. — С. 41).

Преподаватель Белгородской сельхозакадемии Е. В. Крикун рассказывает о том высоком положении, которое отводится уму в православной теории познания. «Об особом значении ума в познании писали такие отцы церкви, как Василий Великий, Григорий Богослов, Григорий Нисский, Иоанн Дамаскин, Исаак Сирин, Максим Исповедник и другие. Ум объединяет человека и Бога. При помощи ума человек может не только познать мир, но подобно Богу может своей волей изменять среду обитания, создавать новое качество, не существовавшее до того в природе.

В православии считается, что познавательный процесс будет успешным, если в субъекте произойдут определенные перемены. В этом и видится активность субъекта» (Славянский мир: единство и многообразие. Тезисы докл. российск. конф. — Белгород, 1995. — С. 45).

Наукой заниматься не только необходимо. Наукой заниматься возможно.

Из письма академика П.Л. Капицы: «Когда я разговариваю с разными учеными, меня по-прежнему удивляют заявления многих из них: «Вам столько дают, вы, конечно, легко все можете делать...». И прочее, и прочее. Как будто у нас со всеми ими, так сказать, не были одинаковые начальные шансы, когда мы начинали работать. Как будто все, чего я достиг, упало, как дар небесный, и я не потратил черт знает сколько сил, моих нервов на все, чего я достиг. <...> Но ведь для чего существует борьба, как не для того, чтобы применять окружающие условия к тому, чтобы развивать свои способности и создавать себе условия работы?» (П. Л. Капица. Письма о науке. 1930—1980. — М.: Моск. рабочий, 1989. — С. 57).

Это письмо датировано 13 декабря 1935 года, однако его содержание может относиться и к 1965 году, и к 1995. Трудности подстерегают каждого и подстерегают всегда, но тот, кто захочет преодолеть их, преодолеет. В старинных приключенческих романах встречалась такая фраза: «Окончательно потеряв из виду Цель, они удвоили свои усилия». В научных приключениях цель тоже нередко скрывается за горизонтом, и нужно уметь удваивать усилия во мраке сомнений, отчаяния и страха. [9]

Московский философ и богослов О.И. Генисаретский сказал как-то: «...Мы должны научиться во всех отношениях жить сами, то есть независимо от каких-то общественных структур. <...>. Требовательность <...> как бы лежит в основе поведения интеллигенции: вот если бы дали то-то и то-то, то уж мы бы тогда сделали так, как надо сделать. Эта сверхсамооценка связана с бессознательной зависимостью от государственных структур, которые могут что-то дать... Для полноценной духовной жизни, у каждого есть абсолютно все здесь и сейчас» (В. Агафонов, В. Рокитянский. Россия в поисках будущего. — М.: Изд. группа «Прогресс», 1993. — С. 83).

Профессор, известный специалист по экономической географии Ольга Медведева призналась, что и в Америке приходится буквально выбивать средства на свои исследования.

— Ходить с протянутой рукой?

— Да бросьте! Если вам не подносят все необходимое на блюдечке с голубой каемочкой, это еще не значит, что вы стали нищими или никому не нужными. Надо шевелиться, пробовать, осваивать новые способы жизни (Знание — сила, 1993, № 7. — С. 68).

«Нужно только захотеть и не робеть, — считает И. Галкин. — В сложное, во многом драматическое нынешнее время задача ученых — сохранить внутреннюю сущность науки: пафос, честность, нравственность» (Там же. — С. 16).

Доктор физико-математических наук С. Яковленко выражает мнение, созвучное приведенным высказываниям: «Поэтому на вопрос «что делать?» я бы ответил: вести себя честно. Для ученого это, в частности, означает добросовестно вести исследовательскую работу, передавать наши лучшие научные традиции следующему поколению и не завидовать успехам проходимцев. Вспомним, что даже в самые тяжелые времена находятся люди, испытывающие к науке «влеченье — род недуга». Их хоть и немного, но достаточно, чтобы не распалась связь времен. В этом наш шанс» (Знание — сила, 1994, № 4. — С. 31).

