2015-05-24
309
ВХОД – БЕСПЛАТНО!
Над подмостками Тормоз прибивал молотком другой плакат:
ДО КОНЦЕРТА ОСТАЛОСЬ 3 ДНЯ!
К участию в подготовке концерта бывший Агент 007, а ныне заведующий постановочной частью был допущен после того, как Достоевский лично замолвил за него словечко. Олега Иваныча поддержали Саша и Джейн, и мужская часть батакакумбы после недолгого спора сменила гнев на милость, и Тормоз был взят в помощники с испытательным сроком до концерта. Теперь испытуемый трудился с небывалым рвением. В короткое время он превратил заброшенный пустырь в площадку образцовой чистоты. И, что немаловажно, взял на себя круглосуточную охрану сцены и всей прилегающей территории, а также присланных Самсоновым осветительных приборов, электроники и музыкальных инструментов. Тормоз легко переносил бессонные ночи: частенько разъезжая с мамой-проводницей в поездах дальнего следования, он всегда разделял с нею тяготы ночных дежурств.
Он старался без особой необходимости отлучаться со своего поста, а уж если приходилось, то всегда находил себе сменщиков из деревенской мелюзги. «Мелкие» своего строгого начальника побаивались и уважали. Несмотря на разницу в возрасте – а Тормоз был на два года моложе и на голову ниже ростом мужской части батакакумбы – он вскоре стал необходим «великолепной» шестерке, по выражению Джейн, во весь рост …
|
|
|
Саша и Лешка развешивали на деревьях гирлянды из разноцветных лампочек.
- Левый край выше! – кричал снизу Тормоз. – Еще выше!
Помимо гирлянд на деревьях, как на елках, были развешаны диковинные яркие бумажные украшения.
Неожиданно с электрической гирлянды, образующей надпись «ПОЛОСА ПРЕПЯТСТВИЙ» сорвалась и, грянувшись оземь, раскололась буква «П».
Леннон вздрогнул, сорвал с себя бейсболку и бросил ее на пол. Нервы со всей этой репетиционной кутерьмой у него стали все чаще сдавать.
- Ну, вот! Так я и знал! –запричитал он. – И все накануне!
- Трындец, - пробормотала Джейн. – Плохая примета…
- Почему – плохая? – взвился Асисяй. – Не знаешь – не каркай! Во-первых, бьется всегда к счастью…
- А во-вторых? – ехидно уточнила Джейн.
- А во-вторых, даже если у артиста роль падает, это еще не трындец! Надо просто на нее сходу сесть и вспомнить пятерых лысых… Типа, Гайдара и Розенбаума…
- Суеверие – это грех, - прогудел Илья.
- Конечно, - согласилась Джейн. – Поэтому надо просто плюнуть через левое плечо – и все дела!
Асисяй немедленно последовал ее совету.
- Да не на меня, верблюд! – закричал Леннон.
Однако судьба будущего концерта решалась не только на Муромцевском пустыре. Запущенный Шарниным механизм интриги пришел в движение, вовлекая в свои жернова всех ее участников, как главных, так и второстепенных.
|
|
|
Пантелей и Самсонов мирно пили кофе в буфете телестудии. К ним подбежала запыхавшаяся секретарша директора.
- Виталий Олегович, - обратилась она к Пантелею, - только что раздался звонок, - секретарша выразительно ткнула пальцем в потолок, - от губернатора! Вас срочно просят приехать… Прямо сейчас!
Однокашники переглянулись.
- Ну, - торжественно произнес Самсонов, - вот оно, началось… Я же тебе говорил: тут главное попасть в струю. Детство теперь – приоритетнейшее направление… Верти на пиджаке дырку для ордена – и вперед!
- Думаешь? – недоверчиво спросил склонный к пессимизму Пантелей.
- А что тут думать? – хлопнул его по плечу Самсонов. – Ноги в руки – и вперед!
Как тут было не поверить?
Через полчаса довольный собой музыкальный редактор взлетел по лестнице губернаторской резиденции, распахнул дверь приемной.
- Пантелеев моя фамилия, - не без гордости произнес он. – Николай Адамыч просил… срочно!
Референт, лощеный малый в традиционном строгом костюме и галстуке, кивнул и указал на роскошную дубовую дверь с вызолоченной ручкой.
- Проходите!
Лицо референта, как того требовало его положение, было непроницаемо и бесстрастно.
Пантелей придал своему лицу максимум серьезности, толкнул дверь кабинета, вошел…
…И обомлел.
За журнальным столиком в углу, за чашкой кофе, как только что Пантелей с Самсоновым, безо всякого смущения рядом с губернатором развалился в кресле… продюсер Шарнин.
Он смотрел на вошедшего насмешливо и немного брезгливо. Так смотрят на уже поверженного врага…
Губернатор – крупный, с римским профилем породистый мужик лет пятидесяти пяти вопросительно взглянул на Шарнина, и тот снисходительно кивнул: мол, да, это тот самый Пантелей и есть. Для собственной разделки собственной персоной прибыл…
И тогда губернатор устремил на музыкального редактора один из тех своих грозных взглядов, что обыкновенно ввергали его подчиненных в состояние нервной икоты…
Пантелей облился холодным потом, его щеки мгновенно приобрели цвет сливок, которые в этот момент наливал себе в кофе Шарнин, и он мысленно съехал на пятой точке с сияющих вершин прямо в разверзнувшуюся пропасть…
Еще через полчаса, вернувшись в свой кабинет, он вызвал к себе Самсонова.
- Все отменяется! – слышалось из-за запертых дверей музыкальной редакции. - Никакого концерта! Никакой «Полосы препятствий»! Альбом «Биг Мазы» идет в эфир. Продюсеру Шарнину принести свои извинения!
Самсонов, сидя в кресле напротив, смотрел на насмерть перепуганного однокашника в точности так же, как недавно на него смотрел Шарнин, – насмешливо и брезгливо.
- И ничего не говори мне, Самсон! Это окончательное решение! И обжалованию не подлежит!
Самсонов пожал плечами и вышел из кабинета…
- «Биг Маза» идет в эфир, - послушно повторила сотрудница. – Но когда? Должна была выйти позавчера. Вместо них мы поставили Пласидо Доминго…
- А вот теперь поставьте «Биг Мазу» вместо Пласидо Доминго! – болезненно выкрикнул Пантелей. – Ясно?! Идите, выполняйте! Что хотите, делайте! Но чтобы послезавтра звучала!
Спустя короткое время на скамейке у входа в телестудию сидели Лешкина мама, Самсонов и Костя. Молча провожали взглядами расходящихся в конце рабочего дня сотрудников.
- Кошмар…
Мария Николаевна приложила ладони к пылающим щекам.
- Что же делать? Послезавтра концерт… Бедные ребята… Что я им скажу?
- Пока ничего говорить не надо, - сказал Самсонов. – Пока не найдем выход из положения…
Дверь телестудии отворилась, и из нее среди прочих вышел и Пантелей. Он шел напряженной походкой, стараясь не смотреть на бывших друзей. Мария Николаевна сделала было в его сторону слабое движение.
|
|
|
- Не надо, - остановил ее Самсонов.
