Сравнительное правоведение как наука и учебная дисциплина 5 страница

Говоря об огромной значимости издания такого журнала в то время, исследователи вполне резонно замечают: "Если учесть, что это было время фанатичного обожания французскими юристами,,

своего ГК, то можно представить, отчаянную смелость предприня­того шага". И неудивительно, что уже через несколько номеров жур­нал, успевший уже несколько раз сменить свое название, должен был уделять французскому праву львиную долю своего внимания. Так продолжалось вплоть 1850 г., когда он вовсе вынужден был пре­кратить свое существование'.

В 1873 г. во Франции (в Париже) был создан Институт между­народного права, в котором широко проводились исследования в области международного частного права с использованием метода сравнительного правоведения. В начале XX в., а точнее — в 1920 г., в г. Лионе известным ученым Э. Ламбером был организован Инсти­тут сравнительного права². Интеллектуальной основой его образо­вания послужили научные разработки и курсы лекций по сравни­тельному правоведению, которые до этого читались в Лионском уни­верситете.

В 1924 г. была создана Международная академия сравнитель­ного права, а в 1932 г. в структуре Парижского университета — Ин­ститут сравнительного права. Во Франции, так же как и во многих других странах, в этот период стали издаваться журналы по срав­нительному праву, которые, вне сомнения, способствовали углублен­ной разработке сравнительно-правовой проблематики, акцентиро­ванию внимания исследователей не только на общих вопросах срав­нительного правоведения, но и на решении частных проблем.

Общие вопросы по-прежнему занимали в сравнительно-право­вой тематике весьма важное место. Однако внимание исследовате­лей все больше стало акцентироваться на анализе частных вопро­сов и проблем. Основная задача сравнительно-правовых исследова­ний в то время заключалась в том, чтобы не только дать общую кар­тину исследуемого предмета, но и точно, детально изучить каждый вопрос с такой тщательностью, на которую только способен иссле­дователь³.

Как отмечали К. Цвайгерт и X. Кетц, в тот период впервые после Международного конгресса сравнительного права 1900 г.,

акцентировавшего внимание его участников прежде всего на общих вопросах, постепенно стало приходить понимание того, что при зна­чительно возросшем объеме юридического материала, требующего тщательных исследований, и "непредсказуемости по этой причине их возможных научных результатов любая априорная системати­зация или телеологический подход недопустимым образом ограни­чивали бы потенциальные возможности сравнительно-правовых ис­следований"¹.

Институционализация сравнительного правоведения в рассмат­риваемый период весьма активно проходила и в Германии, где на­чиная с 1878 г. стал регулярно выходить журнал под названием "Журнал сравнительно-правовой науки". В 1894 г. там было создано "Международное объединение сравнительно-правовой науки и эко­номических учений". В 1916 г. при Мюнхенском университете был открыт Институт сравнительного правоведения. После войны ана­логичные институты были созданы также и при многих других не­мецких университетах. В 1926 г. в Берлине был образован Инсти­тут иностранного и международного частного права имени импера­тора Вильгельма. Несколько раньше — Институт иностранного пуб­личного и международного публичного права. В послевоенный пери­од Институт иностранного и международного частного права имени императора Вильгельма превратился в Центр сравнительного пра­воведения Германии. В настоящее время он находится в Гамбурге и называется Институтом иностранного и международного частно­го права имени М. Планка.

Кроме названных в Германии были созданы и другие научные и учебные институты, кафедры, исследовательские группы и учреж­дения по изучению сравнительного правоведения.

Образование их, как правильно подмечают авторы, было боль­ше чем простой формальностью. Еще большее значение имели со­трудничество экспертов и создание специализированных библиотек для обслуживания их нужд и осуществления начавшихся в те дни таких сравнительно-правовых исследований, без которых достигну­тые темпы развития сравнительного правоведения были бы немыс­лимыми².

4. Современный этап развития сравнительного правоведения отличается от прежних этапов его эволюции более глубокой и раз­носторонней разработкой проблем сравнительного правоведения и государствоведения, ярко выраженным стремлением к созданию на основе ранее собранного и обобщенного эмпирического материала цельной концепции сравнительного правоведения.

