Последний танец

Не успело солнце подняться над горизонтом, как мы с Америкой тихо покинули квартиру. По пути в «Морган» молчали. Я была благодарна подруге за эту тишину, не хотела говорить и думать, хотела только выкинуть из памяти последние двенадцать часов.

Все мое тело ныло, будто я побывала в автокатастрофе; любое шевеление стоило неимоверных усилий. Зайдя в комнату, я увидела, что постель Кары заправлена.

— Я немного побуду здесь, можно? — спросила Америка. — Ты мне дашь щипцы для выпрямления волос?

— Мерик, со мной все в порядке. Иди учиться.

— Нет, не в порядке. Я не хочу оставлять тебя одну.

— Сейчас как раз это мне и необходимо.

Америка открыла рот, чтобы возразить, но лишь вздохнула. Я не изменила бы своего решения.

— После учебы навещу тебя. Отдыхай.

Я кивнула и заперла за ней дверь. Кровать скрипнула, когда я с раздраженным вздохом рухнула на нее. Все это время я думала, что Трэвис нуждается во мне, но сейчас казалась себе новой блестящей игрушкой, как назвал меня Паркер. Трэвис хотел доказать этому субъекту, что я по-прежнему принадлежу ему. Ему.

— Я ничья, — сказала я пустой комнате.

Когда эти слова проникли в мой мозг, меня захлестнуло разочарование прошлой ночи. Я никому не принадлежала.

Так одиноко мне еще не было никогда.

Финч поставил передо мной бутылку из темного стекла. Никто из нас не был в настроении веселиться. Меня утешало лишь то, что, по словам Америки, Трэвис всеми правдами и неправдами будет избегать вечеринки. С потолка свисали пустые пивные банки, обернутые розовой и красной упаковочной бумагой. Кругом мелькали красные платья всевозможных фасонов. Столы были усыпаны крошечными сердечками из фольги. Финч закатил глаза из-за нелепости декораций.

— День святого Валентина в доме братства, что может быть романтичнее, — сказал он, глядя на проходящие мимо парочки.

С самого нашего приезда Шепли и Америка танцевали внизу, а мы с Финчем протестовали, сидя на кухне. Я быстро опустошила бутылку, пытаясь стереть воспоминания о прошлой вечеринке для пар, где была с Трэвисом.

Зная о моем подавленном состоянии, Финч открыл новую бутылку и вручил мне.

— Принесу еще, — сказал он, возвращаясь к холодильнику.

— Гостям — кег, а бутылки для «Сиг Тау». — Девушка, появившаяся рядом, ехидно усмехнулась.

Я посмотрела на красный стаканчик в ее руке и проговорила:

— Тебе это сказал твой бойфренд, потому что рассчитывал на дешевое свидание.

Девушка прищурилась, оттолкнулась от стойки и удалилась.

— Кто это? — спросил Финч, ставя передо мной четыре бутылки.

— Какая-то стерва из сестричества, — проворчала я, глядя, как она уходит.

Когда к нам присоединились Шепли и Америка, рядом со мной стояло уже шесть пустых бутылок. Во рту все онемело, и мне стало легче улыбаться. Я расслабленно прислонилась к столешнице. Трэвис не появился, как и обещал, и я могла провести остаток вечеринки в спокойствии.

— Вы будете танцевать или как? — спросила Америка.

Я взглянула на Финча.

— Финч, ты пойдешь со мной?

— А ты еще в состоянии танцевать? — Он изогнул бровь.

— Есть только один способ проверить, — ответила я, потянув его вниз по лестнице.

Мы качались из стороны в сторону и тряслись, пока я вся не вспотела. Когда я уже думала, что мои легкие взорвутся, зазвучала медленная песня. Финч неуверенно глядел на танцующие парочки.

— Ты меня и под это заставишь танцевать? — спросил он.

— Финч, это же День святого Валентина. Представь, что я парень.

Он засмеялся и притянул меня к себе.

— Сложно, когда на тебе это коротенькое розовое платьице.

— Ну и что. Можно подумать, ты не видел никогда парня в платье.

