Повесть для подростков, их родителей

В. ЕРЕМИН, Д. ВЕНСКАЯ

«БАТАКАКУМБА.РУ или ПОЛОСАТОЕ ЛЕТО»

повесть для подростков, их родителей,

а также всех тех, кто уже научился или еще не разучился читать

часть третья

ã Владимир Еремин, Дуня Венская, М, 2002 г.

ГЛАВА СОРОКОВАЯ,

самая короткая, в которой конец одной истории успевает совпасть с началом совсем другой

В тот день «Полосу препятствий» ждал праздничный ужин. Тетя Аня превзошла самое себя, приготовив фаршированную рыбу и фантастической вкусноты малиновый пирог. «Полосатые» кричали батакакумбе «ура» и чокались вишневым соком, неотличимым по цвету от красного вина. А головы у «великолепной шестерки» кружились так, словно они и в самом деле пили не сок, а вино... Несомненно, то было головокружение от успеха! Еще бы – поездка в Диснейленд! Что может с этим сравниться?

Поздним вечером, уже перед самым отбоем, в компании Гоши Иванкова и Достоевского сидели у костра.

- Где-то с месяц назад меня обменяли, - рассказывал Гоша. – Полежал это я, значит, в госпитале, вернулся домой, а меня уже ФСБ ищет. Вот так я и оказался здесь…

- Мишка, спасибо, помог, - кивнув на Тормоза, сказал Достоевский, - передал Постникову «секрет» насчет «прибора с лазерным наведением»… Вот он и запсиховал… А когда увидел – якобы нечаянно – Гошу, то и вовсе смыться решил. Что, собственно, от него и требовалось…

Бывший Агент 007, которого за глаза в лагере прозвали «лохом», еще ниже опустил голову. Развенчание лже-сотрудника ФСБ Постникова он переживал чрезвычайно болезненно. Виктор Сергеевич, ах, Виктор Сергеевич! Как он мог так обмануть?! Ведь он так ему верил… А он, Миха, так много повидавший на своем веку всяких мошенников, – почему он позволил себя провести, словно несмышленого первоклассника? Позор, стыд и позор на его голову!

- Ну, что скучаешь без своего шефа? – ткнул его в бок Асисяй.

- Не трогай его, - вступилась Саша, - думаешь, ты один такой умный? Тебя, что ли, нельзя обмануть? А Мишка просто доверчивый оказался…

- Просто - душный, - не то похвалила, не то посмеялась Джейн.- И потом, он же на целых два года нас младше!

Тормоз скривился. Это было просто невыносимо. Докопались-таки до его тайны! Попав в этот лагерь, он для солидности накинул себе пару годков. Просто хотелось выглядеть бывалым среди этих папенькиных сынков и маменькиных дочек. Но кто-то из взрослых, все-таки проболтался, и вот теперь эта кукла Джейн…

Тормоз вскочил. За него заступаются, как будто он нуждается в помощи… И кто? Эта баламутная батакукакумба?! Да пошли они все… лесом! Агент 007 сделал, было попытку встать и уйти, но Достоевский удержал его, положив руку на плечо:

- Не пыли... Никто над тобой не смеется. А обида – это глупое занятие, поверь. Я недавно в театре одну постановку смотрел. Она так и называется – «Все хорошо, что хорошо кончается»…

Полыхающий костер бросал отсветы пламени на лица сидящих вокруг него ребят из «Полосы препятствий», и лица эти чудесным образом преобразились: в тот вечер они впервые почувствовали себя одной семьей. Причиной этому было сделанное каждым из них маленькое открытие, - ничто так не сплачивает людей, как преодоление трудностей. Особенно – маленьких людей. И особенно – больших трудностей…

Высокая цель – в прямом и переносном смысле - была достигнута, Огонь-гора спасена. Ее огромные реликтовые сосны теперь могут спокойно и благодарно покачивать своими кронами – им больше не грозит уничтожение. И добилась этого шестерка подростков, прозвавших себя смешным и малопонятным словечком батакакумба – именно они и были подлинными героями той ночи. И прежнее, снисходительное или даже порой насмешливое отношение к ним у их сверстников теперь сменилось искренним восхищением. Поговорить с ними, пошутить, рассказать о себе нечто похожее, - например, как ты спас от собаки беззащитного котенка, или что-нибудь в этом же духе, - было необыкновенно приятно и радостно: ведь тем самым ты словно становился одним из них…

Достоевский всматривался в счастливые лица своих воспитанников, и тоже чувствовал необыкновенные покой и умиротворение. Каждый прожитый день в лагере был для отставного майора чередой открытий. Не имея ни педагогического образования, ни опыта, он продвигался тем летом на ощупь, методом проб и ошибок, строил свои отношения с полосатыми так, как ему подсказывало сердце, - требовательно, но уважительно и на равных, - и теперь понимал, что был прав. И это подтверждала песня, которую они все вместе сейчас пели, словно один человек:

- «Встань за спиной и повтори: я верю…» - уносилось к усеянному яркими звездами небу.

Склонившись к своей испытанной подруге-гитаре, уронив на нее длинные волосы, и поблескивая стеклами очков, перебирал струны Леннон. Нахмурившись, слегка притопывала в такт армейским ботинком Джейн. Зачарованно смотрела в огонь Саша. Не давая пламени угаснуть, подбрасывал в костер сучья Илья. Даже Асисяй, забыв о своих вечных хохмах, был серьезен. И все это, отойдя в сторонку, снимал на свою видеокамеру Лешка, заранее предвкушая, какой классный сюжет получит детская редакция телевидения…

- «Встань за спиной и повтори: я верю…»

И вдруг в это же мгновение, словно эхо, со стороны лагеря сидящие у костра

донеслось:

- «Встань за спиной…»

Леннон замер, недоуменно вытаращил глаза.

- Твоя песня, - удивился Асисяй. – По телику…

- Как же так, - пробормотал Леннон. – Передача ведь только через две недели…

И пулей полетел к ближайшему из домиков, в котором проживали Лешка и Илья. Вся оставшаяся батакакумба рванула за ним…

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ,

в которой «полосатое лето» готовит сюрприз и батакакумба снова ищет выход из безвыходного положения.

Домик, в котором проживали Лешка и Илья, был похож на улей в разгар медоносного сезона. Заслышав так хорошо всем знакомые звуки песен Леннона, сюда влетел не только сам юный композитор, а следом и остальные члены батакакумбы, но и множество других полосатых.

Полосатыми население подросткового лагеря стало именовать себя с легкой руки своего любимого директора Олега Ивановича Сайкина по прозвищу Достоевский. После бунта батакакумбы на экологической конференции ему здорово досталось от районного начальства. «Что же вы со мной делаете, черти вы полосатые?» - довольно непедагогично спросил он тогда у провинившейся шестерки. Вот так с тех пор и пошло: полосатые и полосатые…

Итак, поначалу домик гудел громче пчелиного роя. Однако после веселой схватки за лучшие места у телевизора непрошеные гости постепенно угомонились и уже не так возбужденно реагировали на любимые музыкальные цитаты из песен Димона-Леннона.

- А, так это не сама передача! – уставившись на экран, догадался Леннон. – Это только анонс!

- Какой еще анос? - спросил Тормоз.

На него тут же зашикали и замахали руками, так что вразумительного объяснения Тормоз так и не дождался.

- Тихо! – закричал Асисяй. – Тише вы, все! Пропустите Димона! Димон, садись поближе к телеку! Ваши, что ли, песни будут показывают?

- Звук! – распорядился Тормоз и выхватил у толстушки Винни пульт.

Стало тихо. На экране, пританцовывая в клубах белого дыма, пела «Биг Маза». Бледный от волнения, Леннон сидел в почетном первом ряду у телевизора и, шевеля губами, тихо подпевал. Ребята тоже на разные лады подтягивали, как могли.

- Вот тут переврали, - по ходу дела огорчался Леннон. – А здесь упростили… Еще два такта здесь и переход…

- А, по-моему, ничего, клёвенько, - пританцовывая, заметила Фифа.

- Ничего клевенького, - возразил Леннон – барабанят, как...

- Ухи прочисти, Фифа! – поддакнул Тормоз.

- Тихо вы, дайте послушать, - шикнула Джейн.

- Ты в двух шагах от славы, - завистливо шепнул дружку Асисяй.

- Да подождите вы! – вслушиваясь в музыку, отмахнулся тот.

Закончилась песня. Ребята зааплодировали.

- В одном шаге, - грустно сказал Асисяй.

