Становление индивидуальности

Становление индивидуальности становится возможным благодаря следующим приобретениям ребенка:

· самостоятельное действование в мире дает опыт столкновения с другими, противопоставления себя их желаниям, их воле, их намерениям, что презентует ребенку наличие и собственных желаний и намерений;

· интерактивное подтверждение идентичности дает необходимые (культурные) средства для описания собственных действий (операций, движений), и, что наиболее важно в данном контексте, для сравнения своих действий с действиями других людей, вычленения сходств и различий;

· телесная составляющая образа Я обеспечивает материал для сравнения себя с другими, умение находить индивидуальные отличия, ассоциирование найденных различий с именами людей.

Таким образом, индивидуальность – это интегральный конструкт обыденного и индивидуального сознания, который объединяет в себе описание внешности и действий человека, имеющего социально закрепленное (признанное) имя, с указанием особенностей, позволяющих отличить его от других людей, и по возможности однозначно возложить на него ответственность за его поведение. Именно это «однозначно возложить ответственность» и представляет собой важнейшую социальную функцию индивидуальности. Поэтому ключевой характеристикой индивидуальности чаще всего признается не столько внешность и поведение, сколько намерения и желания человека (!), его воля. Как раз в этом плане и оказывается осмысленным указание А.Г. Асмолова, что «…индивидуальность отстаивают».

Многих родителей удивляет, что дети ведут себя часто так, будто намеренно делают все вопреки их (родителей) желаниям («будто назло»). Проявляется этот феномен не только в непослушании, упрямстве или требованиях. Часто родители отмечают, например, что какать ребенок просится (или это уже «случается») именно в тот момент, когда они садятся кушать. Другой пример относится к попыткам родителей уединиться (ребенок уже способен самостоятельно играться, обходится без родительской опеки), посвятить себя друг другу, возможно, эротически поиграть – и именно в этот момент (!) ребенок появляется перед родителями со своими «пустяковыми» («дурацкими») просьбами и разговорами. Часты также жалобы, что «попросишь его чего-то не делать» (стучать, кричать, щелкать, включать/выключать, подпрыгивать…), а он прекратит лишь на мгновение, а потом снова начинает то же самое с удвоенной энергией.

Складывается впечатление, что дети получают особенное удовлетворение в противопоставлении себя всем Другим. Движимые неведомой для них силой, они провоцируют окружающих на борьбу с собой. Вероятно, этой силой является накопленный объем противоречивых требований, во власти которых живет он сам. По странному совпадению он как бы проходит через те же этапы, через которое прошло человечество, вырабатывая цивилизованные средства согласования противоречивых устремлений различных людей. И начинает он это прохождение часто с неконструктивной позиции (чтобы было именно так, как Я захотел!), и с использованием неконструктивных средств. Но все же следует признать, что ребенок «изобрел» (скорее, присвоил) важное человеческое достижение: себя можно просто заявить, просто задать как факт, как явление. Эта произвольность (настоящий произвол) характерна для всех человеческих сообществ, которые произвольным образом заявляют о себе как об «отличных от других». В обоснование собственной индивидуальности закладывается любая удобная или приемлемая мифология, за отличительные особенности принимаются любые, порой случайные (а в природном плане явно несущественные) признаки, ключевыми характеристиками объявляются любые действия, позволяющие решить текущие или стратегические жизненные задачи.

Открытие того, что себя можно просто заявить, что в основе индивидуальности лежит произвольность (условность, случайность, субъективность), воодушевляет ребенка, наполняет его энергией, по мощности сопоставимой с нуминозной (священной и непреодолимой) силой архетипа. К. Юнг бы, вероятно, подчеркнул, что речь идет о мощной манифестации в раннем детстве архетипа Самости.