- Но он же знает, что мы правы…
- Он знал, что вертится земля, - продекламировал Самсонов. – Но у него была семья… Бесполезно. Ты же видишь, он все-таки струсил… И сдать назад теперь просто физически не сможет…
- Что же делать? – спросила Мария Николаевна.
- Я выдам материал в газету, - сказал Костя. – Сегодня же…
- Перестань, - сказал Самсонов. – Твой главный против губернатора тоже не пойдет. А если бы даже и пошел, как ты что докажешь? Ноты опубликуешь?
- Концерт можно перенести, - рассуждал вслух Костя. – Нарыть денег, хорошенько подготовиться…
- Поздно будет, - отверг Самсонов. – После драки кулаками не машут. «Биг Маза» уже выйдет в эфир. Доказывай потом, что ты не верблюд. Когда все уже забудут, о чем речь…
- Да, тут надо одновременно, - согласилась Мария Николаевна. – Иначе, какой смысл…
- Ага, - иронически кивнул Костя. – Они - отсюда, а мы – из Останкина…
- Ну, зачем же забираться так высоко, - вдруг осенило Самсонова. – У нас что, в городе другого телеканала нет?
- Быченков! – воскликнула Мария Николаевна.
Прямо перед ними высился щит с изображением ослепительно улыбающегося мужчины во цвете лет, с надписью: «С В. БЫЧЕНКОВЫМ – К ПРОЦВЕТАНИЮ!»
- Именно! – ткнул в щит Самсонов. – Кто против губернатора пойдет? Только кандидат на его место! Особенно накануне выборов! Тем более, что у него свой телеканал… Ему, так ск-э-э-эть, и карты в руки!
- Вот тогда и в эфир можно в одно время, - просияла Лешкина мама. – Пусть сравнивают, кто сочиняет, а кто тырит и мычит… Классная идея!.. Гений! – восхищенно воскликнула она и чмокнула Самсонова в щеку.
- Ну, зачем уж так уж – гений, - скромно отозвался Самсонов. – Просто, так скэ-э-ть, чертовски талантлив… Ну, кто куда, а я – к Быченкову!..
ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ,
в которой «Биг Мазе» предлагается решить, какую цену они заплатят за поездку в Австралию
Пустой зрительный зал был погружен в темноту. На едва освещенной сцене собралась на репетицию «Биг Маза». Ждали отсутствующего Скипа. Бренчали на гитарах, потягивали пиво.
|
|
|
- Опять этот Скип опаздывает, - возмущался толстяк Вован. – Блин, сколько можно?!
- Предлагаю штрафовать, - высказался Ник. – Минута опоздания – бакс…
- А со Скипа – три, - скорректировал флегматичный Сэм. – Будет у нас, типа, бесплатный пивной фонд…
И в этот момент в зрительный зал влетел запыхавшийся Скип.
- Щас разыграет опоздание трамвая, - предположил Вован. – Или наводнение с землетрясением…
- Ну, сколько тебя ждать? – поинтересовался Ник.
Скип припал к бутылке с пивом, не отрываясь, отпил больше половины.
- Может, еще закусишь? - предложил Вован. – Мы подождем…
Скип замотал головой, перевел дыхание.
- Корни, мы в полном дерьме, - потрясенно сообщил он.
- Это что-то новое, - прокомментировал Ник. – Ты, ваще, о чем?
- Шара нам говорил, что новые песни в наш альбом накатал он, - начал Скип.
- Ну и что?
- А то, что это песни - не его! – раздельно выговорил Скип.
- Здрассьте! – ухмыльнулся Вован. – А чьи? Крутого? Или так, подкрученного? – покрутил он пальцем у виска.
- Димона! - закричал Скип. – Ну, того мелкого, которого Шара прикармливал. Помните? И вот этот сопляк погнал волну…
- Не понял, - пробормотал Сэм.
- И я не въезжаю, - поддержал его Вован.
- Догоняйте: Шара – плагиатор! Уже весь город в курсе. Потому нас тогда из эфира и турнули. Типа, до выяснения.
- Плагиатор – это кто? Крокодил? - уточнил Вован.
- Крокодил – это аллигатор, - пояснил Скип. – А плагиатор – это вор.
Ник издал продолжительный свист. Все умолкли.
- М-да, обломались, - наконец, сказал Сэм. - Теперь до лысины не отмоемся…
- Приехали! Что же теперь делать? – растерянно произнес Вован.
- Расслабиться, - услышала четверка.
Музыканты оглянулись – на пороге зрительного зала стоял улыбающийся продюсер…
- Я вижу, вы уже в курсе…
- Мне Куркова все сказала, - мрачно буркнул Скип. – Мы тут хотели…
- Кто б сомневался, - усмехнулся Шарнин. – Однако, все да не все. А теперь слушайте сюда… Я вам уже говорил и повторю еще: Куркова раскручивает этого хитрована Димона и его кодлу… Папаша одного из них, Жданкин, ей круто отстегнул… Да флаг ей в руки! Одна беда – с мозгами у нее лажа… Ну, что делать, - развел он руками, - не Хакамада! А что касается Димона…
- То тут ты, Игорь, конкретно не прав, - сказал Скип. – Ты что, обобрал пацана? Так не годится!
- Пацан за все получал американскими рублями, - усмехнулся Шарнин.
- Если ты песни у него покупал, - сказал Вован, - то зачем выдавал за свои? Это западло…
- Ну, это наши с ним дела, - сказал Шарнин. – При чем тут вы, мои юные друзья?
- Ага, пойди теперь, расскажи всему городу, что мы тут не при чем, - пробормотал Скип.
- Да, - сказал Вован. – Мы так не согласны!
Шарнин иронически оглядел музыкантов, улыбнулся.
- Не понял… А я разве спрашиваю вашего согласия? Ваше дело – песни орать, дрыгаться и нравиться отморозкам. А мое дело – вас продавать и делать на этом бабки. Не только себе, но и вам… И вообще, кто вы такие, чтобы меня учить? Я вас, голодных щенков, собрал по помойкам! Или, может, вы забыли, чем мне обязаны? Да если бы не я, вы бы до сих пор в переходах бренчали… Вы кто, вообще? «Биттлз»? «Роллинг стоунз»? «Дип пепл»? Нет, вы - «Биг Маза». У вас на четверых полторы извилины, и те между ягодиц. И музыка ваша годится только для таких же одноклеточных, как вы. И если сегодня я вас брошу, завтра вы снова окажетесь на помойке! И кто вас тогда подберет? Куркова?
Музыканты молчали.
- «Обобрал пацана!» - передразнил гуру. – Ишь, какие правильные! А кто левые концерты лабает – за уши не оттащишь, и к тому же налоги не платит? Кто Родину надувает? Бабки по черному стрижет и не морщится? Обирает трудовой народ? А? Может, я один?
Шарнин немного подождал и, не дождавшись ответа, сказал:
- Значит, так. Решайте сами, с кем вы, работники культуры. Либо вы делаете, что я скажу, либо я беру себе другую группу. И в Австралию поедете не вы…
Продюсер двинулся к двери.
- Кстати, - обернулся он, - об эфире… Он, к вашему сведению, послезавтра! В двадцать ноль-ноль!