Как и всякая артистическая натура, он с трудом переносил, когда в лучах славы оказывался кто-то другой. Даже его лучший друг... точнее, особенно, если это был его лучший друг! Ведь Асисяй тоже чувствовал себя достойным стать звездой. Просто случай «засветиться» еще не представился…

На экране появилась телевизионная студия, где в удобных креслах расположились музыканты Вован, Скип, Ник, Сэм и их продюсер Игорь Шарнин.

- У этой песни есть шанс стать хитом вашей группы, - похвалил ведущий. – И кто ее автор?

- Вот она, слава! – провозгласил Асисяй. – Она пришла! Я узнал ее в лицо! Встань ей навстречу, Димон!

- Это моя песня, - произнес вдруг на экране продюсер Шарнин.

В домике повисла вполне объяснимая тишина. Ребята недоуменно смотрели теперь не в телевизор, а на замершего от неожиданности Леннона. Он пребывал в шоке.

- Как это - он?! – выдохнула Джейн.

- А вот так! - хихикнула Фифа.

- Приехали! - воскликнула Винни.

- Ну, ни фига себе номера! – присвистнул Асисяй. Судя по всему, такой поворот совсем его не обрадовал…

Для «бигмазовцев» на экране это заявление, судя по всему, тоже явилось полнейшей неожиданностью. Скрывая удивление, музыканты переглянулись, но от комментариев воздержались.

- Значит, это тот самый редкий случай, когда талант продюсера ярко сочетается с музыкальным даром, - затараторил ведущий. – Скажите, а сколько еще ваших новых песен вошли в этот альбом?

- Три, - скромно ответил Шарнин. – И поверьте, для меня сочинительство – занятие исключительно вынужденное. Но что делать? При тотальном дефиците хороших мелодий и текстов просто не остается ничего другого, как сесть и сочинять самому…

- …причем с таким в высшей степени похвальным результатом, - договорил ведущий, развернувшись на камеру. – Ну, что же, нам остается лишь добавить, что остальные песни продюсера Игоря Шарнина в исполнении популярной рок группы «Биг Маза» вы сможете услышать в нашей передаче ровно через две недели, в это же время. А пока наш музыкальный анонс подошел к концу, его для вас подготовили…

Лешка встал и выключил телевизор. Ребята в ошеломлении молчали. На Леннона было страшно смотреть…

- Это называется – плагиат, - нарушила тишину Саша.

- Это называется – трындец, - уточнил Асисяй.

- Какой еще плагиат?! – закричала Джейн. – Это же просто воровство и бандитизм! Этот гад просто взял и украл Димкины песни!

- А может, наоборот? – вкрадчиво спросила Фифа. – А, Димон? Может, это ты у этого дядьки песенки попер? И строишь тут из себя, с понтом под зонтом, композитора! А? Продюсер песни красть не будет – зачем ему? Он и так упакован…

Димка не знал, что ответить. Он вообще не мог говорить и боялся только одного – немедленно разреветься на глазах у всех.

- Лешка, дай мне твой мобильник, - с трудом выговорил он. – Ну, давай быстрее…

Лешка протянул ему телефон, Леннон схватил его и пулей выскочил за дверь. Забежав за домик, он быстро набрал номер, который хорошо знал наизусть.

- Игорь Валентинович? – срывающимся голосом заговорил он. – Это я, Димка… Коновалов, - какой! Игорь Валентинович, что же это получается? Вы обещали, что назовете мое имя по телику… ну, что это мои песни… а сказали, что они ваши… Как же так?!

Продюсер Шарнин в компании со своим телохранителем тоже сидел у телевизора в предбаннике изящно отделанной сауны.

- А чьи они, по-твоему? – благодушно спрашивал он. – Я же их у тебя купил, верно? Значит, они – мои. Что захочу с ними, то и сделаю. Захочу – с кашей съем, захочу, – порву и выброшу. И ни у кого не спрошу, в том числе и у тебя… Вот так, милый! Тебе же не нравилось, как они поют? Значит, у тебя есть авторское право снять свое имя с афиши. Вот, считай, я это и сделал!

Садко, не говоря ни слова, жестами дал понять, что он начеку и готов соответствовать своей должности телохранителя в любую минуту. Но его босс, не прерывая телефонной беседы, только отмахнулся: мол, все в ажуре!

- Ну, перестань, - миролюбиво продолжил он в трубку. – Не будем же мы, в самом деле, из-за такой муры портить отношения, верно? У нас с тобой, как говорится, вся жизнь впереди… Вот именно! Пригодится воды напиться! И тебе, и мне… Ну, чего ты от меня хочешь?

- Я хочу, чтобы вы все равно в передаче сказали, что эти песни – мои! – послышался в трубке голос Леннона. – Вы их купили, это правда… Но все равно они – мои! Иначе – нечестно… Они плохо поют мои песни – но мои! И нечего за меня решать! Я ничего не хочу снимать ни с какой афиши!

- Славы хочешь, Димон? – отхлебнув из бутылки пива, с шутовской укоризной покачал головой продюсер. – Слава портит людей… Как и деньги. Про медные трубы слыхал? Вот-вот… А я не хочу, чтобы ты испортился… хочу, чтобы ты оставался таким же скромным, славным малым…

Шарнин подмигнул телохранителю, и Садко, оценив хозяйскую иронию, беззвучно заржал...

В трубке раздались короткие гудки. Леннон машинально опустил руку и некоторое время всматривался в темноту, ощущая в голове звенящую пустоту. Его опять обманули. Кинули точно так же, как Клон обвел вокруг пальца недотепу Тормоза. Взрослым вообще нельзя верить. Или, если имеешь с ними дело, нужно всегда быть готовым к самому худшему… Вот как он теперь докажет - не только Фифе, но и остальным ребятам, - что эти песни в самом деле написал он, а не этот известный всему городу, сильный и влиятельный тип? Напишет новые? А если они получатся хуже, чем те, которые приписывает себе этот подлый продюсер? А если даже не хуже, все равно в чьих-то глазах он останется обманщиком! Ведь это пятно теперь до конца не смыть… И зачем писать новые песни, если их кто-то опять нагло присвоит? Не может же он, в конце концов, петь их только в собственном дворе! А как только попытается продать на радио или телик, его опять бессовестным образом кинут! Что же остается? Вообще не сочинять, пока не станешь взрослым? Но к этому времени можно и вовсе разучиться рифмовать…

Не чуя под собой ног, Леннон вернулся в домик. Ребята при его появлении умолкли и теперь вопросительно смотрели на него. Они не решались о чем-либо спросить вслух, отлично понимая, что нужных ответов у Димки нет и быть не может. Он положил телефон на стол и снова выскочил за дверь.

- Давай за ним, - скомандовала Джейн, увидев в окно, как Леннон бежит в сторону своего домика.

И «полосатые» нерешительно двинулись следом. Все, кроме одного. Оставшись один, Тормоз взял со стола телефон, дважды нажал нужную кнопку, и на дисплее запечатлелся номер телефона продюсера Шарнина.

- Девятьсот шестьдесят один, ноль один, семнадцать, - запоминая, повторил Тормоз…

Отвернувшись к стене, Леннон с убитым видом лежал на своей кровати. Жить не хотелось. «Вот и отлично, - подумал он. – Не хочется – и не буду. Вот только родаков жалко. Тоже начнут помирать. От горя. Нельзя им такой стресс устраивать… Они у меня нормальные люди – за что? Нет, так не пойдет!»

От скорбных мыслей юного композитора отвлек шум. Один за другим в его домике собралась вся «великолепная» шестерка.

- Ну, что этот гад сказал? – спросила Джейн. – Что-нибудь обещал?

Леннон молчал - ничего обнадеживающего он сказать по-прежнему не мог.

- Понятно, - вздохнула Джейн.

- Я одного не понимаю, - заговорила Саша. – Этот Шарнин… Зачем ты отдавал ему свои песни?

- Не отдавал, а продавал, - вместо друга ответил Асисяй. – Я, кажется, уже объяснял!

- А-а, ну тогда они теперь – его…

- С какой стати? – возмутился Асисяй. – Песни все же не кроссовки. Если, к примеру, Пушкин продал рукопись, она все равно же – его, а не того, кому он ее толкнул? А то бы все, кто его печатал, стали бы известнее его. Въехали?

- Тебе деньги нужны были? – спросила Леннона Саша. – А зачем?

- Затем, что у него нет крутого папы, - опять встрял Асисяй. – Или дедули-профессора. Как у некоторых… А жить-то надо! Догоняешь?

- Ну, хорошо, - смутилась Саша. – Почему он тогда свои песни сам не исполняет?!

- Исполняет, - сказал Асисяй. – В ЦПКиО. Только на это не разгуляешься. И ваще… все хотят по телику засветиться.

- Обязательно по телику? А если попытаться просто на большую сцену? - спросил Лешка. – Где-нибудь в концерте выступить. Почему нет?

