Глава 18. Pov Доминика

После ухода Яна закрываю дверь, возвращаюсь в свою комнату, и устало опускаюсь на кровать.
Вспомнив обозлённое лицо мальчишки, усмехаюсь. Забавный он. Ревнует своего брата, бесится, но боится признаться Стасу в своих чувствах.

Я бы тоже хотел как он. Любить…
Не знаю, когда последний раз испытывал данное чувство? Я даже понятия не имею с чем его можно сравнить.

Я не из тех детей, которые были обделены любовью и заботой. Нет, как раз напротив. Изначально со мной сюсюкались, меня чуть ли на руках не носили. Но всё это было не то, фальшивка. Я для родителей был лишь гарантом реализации их цели, ничего большего.

Меня любила только бабушка. Лишь с ней я мог улыбаться искренне и по-настоящему. С ней я ел, не принимал наркотики. С ней я жил.
Жаль, что в нашем мире у тебя не так много людей, которым ты по-настоящему нужен. Как оказалось, у меня только один.

Тяжело вздыхаю и закрываю глаза, пальцами вытирая выступившие слёзы. Я теперь часто плачу.
В этом и есть вся сущность анорексии. Она вытягивает из тебя все соки. Сначала тебе по кайфу твоя болезнь, так как голод – это наркотик, которым ты наслаждаешься. Без него уже не жизнь, всё вокруг теряет краску и цвет. Ты погружаешься в серый мир, пытаешься вернуться к истокам. В такие минуты ко мне приходит Мия. Она – моя дверь в иной мир. В мир ненависти к себе, предательства и обречённости.
Анорексия и Булимия неотделимы для меня. Они единое целое. Ана, Мия и Голод – пазл моей смерти.

Истерично смеюсь, тянусь за пепельницей и сигаретами. Щёлкаю зажигалкой. Затягиваюсь.
Легче не становится. Горло после рвоты саднит, и привкус дерьмовых сигарет ещё больше усугубляет моё положение. Но мне всё равно. Разве это сейчас так важно?

Тяжело вздыхаю, снова вспомнив про Яна. Я согласился на его предложение. Боже, я действительно такой жалкий каковым пытаюсь казаться?
Никогда бы не подумал, что смогу стать таким. Я потребитель. Пиявка. Живу за счёт того, что порчу людям жизнь.
Ну да, испортил жизнь себе, испорти другому – золотое правило.

Наверное, теперь Стас ко мне больше не зайдёт. Если честно, то мне жаль, да и дело не в деньгах. Вернее не только в деньгах. Он разбавлял мою пустоту, позволяя мне не срываться как можно дольше.
А теперь нет ни денег, ни Стаса. Есть только еда, которая сводит меня с ума.

Если подумать логически, то для нормальных людей моя жизнь покажется слишком странной, наверное, даже сумасшедшей. Но я разве здоров? Какой нормальный человек будет морить себя голодом, а потом побежит к холодильнику, съест все продукты оттуда и пойдёт блевать?

Я веду себя омерзительно, но иногда мне доставляет удовольствие такой ход событий. Ана делает меня сильней, а Мия показывает мне, что я ещё не идеален, что я слаб и беспомощен.
Иногда мне кажется, что нагибаясь над туалетом, я пытаюсь выблевать не еду или свои органы, а внутренних демонов, которые желают свести меня с ума. Или уже свели.

Говорят, что анорексия у мужчин – это одна из стадий шизофрении. Так может уже пора заказать койку-место в психушке?

Истерично смеюсь и тушу сигарету. Всё-таки я придурок, самый настоящий идиот. Я ведь ничем не болен, и у меня всё хорошо.
Я не глупая девчонка, которая весит сорок килограмм, смотрит в зеркало и видит там жирную уродину. У меня всё не так. Я отчётливо вижу сорок пять килограмм живого веса, вижу себя…И ненавижу. Ненавижу эти губы, глаза, эту родинку на подбородке. Иногда хочется схватить кухонный нож и исполосовать себе лицо. Но я понимаю, что так делать нельзя. Потеряю товарный вид, как говорится.

Но самое странное не то, что я себя ненавижу, а за что именно. Я красивый, отрицать это глупо. С деньгами у меня тоже практически всегда всё в порядке, по крайней мере, я могу их достать. От недотраха не страдаю. Что тогда? Чего мне не хватает?

Анорексия – синдром отличниц. Да, я всегда стремился к совершенству, но прекрасно понимал, что мне его не достигнуть. Я всего лишь человек и не могу быть идеален во всём. Тем более мой отказ от еды был просто показательным выступлением, которое впоследствии стало смыслом жизни.

Наверное, моя болезнь – это ни желание стать лучше, даже ни попытка привлечь к себе внимание родителей. Ана – это мой уход от реального мира, голод – это мой идеал, тот, кого я люблю больше всего на свете, а Мия…Мия – это мой путеводитель в реальную жизнь, моя капсула вечной боли и одиночества.

Совсем неожиданно звонит телефон, тем самым выводя меня из своих не очень-то радужных мыслей.
С тяжёлым вздохом поднимаюсь и подхожу к окну, беру лежащий на подоконнике мобильный телефон и раздражённо морщусь. Звонит отец – человек, с которым мне меньше всего хочется разговаривать.

Сначала намереваюсь сбросить, но потом решаю, что отец может оценить мой сброс вызова как-то не так и лишить тех денег, которые мне высылают. А я и так без работы, так что рисковать не стоит.

- Здравствуй, любимый папочка, - ядовито произношу я, - ты соскучился? – Если честно, я удивлён, что он мне звонит. Я с предками общаюсь раз в два месяца, и обычно разговариваю с матерью, а не с ним. Король снизошёл до простолюдина?
- Не язви, - хрипит в трубку отец. Его голос по-прежнему стальной и грубый, но сейчас какой-то бесцветный, потерявший свою краску и холодность.

В этот момент моё сердце болезненно сжимается. Почти никогда не слышал, чтобы он так говорил. Лишь один раз, когда умерла бабушка…

- Пап, что-то случилось? – осторожно спрашиваю я, пересохшими от волнения губами.
- Доминик, приезжай, пожалуйста...мама умерла…- трубка падает из моих рук, слышу, что отец что-то говорит, кричит, а потом длинные гудки и тишина…
В тот день я окончательно слетел с катушек.