— И то верно. — Финч пожал плечами.

Я хихикнула и положила голову ему на плечо, двигаясь под медленную музыку. От алкоголя мое тело стало тяжелым, движения заторможенными.

— Ты не против, Финч, если я украду ее?

Рядом стоял Трэвис, с озорным взглядом ожидая моей реакции. У меня моментально вспыхнули щеки.

Финч посмотрел на меня, потом на Трэвиса.

— Конечно.

— Финч!.. — зашипела я в спину уходящему другу.

Трэвис притянул меня к себе, пытаясь сохранять между нами приличное расстояние.

— Мне казалось, ты не собирался приходить.

— Да, но я знал, что ты здесь, и был обязан прийти.

Я смотрела куда угодно, только не Трэвису в глаза.

Остро ощущала каждое движение его тела — то, как он вдавливал пальцы в мою кожу, как переступал. Он провел руками по моему платью. Я совсем растерялась, пытаясь притворяться, что ничего не замечаю. Глаз Трэвиса уже подживал, синяк почти исчез, а красные царапины и вовсе испарились, будто я их выдумала. Все следы той ужасной ночи стерлись, остались лишь жалящие воспоминания.

Трэвис следил за каждым моим движением, а на середине песни вздохнул.

— Гулька, ты такая красивая.

— Не начинай.

— Чего не начинать? Нельзя сказать, что ты красивая?

— Не начинай, и все.

— Я не хотел.

— Спасибо, — раздраженно фыркнула я.

— Нет, ты очень красивая. Серьезно. Я о том, что сказал в спальне. Не буду врать. Я с огромным удовольствием увел тебя со свидания с Паркером…

— Трэвис, это было не свидание. Мы просто ужинали. Теперь он не разговаривает со мной, спасибо тебе большое.

— Я слышал об этом. Мне жаль.

— Нет, не жаль.

— Ты права, — запинаясь, сказал он, когда увидел мое рассерженное лицо. — Но я… Это не единственная причина, по которой я взял тебя на бой. Гулька, ты была мне там нужна. Ты мой талисман.

— Запомни, я для тебя — никто, — резко сказала я, свирепо глядя на него.

Брови Трэвиса взметнулись, он остановился.

— Ты для меня — всё.

Я поджала губы, пытаясь оставаться разъяренной, но, когда он так смотрел, невозможно было злиться на него.

— У тебя ведь нет ко мне ненависти? — спросил парень.

Я отвернулась, создавая между нами пространство, и проговорила:

— Иногда я жалею об этом. Все стало бы гораздо проще, черт побери.

Трэвис еле заметно улыбнулся.

— Что бесит тебя больше? Мой поступок, из-за которого можно возненавидеть меня? Или твоя неспособность сделать это?

Внутри снова вспыхнула ярость. Я оттолкнула Трэвиса и побежала мимо него на кухню. На глаза уже наворачивались слезы, но я не собиралась превращаться в плаксу у всех на виду. Финч стоял рядом со столом, и я с облегчением вздохнула, когда он сунул мне пиво.

Весь следующий час я наблюдала, как Трэвис отшивал девчонок и поглощал виски в гостиной. Каждый раз, когда он ловил мой взгляд, я отворачивалась, намереваясь завершить вечер без скандалов.

— Выглядите невеселыми, — сказал нам с Финчем Шепли.

— Ага, такие унылые, что просто сил нет, — проворчала Америка.

— Не забывайте, мы не хотели приходить, — напомнил Финч.

Америка состроила свою знаменитую мордашку.

— Эбби, ты могла бы притвориться. Ради меня.

Не успела я ляпнуть что-нибудь грубое, как Финч прикоснулся к моей руке.

— Думаю, мы выполнили свой долг. Эбби, ты готова уйти?

Быстро прикончив пиво, я взяла Финча за руку. Я очень хотела уйти, но вдруг внизу зазвучала наша с Трэвисом песня, под которую мы танцевали в мой день рождения, и ноги замерли сами по себе. Я схватила бутылку Финча и сделала глоток, пытаясь заглушить воспоминания.

