Тут псалтирь рифмотворная 16 страница

И для такова исправления надлежит в бурмистры выбирать людей не весьма богатых, но средней статьи, токмо разумных и правдолюбивых и в делах проворных и кои бы были не пьяницы и чтобы всем городом положить на них свидетельство, что они люди добрые и радетельные, и правдивые, и от управления их толк будет.

И, выбрав таковых людей, учинить им жалованье годовое и если сверх настоящего сбора неусыпным своим радением приберут излишнее, то за тот прибор дать ему сверх его оклада со всякого приборного рубля по гривне. И те деньги за излишний прибор по гривне с рубля вычитать им из своих сборов, и тот свой прибор именно записывали бы в книгу и что кому выйдет гривенных денег, записывали бы прямо. Також де буде и целовальник кой у отмерянного ему на продажу питья сверх продажной цены принесет излишнее, и из того лишнего числа давать им за их раденье половину. И те излишние примерные деньги в настоящей книге записывать подлинно и что из них дано целовальникам тут же под статьей записывать неотложно.

И бурмистрам настоящее свое жалованье, кому каково положено будет, брать бы им по все годы самим из своих сборов и записывать в расходную книгу именно.

А буде им за жалованьем своим ходить за судьями и за расходчиками по-нынешнему, то уже правде быть нельзя, для излишних расходов будут лгать.

И в таковом управлении вельми питейные сборы будут споры, потому что ни у чего передачи не будет и потери излишней никакой не будет же и ничего он непрочно делать не будет и что им в жалованье дастся, возвратится с лихвою. Я чаю, что из одного припену* выберут свое жалованье, а настоящие питейные деньги все будут целы и всякое дело будет у них споро и прочно.

Еще и от сего интереса Ц. В. гинет много, что помещики сбору казны Его И. В. не помогают, но еще и препятствие чинят. И в коих пристойных местах по Его И. В. указу велено кабаки построить и собирать бурмистрам и целовальникам питейную прибыль и где уже построены были, помещики их разорили и сборы остановили. Василий Дмитриевич Корчмин, хотя и добрый человек и великому государю верный слуга, однако и он в сем вельми погрешил, ибо в Волонецком погосте до его владения была питейная стойка построена и рублей по сто и больше на каждый год на ней собиралось, а ныне приказной его человек с питьем в ту стойку не пускает и в государевом погребе ставит свое питье и от того у великого государя рублей по сто и больше пропадает. А иные помещики и такие есть, что и целовальников бьют, и питье отнимают, и посуду разбивают, и по такому их озорству стали они быть государю своему противники, а не слуги. Чем было им государю своему радеть и в собрании казны чинить подмогу, а не остановку, то они бедные забыли, что самая истинная земля, коя и под ними самими, не его, но великого государя, а и сами они не свои, но его ж величества, а страха на себе ни малого не имеют. И такое препятствие чинится в мелких помещиках, а о сильных лицах и спрашивать нечего. Те и ногою ступить на ту землю, коя под его временным владением, с питьем государевым не пускают. И в больших своих вотчинах построены у них свои кабаки и называют их кваснями и под именем квасни продают явно пиво, а вино продают потаенно.

А питейная прибыль - самый древний интерес Ц. В., а не помещичий. И если всесовершенно у всех помещиков самовластно их отнять и во всех вотчинах по пристойным местам построить кабаки, то прибыли питейной тысяч по сотни или и больше в год прибудет.

А буде же по-прежнему Его И. В. указу вино дворянам курить запретить и клейменые кубы и котлы отставить, то чаю, что по двести или по триста тысяч рублей на каждой год прибудет у питейной продажи.

А если какой самый сильный человек будет просить, чтобы их квасни не разорять и торговать бы пивом им на себя, то повелеть года на два-три посадить за питьем верных целовальников или бурмистров и что они соберут, то впредь можно из наддачи и им на откуп отдать и брать с них откупные деньги по договору с торга, а чтобы по-прежнему самовольством им своим владеть отнюдь не давать, понеже под всеми ими земля вековая царева, а помещикам дается ради пропитания на время. Того ради царю и воля в ней большая и вековая, а им меньшая и временная и не токмо питейною продажею им самовольно владеть, но и землею без платы не можно им владеть. А буде кто похочет питьем владеть, тот да даст с питейной продажи откуп с вольного торга, понеже прибыль суть царского интереса, и того ради никому вступаться в нее не надлежит.