И вышел…
ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ,
в которой происходит утечка «инфы», чреватая далеко идущими последствиями…
Сутки спустя на открытой площадке у церкви «Полоса» снова репетировала свой концерт. На дереве была прикреплена картонка с надписью: «ДО КОНЦЕРТА ОСТАЛОСЬ 2 ДНЯ».
Среди зрительских скамеек по-хозяйски прохаживался Тормоз. Он отгонял деревенских детей, норовящих поглазеть на подходящий к концу нелегкий процесс творчества.
- Вали отсюда, мелкота! В воскресенье приходите на концерт! Не мешайте артистам!
- Ну, как, маэстро? – робко, вполголоса спросила Джейн, когда закончили очередную песню.
Леннон молчал.
- По-моему, лучше, - с опаской глядя на Леннона, сказал Лешка.
- Конечно, лучше, - поддержал его Асисяй.
Илья молча кивнул и вытер вспотевший от усердия лоб.
И тут маэстро взорвался.
- Чем лучше? – заорал Леннон. – Чем?!
- Чем до этого, - невинно скосил глаза к переносице Асисяй.
- Клоун… У тебя что, медведи по уху бегали? – шепотом заорал Леннон. - Лучше бы в тональность попадал!
- А я что, не попадал? – защищался Асисяй. – Попадал!
- Очень редко, - вздохнула Саша. – Перед припевом – два такта паузы. Опять забыл?
- Вам всем не хватает такта, - парировал Асисяй. – По жизни… Я же на вас не ору?
- А ты, Илья, - повернулся Леннон к Муромцу, - что ты бьешь по барабану, как по врагу отечества?
- Стараюсь, - виновато прогудел Илья. – А как надо?
- Мягче надо, ну… - замялся Леннон.
- Акварельней, - подсказала Саша.
- Нет, не акварельней! – прицепился и к ней худрук. – Это тебе не холст! Что ты умираешь? Тебя же совсем не слышно! Можешь ты нормально ударить по клавишам?
- Они от этого западают, - пожаловалась Саша, кивнув на ветхое пианино.
- Ладно, ну, не можем мы технически быть лучше «Биг Мазы», - сказал Леннон, - это просто нереально… Но быть хотя бы не хуже – обязаны… Иначе давайте сразу разойдемся… А что у нас?! Сплошная самодеятельность!
- Не самодеятельность, - горячо возразила Джейн, - а самая нормальная деятельность!
- Разговорчики, - совсем как Достоевский, прикрикнул Леннон. – Поехали еще раз. Раз, два, три…
В этот момент у Тормоза запищал мобильник - подарок Шарнина.
- Плохиш, - услышал он в трубке, – это Садко. Ну, от Шарнина… Ага… Выдь на Волгу. Разговор есть...
- Хорошо, - буркнул Тормоз и обернулся на ребят. Занятые спором, они не обращали на него никакого внимания.
- Щас…
Джип, за рулем которого сидел Садко, стоял за церковью. Тормоз подошел, держа на плече самокат, на ручку которого был повешен и мобильник.
- Ну, и куда же ты пропал? – поинтересовался Садко. – Не звонишь, не пишешь, заказных бандеролей не высылаешь? Держи, это тебе…
И протянул ему блок «Мальборо».
- А зачем вы автобус сожгли? – выкрикнул Тормоз, отталкивая сигареты. – Мы так не договаривались! Там чуть человек не сгорел!
- Во-первых, не человек, а алкаш, - ухмыльнулся телохранитель Шарнина. – А во-вторых, чуть-чуть не считается…
- Считается, - заупрямился подросток. – У меня папан такой же…
- Ты сначала отработай то, что получил, - нахмурился гость. - А то мобилу с самокатом отберу…
- Ну и забирай, - сказал Тормоз. – Мне уже надоело…
И катнул самокат под ноги Садко. Тот ухватил Тормоза за ухо, вывернул, да так больно, что мальчик вскрикнул.
- Будешь вякать – ухи вырву, - тихо, но очень внушительно произнес Садко, - так и пойдешь в тюрягу безухий, наводчик! За наводку знаешь, что бывает?
- Че те надо? – заныл Тормоз. – Пусти, больно!
- Колись, что кибальчиши делают?
- Что-что… Не видишь – репетируют! Завтра у нас этот, как его… эфир!
- Что ты мелешь? Завтра эфир у нас! У «Биг Мазы»!
И он снова стиснул пальцами ухо.
- А они пойдут по другому каналу, - заверещал Тормоз.
- Что?! По какому еще другому?
От неожиданности Садко даже выпустил свою жертву.
- По коммерческому, какому, - отбежав, крикнул Тормоз. – И в то же самое время! Так вам и надо!
И пустился наутек.
- М-да, - озадаченно пробормотал Садко, поднимая самокат и пряча в карман мобильник. – Завал…
ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ,
в которой Шарнин сбивает Куркову с пути истинного
Репутация действующего пока губернатора Николая Адамовича, так перепугавшего несчастного Пантелея, и без того была не на высоте. Дружба с Шарниным - известным в городе деятелем культуры, выступившим во время его предвыборной кампании, - в свое время была губернатору на пользу. В нынешней же ситуации назревающего скандала она могла сослужить Николаю Адамовичу плохую службу. Поэтому расчет Самсонова оказался верным: новый кандидат в губернаторы Валерий Быченков сразу согласился предоставить «Полосе» свой телевизионный канал - так сказать, в пику своему сопернику - Адамовичу...
Тут же было решено выделить для съемок в Муромцево ПТС – передвижную телевизионную станцию – здоровенный автобус, снабженный тремя видеокамерами и начиненный всякой хитроумной электроникой. Автономная система ПТС в состоянии вести телевизионную съемку или прямую трансляцию прямо с места событий, на любом удалении от студии. Это немного устаревшее чудо техники и отдали в распоряжение режиссера Киры Курковой.
В день съемки Кира и водитель ПТС Вадим Петушков выехали заблаговременно, чтобы появиться в Муромцеве часа за три до начала концерта. Трое операторов, не желая тащиться на тяжелом, медлительном автобусе, пообещали приехать к тому же времени своим ходом, на легковушке.
С раннего утра на пустыре в Муромцеве висел плакат: «СЕГОДНЯ – КОНЦЕРТ!» и кипела работа. Заканчивали оформление сцены: на огромное дерево, словно паруса на мачту, натягивали разноцветные полотнища. Кроме того, дерево украшали еловыми ветвями, шишками, цветами и плодами. (Рисуя эскиз будущей декорации, Саша все время думала о тех поваленных деревьях, которые им так и не удалось спасти). И вдруг ночью она увидела, каким должно быть оформление их концерта. Они возродят поверженные сосны в образе фантастического дерева – диковинного и прекрасного. И это дерево станет символом лета, которое они прожили в этом лагере. Прожили так насыщенно, увлекательно и необычно. А главное – не праздно, не впустую. Не бездарно, как сказал бы ее дед…
Накануне вечером привезли новенькие музыкальные инструменты. Звучание в сравнении с деревяшками, на которых «Полоса» репетировала до этого, получалось просто сказочным. Леннон сиял, как начищенный медный чайник.
Лешка отошел в сторонку, достал мобильник.
- Алло! Пап…Это я… Да я на минутку… Напомнить хотел про концерт… Сам же просил позвонить, а то голова дырявая… Не забыл?