К столешнице прислонился Брэд и спросил:

— Потанцуем?

Я улыбнулась и покачала головой.

Он начал что-то говорить, но вдруг его кое-кто перебил:

— Потанцуй со мной.

Трэвис стоял всего в нескольких шагах, протянув руку. Америка, Шепли и Финч уставились на меня, ожидая ответа с тем же волнением, что и сам Трэвис.

— Оставь меня в покое. — Я скрестила руки на груди.

— Гулька, это наша песня.

— У нас нет песни.

— Голубка…

— Нет!

Я посмотрела на Брэда и выдавила улыбку.

— Брэд, я с удовольствием потанцую.

Конопатое лицо Брэда расплылось в улыбке, когда он повел меня к лестнице.

Трэвис плелся следом, в глазах застыла мука.

— Тост! — крикнул он.

Я вздрогнула, повернулась и увидела, как Трэвис забрался на стул и отобрал пиво у стоявшего рядом «брата» из «Сиг Тау». Америка следила за моим бывшим с жалостью на лице.

— За придурков! — Он указал на Брэда. — И за девушек, которые разбивают наши сердца. — Трэвис кивнул в мою сторону, и его взор затуманился. — Еще за этот кошмар, черт побери: потерять лучшую подругу, потому что ты по глупости влюбился в нее.

Трэвис допил пиво и бросил бутылку на пол. В комнате воцарилась тишина, лишь с нижнего этажа доносилась музыка. Все растерянно смотрели на Трэвиса.

Униженная такой тирадой, я схватила Брэда за руку и повела на танцпол. Позади шли другие парочки, ожидая, что я разревусь или еще как-то отреагирую на речь Трэвиса. Я сделала каменное лицо, чтобы не доставить им такого удовольствия.

После пары неуклюжих шагов в танце Брэд вздохнул.

— Все так… странно.

— Добро пожаловать в мою жизнь.

Трэвис протолкался сквозь танцующие пары, стал рядом с нами, пошатнулся и вновь обрел равновесие.

— Я заберу твою партнершу.

— Ничего подобного! — Я не желала даже смотреть на него.

Спустя несколько напряженных секунд я все же подняла глаза и обнаружила, что Трэвис прожигает Брэда взглядом.

— Если не отойдешь от моей девушки, вырву твою проклятую глотку, — проговорил Трэвис. — Прямо здесь, на танцполе.

Брэд заколебался, нервно переводя взгляд с меня на Трэвиса.

— Извини, Эбби. — Он медленно отпустил меня и вернулся наверх, а я, униженная, осталась наедине с Трэвисом.

— Трэвис, то, что я испытываю к тебе сейчас… очень напоминает ненависть.

— Потанцуй со мной, — пошатываясь из стороны в сторону, взмолился он.

Когда песня закончилась, я с облегчением вздохнула.

— Трэв, иди выпей еще бутылку виски.

Я повернулась и стала танцевать с единственным парнем, оказавшимся без пары.

Музыка играла быстрее, и я улыбнулась своему новому партнеру, игнорируя Трэвиса, стоявшего совсем близко. За моей спиной стал танцевать еще один «брат» из «Сиг Тау», кладя ладони мне на бедра. Я завела руки назад, притягивая его к себе. Это напомнило мне танец Трэвиса и Меган в «Реде». Я изо всех сил старалась воссоздать ту сцену, хотя мечтала забыть о ней навсегда. Ладони парня скользили по всему моему телу, а с алкоголем в крови я стала совсем раскованной.

Внезапно я оказалась в воздухе. Трэвис перебросил меня через плечо и в то же время толкнул «брата» так, что тот повалился на пол.

— Опусти меня! — крикнула я, колотя кулаками по его спине.

— Я не позволю тебе позориться из-за меня, — зарычал он и побежал вверх по лестнице, перескакивая через ступеньки.

Пока Трэвис нес меня по залу, все смотрели, как я пытаюсь вырваться.

— А так ты меня не позоришь? — спросила я. — Трэвис!

— Шепли! Донни снаружи? — поинтересовался Трэвис, избегая ударов моих рук и ног.