А дворяне и мелкие статьи многие, накурив вина, в деревнях своих продают, а иные, и в города привозя, продают и тем питейной сбор вельми повреждают. А если клейменье отставлено будет, то и продажи у дворян винной не будет.

А чаю, что не худо бы и таможенных бурмистров жалованных же учинить, то чаю, что и у них прибыльнее сборы будут. И всякое попечение положить уже на них, да на магистратов и на земских бурмистров, и чтоб земские бурмистры над всеми сборами надзирали и по окончании года они бы таможенных и питейных бурмистров и целовальников считали и расходы бы их все сличали, чтобы тем вековым бурмистрам по-нынешнему от приказных людей излишней турбации* не было.

А целовальников земские бурмистры ко всяким сборам выбирали б погодно. И буде кой целовальник радетельным явится и в деле своем проворен будет, то и целовальника того можно жалованьем определить.

И если года три-четыре в целовальниках ревностно послужит, то уже может он и бурмистрскую службу служить.

И как что тем бурмистрам управлять надлежит, дать им пункты с полным расположением и о ведомостях определение учинить им прямое, без чего быть не можно, писать в ведомостях надобно, сколько в коем месяце собрано казны какой и сколько в расходе и сколько налицо.

А сколько от месяца в месяц оставшегося питья и что тому оставшемуся питью истинная или продажная цена, то самая излишняя турбация бурмистрам и прямому делу помешательство. И ныне и от недели в неделю пишут остатки и от того иного ничего нет, токмо питью в перемерках трата и писцам лишняя плата, а все идет из государевой ж казны.

По моему мнению, в ведомостях надлежит писать месячные одни перечни камерирам, чтоб им известно было, сколько в коем определении казны собрано и сколько в расходе и сколько налицо. И таковыми ведомостями можно управиться на трех строках, а не на трех листах.

А камерирам надлежит те перечни собрав, отсылать ведение в Камер-коллегию и вместо ста ведомостей послать токмо одну ведомость на одном листе. И в таковых ведомостях яснее будет зриться, сколько где собрано и сколько в расходе и сколько налицо, то только три статьи нужно в ведомостях писать.

И в нынешних ведомостях бурмистры более сбора пекутся о ведомостях, да и нельзя им не так делать, потому что приказные люди с принуждением на них того спрашивают, чтобы в ведомостях писали именно, сколько в неделе какого питья продано и сколько какого питья в другую неделю осталось и на сколько ценою. А когда месяц пройдет, то вновь все водки сличают и в таковых ведомостях бурмистры же, оставив дело, да за ведомостями трудятся.

Такие ведомости надлежит писать годовые, ради подлинного известия и ради счета после года, а не понедельно. Надобно то писать, в чем ему, великому государю, прибыль бы умножалась же и собранная казна даром бы не тратилась.

А буде кой бурмистр не согласно с данной ему инструкцией что учинит, то учинить ему штрафование великое и с наказанием, и с запятнанием, как о том уложено будет.

А буде ж учинит похищение государевой казны, то хотя и не смерть, а по наказании положить ему на лице клеймо, чтобы быть ему при армии вечно в черной работе.

А и земским бурмистрам нельзя быть без штрафа, дабы впредь таковых не выбирали.

А кои люди в купечестве, тех бы богатые к сборам в бурмистры отнюдь не выбирали, но надлежит им торговать и с торгов своих пошлину платить.

А буде у коих людей есть промыслы большие, а деньгами не довольны, и ради расширения того своего промысла востребуют денег взять из прибыли, то, смотря по промыслу, давать сот по пяти, шести и по тысячи и больше, чтобы промыслы купецких людей расширялись и промышленники бы богатились.

И о таких дачах послать во все города указы, чтобы торговым людям, у коих заводы промышленные есть, земские бурмистры из ратуши своегородным людям на промысел давали бы деньги, по промыслу их смотря, сотни по две-три.

А если у коих людей заведены заводы большие суконные, или полотняные, или бумажные, или стеклянные, или залежные или и иные, подобные сим, то таковым, если они люди добрые, а не моты и промышленники честные, усердные, для расширения промыслов давать и по тысячи рублей и больше.