- Да-да! – отвечал Сергей Андреевич. – Что? Какой концерт? Ах, концерт…
Звонок Лешки оторвал его от работы. На столе в его загородном доме были разложены чертежи, сметы, фотографии. Не прекращая разговора, Жданкин-старший стучал по клавишам компьютера.
- Прости, но никак не смогу, - с сожалением говорил он, - тут неожиданно свалилось одно очень важное дело, выгодная сделка, надо срочно подготовить документы… Отложить – никак… Нет-нет… Ну, не в последний же раз! Что? Да что ты так волнуешься? Из-за какого-то концерта… Ну, конечно! Да, да, обязательно, в боулинг! Ну, пока!
Лешка отключил телефон. На глаза навернулись слезы. Праздничное настроение мигом куда-то отлетело. Ну, вот, опять! Обещал приехать – и опять обещания не сдержал. Надо признаться, что с приездом отца он связывал большие ожидания. Приедет мама, потом папа. Они увидят друг друга. И, может быть… Что следовало за этим «может быть», Лешка не решался произнести даже про себя. Но отчетливо видел, как они идут на закате, босые, по берегу озера – мама, папа и он… От этой картинки начинало громче биться сердце и отчаянно, до слез щипать в носу…
Лешка рассердился на себя. Что толку мечтать, если ничему такому не суждено сбыться?! Лешка вообще часто сердился на себя. Однажды, провалив контрольную по математике, он вышел в коридор и начал с собой драку. То есть. просто бил себя учебником по тупой голове. «Меня еле разняли», - признался он потом своей маме Марии Николаевне, прикладывая к синяку на лбу холодную монету.
Лешка стиснул зубы, встряхнул головой. Он возьмет себя в руки. Сейчас же. Надо думать о другом. О том, каким будет сегодняшний концерт. А он должен быть классным. Иначе, зачем они так старались, забыв буквально обо всем? Ведь было сказано – к вам уже едет ПТС. Надо изучить этот автобус изнутри. Это же интереснее, чем просто видеокамера. Вот об этом он будет думать. И только об этом…
А автобус ПТС действительно уже двигался по шоссе в сторону Муромцева. Сидя рядом с молоденьким водителем, Куркова что-то мурлыкала себе под нос. Кира не просто любила свою работу. Она ее обожала. Если бы кто-то однажды сказал ей: «Кира, выбирай: режиссура или жизнь», она бы без долгих раздумий выбрала первое. Зачем ей жизнь, если у нее отнимут место за телевизионным пультом?!
Направляясь на съемку, Куркова заранее предвкушала удовольствие от встречи с «Полосой». Батакакумба ей и в самом деле понравилась – безоговорочно и сразу. Особенно этот, щупленький и подвижный, как ртуть, Леннон… И теперь, напевая, Кира придумывала, как выигрышнее подать «полосатых». Идеи свои она записывала в блокнот. Получалось очень даже неплохо…
Неожиданно на шоссе перед автобусом возник знак «Дорожные работы». У красных пластиковых ограждений с инструментами в руках хлопотали люди в оранжевых жилетах дорожных рабочих.
- Дорогу ремонтируют, - вздохнул Вадик.
Один из рабочих взмахнул полосатым жезлом, и автобус остановился.
- Придется маленько объехать, - рабочий указал жезлом направление объезда. – Видите, какие тут дела…
- Ну, конечно, ни раньше, ни позже, - огорчилась Куркова. – Мы на концерт, на съемку в Муромцево опаздываем. Может, пропустите? Тут вроде проехать можно… Или нет?
- Даже если вы проедете тут, там, сразу за поворотом, все перекопано. Ничего не поделаешь, придется крюк сделать… Небольшой, километра три всего… Минут пятнадцать займет, не больше!
- Ну, елки-палки, - покачала головой Куркова. – Хоть бы знак повесили!
И повернулась к водителю:
- Вадик, давай!
Когда автобус свернул с магистрали и скрылся за поворотом, дорожники повели себя весьма неожиданно и странно. Они мигом свернули, убрали все знаки, собрали инструменты, сбросили с себя оранжевые куртки, и под ними обнаружилась вполне цивильная и даже щегольская одежда.
Одним из них оказался … Садко.
Смеркалось. На концертной площадке уже включили праздничную иллюминацию.
Полосатые, и среди них – Тормоз, Фифа и Винни – устанавливали по углам сцены факелы, раскладывали на сиденьях маленькие, в тонкой металлической оправе, свечки.
Появились первые зрители – на законных основаниях рассаживалась на дальних скамейках деревенская ребятня. Места в «партере» занимали их родители и гости из окрестных поселков. В полном составе пришли инструкторы и воспитатели «Полосы препятствий». А детское его население, деликатно стояло в сторонке, в ожидании, когда рассядутся взрослые.
Между тем свободных мест становилось все меньше, а публика все прибывала. Тормоз метался взад и вперед, подтаскивая дополнительные стулья и раскладные табуретки. Подъехали три автобуса, и из них горохом посыпались новые юные зрители.
- Встречайте гостей! - кричал Достоевский. – Из соседнего лагеря… рассаживайтесь на свободные места!
Подъезжали автомобили с родителями тех «полосатых», которые были заняты в концерте и тех, кто только мог об этом соучастии мечтать.
Шпунтик вел на концерт Земфиру и Децла. За ними с достоинством вышагивал петух. Все было готово к началу. Не хватало только передвижной телевизионной станции, - того самого автобуса, без которого провести съемку концерта было невозможно. Связь с ним неожиданно оборвалась. Мобильник Курковой не отвечал…
ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ,
в которой продюсер Шарнин ставит свое шоу и одним движением руки валит столетнее дерево…
Жданкин-старший коллекционировал старые автомобили. Покупал старые, порой вовсе негодные драндулеты, и с помощью механиков приводил их в порядок. В настоящий момент под широким навесом во дворе его загородного дома стояли три «подлеченных» ветерана дорожного движения. Тут был и «Мерседес»–кабриолет одного с Сергеем Андреевичем года рождения, и немецкий трофейный «хорьх», и американский старомодного дизайна «джип». Все они были здоровы и шустро колесили по ухабистым приозерским трассам.
Механики, возвращая к жизни очередного «одра», только пожимали плечами, обсуждая хлопотное хобби хозяина: мол, у богатых свои причуды. Бабок у мужика немерено, вот и тащится от всякой рухляди…
Сегодня, покончив с работой, Жданкин-старший предавался своему увлечению, наводя глянец на капот своего любимца - голубого кабриолета. Нынешний фаворит Сергея Андреевича после капитального ремонта только начал проходить обкатку и готовился сейчас к очередному выезду.
Зазвонил мобильный телефон. Сергей Андреевич сладко потянулся, вынул из кармана трубку. По мере того, как он слушал, благодушие на его лице сменяла озабоченность.
- Они хотят наличные? Не вопрос, - пожал он плечами и тут же спохватился:
- А, сегодня же суббота… Уже никто не работает… Ну, хорошо! Я дам из своих! А в понедельник главбух оформит все, как полагается!