Наукой заниматься не только возможно. Наукой заниматься приятно. Во-первых, потому, что преодоленная трудность приносит маленькое, но достаточно сильное, яркое счатье, вызывает желание повторить собственный подвиг и вновь испытать сладость победы.

Во-вторых, наукой приятно заниматься потому, что исследовательская деятельность придает смысл повседневности. «Я почувствовала, — пишет лингвист Ревекка Фрумкина, — что занятия наукой сообщают жизни набор несомненных смыслов» (Знание — сила, 1994, № 6. — С. 100).

«Наша жизнь не в поиске материального успеха, а в поиске [10] застойного духовного роста», — подчеркнул А.И. Солженицын при вручении ему Темплтоновской премии (Новый мир, 1992, 4, 2. — С. 183).

Ученые согласятся и со следующим высказыванием: «Занятия наукой, даже если не сулят материального достатка и не манят призраком славы, все же приподнимают над рутиной повседневности и потому окружены в общественном сознании ореолом духовности» (Знание — сила, 1995. № 1.— С. 5).

В-третьих, наукой приятно заниматься потому, что у исследовательской работы есть радость специфического действия.

Ученый получает удовольствие от самой черновой, собственноручно выполняемой работы.

Биолог А.А. Любищев признался, что он, подобно гоголевскому герою Акакию Акакиевичу, наслаждается, переписывая свои труды.

Зоолог Б. Хейнрих, автор книги «Ворон зимой», считает, что общение с природой, с исследуемыми животными, доставляет ни с чем не сравнимое удовольствие.

Учащиеся физико-математических школ, — рассказывает С. Смирнов, — решают задачи по математике истово и непрерывно, как молитву творят. «...Истовая вера, что решение научных задач есть самый достойный и приятный образ жизни, эта вера студентов заражает «эфэмшат» (Знание — сила, 1993, № 1. — С. 100),

«Но кроме того, в химии есть привлекательность самого дей­ствия. Когда вы можете нечто добавить к другому, и оно закипит, выпадет в осадок, изменит цвет... Удовольствие — сам процесс. Истинные химики, те, которые любят простые процедуры — фильтровать, перегонять, осаждать», — пишет С.И. Шноль (Знание—сила, 1994, № 3. — С. 63).

Главная польза фундаментального исследования, — подчеркивает Ганс Селье, — та же, что и у розы, песни или прекрасно" го пейзажа, — они доставляют нам удовольствие (Г. Селье. От мечты к открытию. Как стать ученым. — М.: Прогресс, 1987. — С. 19).

Мы начинаем, особой любовью любить сам предмет исследования, считать его своим, радоваться новым фактам, радоваться самой возможности быть первым исследователем (и первым в списке, и лучшим по исполнению). «Да, это маленькая область, — признался как-то один докторант, — но мне приятно, что в этой области я первый». В честолюбии нет греха, напротив, обидно и стыдно умереть, так и не расшифровав свои возможности, не познав себя, закопав талант в землю.

Предмет познания неисчерпаем не только для разума, но и для нашей любви, наших чувств. «Почему вы всю жизнь зани-[11]-змаетесь червями?», — спросили одного ученого. — «Червяк такой длинный, а жизнь такая короткая», — ответил он.

Давно прозвучали эти слова, но вот недавно в одном из городков Австралии открыли... Музей червей, где посетителям предлагают почувствовать себя в роли червяка, проползти по лабиринту, побыть «внутри» червяка и т.д. и т.п. Вы хотели б: посетить этот музей? Хотели бы сводить туда сына или дочь. Вы гордились бы этим музеем, если бы он был в Вашем город рассказывали бы о нем своим гостям? А ведь началось все любви исследователей-одиночек к своим предметам исследовани

Герпетолог не только любит ядовитых змей, питонов, крокодилов, он заботится о чести своих подопечных, подчеркивая, примеру, что нехорошие наклонности у животного развили, между прочим, сами люди, по приказам жрецов скармливавшие питонам немощных и слабых своих соплеменников. (А.Е. Чегодаев. Удивительный мир рептилий. — СПб.: Гидрометеоиздат, 199: — С. 64).