И в тех дачах крепостей у крепостных дел не писали б, но записывали бы в закрепленную книгу, чтоб никакого излишнего расходу заемщику не было, потому что он на деньги даст на всякой год процент по определению уставленному. И в тех деньгах заемщик бы расписался и под его рукою подписались бы поручители. А буде дадут без рассмотрения того заемщика и взятые деньги он изгубит, то гибель тех денег взыщется не токмо на поручителях, но и на всем городе.

И, мнится, с больших промыслов больше шести рублей со ста на год не надлежит взимать, потому что у большого промысла множество людей питаться будут и то станет быть пополнение царственное.

А буде кто похочет взять на перехватку для покупки товара на месяц иль на два или и на три, то надлежит взимать со ста рублей и по рублю на месяц.

И тех прибыльных денег никуда б не отсылать, только отсылать ведомости, в коем году, в котором городе, сколько тех денег собрано будет. И тех прибыльных денег без подлинного указа, из Камер-коллегии присланного, никуда не отпускать, но токмо отдавать их на перехватку на малые месяцы.

И если изволение Ц. В. произойдет, что бурмистрам быть жалованным, то надлежит выбирать их из средней статьи; богатому если дать на год и пятьсот рублей, то он так не услужит, как молодший и изо ста рублей.

Богатый когда и у сбора какого будет, то он больше попечение будет иметь о своих собственных промыслах. А у коего больших промыслов нет, то он весь тут будет и о ином не будет много мыслить, но токмо то у него и на уме будет, как бы справить врученное ему дело.

О снискании питейной прибыли мое мнение так лежит, чтобы во всех порядках заново учинить.

Подрядчикам велеть вино ставить во все города неизменно самое доброе, чтобы из трех золотников* выгорал целый золотник, а просто молвить, чтоб в отвесе третья доля выгорала, а две доли б в весе оставалось. А жечь одним запалом, из весовой чашки не выливая, и чтобы то вино было самое чистое, чтоб в хрустальном сосуде светлости не замутило и запаху б пригарного в нем не было.

А и винное ведро лучше поправить и сделать его пространнее, чтоб вина доброго входило в него тридцать фунтов. И когда подрядчики к отдаче вино привезут и коя бочка по пробе будет годна, то прикинуть ее на вес и после порожнюю бочку взвесить и за взвесом явно будет, сколько в коей бочке вина было. И в таковом порядке у отдачи не будет вину никакого расхода и принимать будет поспешно и нетрудно. Одним днем можно бочек сто принять, и отдатчику будет спорее, потому что ни чанов, ни ушатов, ни ковшей мазать вином не станет и никакого расхода не будет.

А и вину продажную цену положить бы не по подрядной цене смотря, но по самому изволению Ц. В. Древний обычай был вельми неправилен, что буде подрядчики дорого цену вину поставят, то дороже и продавали, а буде подрядчики возьмут дешевле, то дешевле и продавали. И по такому уставу стали уставщиками цены мужики, а не судьи, а по здравому рассуждению надлежит вину цену уставить царским указом, а не мужичьим уставом.

И ради такова порядка во всех городах цена несогласная и тот устав, по моему мнению, был вельми противен И. В. самовластию.

Вину надлежит в продаже быть цене единоравной и неизменной, чтоб она была во всех городах равная. И если во всех городах цена вину будет едина и вино везде будет равное, то и сбор питейный вельми будет прибылен, потому что из города в город вина по прежнему возить не станут, но куда приедет, тут и купит.

А по самодержавной власти его и. в. надлежит во всех российских городах, в селах и в деревнях, кроме Сибири, цену иметь продаже неизменную, какова в Санкт-Петербурге, такова и в Москве и во всех городах и урочищах. А если у черкас* цены поднять не можно, то надлежит укрепить накрепко, чтобы там никто не токмо из купецких людей, но и дворяне и офицеры отнюдь, купив у них вина и табака, без указу в великороссийские города, ни в села, ни в деревни не провозили. И буде кто повезет вина больше ведра с собою, то тех штрафовать великим штрафом и с наказанием.

А буде кой бурмистр или целовальник испортит продажное вино и учинит его ниже уставленной пробы или и у подрядчика ниже пробы примет, то оштрафовать его великим штрафом и жестоким наказанием.