- Где? И потом, с моей рожей, - трагически произнес в стенку Леннон, - только на сцену или там под телекамеры…

- С какой такой рожей?! – возмутилась Джейн. – Что за бред? Ты стильный, моднячий. Ты – классный! И, главное, ни на кого не похожий… Леннон, который Джон – не в счет!

К Димке она была с самого начала неравнодушна. Это сильно огорчало Асисяя, бывшего, в свою очередь, не равнодушным к будущему министру обороны. Чем он хуже? Он тоже талант, может быть, даже самый особенный…

Похвала прозвучала как никогда кстати, и приободренный Леннон развернулся к друзьям и уселся на кровати.

- И потом, у меня нет голоса, - уже не так уверенно продолжил он.

Это утверждение вызвало бурю уже всеобщего негодования.

- Такой голос, как у тебя, – еще поискать! – закричал Илья. - Когда ты поешь, у меня в животе прямо что-то замирает…

- А у меня в горле першит и в носу щиплет, - призналась Джейн.

- А меня так вообще всего трясет, - заявил Лешка, явно преувеличивая художественное воздействие Димкиных песен на свой организм.

И только Асисяй промолчал, решив, что на этот раз его друг получил достаточное количество комплиментов. Даже с перебором…

- Скажете тоже, - шмыгнув носом, еще более приосанился Леннон и спустил ноги с кровати. – Ладно, хватит…

- Короче, - подвел черту Лешка. – Надо что-то делать. Эту лажу с продюсером нельзя так оставить. Всё, достали!

- А что делать? – спросила Джейн. – Тут-то мы что можем? Написать в газету? Или выйти с плакатом: «Украли песню?»

- Надо поехать к этому типу, - предложила Саша, - потребовать, чтобы он на передаче сам сказал, чьи это песни на самом деле. Иначе мы все расскажем в другой передаче. Как свидетели…

- Ага, так он тебя и послушался, - хмыкнул Асисяй. – Ждать устанешь. И потом – свидетели чего? Как мы докажем, что эти песни – Димкины?

- Очень просто, - предложил Лешка. – Димон должен сам выступить со своими песнями. С теми, которые у него украли, и с теми, которых у него еще выше крыши. Тогда все поймут, чьи они на самом деле…

Все взоры устремились на Леннона; тот на мгновение просиял, но тут же снова сделался мрачен и удрученно покачал головой.

- Нет, я не смогу.

- Почему?! – рассердился Илья.

- Ну, во-первых, одно дело – петь перед вами, и совсем другое - при народе…

- Это уже в пятых, - теряя терпение, загнул палец Асисяй. – А в шестых?

- И в-шестых и седьмых, он стесняется тоже, - вздохнула Саша. – Ну, не хочет он один!

- Очень хорошо, - нашлась Джейн. – Значит, он будет не один. Мы выйдем вместе с ним. И поддержим его… Типа, просто постоим рядом…

- Зачем же просто стоять? – подхватила Саша. – Мы даже можем ему слегка подыграть. Я, например, учусь в музыкалке на пианино…

- А я маленько стучу на барабане, - признался Илья.

- И ваще, - не желая оставаться в стороне, ревниво повел плечом Асисяй, - медведь на ухо тут никому не наступал! В конце концов, Димон, твои синглы - не ария Хозе из оперы Бизе. Как-нибудь сбацаем…

- Да вы что?! - попытался вернуть друзей на землю Лешка. -- Тягаться с «Биг Мазой» - тухлое дело…

- А нам и не надо тягаться, - поправил Асисяй, - нам главное – доказать, кто есть ху…

- Да вы что, с ума сошли?! Какие из вас музыканты? – нервно рассмеялся Леннон. – Я ненавижу самодеятельность! Вы споете еще хуже «Биг Мазы»!

- Ну, значит, мы будем бэк-вокал, - пританцовывая, предложила Джейн. – Годится? Не хуже, чем у «Тодэса»…

- Типа «Утренняя звезда», - встрял Асисяй. – «Звезда Сутра…»

- И нечего тут носом вертеть, - сказал Илья. – Выбора у тебя все равно никакого нет…

- Выбор есть, - сказала Джейн. – Сказать – пас… Но разве это для нас? О, я уже сама стихами заговорила…

- А, в самом деле, почему не попробовать? – почесал в затылке Лешка. – А вдруг получится? Забабахаем свою группу…

- И назовем ее, как лагерь – «Полоса препятствий», - предложила Саша.

- Снимем песни на пленку, - развивал идею Лешка. – Сделаем клип. Выступим в лагере. Получится, – сделаем гастрольное турне по школам. Леннона надо раскрутить. Разве он этого не заслужил?

- А давайте попросим твоего Самсонова, Лексус, чтобы нас всех по телику показали, а? Вот тогда твой Шарнин умоется! – завопил Асисяй. – Нас уже и так весь город знает! И опять покажут! Я прям балдею, когда себя по телику вижу!

- Это идея, – поддержала его Джейн.

- Ладно, там видно будет, - сказала Саша. – Надо сначала все классно подготовить. А времени мало – раз…

- А инструменты?! – не сдавался капризный, как все композиторы, Леннон. – Вы что?! Знаете, сколько они стоят?!

Ребята переглянулись.

- Взять бы наш «Диснейленд» деньгами – на все бы хватило, и на инструменты, и на костюмы, - задумчиво произнесла Саша. – А что? Давайте, я не поеду, а деньги за путевку…

- Поедешь, - вмешался Лешка. – От «Диснейленда» отказываться нельзя. И потом, это путевка, а ее не продашь… А инструменты я достану. И телевидение беру на себя.

Батакакумба изумленно уставилась на него.

- Твоя фамилия - Кио? – усмехнулся Асисяй. – Или Огонь?

- Ну, в смысле, у отца попрошу, – почему-то отводя глаза, сказал Лешка. – Он не откажет, я уверен.

И твердо добавил:

- А с телевидением договорятся мама и Костя… Насчет съемок клипа – тоже. Как?

Тут батакакумба вопросительно взглянула на Леннона, за которым было последнее слово. И он в первый раз за вечер широко улыбнулся и сказал:

- Гы…

Что свидетельствовало об окончательном возвращении юного композитора к жизни.

- Слава тебе, господи, - сказала Джейн. – Наконец-то смайлик выдал!

- Времени у нас до эфира «Биг Мазы» в обрез – две недели, - озабоченно сказала Саша. – Где будем репетировать?

- Только не в лагере. А то начнутся всякие там хихоньки-хахоньки, советами замучают, - высказал свое пожелание композитор.

- Можно у меня, – предложил Илья.

- Маму тебе не жалко? – удивилась Саша. – Шуму будет…

- Ну, это мы решим, - веско сказал Леннон, стремительно входя в роль руководителя группы…

Первым делом спонсор нового музыкального проекта «Полоса препятствий» Жданкин-младший позвонил бабушке. Земфира и Децл, словно чувствуя, что звонят свои, на трель телефонного звонка ответили заливистым лаем.

- Слышу, слышу! – спеша к аппарату, успокоила собак баба Соня. - Лесик, это ты?

По мере того, как она слушала, лицо бабушки становилось все более серьезным.

- Мне кажется, это уже перебор, - произнесла она. - А я, Лесик, против! Мы же должны и о папе твоем подумать!

Тогда взволнованный голос Лешки поведал историю Димкиных песен, историю подлого обмана. Баба Соня долго слушала, вздыхая и охая.

- Хорошо, я что-нибудь придумаю, - наконец, пообещала она. - Думаю, инструменты надо взять напрокат, а вот деньги…

- Бабуля, - слышался в трубке голос Лешки, - только никто не должен знать, откуда эти деньги! Я не хочу, чтобы ребята думали, что я такой весь из себя богатенький Буратино, а они – совсем наоборот… Понимаешь?

- Понимаю, - кивнула баба Соня. - Разумеется, снова строго между нами. Ребята ничего не узнают.

- Нет, ты слово дай, - Лешкиным голосом потребовала трубка.

- Честное пионерское, - поклялась бабушка. - То есть, пенсионерское!

И, как полагается при любой страшной клятве, прикусила ноготок большого пальца и провела им по горлу…

Сказано – сделано.

К вечеру следующего дня баба Соня привезла на грузовичке взятые напрокат синтезатор, две гитары и ударную установку. Откуда она их взяла – неизвестно. Зато хорошо известно, что радости новоявленной группы «Полоса препятствий» не было границ. Леннон, обняв новую гитару, чуть не растаял от счастья.

- Ну, Софья Дмитриевна, теперь мы в полном порядке! – подпрыгивая, вопил Асисяй. Он уже представлял себе, какую уморительную физиономию состроит, выйдя на сцену совсем в новом качестве.