Предметом исследования посвящают книги! Нет, не в то; смысле, что о них пишут, а в том, что открываешь «Искусство программирования, а там в самом начале слова: «С нежностью посвящается машине IBM 650, некогда установленной в Кейсовском технологическом институте, в обществе которой я провел много приятных вечеров» (Г. Семенов. Ум лисицы).

Труд и любовь. Труд и удовольствие. Труд и радость от труда, сразу же — радость, не тогда, когда плоды и результаты, радость до вызревания плодов, в трепетном ожидании их и выращивании.

Читатель, по-видимому, знаком с кратким определителем сов ременных наук.

1. Если оно зеленое или дергается — это биология.

2. Если дурно пахнет — химия.

3. Если не работает — физика.

Настоящий ученый любит предмет исследования и если о(дергается, и когда дурно пахнет, и когда не работает.

Мы перечисляем причины, по которым приятно заниматься наукой, но названы пока еще не все причины.

Наукой приятно заниматься потому, что она, как зонтик над головой, уберегает от мелких, въедливых, обвальных неприятностей, не позволяя им довлеть над душой. Обида на товарища, сказавшего не то или не так, критика со стороны начальства, скандал в семье, непонятное недомогание — любой негативный фактор теряет силу, как только мы погружаемся в мир собственных исследований. Даже самый искусный мозг не способен одновременно классифицировать накопленный материал и накопленные неприятности. В этом плане наука целебна для здоровья.

Наука помогает пережить даже беду, поскольку хоть и на ко-[12]-роткий срок, но сильно и крепко овладевает пострадавшим сознанием.

Когда-то Лев Гумилев в тяжелейших условиях концлагеря стал наблюдать людей, социумы, стал относиться к личной трагедии со стороны, как исследователь. И выдержал все. И стоят на полках его книги о пассионариях, субпассионариях, гармониках, а теорию пассионарных вспышек взяли на вооружение биологи и физики.

В позиции художника-исследователя находился А. И. Солженицын и когда сидел в лагерях, и когда лечился от рака.

По словам Вячеслава Всеволодовича Иванова, есть «мистический смысл во многих жизнях, но не всеми верно понимается. Он дается нам чаще в зашифрованном виде, а мы, не расшифровав, отчаиваемся, как бессмысленна наша жизнь. Успех великих жизней часто в том, что человек расшифровывал спущенный ему шифр, понял и научился правильно идти». (Новый мир, 1991, № 6. — С. 84).

Когда мы работаем на пределе своих возможностей, когда что-либо создаем, опираясь на лично значимые примеры и жизнеописания, мы расшифровываем свои смыслы, призывы, задачи, но помогают в этом не только примеры из серии «ЖЗЛ», но и при­зеры окружающих людей, и прецеденты собственной жизни.

«Мышление обучает мечту, делает ее функцией своего обучения» (Г. Башляр). Афоризм всегда глубже его первоначального прочтения. Да, мое мышление обучает мою мечту. Но есть и другой смысл: мое мышление обучает чужую мечту, мое мышление учит кого-то мечтать...

Ситуации в нашем обществе, да и в мире в целом, меняются стремительно. Современность нуждается в научном ее описании, грамотном, глубинном ее осмыслении. Это бесспорно. И вместе с тем современность требует признания, любви, участия, вмешательства, действия, поэтому от невидимого вопроса, который каждый решает для себя «Зачем заниматься наукой», перейдем к целой серии вопросов о том, как ею заниматься. [13]

Глава 2