В настоящее время, в силу ряда объективных обстоятельств и, в частности, глобальных интегративных процессов (Западная Евро­па, Северная Америка и др.), происходящих в мире, как никогда раньше возникла острая потребность в осознании и глубоком пони­мании всего происходящего в современном политическом и государ­ственно-правовом мире, в стремлении не только глубоко и всесто­ронне осмыслить настоящее, но и попытаться предсказать ход раз­вития событий, а главное — их последствия в будущем. Это невоз­можно сделать с помощью прежних эмпирических методов и под­ходов. Нужна четкая, хорошо разработанная теория. Нужны новые, отвечающие запросам и потребностям нового времени идеи.

Трудно не согласиться с Дж. Майдой в том, что отсутствие тща­тельно отработанной применительно к сравнительному праву "тео­ретической структуры" может привести как минимум к двум воз­можным, но весьма нежелательным последствиям. С одной сторо­ны — к подмене рационального, научно обоснованного подхода к оценке сравнительно-правовых явлений, институтов и учреждений, эмоциональным ("импрессионистским"). А с другой — к подмене его механическим, "супертехническим", эмпирическим подходом¹.

Заслуживает также одобрения тезис автора о том, что без все­сторонне разработанной теории сравнительного права,не может быть и эффективной практики ее применения. Если мы согласим­ся с мнением о том, что "практическая значимость любой дисцип­лины зависит от ее научно-теоретического фундамента" и что "нет юриспруденции как теории права национальной, она всегда транс­национальна", то нам следует признать, что в практическом разви­тии современной юриспруденции сравнительному правоведению и его теории должна быть отведена особая, "совершенно новаяроль"².

Исходя из этого в отечественной и зарубежной юридической литературе за последние десятилетия предпринимались многочис­ленные попытки создания "теоретической структуры" сравнитель­ного правоведения, решения проблем определения статуса данной отрасли знаний и дисциплины, создания ее понятийного аппарата, установления выполняемых ею функций и решения стоящих перед сравнительным правоведением академических и практических за­дач, определения его методологии, установления места и роли срав­нительного правоведения среди других юридических и неюридичес­ких наук и др.

Наряду с названными существуют и другие особенности совре­менного этапа развития сравнительного правоведения и государ-ствоведения. В своей совокупности они отражают позитивный ха­рактер развития данной отрасли научных знаний.

10. Критерии типологии правовых систем современности.