— Э… да, — ответил тот.

— Опусти ее! — приказала моя подруга, делая к нам шаг.

— Америка!.. — извиваясь, проговорила я. — Не стой! Помоги мне!

Уголки ее губ приподнялись, и она усмехнулась.

— До чего же дико вы смотритесь.

Потрясенная ее реакцией, я сердито свела брови.

— Спасибо огромное, подруга!

Трэвис вынес меня за дверь. Холодный воздух обжигал голые участки моего тела, и я стала протестовать еще громче:

— Опусти, черт бы тебя побрал!

Трэвис открыл дверцу машины, бросил меня на заднее сиденье и сел рядом.

— Донни, ты сегодня трезвенник?

— Ага, — сказал тот, неуверенно глядя на мои попытки сбежать.

— Отвези меня домой.

— Знаешь, я не думаю…

Голос Трэвиса был ровным, но устрашающим.

— Сделай, как я прошу, Донни, или получишь по башке, клянусь богом.

Донни съехал с обочины, и я прыгнула к дверце.

— Я не поеду к тебе!

Трэвис схватил мои запястья. Я наклонилась и укусила его за руку.

Когда я впилась зубами в кожу, он зажмурился и зарычал.

— Давай, Гулька, делай, что хочешь. Я уже устал от твоих выходок.

Я отпустила его и дернула руками, пытаясь вырваться.

— Моих выходок? Выпусти меня из этой чертовой машины!

Он поднес мои ладони к своему лицу.

— Я люблю тебя, черт побери! Ты никуда не пойдешь, пока мы не протрезвеем и не разберемся во всем!

— Трэвис, только ты еще во всем не разобрался! — сказала я.

Он отпустил мои запястья, я скрестила руки на груди и дулась всю дорогу.

Когда машина остановилась, я подалась вперед.

— Донни, ты можешь отвезти меня домой?

Трэвис вытащил меня из машины, опять перебросил через плечо и понес вверх по ступенькам.

— Пока, Донни.

— Я позвоню твоему отцу! — закричала я.

Трэвис громко рассмеялся.

— Скорее всего, он похлопает меня по плечу и скажет, что пора уже, черт возьми!

Пока Трэвис пытался попасть ключом в замок, я пиналась и брыкалась, стараясь вырваться.

— Прекрати, Гулька, мы так упадем с лестницы!

Открыв дверь, Трэвис прошагал в комнату Шепли.

— Пусти меня! — закричала я.

— Хорошо, — сказал Трэвис, бросая меня на кровать Шепли. — Отоспись. Поговорим утром.

В темной комнате выделялся яркий прямоугольник света, падавшего из дверного проема. Превозмогая ярость и хмель, я сосредоточила взгляд и увидела на лице поворачивающегося к двери Трэвиса самодовольную улыбку.

Я ударила кулаками по матрасу.

— Трэвис, ты больше не будешь указывать мне, что делать! Я не принадлежу тебе!

Трэвис мгновенно развернулся, его лицо исказилось от злости. Он подошел и склонился, упираясь в кровать.

— Зато я принадлежу тебе!

На его шее вздулись вены. Я встретила взгляд Трэвиса, не позволяя себе дрогнуть.

Тяжело дыша, он посмотрел на мои губы и прошептал:

— Я принадлежу тебе.

Его злость поутихла, и я поняла, насколько близки мы друг другу.

Не успела я придумать причину для отказа, как Трэвис обхватил мое лицо и впился в губы поцелуем. Затем он без промедления поднял меня на руки, широкими шагами отнес в свою комнату и упал вместе со мной на кровать.

Я стянула с него футболку и стала возиться в темноте с ремнем. Трэвис рывком расстегнул его, вырвал из шлевок и швырнул на пол. Одной рукой он приподнял меня, а другой расстегнул молнию на платье. Я сняла его через голову и отбросила в темноту. Трэвис страстно поцеловал меня и застонал от желания.

Ловким движением он скинул боксерские трусы и прижался ко мне грудью. Я схватила его за ягодицы, но, когда попыталась притянуть к себе, Трэвис воспротивился.