Сергей Андреевич спустился в подвал своего дома. В углу в стене за шкафом находился хорошо оборудованный бронированный сейф. После набора кода открылась дверца. Пачки долларов лежали на привычном месте, но их было явно меньше…
Жданкин-старший быстро их пересчитал, изменился в лице. Что за черт! Перевернул лежавшие на другой полке бумаги – денег не было и там.
Зато была записка. Сергей Андреевич быстро пробежал ее глазами.
- «Прости, папа, я взял только свои. Очень нужно было. Можешь снять их с моего счета, когда захочешь. Твой Леша…»
Сергей Андреевич прочел записку еще раз и неожиданно для самого себя выругался…
…А в это время автобус ПТС, надсадно урча, тащился в горку по разбитой горной дороге.
- Ну, ни фига себе – три километра, - притормозив, покачал головой Вадик. – Мы, считай, уже все тридцать три проехали, а что-то никакого выезда на шоссе не видно… Кира Николаевна, что будем делать?
- Да, что-то странно, - обеспокоено оглянулась Кира. – И заплутать вроде не могли, никаких тебе пересечений… Ну, не назад же поворачивать! Давай вперед!
Но за ближайшим же поворотом им пришлось остановиться опять: путь преграждало лежащее поперек дороги огромное дерево.
Кира и Вадик выбрались из автобуса.
- Однако, - сказала Кира. – Нарочно не придумаешь… Смерч тут прошел, что ли?
- Нет, - сказал водитель, - смотрите – подпилено…
И в самом деле, дерево у основания выглядело свежеспиленным.
- И кто же его подпилил? – растерянно спросила Куркова.
- В самом деле – кто? – послышался позади них знакомый голос.
Кира и Вадик оглянулись. Из-за куста шиповника появился Шарнин.
- Привет, Кира! Какая неожиданная встреча!
- Вот это номер, - пробормотала сбитая с толку Куркова. – Ты как здесь…
Продюсер двинулся к ним навстречу, театрально улыбаясь и раскрывая объятья.
- Что ты делаешь здесь, вдали от цивилизации? Что привело тебя в этот девственный уголок природы?
Водитель растерянно взглянул на Куркову.
- Понятно, - прозревая, кивнула Кира. – Значит, дорожники – это…
- Мои «эльфы», - подтвердил Шарнин. – Я ведь тоже… сам себе режиссер! Причем, не хуже некоторых… Ну, что, неслабо поставлено?
- Слабо, - усмехнулась Кира, - очень банально… Насмотрелся американских боевиков? Ничего своего, оригинального ты придумать не можешь. Да и зачем? Если можно украсть чужое.
- Ну, это дело вкуса… А вот ваш Марлезонский балет отменяется, – согнав с лица улыбку, объявил продюсер. – Гасите свечи и валите в сторону дома, миледи… Если вы почапаете по этой дороге, то как раз к утру выйдете на шоссе…
Он повернулся и направился, было к стоящему за кустом джипу, но вдруг оглянулся и с сожалением оглядел Куркову.
- Ты глупа, Кира! Потому что в этой жизни побеждает не оригинальный, а сильный. И в этом ты сегодня убедишься…
Водитель и Кира переглянулись. Куркова выхватила из кармана мобильник, быстро набрала номер, поднесла телефон к уху.
- Не фурычит? – хихикнул Шарнин и ткнул пальцем в землю. – Магнитная руда, Кира. Блокирует телефонный сигнал! Ха! Внушает?.. Я же говорю – тушите свет!
- Да, я тебя недооценивала, - признала Кира.
- И очень сильно, - уточнил Шарнин и совсем легонько толкнул стоящую рядом с ним огромную сосну. – Смотри!
Неожиданно дерево-исполин со скрежетом накренилось и обрушилось. Шум падения слился с громким треском ломающихся ветвей, с проселочной дороги взметнулась пыль. Упавшее дерево было также предусмотрительно подпилено…
Кира вскрикнула и отпрянула. Гибель этого столетнего гиганта вызвала в ней бурю чувств. В этот момент она просто возненавидела Шарнина – это самодовольное, отвратительное чудовище.
Путь теперь им был отрезан не только вперед, но и назад…
- Мышеловка! - Продюсер отряхнул руки и забрался в свой джип. - Какая дивная картина - все вроде есть, а сделать ничего нельзя. Техника в руках дикарей – кусок железа!
Шарнин приспустил затемненное стекло, помахал Курковой и включил двигатель.
- А вот тут ты просчитался, - прошептала Кира, провожая взглядом отъезжающую машину…
…Открытая площадка в Муромцево уже была заполнена народом. Скамеек и стульев все же не хватило, и многие расположились прямо на земле.
У подмостков теснилась толпа подростков, рассматривающих декорацию. В затянувшейся паузе зрители развлекали себя сами: бренчали на плохоньких гитарах, закусывал печеньем, шуршал обертками. Студийные операторы без передыху напрасно названивали по мобильным телефонам…
Происходившее за закрытым занавесом описать было невозможно. Все были раскалены, и больше всех - Достоевский.
- Что? – стоя в окружении шестерки, кричал в свой мобильник Олег Иванович. – Выехали? Автобус ПТС и Куркова? Когда? Часа три назад?.. Ничего не понимаю… Куда же они подевались? Операторы уже давно здесь! Нет, они своим ходом добирались…Народ не расходится, ждем… Ждем, говорю! Да, ждем!
Достоевский отключил телефон, вздохнул.
- Ну, что? - спросила Джейн.
- Все то же, - пожал плечами начальник лагеря. – Выехать – выехали, а приехать…
- Может, поломались? – предположил Костя. – Стоят где-то, ждут помощи?
- Ну, допустим, - кивнул Достоевский. – Почему бы не позвонить, не предупредить? Телефоны у всех есть…
- Что-то тут не так, - сказала Мария Николаевна. – Надо бы еще раз послать машину…
- Так дважды уже посылали, - сказал Костя. – До города и обратно. На трассе их нигде нет…
Публика тем временем нетерпеливо аплодировала и скандировала: «На-чи-най-те, на-чи-най-те!!!»
- Ну что? – встрял Говорилыч. – Будем начинать? Сколько можно людей мурыжить? Сейчас скамейки начнут ломать. Все равно уже не приедут…
- Да, пожалуй, - нехотя согласился Достоевский.
И повернулся к батакакумбе.
- Ну, что, начнем?
Ребята молчали, не зная, как быть. И тут подбежала запыхавшаяся тетя Аня.
- Там по телику какую-то женщину показывают… Гляньте! Она что-то про наш лагерь говорит!
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ.
Под названием – «Шекспировские страсти, или Все хорошо, что хорошо кончается»…
- …и нам не осталось ничего другого, как выйти в эфир с этим экстренным выпуском, - говорила с экрана телевизора Куркова. – Тот, благодаря кому мы оказались в этой западне, учел все, кроме одного: я начинала свою профессиональную жизнь как помощник инженера ПТС и знаю эту технику, как вы – свой холодильник… Итак, мы – я и водитель, - сейчас он стоит за камерой вместо оператора – находимся в незнакомой местности… Вадик, покажи, пожалуйста…
Камера панорамировала, показывая Куркову, два поваленных дерева и стоящий между ними автобус ПТС.