Если в начале текущего столетия основным вопросом сравнительного правоведения был вопрос «Что такое сравнительное право: метод или наука?», то ныне на первый план выдвигается проблема классификации правовых систем, другими словами, учение о правовых семьях, которое, по мнению французского компаративиста И. Зайтаи, является «путеводной нитью в лабиринте множества и разнообразия позитивных правовых систем». Вопрос о сравнительном изучении правовых систем как прошлого, так и настоящего времени в зарубежной компаративистике был поставлен еще между двумя мировыми войнами американским ученым Дж. Вигмором. Но самое широкое развитие это направление исследований получило с 60-х годов XX столетия. Проблема классификации правовых систем на определенные группы, или семьи, является одной из основных и уже давно привлекающих внимание компаративистов мира проблем сравнительногоправоведения. В поисках развернутой классификации основных правовых систем юристы-компаративисты брали за основу самые различные факторы, начиная с этических, расовых, географических, религиозных и кончая правовой техникой и стилем права. Нередко в предлагаемых классификациях вообще трудно было обнаружить какую-то четкую основу. По мнению французского компаративиста Р. Родьера, в юридической компаративистике «классификаций существует почти столько же, сколько и компаративистов». Участники I Международного конгресса сравнительного права в 1900 г. различали французскую, англоамериканскую, германскую, славянскую и мусульманскую правовые семьи. В 1919 г. во время 50-го юбилея французского Общества сравнительного законодательства его участники ограничились классификацией, состоящей из трех правовых семей: французской, англоамериканской, мусульманской. В начале XX в. французский юрист А. Эсмен подразделялправовые системы исходя из особенностей их исторического формирования, общей структуры и отличительных черт на следующие группы: латинская (романская) группа (в эту группу включались французское, бельгийское, итальянское, испанское, португальское, румынское право и право латиноамериканских стран); германская группа (германское право, право Скандинавских стран, австралийское, венгерское право); англосаксонская группа (право Англии, США и англоязычных колоний); славянская группа; мусульманская группа. Римское право и каноническое, по мнению А. Эсмена, представляют собой две оригинальные системы. Если классификация Эсмена, по мнению Армижона, Нольде, Вольфа, была искусственной, то К. Цвайгерт и X. Кётц оценивают ее как весьма удачную систему для своего времени. Во второй половине XIX в. идея объединения правовых систем по примеру лингвистики в определенные группы сильно привлекала юристов. Если немецкие ученые производили объединение правовых систем в юридические семьи на основе главным образом расового и языкового признаков, то Е. Глассон отказался выводить юридическое «родство» из этнического и считал, что в основе его лежат юридико-исторические факторы. Свою классификацию он проводил на примере правового института брака и развода. Е. Глассон классифицировал правовые системы на основе их исторического происхождения и разделял современные ему правовые системы на три группы. Первую составляют страны, в которых с наибольшей силой проявилось влияние римского права, – это Италия, Румыния, Португалия, Греция, Испания. Вторую – страны, где римское влияние невелико и право основано преимущественно на обычаях и варварском праве, – это Англия, Скандинавские страны, Россия. В третью группу он включил правовые системы, которые вобрали в себя в равной мере черты римского и германского права, – это Франция, Германия, Швейцария. Такая классификация не выдерживает критики хотя бы потому, что вторая группа определяется по признаку отсутствия влияния римского права. В ней нет никакого внутреннего единства. Какая связь существует между английским общим правом и русским правом? Если следовать методу Глассона, то в эту группу с равным успехом можно включить мусульманское право, право Китая и Индии, которых объединяет лишь то, что здесь отсутствует влияние римского права. Для А. Леви-Ульмана критерием классификации правовых систем служила роль различных видов источников права в каждой из правовых групп: 1) правовой системы континентальных стран; 2) англосаксонской правовой системы, т.е. системы стран «обычного (прецедентного) права»; 3) права ислама, которое в отличие от двух первых правовых систем характеризуется своей почти абсолютной неподвижностью и религиозным характером. Швейцарский ученый Г. Созер-Холл в основу своей классификации правовых систем положил расовый признак. Соответственно, он различал индоевропейскую, семитскую и монгольскуюправовые семьи, а также семью нецивилизованных народов и подразделял индоевропейскуюправовую семью на индусское, иранское, кельтское, греко-романское, германское, англосаксонское, латышско-славянское право. Может ли такая классификация претендовать на научное значение? По-видимому, вряд ли. Одну из самых значительных попыток дать общую панораму правовых систем предпринял Дж. Вигмор в своей трехтомной, объемом более 1000 страниц, работе «Панорама правовых системмира». Он сводит все ранее существовавшие и современные ему правовые системы к 16 основным правовым системам: египетская, месопотамская, иудейская, китайская, индусская, греческая, римская, японская, мусульманская, кельтская, славянская, германская, морская, церковная, романистская, англиканская. Здесь трудно обнаружить какую-то четкую основу дляклассификации. Вместе с тем работа Дж. Вигмора содержит большой историко-правовойинформационный материал. Автор широко применяет метод, названный им иллюстрационным. Например, при рассмотрении каждой из основных правовых систем он приводит несколько десятков фотографий исторических памятников права, зданий правоприменительных органов, представителей юридических профессий. В конце третьего тома дается карта современных авторуправовых систем. Дж. Вигмор прав в том, что для правильного понимания современных правовых системнеобходимо знание прошлых. Но в своей классификации он смешивает синхронный и диахронный аспекты классификации правовых