И если так уставится и нерушимо будет стоять, то никто никуда вина возить с собою не будет, потому что везде будет вино равно и цена одна. И того ради и сборы питейные во всех городах вельми размножатся, а людям провозного расхода будет меньше.

А о продажной цене вину как воля его и. в. будет, тому никто неизвестен, а, мнится, простого вина ведру цену можно положить, чтобы в продаже быть ему по три рубля, а в розницу по четыре алтына фунт, и если где подряд будет и по полтине ведро, а в продаже отнюдь цены не сбавлять.

А для совершенной верности в вине, чтобы воды не примешивали, у самих бурмистров и у целовальников во всех городах, в селах и в деревнях во всех стойках учинить маленькие весочки на железных цепочках, чтоб можно было в них вина или водки, один золотник отвесив, выжечь. Да у них же бы были ямбурского дела хрустальные фунтовые или полуфунтовые скляночки самые чистые, одна с пробою за камерирской печатью, а другая такая же простая. И буде коему купцу покажется вино или водка плоха, то влить то спорное питье в порожную склянку и поставить их с тою запечатанною склянкою и к свету посмотреть, и буде с тою пробною склянкою будет сходна, то нет в ней примеси, а будет свет с пробною склянкою не сходен, то примесь есть. И буде та проба ненадежно купцу иль целовальнику покажется, то для совершенного вероятия в вышеупомянутые весочки влить того спорного питья весом против трех проб. И буде у вина выгорит одна проба, то нет примеси, а у водки буде выгорят две пробы, а от выгари останется одна проба, то в водке той примеси нет же, а буде вес так не придет, то есть в нем порча.

И то освидетельствованное вино иль водку, запечатав, отнести к камериру и за ту примесь чинить наказание жестокое, как о том уложено будет. И за таким порядком никаким образом ни в вино, ни в водку воды иль чего иного будет невозможно примесить.

И если так устроено будет, то, я чаю, что тысяч сто по два-три и больше в год при нынешних сборах излишней прибыли будет. И та прибыль и в первом году означится, а впредь, чаю я, что и гораздо больше будет, а люди трезвее будут.

Я не знаю, почему многие судьи стараются о том, чтоб питье было дешевле и чтоб пили больше, а того не рассудят, что у трезвых людей во всех чинах и во всяких делах всякого исправления больше, а у промышленных промыслы гораздо будут больше. А у пьяных людей и у приказных все неспоро, а у мастеровых людей и спрашивать нечего, токмо от питья люди, а наипаче от заморского, в великое оскудение приходят и царскому интересу препятствие немалое от излишнего питья чинится.

А что сделали дворяне, чтобы им котлы клеймить и пошлины с них брать с четырехведерного котла по рублю на год, и донесли Его Ц. В., будто от того прихода будет сбору пополнение казне, и тем они государя своего оболгали. Сие можно и всякому разуметь, что тут будет прибыли больше, есть ли им вина не курить и котлов винокурных не было бы у них и следа.

И тем клейменьем оные дворяне вместо прибыли сделали ему, великому государю, убытку тысяч по десятку в год и больше, а себе к свободному винному курению ворота отворили. Ибо кто из них заклеймит котел, даст с него в год рубль, а годом выкурит вина ведер сотни три или четыре и буде продаст, то возьмет за него четыреста рублей и тою продажею великому государю учинит за тот данный с котла рубль убытку в питейной продаже рублей сто иль больше в год.

И за тем клеймением свободно стало быть и не заклейменными котлами курить вино. В Устрицком стане дворян сотня, чаю, есть, а слышал я от устрицкого комиссара, что в ведомстве его клейменых только три котла, а вино все рядом курят по лесам да по долам, а иные и по домам за именем клейменых котлов курят, ничего не опасаясь. И от той свободы питейные сборы весьма стали быть плохи.

А если клейменье отставить и всякому воеводе послать из города подьячего с солдатами и расходчика с деньгами и велеть у всех дворян котлы и трубы взять на государя и по настоящей цене за медь деньги заплатить, а олово и свинец и всякую грязь на огне выжечь, чтобы великому государю в том изъяна напрасного не было.