— Мы пьяны, — тяжело дыша, сказал он.

— Пожалуйста! — Я прижалась губами к его рту, отчаянно желая потушить пожар между ног.

Трэвис решил возобновить наши отношения, а я не собиралась бороться с неизбежным, поэтому была более чем готова провести с ним ночь.

— Это неправильно, — сказал он.

Трэвис навис надо мной, прижавшись своим лбом к моему.

Видя его нерешительность, я не сомневалась, что моя возьмет. Необъяснимым образом мы не могли находиться вдали друг от друга, но я больше не нуждалась в объяснении, даже в предлоге. В эту секунду мне требовался лишь он, Трэвис.

— Я хочу тебя.

— Мне нужно, чтобы ты кое-что сказала, — проговорил он.

Мое тело отчаянно жаждало его, и я больше не могла терпеть.

— Я скажу все, что захочешь.

— Тогда говори, что принадлежишь мне, что снова будешь со мной. Я ничего не стану делать, пока мы не вместе.

— Но мы ведь так по-настоящему и не расставались, — сказала я, надеясь, что этих слов достаточно.

Трэвис покачал головой, слегка проводя своими губами по моим.

— Мне нужно услышать, нужно знать, что ты моя.

— Я стала твоей с первой секунды, как мы встретились.

Мой голос опустился до мольбы. В другой ситуации я точно смутилась бы, но сейчас не жалела ни о чем. Я боролась с чувствами, сдерживала их. Но свои самые счастливые дни я провела в «Истерне», и все до единого — с Трэвисом. Споря, смеясь, любя и плача…

Улыбающимися губами Трэвис нежно поцеловал меня. Когда я прижала любимого к себе, он не сопротивлялся. Все его мускулы напряглись; задержав дыхание, он проник в меня.

— Скажи это снова, — прошептал Трэвис.

— Я твоя, — выдохнула я.

Каждая клеточка моего тела заныла в ожидании большего.

— Я не хочу с тобой расставаться. Никогда.

— Обещай, — сказал Трэвис и застонал с новым толчком.

— Я люблю тебя. Всегда буду любить.

Я говорила еле слышно, но все время смотрела Трэвису в глаза. И видела, как из них исчезает неуверенность. В тусклом свете его лицо засияло от счастья. Достигнув высшей точки, Трэвис запечатлел поцелуй на моих губах.

Трэвис разбудил меня поцелуями. Моя голова была тяжелой, она кружилась от поглощенной без меры выпивки, но мгновения до отключки я помнила в мельчайших подробностях.

Бархатные губы покрывали поцелуями мои ладони, руки, шею, а когда Трэвис дошел до рта, я улыбнулась.

— С добрым утром, — сказала я.

Трэвис не ответил, продолжая целовать. Он крепко обнял меня и зарылся лицом в мои волосы.

— Ты что-то сегодня неразговорчив, — сказала я, лаская его спину.

Мои ладони опустились на ягодицы, я забросила ногу парню на бедро и поцеловала в щеку.

Трэвис покачал головой и прошептал:

— Хочу, чтобы все было вот так.

— Не поняла. — Я нахмурилась. — Я что-то пропустила?

— Не собирался тебя будить. Поспи еще.

Я приподняла голову Трэвиса за подбородок, посмотрела в его красные, опухшие глаза и с тревогой спросила:

— Да что с тобой?

Он взял мою руку и поцеловал в ладонь, потом прижался головой к шее.

— Голубка, просто засыпай. Хорошо?

— Что-то произошло? С Америкой?

Задав последний вопрос, я села на кровати. Даже увидев страх в моих глазах, Трэвис не переменил выражения лица, лишь вздохнул и тоже сел, глядя на наши руки.

— Нет, с Америкой все в порядке. Они с Шепом вернулись в четыре ночи, сейчас еще в постели. Рано же, давай поспим.

Мое сердце бешено забилось в груди. Я знала, что уже не усну. Трэвис прильнул ко мне в поцелуе. Его губы двигались иначе, так, словно он делал это в последний раз. Парень уложил меня на подушку, крепко обнял и пристроил голову на грудь.