- Самим убрать деревья, которые преграждают путь, нам просто не под силу, - говорила Кира. – Итак, нас ждут к началу концерта в селе Муромцево. И может так случиться, что кто-то увидит, услышит нас и передаст ребятам, что мы заперты в этой ловушке и ждем помощи…
- Да это же наше место! – вдруг закричала Джейн. – Где мы с браконьерами воевали!
- Ну, конечно! – завопил Асисяй. – Это же здесь, совсем рядом!..
События развивались так стремительно, что только успевай следить! Всего через несколько минут с центрального пульта коммерческого телеканала редактор Самсонов вышел на связь с Курковой.
- Кира, - ложась грудью на микшеры, кричал в микрофон Самсонов, - мне только что позвонили из Муромцева. Вас увидели и уже летят на помощь… Да! Оказывается, вы совсем недалеко от места… Да! Ждите, сейчас появятся! Только не отключай камеру! Мы продолжаем живой эфир! Обнимаю – безработный Самсонов!
Он нажал какую-то кнопку, откинулся в кресле, вытер платком со лба испарину.
- Нет, Самсон, ты без работы не останешься, - встряхнув густой рыжей шевелюрой, улыбнулась молоденькая сотрудница. - И не кокетничай… Нам такие тоже нужны!
…Свет фонарей и факелов выхватывал из темноты лица бегущих. Достоевский, Костя, инструкторы и ребята из «Полосы препятствий» бежали к Огонь-горе. Их было много, но сейчас, слившись воедино, проникнувшись одной волей, одним дыханием, одним желанием, они были словно один человек...
Ах, если бы Шарнин не укатил столь поспешно, он бы увидел, как Кира, крича, размахивая руками и едва не плача от радости, встречала своих спасателей. По знаку Достоевского они, как муравьи, облепили дерево, оторвали его от земли и оттащили в сторону. Потом – другое. Путь был свободен.
«Великолепная шестерка» окружила Куркову.
- Кира Николаевна! – кричала Джейн. – Вы… Вы – просто супер!
- Можно просто Кира, - весело отмахнулась Куркова. – Мы же некоторым образом коллеги… А вы, стало быть, и есть легендарная «Полоса»?.. Да, пока до вас доберешься, столько препятствий!..
Под радостные вопли ребят освобожденный из плена автобус двинулся по дороге в Муромцево…
А в городе в полном своем составе рок-группа смотрела репортаж в прямой трансляции с Огонь-горы. «Партизанская» выходка Шарнина произвела на «Биг Мазу» большое впечатление.
- Да, засада, - потрясенно пробормотал Скип. – Ну, Шара опять отличился…
- Мне эта его война с бабами и пацанами поперек горла, - поддержал его Вован.
- Ну, что будем делать? – в нерешительности спросил Сэм.
- Что делать, что делать! – заорал нервный Ник. – Будь или не будь - сделай хоть что-нибудь!
- Не понял, - опешил Сэм.
- А че тут понимать, - поднимаясь, рявкнул в сердцах Вован. – Да фиг с ней, с Австралией!
Но если «Биг Маза», подобно принцу Гамлету, еще не определилась, быть ей или не быть, то папа Жданкин твердо знал, что ему следует делать. Его голубой кабриолет ворвался в Муромцево, подлетел к дому Гусаковых. Сергей Андреевич выскочил из машины, сверившись с номером дома, распахнул калитку и вбежал во двор.
- Где этот вор? – задыхаясь от возмущения, кричал он. – Этот медвежатник? Взломщик сейфов? Где он?
Празднично одетая баба Соня встретила сына на крыльце. Как ни в чем не бывало, спокойно пошла ему навстречу.
- Лесик? У него же концерт. Что ты орешь? Опять забыл? Там у них сегодня такое творится, ты не поверишь…
- Ах, мы артисты! – взмахнув у нее перед лицом запиской, взвился Сергей Андреевич. – Артисты мы! Забудешь тут… А это что?! А?! Что это такое?!
И сунул ей в руку листок. Но баба Соня на нее даже не взглянула. Чего ей было на него смотреть? Она сама эту записку на компьютере написала и за внука расписалась…
- Сынок, ты только не волнуйся, - заговорила она, - это я к тебе в ящик железный залезла. Ты уж извини, но по-другому нельзя было. Лесику сильно деньги нужны были. На доброе дело… Понимаешь?
- Что?! – вытаращил глаза сын. – Мама, это черт знает что! Ты принимала в этом участие? А как же твои принципы?
- А что было делать? У ребят чуть лагерь не прикрыли… Звонит: «Бабуля, помоги». И потом, Сережа, он же эти деньги заработал, прежде, чем я их у тебя… стырила!
От возмущения Жданкин-старший даже поперхнулся:
- Мама, ты что говоришь? Тебе же не двенадцать лет! Я понимаю, этот оболтус в карман к отцу по недомыслию, по дурости полез, но ты, мама! Как ты могла?! Нет, у меня в голове не укладывается… Забраться в сейф… Да это же кража со взломом! Ты, дорогая моя, совсем с ума спятила… Ты чему моего сына учишь? Воровству? Да ты знаешь, вообще, что у меня из-за вашей бандитской выходки сорвалась важнейшая сделка! Что мне эти деньги были сегодня, как воздух?!
Жданкин закашлялся и остановился, чтобы перевести дух.
- Ты все сказал? – неожиданно спросила баба Соня.
Жданкин удивленно замер.
- А теперь слушай…
Баба Соня стояла перед сыном навытяжку, как первоклашка. Даже согнутую в локте руку подняла.
- Я перед тобой оправдываться не буду, возраст уже не тот. Да и стыдно мне, хотя и не так, чтобы очень… Лесик у тебя эти деньги просил? Просил. Ты, как всегда, не дал. Даже не выслушал его. Просто отказал. Тебе, конечно, виднее… А мальчик, между прочим, эти деньги не на свои прихоти, а на доброе дело употребил. И я ему помогла, потому что он меня у-бе-дил!!
Последнее слово баба Соня произнесла с нажимом.
- У сына твоего сердце справедливое. Ему и деньги твои не в радость, когда он видит, как ты над ними трясешься. Деньги в дело, деньги в рост! Заработал ты, сынок, кучу денег, а для кого и для чего – непонятно!
- Нет, минуточку! – опешил Сергей Андреевич. – Как это – для кого?! Для вас! Вам, справедливым, они и понадобились! Выходит, одной справедливостью вам не обойтись? Значит, без денег все же – никуда?!
- Сынок, не в этом дело… Лесик, считай, тогда тебя своим умом выручил, а когда пришел твой черед помочь, ты отказал. Вот мы и решили…
- Вы решили!.. А если я на ваши аферы не согласен?!
Сергей Андреевич был задет до глубины души.
- И не потому, что я, как вы считаете, жмот! А для кого я, спрашивается, эти деньги берегу и умножаю? Разве не для вас? А-а, молчишь! То-то! Просто мое слово давно уже звук пустой – и для Машки, и для него, и для тебя! Я в своем доме уже не хозяин! Наплевать и растереть! Не-ет, больше так не будет! Немедленно его перевезу! Будет жить со мной! Вот так!
Со стороны пустыря послышались звуки музыкального вступления.