Пока «великолепная шестерка» разбирала и проверяла качество привезенных инструментов, баба Соня прогуливалась с начальником лагеря по берегу озера и что-то тихонько ему рассказывала. Содержание их разговора осталось загадкой. Лишь когда они прощались, Достоевский не скрыл, что затея с музыкальной группой кажется ему сомнительной.

- Вряд ли вы сможете вернуть эти деньги, - сказал он. - Даже если удастся снять этот кляп…

- Клип, - поправила баба Соня.

- Ну, клип. Все равно - как вы их вернете? Неужто ребятам за их песни-пляски телевидение может такие деньжищи заплатить?

- Ну, не сразу, конечно, но постепенно – да, - заверила Софья Дмитриевна. - Я специально тут разузнала… Но в любом случае что-то же делать надо?! Ведь этот Шарнин чистый грабеж учинил! И как хитро все обставил! За руку не схватишь, не докажешь. Какой цинизм… А тут дети – будущие творцы. А их с молодых ногтей обирают, и кто? Тот, кто сильнее! Разве можно на это безобразие спокойно смотреть!?

Баба Соня не на шутку раскипятилась.

- Тут я с вами полностью согласен. Так сказать, разделяю и сочувствую, - попытался ее успокоить Достоевский. - И все равно мне это не по душе, - усаживая гостью в машину, признался он, - сам не знаю, почему. Но деньги ваши… и вообще, дела семейные… вам и решать. Ну, а репетиции я им, ясный перец, разрешу – в свободное время. Чтобы их отсутствие в лагере не было шибко заметно…

ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ,

из которой становится ясно, каких именно жертв требует искусство. Причем не только от людей, но и от домашних животных…

Местом для репетиций батакакумба выбрала старый ржавый автобус, кем-то некогда брошенный на пустыре неподалеку от дома Ильи. Ребята навели в нем порядок, вынесли всякую рухлядь и мусор, с помощью Достоевского протянули электрические провода, подключили аппаратуру. Саша разрисовала их новое пристанище разноцветными фигурками зверей и птиц с человеческими лицами. Вышло просто загляденье: никто не мог пройти мимо этой диковины без того, чтобы непременно не оглянуться и не улыбнуться.

Сам собой отпал вопрос, каким должен быть их клип: совершенно естественно напрашивался образ мчащегося к мечте волшебного автобуса с музыкантами-трубадурами внутри - не бременскими, а муромцевскими. Оставалось только придумать, как заставить крутиться давно отсутствующие колеса…

Однако напрасно батакакумба искала уединенное место - ни одна репетиция «Полосы препятствий» не обходилась без зрителей: вокруг автобуса суматошно сновали куры, с тревогой наблюдал за происходящим петух. С забора, где он устроился, было прекрасно видно и слышно, что происходило в заброшенном автобусе.

Инструменты распределили следующим образом: ударник – Илья, клавишные - Саша, соло-гитара – Леннон, ритм-гитара – Асисяй, бас - Лешка. Маракасы достались наименее продвинутой в музыкальном отношении Джейн.

Леннон настроил инструменты и попросил каждого сыграть какой-нибудь фрагмент из их гимна - «Батакакумбы». После первой же пробы на его лице запечатлелись ужас и отчаяние.

- Да, музыканты из вас еще те, - окинув взглядом новый квинтет, сварливо произнес музыкальный руководитель.

Как только он заступил на эту должность, стало понятно, что по натуре он – жестокий, безжалостный тиран.

- Но отступать некуда, - заискивающе улыбнулась Джейн. - Выбора у тебя нет!

- Может, мне встать здесь? – робко спросил Лешка, указывая на место поближе к Саше. – Так не будет лучше? А Илью – сюда?

- Нет, если я сяду здесь, то буду забивать Асисяя, - покачал головой Илья.

- Прекратите, - болезненно поморщился Леннон. – Стойте, где стоите. И слушайте меня, только меня одного, или давайте сразу разбежимся…

- Эй, ты чего? – обиделся Асисяй. – Мы же только начали!

- Все равно желательно хотя бы иногда попадать в ноты, - желчно проскрипел Леннон. – Ладно, поехали с припева…

Леннон взмахнул головой, пробежал пальцами по струнам. Квинтет вступил вразнобой, лицо Леннона скривилось, как от зубной боли. Но, превозмогая себя, он запел:

- Батакакумба-а-а…

- Батакакумба-а-а… - подхватила шестерка.
- Кукаре-е-ку-у! – захлопав крыльями, вдруг душераздирающе заорал на заборе петух. В этом музыкальном сумбуре ему почудилась угроза устоявшемуся порядку.

- Батакакумба-а-а… - немузыкально выводил квинтет.

- Кукаре-е-ку-у! – как зарезанный, вопил петух.

- Ко-ко-ко-ко, - взволнованно вторили ему куры.

- Стоп, - закрыв глаза, скомандовал Леннон. Казалось, он едва сдерживается от того, чтобы не перейти к рукоприкладству.

Шестерка с готовностью умолкла. Возникшая тишина всем показалась как никогда прекрасной.

- Петька, цыц! – виновато оглядываясь на юного маэстро, на правах хозяина шикнул на петуха Илья. – Тихо! Ты чего?

- Пусть погуляет за забором, - злобно распорядился Леннон. – И кур туда же, - безжалостно добавил он. – Я не маэстро Курёхин, царство ему небесное…

Лешка, Джейн, Асисяй и Саша, оставили инструменты и с воплями «Кыш, кыш!», загнали в указанное место и петуха, и его гарем.

- Работаем, работаем! - нетерпеливо кричал Леннон. – Поехали еще раз, оттуда же…

- Батакакумба-а-а… - после вступления запел он.

-Батакакумба-а-а… - подхватили остальные.
- Батакакумба-а-а… - вслушиваясь в звучание, пел Леннон.

- Батакакумба-а-а… - старательно подпевал квинтет.

Лицо маэстро пошло красными пятнами - и без того отвратительное звучание дополнилось чем-то явно незапланированным.

- Стоп! – зарычал Леннон.

Музыканты умолкли, втянули головы в плечи.

- Так… Кто воет? – свирепо спросил руководитель.

Пятерка затравленно переглянулась.

- Никто, - пискнула Саша.

- Я спрашиваю, кто воет? Щас плюну и уйду! – пригрозил Леннон. – Вы что, издеваетесь? Я же слышу…

- Я тоже, - льстиво сказала Джейн.

Почему-то все посмотрели на Асисяя.

- Я не выл, - приложив руку к сердцу, оскорбился тот. – Что за дела? Чуть что – сразу Асисяй…

- Ну, что же, давайте еще раз, - скрепя сердце, мученически произнес Леннон. - Батакакумба-а-а… - после вступления запел он.

-Батакакумба-а-а… - подхватили остальные.
- Батакакумба-а-а… - вслушиваясь в звучание, пел маэстро.

- Батакакумба-а-а… - старательно вторил ему квинтет.

«Полоса» выводила мелодию, вслушиваясь в собственное пение. Теперь уже определенно можно было расслышать сопутствующий ему протяжный вой. И его источник находился явно за пределами автобуса…

- Пойте, пойте! – устрашающе жестикулируя, приказал Леннон и на цыпочках двинулся к окну.

Квинтет крался следом за ним. Выглянув в окно, рок-музыканты увидели чудную картину: у входа в автобус сидел дворовый пес Шпунтик и, задрав острую мордочку вверх, самозабвенно «подпевал»…

Поющие умолкли. Замолчал и пес. Он смотрел на руководителя ансамбля, облизываясь и умильно помахивая хвостом. И явно ждал поощрения.

- Брысь! – закричал Леннон. – В смысле – пшел вон!

Шпунтик отбежал в сторонку и, обиженно залаял.

- Он общительный, - объяснил Илья. – Если его гнать, он будет гавкать.

- А пусть подпевает, – предложил Лешка. – Возьмем его на сцену…

Шпунтик, видимо, устрашившись такой перспективы, отбежал еще дальше.

- Вот, видели? «Полоса препятствий»… - обреченно покачал головой Леннон. – Дурацкое название – само себя сглазило!

- Улетное название, - обиделся Асисяй. – Что тебя плющит?

- Ваша музыкальная тупость! – закричал Леннон. – И бездарность! Которая меня доконает!

- А ты объясни по-человечески, - вдруг заорал Лешка, – что не так! Тогда мы поймем! Сам не может объяснить, и сам орет!

- Да уже все всё поняли! – держась за сердце, страшным шепотом произнес Леннон. – Пес и петух, и те уже вовсю поют, а вы…

- Ха! Петухом-то я тебе прям щас спою, - хохотнул Асисяй, - и даже лучше, чем он!