И взять у всех дворян сказки с подкреплением, чтобы им впредь посуды винокурной у себя отнюдь не иметь и, созвав людей и крестьян, сказать им явно, что люди их и крестьяне все ведали. Если, однако, после изъятия у кого явится винокурный куб или труба, то та посуда взята будет на государя, да на нем же взыскан будет штраф двадцать пять рублей или что уложено будет, а на дворовых его людях, сколько в доме его ни есть, за не извет взято будет по 5 рублей на человеке, а на крестьянах по два рубля с полтиною на каждом человеке.

А буде коего дворянина дворовый человек или крестьянин, видя у помещика своего винокурную посуду или трубу винокурную, да, пойдя, известит, то дано ему будет - дворовому человеку пять рублей, а крестьянину 2 рубля 50 копеек да от помещика свобода.

А для нужд их дворянских надлежит им учинить указ, чтобы брать им вина ведра по два иль по три на год, смотря по пожиткам или по чинам по подрядной цене, а для утечки и усушки приложить на ведро к подрядной цене по гривне или по две или как о том уложено будет.

Ибо если у дворян вина своего не будет, то и пить будут меньше, и по городам и по корчмам развозить не станут и приказным людям или мастеровым за работу вином давать не станут.

Я не знаю, что в том благодати или что добра, что много пить или до пьяна и людей поить. По моему мнению, ради здравия телесного полно человеку чарки* по три иль по четыре на день пить, то он будет бодр и здоров, а буде ради веселья, то можно и еще такое ж число приложить.

А безмерное питье ничего доброго не приносит, но токмо приносит ума расстройство, здравия повреждение, пожитков лишение и безвременную смерть.

А если кто постоянно будет пить невоздержно, то и всего себя погубит. И того ради всячески надобно постараться, како бы пьянства из народа поубавить.

И если великого государя изволение будет, что дворянам городовым брать вино с кабаков по подрядной цене, то надлежит сделать им оклад, по сколько ведер коим чинам в год вина брать по подрядной цене, и тот оклад, написав, разослать по городам, описав именно, коего города в уезде кои дворяне живут. И в тех городах по тем окладным книгам вино бы им по все годы отпускали по подрядной цене, и буде кто похочет сверх того указного числа, то уже брать ему по продажной цене. И ради раздачи дворянам вина учинить во всех городах на больших кабаках бурмистрам особые записные книги и ту дачу записывать именно с распискою и со свидетельством других дворян. И те свидетели к той записке во свидетельстве руки б прикладывали того ради, чтобы один человек дважды не взял.

И по окончании года в конце той книги написать всех и прозвания по чину азбучному, чтоб всякого дворянина сыскать можно было без замедления, сколько кой дворянин вина взял и кто у него были свидетели.

И те подлинные книги отсылать в Камер-коллегию. И буде явится у коего дворянина сверх указного числа вино излишнее, то взять на нем штраф за всякое ведро излишнее по 25 рублей, а на свидетелях по 5 рублей на человеке или как о том уложено будет.

А буде кой дворянин или и офицер, взяв указное вино и нелишнее, да кому продаст, то взять с него штраф надлежащий, а кто купил, и на том таков же штраф брать неизменно.

А буде же кто, купив вино, да донесет высшему того дела комиссару, то взять штраф на продавце, а купивший от штрафа свободен и вино за доношение отдать ему.

А буде подрядчик винный дворянин или купецкий человек продаст кому вина, или и в почесть даст, хотя приказным людям, или и в займы ссудит кого или примет у кого хлеб, да высидит* ему вина, то за всякое ведро взять штрафу на нем по 25 рублей, да ему ж учинить наказание, как о том определено будет.

А водку продавать самую нижнею ценой по шести рублей ведро, а фунт по две гривны, а среднею по полуполтине фунт, а крепкую аптекарскую водку*, цефаликовую и апоплектиковую, коя строится в 20 проб, по полтине фунт, а с сахарною приправою по 20 алтын фунт, которая строится в 16 проб.

А малиновые меды и смородинные и прочие, кои строятся из ягод без вина, продавать ведро по 40 алтын, а фунт по 4 копейки.

А меды вареные, чистые, кои подобны рейнскому, продавать ведро по 30 алтын, а фунт по алтыну.

А кои с вином строены такие ж ягодные меды продавать ведро по 60 алтын, а фунт по два алтына.

А ставленых белых медов продавать ведро по 20 алтын, а фунт по 2 копейки.

А пива самого доброго и густого продавать ведро по 20 алтын, а фунт по грошу.

