Религиозные представления в основаниях науки

Становление новоевропейской науки проходило в религиозном кон­тексте. В § 8.3 уже говорилось о важном воздействии идей Реформации на формирование математического естествознания. Вообще для деятелей научной революции научное познание было наполнено высоким религиоз­ным смыслом. Религия давала им абсолютную точку отсчёта для развёр­тывания научного проекта. Христианское мировоззрение, проникнутое верой в совершенное и гармоничное устройство мироздания, а также да­вавшее убеждённость в способности человека как образа и подобия божьего приблизиться к правильному пониманию замысла Творца, созда­вало для них необходимую и незаменимую идейную поддержку. В. Гейзенберг, ссылаясь на исследования К. фон Вайцзеккера, подчёркивает, что основа доверия к математическим структурам, которое было присуще И.Кеплеру, Г. Галилею и другим деятелям научной революции, была рели-

гиозной; для них математическая физика являлась непосредственным от­ражением божественных творящих идей¹.

В последующий период для представителей новоевропейской науки была характерна сложная динамика убеждений. Начиная с эпохи Просве­щения личные воззрения и настроения учёных были весьма различными — от откровенно атеистических до глубоко религиозных. Но общая траекто­рия мировоззрения учёных, конечно, шла на снижение религиозного па­фоса. Однако, по-видимому, не стоит считать именно науку проводником и генератором атеистических идей. Ведь с эпохи Просвещения всё общество в целом, все культурные сферы были вовлечены в интенсивный процесс секуляризации, утраты религиозных начал.

Можно ли сказать, что основания науки являются религиозно индиффе­рентными? По-видимому, это заявление было бы не совсем точным. Дело в том, что, в строгом смысле, основания науки не могут быть эксплициро­ваны к чему-то однозначному. Ранее уже неоднократно говорилось, что наука не представляет собой концептуального монолита. Учёные расходят­ся во взглядах даже по внутренним теоретико-методологическим вопро­сам. Поэтому говорить о едином отношении науки в целом к религиозным установкам не приходится. Как отмечалось в § 9.1, не существует какого-либо однозначного научного мировоззрения и одни и те же результаты на­учного поиска подлежат совершенно различным интерпретациям. Подчерк­нём ещё раз, что вопрос о началах бытия является метафизическим. Ограниченный опыт науки не позволяет ей рассуждать о мире в целом. Кон­текст оснований науки весьма диффузен; он допускает самый широкий круг различных представлений, в т. ч. и представлений религиозного характера.

Потребность современной науки в религиозной идее?

Что касается настроения современных учёных в отношении религии, то они тоже весьма различны. Впрочем, наблюдается некая закономер­ность, согласно которой представители более созерцательных разделов науки (прежде всего физики-теоретики) более склонны к религиозным настроениям, чем учёные-практики (скажем, представители технических или медицинских наук). Тем не менее, после длительного расцвета просве­щенческой идеологии сегодня наблюдаются признаки некоторого измене­ния мировоззренческих тенденций.

Многие учёные ныне с готовностью откликаются на различные гипоте­зы и идеи, явно вовлекающие в обсуждение религиозных тем. Например, оживлённые дискуссии в своё время вызвал т. н. антропный принцип (Дж. Бар­роу, Ф. Типлера в «Антропном космологическмом принципе» (1986).

¹ Гейзенберг В. Шаги за горизонт. М., 1987. С. 232-234.

Согласно этому принципу (в различных версиях) архитектоника мира да­леко не случайна; значения фундаментальных констант как бы подогнаны друг к другу самым тщательным образом, так, чтобы стала возможной жизнь и в конечном счёте существование человека. Иными словами, струк­тура мироздания оказывается центрированной на человеке, продумана настолько, чтобы обеспечить для него условия существования. Этот аргумент привлекателен для тех, кто видит в нем свидетельство (или даже научное доказательство) наличия божественного разума. Но обсуждение антропного принципа показало, что проблема здесь вновь упирается в не­однозначность интерпретации, т.к. этот же факт можно толковать и по-дру­гому — как доказательство потенциала самоорганизации природы, наличия в ней эффективных механизмов саморегуляции и креативности. Как тракто­вать одни и те же явления, зависит от личной позиции учёного.

Вообще в последние десятилетия заметно возросло количество книг и статей, написанных учёными на религиозные и метафизические темы. В этом ряду известность приобрели работы физиков Ф. Капры «Дао физики» (1975), Д. Бома «Целостность и внутренний порядок» (1980), Э. Вигнера, Дж. Уиллера, А. Янга и др. В них проводятся параллели между современной наукой и учениями Востока, древней философией, мистическими концеп­циями и т.п. Существует обширный фонд литературы, критикующей карте­зианский механицизм и прочие установки традиционной науки, пытающий­ся выйти к некоему холистическому мировоззрению, совмещающему научное и вненаучное (религиозное, мифологическое, паранаучное) знание. Это показывает, что многие учёные и философы сегодня пытаются найти да­леко идущий новый синтез философии, науки и религии. Причина таких настроений коренится в известной однобокости науки, в её мировоззренче­ской незавершённости. Научное устремление требует для своей полноты какой-то высшей, ведущей идеи, которую сама наука сформировать не может. Назревшая и обсуждаемая сегодня потребность науки в новом миро­воззренческом синтезе указывает на то, что научному познанию нужна высокая метафизика, прежде всего религиозная идея.