И, «захлопав крыльями», пропел:

- Кукареку-у-у!

- Кукареку!!! – раздалось откуда-то снаружи.

Это настоящий петух протестовал против жалкого подражательства.

- Ну, сумасшедший дом! - закатила глаза в потолок Саша.

- Я думала, нет ничего страшнее, чем вместе клеить обои, - с тяжким вздохом призналась Джейн. – У моих родаков каждый раз чуть до развода не доходит… «Как ты держишь?! – передразнила она. Не видишь – криво?!» - «Сама ты криво!»… А, оказывается, играть вместе – это еще страшнее…

Впрочем, от репетиции к репетиции звучание становилось все слаженней, а усилиями Саши постепенно преображался и автобус. Она разрисовала его стены под пещеру Светик-камень, а на потолке и на полу, желтыми и зелеными, бордовыми и золотыми, синими и серебристыми красками запечатлела фантастические, диковинные растения – не то цветы, не то колосья, не то листья, не то лианы. Творение юной художницы выглядело вполне одушевленным: так, например, бутоны походили и на мордочки зверюшек, и на человеческие лица – вся живая природа для Саши была очеловечена и одушевлена…

В одном из цветов Лешка узнал тот самый «волшебный» папоротник - но по понятным причинам о своем открытии трубить на весь мир не стал – ведь оно принадлежало только ему, Саше и той памятной ночи на Ивана Купала. Все же остальные воспринимали роспись, как реальность, существующую лишь в воображении живописца. И это им очень нравилось, особенно Асисяю…

- Разгул потолочной фантазии! - провозгласил он, ткнувши пальцем в потолок. - Суперски!

Потом посмотрел на пол и уже открыл, было, рот, чтобы продолжить, но вовремя осекся. Шутка, готовая сорваться с его губ, показалась ему не достойной произнесения, ибо в автобусе присутствовали дамы.

Тетя Аня, посвященная в тайну батакакумбы, выходя вечерами на крыльцо, сочувственно вслушивалась в несущуюся из автобуса какофонию вперемешку с воплями юного композитора. Постепенно в звуковом сумбуре она начала различать какие-то мелодии. Прогресс давался нелегко: нередко из репетиционного помещения, держась за голову, выскакивал доведенный до полного отчаяния маэстро Леннон. Сильно смахивая на помешанного, он принимался бегать вокруг автобуса. Следом рысью тряслись его музыканты, умоляя успокоиться и придти в себя. Догнав музыкального руководителя, пятерка подхватывала его за руки и за ноги и, барахтающегося, утаскивала обратно в автобус.

«Я много раз слышала, что искусство требует жертв, - думала в такие минуты пораженная тетя Аня. – Но чтоб до такой степени…»

В один из вечеров к ним неожиданно явился Тормоз.

- Возьмите меня к себе, - от волнения сглотнув, сказал бывший Агент 007. – Я тоже хочу с вами это… играть.

Ребята переглянулись.

- Опять шпионил, - вывела Джейн. – Типа, в своем репертуаре…

Тормоз опустил глаза. В этом определении была доля правды.

- Я никому не скажу, - клятвенно заверил он. – Чтоб я сдох!

- А на чем ты умеешь играть? – спросила Саша.

- Я свистеть умею, - застенчиво признался Тормоз. – Играть – не…

- Это все знают, - усмехнулась Джейн. – Даже в ФСБ… Свистишь ты художественно. А как насчет попеть?

- Попеть – нет, - признался Тормоз. – Чтоб я сдох…

- Тогда всё, - безжалостно распорядился маэстро. – В зрители!

- Ну, почему? Может, просто че-то помочь надо, туда-сюда… я – пожалста!

- Ага, ты поможешь, - иронически кивнул Асисяй. – Обойдемся как-нибудь без Тормозов… А то будут нам тут тормозить …

- А ты, Асисяй, вообще, какие-то вещи асисяй, - рассердилась Саша. – Почему нет-то? Почему?

- Потому что он и так много нам палок в колеса вставлял, - напомнил Лешка. – Забыла? И тогда, на конференции, и с Клоном. У нас и так с деньгами напряг, а если этот еще начнет тут свистеть... совсем исчезнут! Забыли примету?

- Да пошли вы, - вспыхнул Тормоз. – Не очень-то и хотелось… Тоже мне, виртуозы Муромцева! Козлота! Удоды!

- А ну, брызнул отсюда, - потемнел Илья. – Чтоб мы тебя больше не видели!

- Ничё, еще увидите, - отступив к двери, ухмыльнулся Тормоз. – И услышите!..

Экс-агент развернулся и, насвистывая, пошел прочь. Свистел он, действительно, классно.

- Зря вы так, - с сожалением сказала Джейн. – Опять он какую-нибудь гадость отмочит…

- Ладно, поехали сначала! - скомандовал Леннон. - Раз, два, три!..

Но продолжить репетицию опять не удалось – к дому Гусаковых подъехала легковая машина, и из нее выбрался сюрприз в виде бабы Сони и ее собак – Земфиры и Децла.

Отогнав Шпунтика, шумно протестующего против появления конкурентов, ребята выгрузили багаж. Лешка с усилием вытащил из багажника чемодан.

- Ого… Что у тебя там, Сонь?

- Да всякие тряпочки собрала, буду вам костюмы шить, - объяснила бабушка. – Главная новость: мама с Костей уже договорились, что вас послушает сама продюсер Куркова. Если ей понравится, перед вами откроются большие возможности…

- Вот это суперски, - обрадовался Лешка.

- Вот на это и уйдут все денежки Огня, - шепотом добавила внуку на ухо баба Соня.

С приездом бабы Сони надежд на то, что затея батакакумбы удастся, резко прибавилось. Дом Гусаковых превратился в большую костюмерную: всюду висели эскизы костюмов, за стрекочущей швейной машинкой, не разгибаясь, сидела баба Соня; примеряя еще не законченные концертные платья, вертелись у зеркала Саша и Джейн, и тетя Аня, стоя на коленях с булавками во рту, подкалывала им подолы.

Играли и пели ребята уже вполне сносно. На лице Леннона еще не было удовлетворения, но и былого страдания уже не наблюдалось.

- Ну как? – не без самодовольства спросил на очередной репетиции Асисяй, когда закончили играть. – Неплохо?

- Плохо, - пробурчал Леннон. – Но, в принципе, уже не так ужасно…

И тут же это подтвердили аплодисменты – впервые за, впрочем, еще не долгую историю существования «Полосы»: из-за кустов за юными музыкантами наблюдали зрители - деревенская ребятня и Егор Гусаков. Одет он был, несмотря на жару, в пиджак и шляпу.

- Вот, на день рожденья иду, - объяснил он свой праздничный «прикид».

Рядом с Егором лежал огромный арбуз - несомненно, то был ценный подарок. В руках он держал смутного происхождения тряпицу, отдаленно напоминающую галстук. Завязывая ее на шее, Гусаков обратился к Лешке:

- Слышь, малый, сфоткай меня с арбузом. Сыми на память, а? Я щас…

- У меня же телекамера, а не фотоаппарат, - попытался возразить Лешка.

Но Гусаков уже стоял перед ним в важной позе – при галстуке и с арбузом. Отказать такому франту было невозможно, и Лешка, стараясь не рассмеяться, навел на него объектив…

ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ,

в которой Шарнин начинает войну с батакакумбой.

«Полосатые» под присмотром инструкторов плескались в воде. Накануне четверо ребят прямо на территории лагеря были неожиданно атакованы целым роем воинственно настроенных ос. Ким Ир Сен, опасаясь осложнений в виде отеков и аллергии, тут же отвезла пострадавших в районную больницу, где им вкатили необходимое количество уколов.

- Не переживай ты так, – попытался успокоить доктора Говорилыч Плюшкин, сопровождавший пострадавших в районную больницу. – В конце концов, это же осы, а не бешеные собаки!

Однако от таких аргументов Ким Ир Сен вообще потеряла дар речи и только отмахнулась от говорливого завхоза обеими руками. Успокоилась она только на обратном пути, когда стало ясно, что опасность миновала.

Но нет худа без добра: в лагере увеличили количество часов пляжного отдыха. То есть, купание теперь рассматривалось как средство спасения не только от жары, но и от зловредных насекомых. Вода этим летом по температуре своей могла смело конкурировать с парным молоком, так что Ким Ир Сен могла расслабиться – переохлаждение никому не грозило. Все были довольны и жизнерадостны. Один лишь Тормоз почему-то не принимал участия в общих играх и развлечениях. На лице бывшего агента ОО7 нельзя было увидеть прежнего выражения безмятежности. Напротив, он снова стал подозрительным и озабоченным чем-то своим, тайным, скрытым от глаз посторонних.