А расхожего пива ведро по 15 алтын, а фунт по 3 деньги.

А явку* пивную, медовую и бражную, думаю я, что можно ее всю отставить для того, что брать ее беспокойно, а варильщикам не без греха, потому что сварит кто четверть, а объявит только одну осьмину, а кто сварит осьмину, а явит пол-осьмины, и то, стало быть, неправда и грех. И всякий человек сколько не явит, а сварит вдвое или втрое, а явится разве половина, а иной и не знает, куда ему явить.

А в явочной записке только одним подьячим пожива, а великому государю вельми не велик доход.

А если явку отставить, то все чины пива варить и меды ставить будут беспечно, потому что вынимать у них того питья никто не станет, и сварив, не станут торопиться, чтоб скорее выпить, но будут прочнее держать. И ради своего здравия станут по малому числу пить и грех тот минется, что лгать будет уже не для чего и клятвы в неправде не будут чинить.

А вместо тех суматошных явок и питейных пошлин наложить пошлину на хмель, на пуд хмеля по 4 рубля, а на фунт по гривне, то уже ни богатый, ни убогий, ни самый сенатор не избудет того платежа: захочет пива, купит и хмеля.

И за таким повелением всякого звания люди будут великому государю плательщики и домашнего своего варения даром не будут пить.

И если так уставлено будет, то сторицей прибыток при явочных пошлинах будет, потому что хотя кто четверик сварит, а платеж по варению своему положит.

И во все города послать его и. в. указы, чтобы в городах, в селах и в деревнях бурмистры таможенные и целовальники указ Его В. ведали, буде кто везет хмель, хотя и боярский, без выписи, то тот взять на государя бесповоротно.

А буде кто привезет хмель к записке, то записать его в книгу, а именно, чей он есть, и буде продажный, то осмотреть его накрепко, нет ли в нем песка и иной какой примеси, потаенного или худого хмеля нет ли внутри и не сыр ли он. И буде есть какая виновность, то взять его на великого государя безденежно.

А буде пороку никакого в нем нет, то взять с него пошлину торговую с цены по гривне с рубля да накладных по 4 рубля с пуда. А буде не продажный, но везет его про обиход боярский, и с того хмеля взять токмо одну пошлину накладную по 4 рубля с пуда, а хмель, добр ли он или плох, не досматривать, но каков он есть, таков и отпустить. Токмо на вес привесить, сколько его будет, и, записав в книгу, дать ему для проезда выпись и в выписи написать именно, что тот хмель не продажный, а накладная пошлина взята сполна. И буде кой хмель у них за обиходом будет и похотят его продать, то тогда взять с него одну торговую пошлину с настоящей цены по гривне с рубля, кроме накладных пошлин.

И сколько у коего бурмистра тех накладных пошлин соберется, записывать особо статьею.

А который порочный хмель взят будет на государя, и то взятие записывать в закрепленную книгу именно и отдавать те хмели на кабаки по настоящей цене без накладных пошлин.

Також де и с меда продажного брать пошлину торговую с настоящей цены по гривне с рубля, да накладных пошлин по сорока алтын с пуда, а кто везет про себя или про боярский обиход, а не на продажу, и с того меда брать пошлину по 40 алтын с пуда и записывать також де в закрепленные книги, и ту книгу иметь от купецких особливую. И сколько с хмеля и с меда непродажного накладных пошлин у коего бурмистра ни соберется, писать особливо статьею, а что соберется тех же накладных пошлин с купечества, и те писать особливою ж статьею, чтоб было известно, сколько в год тех накладных пошлин с хмеля и с меда собирается. И весь тот сбор десятинный и накладной управлять будут одни таможенные бурмистры.

А буде кой господин не похочет накладных пошлин с хмеля или с меда платить, то тот хмель и мед брать на государя, а им из сборных денег тем же бурмистрам выдавать деньги по настоящей цене, по чему в записке у купечества, токмо вычитать из тех денег за торговую пошлину гривенную.

А буде кто подрядится под хмель или под мед, чтобы поставить ему про царский обиход на дворец или и на кабаки, то тем подрядчикам дворцовым брать указы из дворца, а кабацким от камериров.