систем. При исследовании основных правовых систем современности на первый план выдвигается прежде всего вопрос об их классификации. Нам представляется, что если глобальная типология – это прерогатива общей теории государства и права, то классификация – это прерогатива сравнительного правоведения. Разумеется, эти два вида не должны противопоставляться. Они характеризуются взаимосвязью, взаимообусловленностью, взаимодополнением. При этом глобальная типология выполняет роль методологической основы для классификации. Последняя конкретизирует и в известном смысле формализует наиболее общие типические признакиправовых систем. Классификация невозможна без учета ее взаимосвязи с особенностями глобальной типологии и наоборот. Только единство глобальной типологии и классификации правовых систем дает возможность составить целостное представление о правовой карте мира. В основу классификации могут быть положены более широкие или, наоборот, более узкие исходные географические сферы; она может носить исторический (диахронный) или логический (синхронный) характер; ее можно проводить как на уровне правовых систем, так и в рамках отдельных отраслей права. Отсюда вытекает принципиальная возможность множественностиклассификаций, построенных по различным критериям и с разными целями. Привлечение различных юридических критериев классификации позволяет охватить разные аспекты и стороны функционирования правовых систем и тем самым глубже раскрыть отдельные закономерностиправового развития. Результатом классификации правовых систем является систематическая единица – правоваясемья. Каждая правовая семья имеет свой специфический комплекс непосредственных юридических детерминант. Понятие «правовая семья» отражает те особенности некоторыхправовых систем, которые являются результатом сходства их конкретно-исторического развития: структуры, источников, ведущих отраслей и правовых институтов, правовой культуры, традиций, особенностей правоприменительной деятельности, юридического мышления и т.д. Как уже отмечалось, категория «правовая семья» отражает относительную самостоятельностьправовой формы, особенности технико-юридического содержания права. Классификация возможна как на уровне правовых систем, так и на уровне ведущих отраслей права. Эти две разновидности класси- фикации не противоположны друг другу. Однако такое различие имеет определенное значение, поскольку смешение их критериев и целей часто приводит к неправильным выводам. Например, вызывают возражение два противоположных утверждения, с которыми можно встретиться в юридической литературе. Одно из них заключается в отказе от классификации на уровне правовых систем на том основании, что для этого нет подходящих классификационных критериев. Согласно другому мнению, «классификация по отраслям права вряд ли целесообразна». На наш взгляд,классификация на уровне правовых систем не только возможна, но и необходима, причем это отнюдь не означает, что она нецелесообразна по отраслям права. Специфика отраслевой классификации определяется задачей наиболее дифференцированного подхода к правовой карте мира. При этом в каждом отдельном случае достаточно одного или двухкритериев. Таковыми могут быть специфические правовые институты, источники права, сфера правоприменения и т.д. Одну и ту же правовую систему можно отнести к разным правовымсемьям в зависимости от того, какая отрасль (или отрасли) права берется в -качестве критерия.Например, если правовые системы латиноамериканских стран при классификации, основанной на частном праве, окажутся с некоторыми отклонениями в романо-германской правовой семье, то при классификации, основанной на конституционном праве, большинство этих стран попадает в группу американского права в семье общего права. Или другой пример. Скандинавское право тяготеет к романо-германским системам, но если исходить из того, что в нем значительно менее заметна грань между частным и публичным правом, то оно окажется ближе к общему праву. Безусловно, что все отраслевые классификации в той или иной мере содержат признаки, характеризующие классификацию и на уровне правовых систем. Представляется, чтоклассификация на уровне правовых систем более всего целесообразна на основе сочетания, органического единства нескольких систем признаков, т.е. в основу классификации должен быть положен не один-единственный, а значительное число критериев. Использование системы критериев позволяет не замыкаться на одном из них, а в соответствии с принципами логики учитывать особенности различных компонентов правовых систем. Правильность выбора системы критериев определяется прежде всего выполнением требований, предъявляемых ко всякой логически стройной классификации. Основным среди них является отражение в классификации характерных признаков, присущих всем правовым системам той или иной правовой семьи. При этом следует особо отметить, что критерии классификации могут быть различны. Для выделения основных правовых семей наиболее существенными являются три взаимосвязанные группы критериев: история правовых систем; система источников права; структура правовой системы: ведущие правовые институты и отрасли права. Эти критериипозволяют раскрыть качественную специфику той или иной правовой семьи. Они являютсякритериями не только синхронного описания, но и диахронного анализа правовых семей. Исходя из этих взаимосвязанных критериев, можно выделить следующие правовые семьи: общего права, романо-германскую, скандинавскую, латиноамериканскую, социалистическую, мусульманскую, индусскую, обычную, дальневосточную. В классификации правовых систем современности есть еще ряд интересных и спорных вопросов. Это и критерии классификации, и перечень основных правовых семей, и определение смешанных правовых систем, и вопрос о целесообразности выделения в особую группу так называемых религиозных правовых систем, и др. Классификация, предложенная в данной работе, указывает на основные исторические и юридические особенности сгруппированных таким образом правовых систем. Однако думается, что возможны и другие вариации, так как, по словам Р. Давида, «нельзя претендовать на математическую точность в области общественных наук».