Вот и теперь он сидел на берегу и тоскливо смотрел куда-то вдаль, за горизонт. Ему вдруг пришла в голову мысль, которую прежде он никак не мог ухватить за хвост. «Эврика!» - принято вопить в таких случаях, но Тормоз этого клича ученых всех времен и народов просто не знал, а то бы пляжная территория лагеря немедленно им бы и огласилась.

Тормоз краем глаза оглядел разбросанную на берегу одежду «полосатых». То, что ему сейчас было совершенно необходимо, лежало под полотенцем Фифы – розовая дамская «Моторола» последней модели. Тормоз незаметно схватил мобильник и скрылся в кустах.

- Девятьсот шестьдесят один, ноль один, семнадцать, - сверяясь с какой-то бумажкой, набрал он номер.

– Алло! – привычно озираясь и стараясь придать голосу максимум солидности, произнес он в трубку. – У меня важная инфа для продюсера Шарнина…

На лице продюсера Шарнин запечатлелось изумление – хотя голос был явно детский, Димону явно он не принадлежал. Другим же детям Шарнин номера своего мобильного телефона никогда не давал…

-Я весь внимание молодой человек, - произнес он самым серьезным тоном, на который был способен.

Однако то, что он услышал, заставило Шарнина насторожиться.

- Понял… понял… И чего они хотят, твои товарищи? Доказать, что песни не мои? О, это не так-то просто… А откуда у них своя камера? Ах, любительская… Куркова? – споткнувшись об это имя, голос Шарнина изменился, и в нем зазвучал металл.

- А ты кто такой, неизвестный доброжелатель? Миха? Какой Миха? Ах, просто Миха… И чем я буду тебе обязан, Миха? Фунтом лиха?

- Ну, во-первых, ролики, – перечислял Тормоз, схоронясь в кустах. – А еще – наколенники и налокотники… Но сначала – мобильник!

– И вертолет в придачу? – усмехнулся Шарнин. - А морда не треснет? Ладно, где встречаемся-то? Мы ж без тебя не найдем, где они репетируют... Где? Ладно, жди. К ночи будем.

Продюсер сунул трубку в висящий на поясе кожаный футляр и крикнул:

- Садко!

В дверь заглянул заспанный телохранитель.

- Собирай своих эльфов, - распорядился Шарнин. – Позднее поедем, проветримся!

Обессиленная нервозными репетициями, истомившаяся за день батакакумба крепко спала в своих кроватях. Если раньше кое-кто из них жертвовал сном ради ночных романтических прогулок по берегу озера, то теперь желающие поглазеть на звезды решительно перевелись. Кто именно были эти загадочные «кое-кто», уточнять не будем по причине сказанного выше. Не актуально все это стало в канун предстоящего концерта!

Для всего лагеря «Полоса препятствий» истекший день был спокойным. Спокойной обещала быть и следующая за ним ночь. В домике начальника лагеря, вопреки обыкновению, рано погасла настольная лампа. Как правило, Говорилыч и Достоевский засиживались, шурша бумагами допоздна – днем времени не хватало ни на документацию, ни на подсчеты, а тут разошлись задолго до полуночи.

Огни погасли не только на территории лагеря, но и близлежащей деревне Муромцево. Не спали только в доме Гусаковых, и только по той причине, что у ворот бузил Егор Гусаков.

Егор вернулся со дня рождения сильно навеселе. Будучи поэтому не в меру буйным, он так рассердил свою сестру, что тетя Аня вынуждена была выставить его за дверь - слегка протрезвиться. В отсутствие бабы Сони она, может быть, и вытерпела бы в очередной раз пьяные художества брата, но посторонний человек в доме – это совсем другое дело. Наблюдать куролесящего пропойцу – удовольствие, прямо скажем, ниже среднего. А уж для родственников – просто стыд. Да и выспаться бабе Соне тоже не помешало бы. Она уже неделю, не разгибаясь, сидела допоздна за швейной машинкой.

Выставленный за порог Егор бродил по спящей деревне в поисках пристанища. Покружив по соседним улицам, он вдруг набрел на автобус, стоящий аккурат рядом с сестринским домом. Именно этот, разрисованный Сашей автобус батакакумба и использовала в качестве репетиционного помещения.

- Во! Как же это я его раньше не приметил? – пробормотал Егор.

При желании в нем можно было с успехом скоротать время до рассвета. Но как туда проникнуть? К дверям руками Ильи предусмотрительно были приделаны скобы, на скобах навешаны внушительных размеров замки. Окна надежно забраны фанерой…

Пошатываясь, Егор обошел автобус, однако ни малейшей возможности попасть внутрь не обнаружил. Огорчившись, он отправился, было в сторону бани, как вдруг, обернувшись, разглядел на крыше автобуса не запертый вентиляционный люк. Кряхтя и охая, Гусаков вскарабкался наверх, дополз на коленях до отверстия и не без труда в него протиснулся. В трезвом виде на такую прыть он был бы не способен, а тут получилось: Егор с грохотом обрушился внутрь…

Некоторое время он, морщась, потирал ушибленную коленку, потом, с усилием разогнувшись, с любопытством огляделся и увидел музыкальные инструменты, папки с нотами и множество других интересных предметов, и в их числе - оставленные Сашей в уголке краски и растворители, с помощью которых автобус был так чудесно расписан и раскрашен. Лицо Егора осветилось улыбкой. Кажется, здесь было чем поживиться! Обнюхав бутылочки, он тут же нашел ту, что показалась ему достойной внимания. Смешав ее содержимое с остатками недопитой детьми пепси-колы, он сделал глоток и причмокнул. Жизнь тут же показалась прекрасной и удивительной. Кто мог ожидать, что он отыщет в чудо-автобусе не только приют, но и угощение? Несколько минут Егор лежал, что-то мурлыча и благодушно созерцая Сашины рисунки. Затем, подложив под голову гитару, еще раз приложился к бутылочке – и незаметно для самого себя уснул.

Он крепко спал и не слышал, как к дому Гусаковых подъехала черная «БМВ». За тонированными до степени полной непроницаемости стеклами сидели Шарнин и Тормоз.

- Здесь, - подавленно выдавил из себя Тормоз. – Вон в том автобусе они, типа, и воют…

В другое время и при других обстоятельствах поездку в шикарном авто он принял бы как подарок судьбы. Но тут явно затевалось что-то неладное, и скверные предчувствия терзали измученное сердце Агента 007.

Следом, шурша шинами, подкатили два джипа сопровождения. Здоровенные «эльфы» выбрались из машин и, словно готовясь к привычной, будничной работе неторопливо извлекли из багажников канистры.

- Э, - оглядываясь, беспокойно заерзал Тормоз. – Вы че, а?

- Заткни варежку, Плохиш, - сурово произнес продюсер. – А то не будет тебе никаких роликов и мобилы!

Перегнувшись, он распахнул перед мальчиком дверцу и добавил:

- А ну, дернул отсюда… в твоих же интересах! А рот откроешь, пеняй на себя!

Тормоз покорно вылез из машины, и отошел в сторонку. Он со страхом смотрел на то, как после первого же удара отлетел от автобуса навесной замок, и кто-то заглянул в приоткрывшуюся дверцу.

- Синтезатор там? – спросил чей-то голос.

- Там, - подтвердил другой.

- Давай!

«Эльфы» открыли канистры и принялись с разных сторон поливать автобус; в воздухе остро запахло соляркой.

- Кончайте! - закричал Тормоз. – Вы че делаете?! Мы так не договаривались!

Он бросился к автобусу, но от увесистого подзатыльника, умело отвешенного чьей-то тяжелой рукой, тут же отлетел прочь.

- А ну, брысь! Вали в лагерь, а то свои тебе шею намылят!

Один из телохранителей поджег тряпку и швырнул ее в сторону автобуса. Тормоз в ужасе попятился. Он заворожено смотрел на пламя, ему хотелось крикнуть – пожар… но вместо крика вышел невнятный шепот, который он и сам едва расслышал. У Агента 007 подкосились коленки, и он шмякнулся на землю.

- Вали, кому говорят! – рассердился Садко и носком ботинка слегка пнул его пониже спины.

От резкого окрика и толчка Тормоз встрепенулся, вскочил и, поминутно оглядываясь, опрометью бросился в сторону лагеря.