- Ладно, хватит, - сказала баба Соня. – Надо идти. Слышишь, поют…
- Ах, поют, - в сердцах произнес Сергей Андреевич. – Это ты в самую точку! Пойдем! Он у меня сейчас еще не так запоет!..
Когда Жданкины сквозь толпу протиснулись к сцене, Лешка и Саша как раз начали свой номер. Бабе Соне кто-то из полосатых уступил место в третьем ряду, а Сергей Андреевич остался стоять у самого края помоста, на котором Лешка и Саша пели дуэтом песню о любви.
Лешка: Знаешь, как бывает,
Что однажды…
Саша: Я не знаю…
Лешка: Ночь покой теряет
Навсегда…
Саша: Не понимаю…
В длинном серебристом платье, в венке полевых цветов на распущенных волосах, Саша медленно плыла навстречу Лешке. Хороша она была – глаз не оторвать; при ее появлении по рядам словно прокатилась волна, и послышался едва уловимый вздох. Впрочем, и сам Лешка, в белой рубашке с кружевами и расшитом разноцветном жилете, был неотразим; глаза на его бледном от волнения лице казались темнее и больше обычного. Он был похож на Зорро и графа Монте-Кристо одновременно. Только без маски…
Саша: Знаешь, я чему-то
Улыбаюсь…
Лешка: Я не знаю…
Саша: Без причины плачу
И смеюсь…
Лешка: Не понимаю…
Девочка и мальчик не просто пели, а словно говорили друг с дружкой о том сокровенном и важном, что прежде касалось только их двоих и что, благодаря стихам и музыке, теперь стало известно и другим. И оттого вдруг стало еще сокровеннее и важнее…
Для тебя я стану лунным светом,
Для тебя я стану жарким летом,
Солнцем на песке,
Птицею в руке
Я останусь для тебя…
Лешка бросил нечаянный взгляд в публику, увидел отца и словно весь изнутри осветился. Он не разглядел разгневанного выражения его лица, он понял только одно: папа приехал! Приехал, оставив работу. Потому что Лешка и его концерт для него все-таки оказались важнее дела. Разве мог он сделать сыну подарок лучше?
Батакакумба тем временем продолжала играть и петь - Леннон и Асисяй с гитарами наперевес, Джейн с маракасами и сидящий за ударной установкой Муромец. Волнение постепенно улеглось, и ребята уже вовсю кайфовали от своей музыки - пританцовывали, перемигивались и улыбались. Раскачиваясь в такт музыке, из-за кулис их подбадривала Куркова, а знакомый припев уже потихоньку подтягивала публика.
Кое-где уже загорелись в руках огоньки зажигалок и свечей, и причудливое мерцание ярких огней во тьме издали напоминало теперь звездное небо...
Лешка: Видишь, как на плечи
Золотой туман ложится…
Саша: Слышишь, как над нами
Тихая луна кружится…
Вместе: Запомни этот вечер,
Он повторил признание мое…
Для тебя я стану лунным светом…
«… замком на песке, птицею в руке» - подхватил вместе с солистами весь зал….
Одни лишь баба Соня и ее сын не получали удовольствия от того, что сейчас делали на сцене Саша и Лешка. Баба Соня не могла справиться с волнением и тревогой, а Сергей Андреевич, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, дожидался конца выступления.
Когда песня закончилась, Сергей Андреевич встретился глазами с сыном, повелительно показал ему взглядом за кулисы: «А ну-ка, выйдем!» - и первым решительно двинулся в указанном направлении. Баба Соня лишь на мгновение выпустила спину сына из виду, но когда вновь взглянула в его сторону, то обнаружила, что его место было уже занято кем-то другим.
- Папа, - выскочив со сцены, шепотом закричал обрадованный Лешка. Перед следующим номером у него была небольшая пауза. – Все-таки вырвался…
Он бросился, было, отцу на шею, но Сергей Андреевич его оттолкнул.
Мальчик в недоумении замер, отступил на шаг и сжался.
- Что случилось?
- Случилось то, что мой сын стал вором, - тихо, но очень грозно и внятно произнес отец. – Ну, и как прикажешь мне с этим жить?
- Я ничего не крал, - вспыхнул Лешка. – Ты же сам сказал, что эти деньги мои…
- Мы договорились, что ты не будешь ими распоряжаться, - перебил Сергей Андреевич. - Пока! Или договор у нас в семье уже ничего не значит?
- Я их взял, потому что… - мучительно подыскивал нужные слова Лешка, - так было нужно…
Он показал на сцену:
- Мне пора… Давай поговорим после!..
- Нужно?! – закричал отец. – Десять тысяч долларов? Кому?!
Поглощенные разговором, Жданкины не замечали, что петличный микрофон на груди Лешки усиливал и разносил этот семейный скандал на все заполненное людьми пространство. Зрители, подняв головы, вслушивались. Асисяй, Леннон, Саша и Джейн на сцене, не переставая играть, украдкой бросали за кулисы тревожные взгляды. Переполошенная Куркова двинулась к месту происшествия. Но, чтобы попасть в противоположную кулису, ей предстояло обежать вокруг публики - у сцены не было задника…
Достоевский и Говорилыч переглянулись.
- Огонь!.. – прошептал Говорилыч. – Олег, ты понял?
Олег Иваныч кивнул. Он не выглядел удивленным. Кто такой Огонь, он уже знал от бабы Сони, но обещал хранить тайну и обещание свое сдержал.
- Огонь! – словно один человек, ахнул партер, заполненный ребятами из лагеря «Полоса препятствий».
- Огонь! – переглянулись на сцене «полосатые».
- Кому ты отдал эти деньги? – летели над рядами зрителей раскаленные слова Сергея Андреевича. - Бродячим собакам? Или кружку мягкой игрушки? А если они срочно, позарез понадобились мне? Тогда что?!
- Пап, я хочу, чтобы… Ну, если мне хорошо, то и моим всем… было по кайфу, понимаешь?
- А я хочу, чтобы ты вырос честным и разумным человеком, понимаешь? Чтобы ты умел держать слово. Это ты понимаешь?!
- Нет! Ты хочешь, чтобы я стал таким же, как ты! – голос Лешки вдруг окреп, стал тверже. - Но я не могу… Ты ведь не хочешь, как я!.. И не можешь… Пап, ты – умный, клевый… Ты одеваешься… Классно рулишь… Ты красивый… И я тебя очень люблю, даже уважаю… Но, извини, ты со своим бизнесом про все на свете забыл!
По тихой и недавно безмятежной глади зрительного зала словно пробежали волны. То тут, то там начали раздаваться смешки и возгласы. Батакакумба, с тревогой глядя на взбудораженную публику, заиграла еще громче, чтобы заглушить звучащую в эфире ссору, но это им не удалось.
- Ты когда последний раз смеялся? – звенел наполненный болью голос Лешки. – Когда мы жили на первом этаже и мечтали купить «Жигули», ты был веселый. А теперь у тебя все время такое лицо… как будто у тебя живот болит! Я для мамы хотел про тебя кино снять… Ну, чтобы она поняла, какой ты суперский… И не смог!
Лешка уже не искал слов, они словно рвались из него наружу.
- У тебя один маршрут – дом, гараж, офис! Или офис, гараж, дом! И декорации одни и те же: морозильники – сейф, сейф – вентиляторы… А из друзей – телик, компьютер – и все… Все! Ты один! Один, папа!