В моих мыслях, словно каналы по телевизору, мелькали всевозможные причины такого поведения.

Я прижала Трэвиса к себе, боясь задать вопрос.

— Ты спал?

— Я не смог. Не хотел… — Его голос затих.

Я поцеловала Трэвиса в лоб.

— Что бы там ни было, мы с этим справимся. Так почему бы тебе не поспать? Разберемся во всем, когда проснешься.

Трэвис вздернул голову и внимательно посмотрел на меня.

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь: «Мы с этим справимся»?

Я недоуменно захлопала глазами. Даже вообразить не могла, что так растревожило его, пока я спала.

— Не знаю, в чем дело, но я здесь.

— Ты здесь? В смысле, остаешься? Со мной?

Выглядела я, наверное, глупо, но голова просто раскалывалась от спиртного и от странных слов Трэвиса.

— Да. Я думала, мы обсудили это ночью.

— Так и есть. — Он воодушевленно кивнул.

Я задумчиво обвела взглядом спальню. Белые стены больше не пустовали, как в первые дни нашего знакомства. Теперь их покрывали безделушки из тех мест, где мы вдвоем проводили время, а также черные рамки с фотографиями. Вот я одна, вот с Трэвисом, а это Тотошка, а рядом — друзья. Сомбреро, что раньше висело над изголовьем кровати, сменилось большой фотографией: мы вдвоем на моем дне рождения.

Я прищурилась, глядя на Трэвиса.

— Ты думал, я проснусь и буду злиться на тебя? Решил, что я уйду?

Трэвис пожал плечами, неуклюже изображая равнодушие, хотя раньше это давалось ему с легкостью.

— Этим ты как раз и знаменита.

— Вот почему ты расстроен? Всю ночь переживал и гадал, что произойдет, когда я проснусь?

Он заерзал, будто слова давались ему с трудом.

— Я не хотел, чтобы все так произошло. Вчера немного перебрал, преследовал тебя на вечеринке, как маньяк, а потом унес оттуда против твоей воли. Затем мы… — Он с отвращением покачал головой, вспоминая минувшую ночь.

— Пережили лучший секс в моей жизни? — Я улыбнулась, сжимая его руку.

Трэвис усмехнулся, и напряжение спало с его лица.

— Значит, у нас все в порядке?

Я поцеловала Трэвиса, с нежностью положила ладони на его лицо.

— Да, глупыш. Ведь я обещала, забыл? Сказала тебе все, что ты хотел услышать, мы снова вместе, а ты по-прежнему несчастлив?

Улыбка на его лице перекосилась.

— Трэвис, прекрати. Я люблю тебя, — сказала я, разглаживая морщинки вокруг его глаз. — Эта нелепая холодная война могла закончиться еще на День благодарения, но…

— Минутку!.. Что? — перебил он, отстраняясь.

— На День благодарения я чуть не сдалась, но ты сказал, что готов отступить ради моего счастья. Из-за гордости я промолчала, не сказала, что хочу снова быть с тобой.

— Ты, черт побери, шутишь? Я хотел облегчить тебе жизнь! Ты хоть знаешь, как я был несчастен?

— Выглядел ты после разрыва отлично. — Я нахмурилась.

— Это же ради тебя! Я боялся потерять любимую, вот и стал притворяться другом. Мы все это время могли быть вместе?! Голубка, какого черта?

— Я…

Мне нечего было ответить. Я заставила нас обоих страдать. И я не заслуживала оправдания.

— Мне жаль.

— Тебе? Я чуть не упился до смерти, еле вставал по утрам, в Новый год разбил телефон вдребезги, только чтобы не позвонить… а тебе жаль?

Закусив губу, я пристыженно кивнула. Я даже понятия не имела, через что он прошел. При его словах внутри все перевернулось от щемящей боли.

— Мне очень-очень жаль. Извини.

— Ты прощена, — с улыбкой сказал Трэвис. — Больше так не делай.

— Не буду. Обещаю.

На его щеках появились ямочки.

— Я так сильно люблю тебя. — Он покачал головой.