А «эльфы», покончив с делом, так же неторопливо двинулись к своим джипам. Фары машин еще несколько раз пересекли в темноте деревенскую улицу и дома, мелькнули красные огоньки габаритных огней. Машины быстро растаяли во тьме, словно и не было их тут вовсе. Но они были, были, и это подтверждал полыхающий пламенем автобус, и в нем – спящий и не подозревающий, что находится буквально в сантиметре от гибели, Егор. Если бы «эльфы» перед поджогом увидели спящего, то наверняка бы выгнали его вон. Но они уехали в уверенности, что сожгли только то, что хотели…

На счастье Егора, в этот поздний час его сестра и ее гостья, баба Соня, всполошенные его недавним визитом, не спали, коротая время за рукодельем. Баба Соня крутила швейную машинку, тетя Аня кроила. Они шили не то сценический задник, не то занавес. Швеи и увидели первыми пляшущие в окне всполохи огня.

- Что там такое? – встревожилась тетя Аня.

Бросив шитье, она выглянула в окно и закричала:

- Мамочки мои, что-то горит! Горит!!

Следом за ней и баба Соня приникла к стеклу.

- Господи, - прошептала она. – И в самом деле, пожар…

Женщины выбежали из дома и на мгновение замерли. И было от чего! Автобус полыхал огромным факелом. Из его открытой двери с трагическим воплем: «Полундра!» вывалился отрезвевший и насмерть перепуганный Егор. Он отчаянно хлопал себя по бедрам, на которых уже задымилась одежда, и некстати напоминал танцора, исполняющего диковинный танец огня.

Неожиданно грянул церковный колокол. По улице к месту пожара уже бежали наспех одетые, перепуганные жители Муромцева. Пожар на селе – беда общая. Упустишь момент – перекинется с дома на дом, и тогда пиши, пропало - вся деревня сгорит. Вмиг между горящим автобусом и ближайшим колодцем установилась живая цепь – люди передавали друг другу ведра с водой, которую тут же выплескивали на огонь. Особого успеха, впрочем, тушение не имело: подойти близко не получалось из-за пышущего жара. Не поскупились «эльфы» на солярку: горело буйно и как-то даже весело…

Отчаянно лаял и метался под ногами Шпунтик. Тетя Аня, плача, обнимала чудом уцелевшего Егора.

- Видать, он-то и спалил, - услышала она за спиной. – Закурил, небось, и поджег…

- Пьянь, - подхватил кто-то. – Чего от них ждать-то? Спасибо, дом не зацепило…

- Егор! Ну, как же ты… Как же ты так… Слава тебе, господи, хоть жив остался, - причитала тетя Аня.

Погорелец только бессмысленно ухмылялся и кивал.

Баба Соня отошла от пожарища. Трава в этом месте была примята, на земле остались широкие следы автомобильных протекторов.

- Нет, - пробормотала она. – Похоже, это не Егор… Интересно, кому же это понадобилось?

…К утру автобус сгорел дотла.

«Великолепная шестерка» стояла на еще тлеющем пепелище. Это была самая настоящая катастрофа.

- Все сгорело, - едва сдерживая слезы, шептал Лешка. – Все… Это конец. Ни клипа, ни денег - ничего…

- Господи, что же теперь делать?! – совсем как тетя Аня, причитала Саша.

Леннон плакал и, кажется, сам того не замечал. Бродил по пепелищу и палкой разгребал головешки, пытаясь отыскать хоть что-то, пощаженное огнем. Нашел покореженную медную тарелку, отложил в сторону. И снова принялся искать…

- Все, кранты, - вдруг в голос заревела Джейн. – Правы родаки – надо валить из этой дурацкой страны… валить, пока не поздно…

Ее обняла Саша. Илья, прикусив губу, пинал головешки. Привалившись к забору, стоял и смотрел в небо Асисяй, словно ждал оттуда помощи. На земле, обняв руками колени и уставившись во что-то, видимое ему одному, сидел Лешка. Так они, каждый по-своему, хоронили свою несбывшуюся надежду на справедливость…

Наконец, Лешка сделал над собой усилие, встал, поднял камеру и начал снимать.

- Мы знаем – это Шарнин украл Димкины песни, - говорил он, не прерывая съемки. – А когда мы решили добиться справедливости, он спалил наши инструменты. Так что это не случайность, а поджог. Но доказать это мы, конечно, не сможем…

ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ,

в которой на стороне батакакумбы вступают в бой профессионалы телевизионного бизнеса

- Следы от протекторов их машин – единственная улика, - продолжал говорить Лешка, но теперь его голос слышался с экрана телевизионного монитора. - Даже курам, которые с нами репетировали, на смех… Так что прав мой папа – никакой справедливости на самом деле нет и не будет… Вот такой репортаж. Вы хотели чего-то необычного? Пожалуйста… Жаренее некуда! С наилучшими пожеланиями – группа «Полоса препятствий».

В детской редакции телевидения у телевизора сидели хозяин кабинета Александр Самсонов и Костя. Их лица были серьезны и даже мрачны. Когда картинка пожарища сменилась рябью, Костя нажал кнопку «стоп» и вынул из видеоплеера кассету.

- Это непостижимо!

Самсонов хлопнул рукой по столу, от чего трубка в пепельнице подпрыгнула и упала ему на брюки. Главный редактор вскочил и со свойственной ему прытью отряхнул брюки.

- Тьфу ты, черт, - пробормотал он, снова погружаясь в кресло, - дырку прожег… Нет, надо бросать курить! Или, когда куришь, штаны снимать…

- Ну, что будем делать? – спросил Костя.

- А что ты предлагаешь? – задал встречный вопрос Самсонов.

- Ну, во-первых, надо помочь ребятам покрыть расходы, которые им причинил пожар… хотя бы частично!

- Каким образом?

- Устроить концерт. Прямо там, в Муромцево. И выдать его в прямой эфир. А заодно концерт и снять… Какой никакой товар. Тоже чего-то стоит…

- Концерт надо готовить, - покачал головой Самсонов. – Кто этим будет заниматься?

- Кира Куркова, - не тратя время на раздумья, предложил Костя. – Думаю, тут возражений не будет. Режиссер и продюсер в одном флаконе. Не говоря уже о том, что свой человек.

Он снял трубку, набрал трехзначный номер.

- Кира? Ну, как, ты ознакомилась? Тогда давай к нам, ждем!

- Она что, где-то здесь? – удивился Самсонов.

- Да, я ей дал посмотреть кассету. Предыдущую, где ребята поют…

И добавил грустно:

- Еще поют!

- Ишь ты, какой быстрый… Ну, хорошо, Кира так Кира… А я-то что могу? – пожал плечами Самсонов. – У меня детская редакция, а не музыкальная… И у меня в эфире эти «полосатые» уже были – когда клад нашли. Сколько можно? Скажут – блат…

- То, что их уже знают – это как раз здорово, - парировал Костя. – Еще одна грань таланта: удачливые кладоискатели, а к тому же и эстрадные дарования. Ну, а скандал с плагиатом – это по твоей части, Самсон. Тряхни стариной. «Биг Мазу» надо снимать с эфира…

- Ты что, с ума сошел? – оторопел Самсонов. – Связываться с Шарниным, да еще без всяких доказательств? Хочешь, чтобы мне башку снесли?

- Самый страшный порок – это трусость, - сказал Костя. - Извини за цитату из нашего любимого… Я тебя, Сань, не узнаю. Ты же у нас на курсе всегда самый отвязанный был. Помнишь, как ректор с деканом тебя за подпольный журнал долбали? Вообще рисковал без диплома остаться. А сейчас?

- Наш Вася-ректор по сравнению с Шарой - ребенок, - пробурчал Самсонов. – Что он мог? Максимум выгнать. А сейчас времена, так скэ-э-эть, людоедские. С Шарой шутки плохи. Случись со мной что, кто моих спиногрызов поднимать будет, ты? И вообще, что ты ко мне прицепился? Музыкальная редакция – это Пантелей. Вот и иди к Пантелею!

- Хорошо, - согласился Костя. - А ты - со мной?

- Пустой номер. Пантелей против Шары никогда не пойдет, - махнул рукой Самсонов.

В дверь постучали, и на пороге возникла Кира Куркова – необычайно привлекательная особа лет тридцати с небольшим.

- Мальчики, привет, - улыбнулась она.

- Все хорошеешь, - мрачно сказал Самсонов. – Неспетая песня моя…

Кира и детский редактор дружески расцеловались.

- А ты надежды не теряй, Самсон, - рассмеялась Куркова. – У тебя все шансы. Может, мы еще… споем?

- Ну, как тебе «Полоса»? – спросил Костя, прерывая шуточный флирт.

- Очень занятно, - ответила Кира. – Этот, в очечках… - как его, Леннон? – мне кажется, просто самородок… Шарнин и его группа, как вы знаете, часто у меня работают. Это не их темы, гармония и стиль. Не их уровень. Песни явно украдены. Я еще, когда их в первый раз услышала, усомнилась… И тут ребята правы: об этой дикости молчать нельзя!