11. Конвергенция современных национальных правовых систем.

Конвергенция национальных правовых систем в процессе их международного взаимодействия

Сегодня многими исследователями отмечается, что современный мир постепенно «трансформируется в единую систему, где различные структурные элементы формирующейся целостности, такие, например, как национальные государства, международные объединения, транснациональные корпорации, теряют свою былую самодостаточность, становясь взаимозависимыми элементами единого целого»1. Одновременно наблюдается постепенное увеличение влияния международного права на национальные правовые системы. Несмотря на то, что государства неодинаково решают вопрос о реализации норм международного права во внутринациональном правопорядке (от признания возможности применения лишь только некоторых из них при соблюдении ряда условий, до установления полного их примата над внутригосударственным законодательством), все же необходимо отметить, что пределы и пространственно-субъектная сфера действия международного права постепенно расширяются, «системные функциональные связи, имеющиеся на международном уровне, объединяют в системные целостности правовые феномены разных государств, их правовые системы и отдельные элементы»2. Не отвергая тезиса о том, что национальные правовые системы также суверенны, как и государства3, следует согласиться с Г.И Тункиным, который отмечал, что «самостоятельность и независимость правовых систем совершенно не исключает взаимодействия между ними»4.

Действительно, национальные правовые системы, являясь по своей природе системами открытыми, находятся в активном взаимодействии, которое проявляется, прежде всего, на уровне элементов этих систем. По мнению И.И. Лукащука, это взаимодействие «весьма многопланово, распространяется практически на все элементы системы – от правосознания до правоприменения»5. Зачастую такое взаимодействие прослеживается не полностью, поскольку оно характеризуется некоторой степенью неопределённости, при этом национальные правовые системы обычно сохраняют высокий уровень самоорганизованности и исторически развиваются в сторону увеличения сложности их структуры. Большинство исследователей в качестве основной формы взаимодействия национальных правовых систем выделяют процесс их сближения, хотя вкладывают в это понятие различный смысл: от «глобализации» (М.Н. Марченко)6 и «интернационализации права» (И.И. Лукашук)7 до «правовой интеграции» (С.В. Бахин)8. Другие исследователи, например С.С. Алексеев, полагают, что «сближение – лишь внешнее проявление более глубоких процессов, преобразующих мир права, которые могут быть названы “правовой конвергенцией”»9. Полагаем, что сближение национальных правовых систем, исходя из общей теории систем, действительно целесообразнее понимать как процесс конвергенции.

В теории права конвергенция понимается в широком и в узком смысле10. В широком смысле конвергенция мыслится как развитие правовых систем в одном направлении, в узком – как процесс и результат взаимодействия национального права, или же, как взаимоуподобление отдельных элементов правовых систем. Вне зависимости от того как раскрывается содержание понятия конвергенции, конечной целью этого процесса должна являться «когеренция»11 национальных правовых систем. Однако говорить о когеренции можно будет только в том случае, если результаты регулирования однотипных отношений в сближающихся (конвергирующих) национальных правовых системах схожи или различия между ними не существенны. По сути, когерентны должны быть и формы реализации права (правоприменение), и формы выражения объективного права (законодательство).

В свою очередь процесс конвергенции национальных правовых систем должен рассматриваться в рамках процесса их международного взаимодействия (т.е. взаимодействия опосредованного международным правом), поскольку эффективное и целенаправленное взаимодействие может осуществляться только при помощи международно-правовых средств.

Процесс международного взаимодействия национальных правовых систем инициирует процессы правовой унификации, трансформации и имплементации норм международного права в национальное (внутригосударственное) законодательство. На это обстоятельство было указано С.В. Бахиным, по его мнению, «вне международных обязательств, которые принимают на себя государства, создание эффективных правовых регуляторов в виде единых и единообразных нормативных предписаний невозможно»12. Именно международное право, находясь в процессе взаимодействия с внутринациональным правом, способствует взаимопроникновению элементов национальных правовых систем, а также напрямую воздействует на процесс их конвергенции и образования взаимосвязей.

Таким образом, международное взаимодействие национальных правовых систем затрагивает не только элементы этих систем, но и функции, цели и задачи этих систем. В результате процессов унификации, гармонизации, рецепции, трансформации, имплементации правовых норм происходит интернационализация и глобализация права в целом, т.е. речь идет о формировании единого глобального правового пространства, иногда даже отмечается, что «человечество стоит на пороге создания новой модели права – мировой глобальной правовой системы».

12. Французская школа сравнительного законодательства.

Если в первой половине XIX в. эпицентр сравнительного правоведения находился в Германии, то во второй половине он переместился во Францию.