И где что они купят, и тамошним бурмистрам осмотреть тот хмель, не сыр ли он и нет ли в нем подмеси какой или стеблей и листа. И буде нет никакого порока, то привесить его и с покупной цены взять торговую пошлину гривенную, а накладной пошлины не брать и дать ему выпись. Також де и мед осматривать, нет ли в нем худого подмесу или мерлины*, и буде добр, то потому же взять с цены по гривне с рубля, а накладной пошлины не брать же и, привесив, отпустить с выписью. А в выписях писать именно, что оное куплено не на продажу, но на обиход дворцовый или кабацкий.

А буде кой хмель или мед явится с подмесом, и тот хмель или мед брать на государя бесповоротно, да на нем же взыскать штраф такое ж число, чего тот товар стоит.

А буде кой хмель или мед в таможне был и бурмистр выпись дал, а после де осмотрят лавочники или кто ни есть, что есть подмес, то взять штраф на том, кто выпись давал, за то, что он продавцу тому помирволил*.

В России изначала при великих князях и при первом российском царе Иоанне Васильевиче были деланы деньги из самого чистого серебра, на кости плавленного, чему явное свидетельство тои старые деньги, и ныне в мире обретающиеся.

А при царе Михайле Феодоровиче начали делать из ефимочного серебра, на кости не переплавляя.

А ныне иноземцы призывают, чтобы и в ефимочное серебро на дробные деньги прилагать меди большую часть.

А и я, хотя и самый мизерный человек, усмотрев то начинание, не мог утерпеть, чтоб не объявить о них, что в них пороку будет, в 718-м году написал доношение Его И. В. о тех ново начинающихся деньгах и изъявил, что такие деньги вельми к воровству способны и самое денежным ворам предводительство будет. И для подачи приходил я к господину Алексею Васильевичу Макарову и за жестокими караульщиками не получилось у меня то доношение его милости вручить. И поехал он к лекарственным водам, и так то доношение мое и осталось у меня, и я после того времени отдал курьеру Егору Сергееву, который в доме его, Алексея Васильевича, пребывает, и просил его, дабы по времени вручил ему. И вручил ли он то мое доношение ему, Алексею Васильевичу, или нет, про то не ведаю. И того ради в сей главе царского интереса умыслил изъявить и предъявил о той самой царской прибыли, которая ни из чего родится, токмо от изволения царского.

И о сем мнение мое так лежит, чтобы о денежном деле тщание великое приложить, отчего царские сокровища могут наполниться и народ пользу немалую воспримет.

И управлять им подобает твердым разумом, дабы пороку в них во веки не было и чтобы никто воровски сделать их не мог, и во установлении том ни малые б измены не чинить, но яко столпу быть неподвижно. И о сем не единым умом, но острыми и твердыми умами, а не ветреными, помыслить о них, како бы их устроить, дабы они прочны и непорочны и похвальны были.

И по моему мнению, зрится, лучше, чтобы серебряные деньги привести серебром в древнюю чистоту или и паче, чтоб денежного серебра ни в каковых вещах лучше не было.

Как у нас в России вера содержится христианская самая чистая, никакого примеса еретического неимущая, так треба и деньгам российским быть самым чистым без всякого примеса и чтобы им от всех иностранных превосходнее и от всех похвальнее быть, яко в мастерстве, так и в чистоте серебра.

И если великий наш монарх, всероссийский император, изволит против древних наших российских денег чистотою или и чище делать, то вновь в вечные роды будут они похвальны.

Иноземцы в своих иноземских деньгах сличают цену по положению в них материала, а не по власти королевской, они более почитают серебро и медь.

Мы же монарха своего почитаем как Бога и честь его строго храним и волю его все усердно исполняем. И того ради, когда же узрим имя Его Ц. В. назначено, то мы честно и храним. И под именем Его И. В. хотя медь, то и медь подобает полагать самую чистую без всякого примеса, буде же серебро, то и серебро самое ж чистое и беспорочное было б. Буде и золото, то золото бы уже оно и было самое чистое и честное, чтоб оно всех земель превозвышало. Мое желание к сему так лежит, чтоб так в червонцы* золото учредить, что выше султанских их поставить, дабы на весь свет, не токмо при жизни его, но и по смерти б монарха нашего имя славилось, то бы исправно во всех землях более султанских за них хватались, понеже червонцы нужны не ради торга или приобретения богатства, но ради самой сильной и прочной славы Его В.