- Поможешь? – спросил Костя. – С концертом и вообще?

- Конечно! Давно ищу что-то похожее, а тут прямо на ловца и зверь… Можно рискнуть. Достойная смена! Их немного подготовить – и смело в эфир… За чем дело стало?

- Вот, - указал на Самсонова Костя. – Не хочет со мной к Пантелею идти.

- Почему? – удивилась Кира.

- Шарнина боится…

- Ничего я не боюсь, - проворчал Самсонов, давая в присутствии дамы задний ход.

У Киры в глазах блеснула насмешливая искорка.

- Конечно, не боится, - сказала Куркова. – Вот Пантелей у нас трусоват, это да… Но тебе он не откажет! Как там у этих ребятишек в песне, - пропела

она: - «Встань за спиной и повтори – я верю»…

И взъерошила Самсонову его буйную шевелюру.

- Ну, ты же герой! А то я отрежу твои мифологические кудри. И будешь ты не легендарный Самсон, а поросячий хвостик!

- Не будет, - улыбнулся Костя. – Да, Сань? Клянусь моим ноутбуком…

- Бедный Пантелей, - сдался Самсонов. – Я знаю, что он скажет. Он скажет: «Это катастрофа»! Пошли…

И первым шагнул в коридор…

- Это катастрофа! – возводя глаза к потолку, выдавил из себя Пантелей, рано расплывшийся человек с наметившейся на макушке плешью, которую он напрасно пытался прикрыть, начесывая на нее тонкие прядки. – Господи, я ведь музыкальная редакция, а не каких-нибудь там новостей… Так нет – и тут доведут до инфаркта!

Он демонстративно ухватился за левую верхнюю часть пиджака, под которой, как известно, находится сердце. Самсонов немедленно протянул упаковку нитроглицерина, Пантелей отпрянул, словно ему предложили цианистого калия.

- И не наезжай на меня, Самсон! – продолжил он вибрирующим голосом. – Шарнин, видишь ли, плагиатор! Да будь он даже аллигатор и пожиратель младенцев, я дам его в эфир! Потому что вы меня впутываете черт знает во что! И это черт знает, чем может кончиться!

Он выбросил перед собой на стол газету с телепрограммой.

- Читайте, вот: «Событие на молодежном поп-Олимпе! «Биг Маза» представляет свой новый альбом!»

- Ага! Свистнутый у двенадцатилетнего пацана, - закончил фразу Самсонов. – А мы возьмем и переделаем так: «Открытие на молодежном поп-Олимпе»! «Полоса препятствий» представляет свой первый концерт»! Три слова всего-то и поменять… А репертуар тот же!

- Нет!

Самсонов выразительно посмотрел на Костю.

- Пантелей, у тебя совесть есть? – пошел напролом Костя.

- Нет у меня совести, - болезненно выкрикнул Пантелей. – У меня эфирная сетка!

- Нет, совесть у тебя есть, - возразил Костя. – Просто ты ею не пользуешься…

- Ты циник, Пантелей, - навис над коллегой Самсонов. – Но у тебя есть выход. Ты станешь героем, даже не успев стать мучеником. К тому же в рамках новых президентских указок про детей… Побежишь, так скэ-э-эть, впереди прогресса… А? Ну, вливайся! Орден дадут!

И положил перед ним какую-то бумагу.

- Ну, зачем нам эта самодеятельность? – плачущим голосом протянул Пантелей.

- Обижаешь, - вмешалась в разговор Куркова. – Вокал у них вполне на уровне. Ты что, моему вкусу не доверяешь? И не снимать, а давать живьем в эфир…

- Мерзавцы, - простонал музыкальный редактор, обращаясь к Самсонову и Косте. – На что вы меня толкаете? Зачем я не придушил вас еще на первом курсе?

- Спасибо, Пантюша, - прочувствованно сказал Самсонов. – Ты порядочный человек. Спас себя от позора… А заодно и нас!

- А вы свиньи порядочные… Кто будет меня от Шарнина спасать?

- Не боись, - заверил его Костя. – Отобьемся. Давай, звони Шаре!

Шарнина звонок застал в бильярдной его загородного дома.

- Не понял, - сказал продюсер, отложив в сторону дорогой, ручной работы кий. - Как это – альбом нашей группы – не нашей группы альбом? Что-о?! Снимаешь меня с эфира? Виталий Олегович, ты здоров? Что там у тебя происходит?!

Шарнин ткнул в пепельницу докуренный до фильтра окурок сигареты.

- А почему вы выслушали пацана и не спросили меня? По какому праву… А вот это еще надо доказать! Что? Куркова? Тоже считает, что песни не наши? Ах, вот как… Ну-ну… Нашли эксперта… Теперь ясно, откуда ветер дует! А тебе не кажется, мой дорогой, что все это сильно смахивает на интригу и клевету? А это, между прочим, подсудное дело!..

Судя по всему, загнать продюсера в угол было делом не простым. Он вытащил из пачки новую сигарету, щелкнул зажигалкой, сделал глубокую затяжку.

- Ага… А теперь слушай сюда, Виталик… Если моя группа сегодня не выйдет в эфир, я гарантирую тебе большие неприятности… Не угрожаю, а предупреждаю… И у тебя еще есть время исправить ошибку… Вот именно! До встречи в эфире! Или совсем в другом месте!

Пантелей положил трубку, откинулся в кресле. На его взмокшем лице проступила решимость – неожиданно жесткая и злая.

- Угрожал? – сочувственно спросил Костя.

- Не бойся, Пантелей, - тихо сказал Самсонов. – Не впервой… Где наша не пропадала!

- Где-где! – передразнил Пантелей. – В Караганде! Идите отсюда, пока я не передумал!

- А как быть с эфиром? – еще тише спросил Самсонов. – Снимаем плагиаторов?

- Эфир через три часа! – надрывно закричал Пантелей. – Ну, снимем! А что взамен? Леонтьев третьей свежести?

- Пласидо Доминго, - улыбнулся Самсонов. – Тебе что, не нравится Пласидо Доминго?!

ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ,

в которой Шарнин продолжает плести свою паутину

В просторной гостиной запущенной холостяцкой квартиры барабанщика группы «Биг Маза» Вована никак не мог начаться мальчишник. Ждали продюсера Шарнина, который обещал быть с минуты на минуту и, как всегда, запаздывал – Игорь не слишком жаловал своих музыкантов, считая их слегка туповатыми и в общении скучными. На полу, на ковре было накрыто угощение, к которому никто не притрагивался. Внимание «бигмазовцев» занимало другое. Они остолбенело смотрели на телеэкран, где вместо ожидаемого концерта их группы шло нечто совсем другое.

- Пацаны, сдается мне, это не мы! – встряхнув головой, пробормотал толстяк Вован.

- Не мы, Вован, сто пудов не мы, - вытаращившись в экран, подтвердил Ник. – Это Пласидо Доминго!

- А на фига нам эта Пласида? – возмутился Скип. – Скучали мы без нее? А продюсёр-то, ваще, в курсе? Что за дела?!

Вован, пыхтя, подполз к телефону, набрал номер.

- Игорь? Слушай, я тут накрыл поляну, тока с пацанами сели, врубаем ящик, а там, прикинь, такой облом, нами и не пахнет! Что за беспредел, не рассекаем… Когда? А, ты уже в лифте!

Он повернулся к товарищам и объявил:

- А вот и Шара!

Через минуту продюсер уже сидел с рядом со своими музыкантами. Еще через пять – обрисовал ситуацию в выгодном для себя свете.

«Биг Маза» была ошарашена.

- Совести у этой Курковой - ну, блин, ни на грош! – возмущенно покрутил головой Вован. – А притворялась такой… фу-фу на цыпочках! Даже я ей поверил…

- Купила Пантелея, и нас из сетки долой, - опрокинув рюмку коньяка, продолжал свое вранье продюсер. – И, главное, так все тихо обстряпала – я только сегодня обо всем узнал…

- Ну, Игореша, и как мы ее накажем? – потер руки Ник.

- Еще не решил, - усмехнулся Шарнин, - нахожусь в процессе осмысления… Надеюсь, останется довольна. И она, и Пантелей… А вы как думаете?

- Ты наш гуру, - уважительно произнес Вован, - как скажешь, так и будет…

- Ну, а теперь – хорошая новость, - объявил гуру. – Наши гастроли в Австралию все-таки состоятся. Вчера я подписал все бумажки…

- Ва-а-а-а! – по-грузински, на четыре голоса спели музыканты, они всегда так отмечали хор