Во время путешествия Задига в Бассору жрецы звезд решили, что его надо
покарать. Драгоценные камни и украшения молодых вдов, которых они
отправляли на костер, принадлежали им по праву, и им казалось
недостаточным даже сжечь Задига за злую шутку, которую он с ними сыграл.
Поэтому они обвинили его в еретических взглядах на небесные светила и
поклялись, что слышали, как Задиг утверждал, будто звезды не заходят в
море. Это ужасающее кощунство привело судей в содрогание; они едва не
разорвали на себе одежды, услышав столь нечестивые слова, и, без сомнения,
сделали бы это, будь у Задига чем заплатить за них. Теперь же, в припадке
скорби, они удовольствовались тем, что присудили его к сожжению на
медленном огне. Сеток в отчаянии пустил в ход все свое влияние, чтобы
спасти друга, но тщетно: его вскоре принудили замолчать. Молодая вдова
Алыяона, обязанная Задигу жизнью и так сильно привязавшаяся к нему, решила
спасти его от костра, отвращение к которому он сумел ей внушить. Она
обдумала свой план, не говоря о нем никому ни слова. Казнь Задига была
назначена на следующее утро, таким образом, в ее распоряжении была ночь. И
вот что сделала эта великодушная и разумная женщина.
Надушившись и надев самый роскошный и самый изящный наряд, придавший ее
красоте еще более блеска, она попросила личной аудиенции у верховного
жреца звезд. Представ перед этим почтенным старцем, она повела такую речь:
- Старший сын Большой Медведицы, брат Тельца, двоюродный брат Большого
Пса (таковы были титулы этого духовного лица), я жажду поверить вам свои
страхи и сомнения. Я очень боюсь, что совершила ужасный грех, не
последовав на костер за моим дорогим супругом. В самом деле, что мне было
беречь? Это тленное и уже увядшее тело? - С этими словами она откинула
длинные шелковые рукава и обнажила свои прекрасные, ослепительно белые
руки. - Вы видите, на них даже смотреть не стоит, - сказала она.
Но верховный жрец считал, что, напротив, очень даже стоит. Его глаза
выразили это, а уста подтвердили.
Он стал клясться, что в жизни не видал таких пленительных рук.
- Увы, - сказала ему вдова, - руки, может быть, еще не так плохи, как
остальное, но согласитесь, что о груди совсем уже не стоило жалеть. - И
она открыла самую соблазнительную грудь, какую когда-либо создавала
природа. Розовый бутон на яблоке из слоновой кости в сравнении с ее грудью
казался бы мареной на самшите, а свежевымытые ягнята - грязно-желтыми.
Эта грудь, большие черные глаза, томно сиявшие и полные нежной страсти,
щеки, розовые, как кровь с молоком, нос, нисколько не напоминавший башни
горы Ливанской, губы, скрывавшие в своей коралловой оправе великолепный
жемчуг Аравийского моря, - все это так подействовало на старца, что ему
стало казаться, будто он снова двадцатилетний юноша. Он пролепетал ей
нежное признание. Видя, как он воспламенился, Альмона стала просить о
помиловании Задига.
- Увы, прекрасная дама, - сказал верховный жрец, - если я и соглашусь
простить его, это ни к чем)
не приведет, так как помилование его должно быть подписано тремя моими
собратьями.
- Все-таки подпишите, - сказала Альмона.
- Охотно, - отвечал жрец, - но с условием, что за мое потворство вы
наградите меня вашей благосклонностью.
- Вы оказываете мне слишком большую честь, - сказала Альмона. - Если
пожелаете прийти ко мне, когда зайдет солнце и блестящая звезда Шит
появится на горизонте, вы найдете меня возлежащей на розовой софе и
сделаете с вашей служанкой все, что вам заблагорассудится.
Она вышла, унося с собой бумагу с его подписью.
Старец, томимый любовью и недоверием к своим силам, остаток дня
употребил на омовения; выпив напиток, составленный из цейлонской корицы и
драгоценных тидорских и тернатских пряностей, он с нетерпением ожидал
появления звезды Шит.
Между тем прекрасная Альмона отправилась ко второму верховному жрецу.
Этот стал уверять ее, что солнце, луна и все небесные светила не более как
блуждающие огоньки в сравнении с ее прелестями. Она попросила у него той
же милости, а он у нее - той же награды.
Альмона дала себя победить и назначила свидание второму верховному
жрецу при восходе звезды Альджениб От него она отправилась к третьему и
четвертому, получила от каждого подпись и назначила им свидания ил восходе
других звезд. Возвратившись после того демон, она попросила судей прийти к
ней по очень важному делу. Судьи пришли, она показала им четыре подписи и
объяснила, за какую цену жрецы продали помилование Задига. Потом явились
жрецы, каждый в назначенное ему время, и очень изумились, застав своих
собратьев, а в особенности увидев судей, перед которыми был обнаружен их
позор. Задиг был спасен. Сеток же, восхищенный находчивостью Альмоны,
женился на ней.
Облобызав стопы прекрасной своей избавительницы, Задиг удалился.
Расставаясь, они с Сетоком плакали, клялись в вечной дружбе и обещали, что
тот из них, кто первым достигнет славы и богатства, известит об этом
другого.
Задиг направился в сторону Сирии, непрестанно думая о несчастной
Астарте и размышляя о судьбе, которая так упорно преследовала его, играя
его жизнью.
- Как! - говорил он. - Я получил четыреста унций золота за то, что
видел, как пробежала собака! Я был присужден к смерти через усечение
головы за четыре плохих стиха во славу короля! Едва не был задушен, потому
что королева носит туфли такого же цвета, как и моя шапка! Отдан в рабство
за то, что помог женщине, которую избивали, и чудом избежал костра, на
котором меня хотели сжечь за то, что я спас жизнь всем юным арабским
вдовам!