Сравнительное изучение различных правовых систем велось здесь прежде всего в практико-прикладных целях, для совершенствования национального законодательства, чем и обусловлено преобладание термина «сравнительное законодательство», подчеркивавшего прикладной характер науки. Существенную роль сыграло и то, что во французской юридической науке господствовал позитивизм (школа экзегезов).

В 1869 г. создается Общество сравнительного законодательства, сыгравшее впоследствии значительную роль в развитии компартивистики. По мнению основателей этого Общества, его создание отвечало потребностям юристов выйти за ограниченные рамки одной законодательной системы, с тем чтобы и само законодательство в свою очередь утратило сугубо локальные черты и восприняло опыт, накопленный во всем мире. Чтобы реализовать эти цели, Общество активно искало сотрудничества с юристами других стран. Тогда же начал выходить Бюллетень Общества («Bulletin de la Societe de legislation comparee»), где публиковались исследования и статьи по зарубежному праву.

В целях ознакомления общественности с законодательными текстами Общество с 1875 г. приступило к выпуску Ежегодника зарубежного законодательства («Annuaire de legislation etrangere») и Ежегодника французского законодательства («Annuaire de legislation fran-caise»). При министерстве юстиции Франции был создан Комитет иностранного законодательства, который совместно с Обществом сравнительного законодательства обеспечивал перевод на французский язык большинства иностранных кодексов и других важных законодательных актов.

Это были годы стабилизации и упрочения французской правовой системы. Такая ситуация служила важной предпосылкой господства юридического позитивизма, видевшего совершенную модель во французском праве, которое не нуждается в обосновании и оправдании и должно рассматриваться таким, как оно есть.

В соответствии с позитивистскими установками сравнительное правоведение в лице школы сравнительного законодательства конструировало себя как чисто юридическая теория, изучающая позитивное законодательство.

Предметом сравнительного законодательства было не право вообще, а действующие правовые нормы и институты. Конкретная цель его состояла в изучении не теоретически отвлеченных, а необходимы:» для законодательной деятельности выводов. В рамках «классической школы» оно дало наибольший эффект в совершенствовании национального отраслевого законодательства. Это относится почти ко всем отраслям права, прежде всего к гражданскому, уголовному и процессуальному.

Однако постепенно теоретический уровень французской компаративистики отходит от уровня экзегезов и на пороге XX в. в ней создаются значительные теоретические конструкции. Здесь прежде всего нужно обратиться к работам Р. Салеиля.

Взгляды Р. Салейля на сравнительное право были обусловлены двумя факторами. Во-первых, Кодекс Наполеона 1804 г. к концу XIX в. существенно устарел и его «стерильное» толкование представителями школы экзегезов изжило себя. Во-вторых, значительное влияние на Р. Салейля оказало учение Р. Иеринга, и особенно тезис о том, что право непрестанно эволюционирует, приспособляясь к динамизму социальной жизни.

Столетний возраст Французскою гражданского кодекса 1804 к имел следствием то, что на практике стал особенно явным разрыв между его юридическими нормами и практическими потребностями общества. Школа экзегезов не могла преодолеть его. Наоборот, как отмечал Р. Салейль на I Международном конгрессе сравнительного права, она лишь «углубила разрыв доктрины и судебной практики, официального права, права в книгах и живого права». Правовые ре формы стали велением времени, и Салейль не уставал подчеркивать, что прогрессивное развитие французского права невозможно без использования того, что дает для этого развития сравнительное право. По мнению Салейля, это самый полезный инструмент в процессе обновления законодательства.

Р. Салейль считал основной целью сравнительного права не умозрительные научные конструкции, основанные на отдельных социологических и исторических данных, а прежде всего развитие и совершенствование национального права. Разумеется, значимость сравнительного права для законодательной политики неоднократно подчеркивалась и ранее, в частности А. Фейербахом и К. Миттермайером. Однако позиция Р. Салейля отличалась специфическим подходом к соотношению «сравнительное право – развитие права». Специфика состояла в том, что в изменившейся обстановке развитие права связывалось уже не только и даже не столько с деятельностью, законодателя, сколько с судебной практикой. Ее границы, задачи и эффективность как источника права трактовались теперь намного шире. Движение «свободного права» наделяло судебную практику такими свойствами, в силу которых ее роль как самостоятельного формального источника права все более возрастала. В связи с этим с помощью сравнительного права Р. Салейль стремился придать судебной практике ведущую правотворческую роль в эволюции права.