- Как это - один? – опешил Сергей Андреевич. - А ты? А бабушка?!
- А друзья!? – криком закричал Лешка. – А мама?!
В шестом ряду партера Мария Николаевна закрыла глаза, опустила голову, чтобы никто не разглядел ее пылающего лица, и стала завязывать шнурок на кроссовке.
Отец смотрел на Лешку, и весь его педагогический пыл вмиг куда-то улетучился. Он как-то сник и даже стал казаться меньше ростом.
Батакакумба перестала играть, на сцене и в публике стало тихо.
- Пап, а эти деньги я еще раз отработаю, хочешь? – произнес в этой тишине Лешка. – Прямо сейчас! Тебе нужен рекламный слоган для душевых? Пожалуйста, бери! Бесплатно: «ПУСТЬ НАШИМ ДУШАМ НЕ БУДЕТ ДУШНО!!!»
Эта фраза эхом пронеслась по пустырю над притихшими зрителями, долетела до леса, реки и церкви и вернулась обратно.
Сергей Андреевич хотел сказать что-то простое и душевное, но у него внезапно перехватило горло. И губы вдруг задрожали – точь-в-точь как у Лешки. И тогда он шагнул вперед – и обнял сына…
И тут послышался рев мотоциклов. Стремительно приближаясь, он нарастал и становился все громче. По улице, примыкающей к пустырю, мчались четыре мотоциклиста - пыль столбом, кожаные костюмы, забранные шлемами лица…
«Черные всадники» на бешеной скорости ворвались на площадку и, резко затормозив, остановились. Это появление было тем более угрожающим и зловещим, что за спинами незнакомцев висели черные чехлы, очень похожие на те, в которых переносят оружие...
Публика, готовясь к чему-то опасному, напряженно замерла. Достоевский встал, махнул рукой. И по этому знаку со своих мест начали подниматься инструкторы. Несколько мгновений – и они выстроились живой изгородью между зрителями и незваными гостями.
- В чем дело? – нарушил тишину басок Достоевского.
И тут один из мотоциклистов сорвал с себя шлем, и все увидели… сияющее розовощекое лицо Вована. И вслед за ним его примеру последовали остальные – Скип, Ник и Сэм.
- «Биг Маза!» - ахнул в микрофон Асисяй. И отступил вглубь сцены…
- Ну всё, это конец, - прошептал Леннон.
Батакакумба растерянно переглянулась. Появление на их концерте группы их заклятого врага Шарнина не предвещала ничего хорошего. А вот публика, ничего не зная о противостоянии «Полосы» и «Биг Мазы», взорвалась аплодисментами – группу в области хорошо знали и любили…
«Бигмазовцы» выбежали на подмостки, на ходу расстегивая чехлы и доставая из них гитары.
- Привет, пацаны! – улыбаясь во весь рот, заговорил в микрофон Вован. – Как дела? А мы тут проезжали мимо и вдруг слышим – о, чё-то знакомое поют… Кира, салют! – помахал он Курковой. – Может, устроим маленький сейшн? Репертуар-то у нас, типа, все равно один…
Зал заревел от восторга. Батакакумба с облегчением вздохнула: предложение сыграть вместе нравилось ей куда больше криминальной разборки…
- Зажига-ай! – заорал Леннону Скип.
И тогда, счастливый от такого неожиданного поворота событий, Леннон ударил по струнам и запел:
Сквозь солнечный свет,
Сквозь сонный рассвет
Рождается звук,
Как твой сердца стук.
Услышу звук…
Он будет в веках,
Он дышит пока…
Припев тут же подхватила не только «Биг Маза», но и все «полосатые», и весь зал. На сцену выбежали Лешка, его с двух сторон схватили за руки Саша и Джейн.
Куда ты идешь?
Возьми и меня с собой!
Я стану твоей судьбой,
Я стану собой…
Когда мы уйдем
По зову волшебных рук,
Останется сердца стук,
Останется звук…
Ким Ир Сен капала Курковой в стаканчик валерьянку. Появление «черных всадников» явно стоило режиссеру нервов. Оправившись от испуга, она вынула мобильник.
- У тебя коммерческий канал фурычит? – спросила она кого-то в трубку. – Магнитной руды под тобой нет? Тогда врубай скорей восьмую кнопку…
…Шарнин, который смотрел по областному каналу новый альбом «Биг Мазы», переключился на коммерческий.
- Что за черт? – опешил продюсер.
На мгновение ему показалось, что он бредит. «Полоса» и «Биг Маза» вместе исполняли ту же песню, что шла и по областному каналу. Но с какой разницей! Вместо привычной мрачновато устрашающей манеры «бигмазовцы», в унисон «полосатым», играли легко, воздушно и мощно…
Погаснут огни,
И снова одни
Встречая рассвет,
Услышим ответ,
Услышим звук
Ночных городов, уснувших цветов.
- Это вторая часть Марлезонского балета! – услышал Шарнин в трубке голос Курковой. – Смотри внимательно! Никого не узнаешь?
И отключилась.
Шарнин сидел, тупо уставившись в телеэкран. Это был проигрыш. Первый в его жизни. И, скорее всего, не последний…
…Увидев на экране мониторов «Биг Мазу», Самсонов бешено зааплодировал, забыв, что находится за тридевять земель от места концерта.
А шелест свечи
О чем-то смолчит…
- «Биг Маза»! – ахнула сотрудница. – Откуда они там взялись?!
- Откуда, откуда… Гениальный режиссерский ход! – с такой гордостью, словно он был отцом Курковой, небрежно отвечал Самсонов. – Надо уметь подбирать кадры!
Совместный концерт «Биг Мазы» и «Полосы препятствий» превратился в настоящее супершоу. Зрители неистовствовали. Музыканты обеих групп были в ударе. Димка улыбался – группа играла так, как он мечтать не мог. Голоса «полосатых», усиленные присоединившимися к ним «бигмазовцами», подхватили воспитанники Достоевского, а следом – и все остальные зрители.
Баба Соня, обняв сидящего рядом сына, что-то шептала ему на ухо. По лицу тети Ани текли слезы. Мама Лешки, Костя и Куркова, образовав отдельную группку, счастливо улыбались, подняв над головой пальцы, сложенные буквой «V» - знак, символизирующий победу, - «Виктория»!
Куда ты идешь?
Возьми и меня с собой!
Я стану твоей судьбой,
Я стану собой…
Зал и сцена пели в едином порыве. И это было одно из тех счастливых событий, которые случаются в жизни только один раз…
Когда мы уйдем
По зову волшебных рук,
Останется сердца стук,
Останется звук…
Этим концертом в лагере «Полоса препятствий» завершился летний сезон. Первое полосатое лето для батакакумбы закончилось. Утром следующего дня ребята укладывали свои вещи в рюкзачки и чемоданы, обменивались адресами и собирались у автобуса, чтобы отправиться в обратный путь. Все они надеялись на встречу друг с другом и Достоевским здесь уже в ближайшие летние каникулы, и обещали приложить к этому максимум усилий. А Сайкин-Достоевский в свою очередь уверял «полосатых» в том, что все их ожидания непременно сбудутся, если они не перестанут ждать, надеяться и верить.
