Тут псалтирь рифмотворная 146 страница

Напротив того, коль велико должно быть удовольствие, коль восхитительна радость, оживляющая родителей и учителей при разлучении их со светом, когда видят они тех, которые поверены были их надзиранию, ходящих по пути мудрости и добродетели; когда представляют они их добрыми, полезными, благочестивыми человеками, гражданами, отцами, учителями, начальниками и подданными; когда помышляют они о благословенном влиянии своих мыслей и своего примера во всеобщее благополучие собратий; когда они могут самих себя почитать благодетелями сущего и будущего человеческого рода и при том основательную имеют надежду соединиться паки в лучшем мире с теми, которые в сем были им любезнее всех, и обще с ними наслаждаться плодами взаимной праводетельности!44 Какие чувствования! какие виды! коль богато будут они сим награждены за все свое старание и рачение; коль обильно заменятся им все суетные, преходящие удовольствия, которыми они должности своей пожертвовали! О, да вкусите все вы, занимающиеся воспитанием или которым предлежит оно, сладость наград сих, и да возбудит вас представление оных к беспрерывному прилежанию и совестнейшей верности в наблюдении сих святейших должностей!

Примечания

1 Одно из преимущественных сих сочинений, а именно: англичанина Локка рассуждения о воспитании, давно уже переведено на российский язык; но многие ли его читают?

2 Мы говорим: по свойству обстоятельств; ибо не всегда, не во всех обстоятельствах бывают сии особенные намерения хороши и похвальны. Напр. не только не хорошо и не похвально, но и весьма глупо было бы, если б отец, имеющий сына с природы глупого, захотел его сделать ученым человеком; или если б другой захотел воспитать художником либо виртуозом сына, призываемого породою и богатством к политическим делам и в большой свет; или если б иной намерился образовать сына светским человеком, несходственно ни с породою, ни с имуществом своим. Тогда только сии особенные намерения хороши и похвальны, когда соразмерны обстоятельствам родителей и детей; ибо тогда бывают они не только весьма пристойными, но и нужными средствами к споспешествованию главному предмету воспитания, как то вскоре мы покажем.

3 Есть книга о гнусных обычаях в Польше, под заглавием: Орангутанг. Бели половина того истина, что говорится в оной о польских госпожах, то никто не придет в искушение жениться на польской урожденке. Потому книга сия и другим женщинам может служить великим увещанием об опрятности.

4 Сие пробавление вообще, принято будучи всеобщим правилом, есть весьма неблагоразумно и причиняет много вреда. Например: можно построить целый дом, не употребляя при том пилы. Но если топор будет заменять пилу, то не только пропадет над тем много времени, но еще рубкою по сплоченным уже бревнам связи и сплоты так опять разобьются, что дом развалится десятью годами прежде, нежели как последовало бы сие при порядочной постройке. Не изрядная ли это бережливость?

5 Для показания читателям нашим, что не одни мы так рассуждаем и что зло сие известно уже и в Германии, хотим мы выписать здесь одно место, могущее и с другой стороны быть полезно: Если спросишь в Петербурге или в Москве французского парикмахера, что хочет начать он за 400 или 600 Рублев с тем молодым господином, к которому принят он гофмейстером, то отвечает он, что хочет ему ouvrir l'esprit et former le coeur. Это известный хвастовской его ответ, выкраденный им откуда-нибудь; но в дальнейшее оного раздробление он не впускается. Да еще трудно и вразумить ему то, что раздробление сие полезно и нужно. Надлежит сперва неприметно представить ему понятия: perruque, friser, cheveux и потом изъяснить по аналогии, что к действительному решению всякой практической задачи, до чего бы она ни касалась, до сделания ли парика или до открытия духа, потребно множество специальных правил, которые все должно знать для произведения их в действо (см. Versuch ьber den Kinder-Unterricht, S. 229, т. е. Опыт о наставлении детей).

6 Кто хочет обстоятельнее получить о том сведение, тому рекомендуем мы читать на немецком языке преизрядную небольшую книжку г. Цукерта о том, как надлежит поступать беременным и кормящим детей грудью женщинам. Желательно, чтоб книжка сия была переведена на российской язык и напечатана.

7 Обыкновенно говорят тогда: Детям не надобно все знать. Сие cпpaведливо только отчасти.

8 Напр.: Откуда мы происходим?

9 Обыкновенно говорят тогда: Бог гневается.

10 Как, напр., представление, что бог есть более самовластный господь, нежели премудрый и преблагой отец.

11 Да мы и жалуемся еще, когда дети наши воспитаны не так безумно, как мы.

12 О последнем пекутся несмысленные учители, старающиеся только хвастать воспитанниками своими пред их родителями.

13 Или когда сами вы хвалите детей за хороший их убор.

14 О первом человеке говорят обыкновенно: Бог его наказывает; а о другом: Бог его благословил.

15 Или по крайней мере сказывайте им истинные причины и намерения приказаний ваших тогда, когда они их исполняют либо пренебрегут.

16 В противном же случае все ваше научение и наставление будет тщетно.

17 И сделаются искусными лицемерами.

18 Показывайте им примерами, с каким спокойствием и высоким удовольствием можно взирать на все гонения и клеветы, исполнив свои должности!

19 Но не хвалите пред ними сами своих дел.

20 Ибо когда благочестивый страдает, то претерпевает вред только во внешних и преходящих благах; но никогда не можно благочестивым и добродетельным действительный нанести вред, потому что добродетельный не может быть обижен, не может быть несчастен.

21 А еще паче не делайте сего сами в их присутствии столь же беспощадно, как и неразумно.

22 В сем погрешают особливо те, которые все прямо до них не касающееся почитают sa малость.

23 "Ласкай чадо, и устрашит тя, играй с ним, и опечалит тя". Прем. Иис. Сирах.

24 Горе вам, когда вы собственным примером научаете их некоторым порокам, яко добродетелям, как то подслушиванию, клеветанию, неприязненному или презрительному суждению о других, чужих людей заочно порочить, а в присутствии их хвалить, и т. п.

25 Яко искусство жить, яко скромность, яко учтивость?

26 Или по крайней мере рассказывайте им о известном деле за тайну и наблюдайте, как они то употребят.

27 Особенно приучайте их вставать рано, скоро и самих одеваться. К сожалению, сами родители по большей части сего не любят или по крайней мере допускают детей спать долго, под пустым предлогом, будто утро для них бесполезно и будто они только другим в отправлении дел препятствуют. Чрез то приучаются дети к лености, источнику самых гнуснейших пороков.

28 Не бейте сами тот стул или камень, о который неосторожное дитя ушиблось.

29 Ибо чернь, подлый народ, суть не низкого состояния человеки, но подло мыслящие и порочные люди, знатны ли они или нищие.

30 Кто при всяком печальной или только неприятном известии падает в обморок.

31 Или не прислуживайте им сами, как то матери иногда делают.

32 Напр. платью, пище, удовольствиям и т. п.

33 Прямой путь воспитать либо глупых суеверов, либо лицемеров, либо неверных, либо и совсем явных злодеев.

34 Не гораздо ли более облегчается сим воспитание, нежели когда хотят поступать во всем без предрассуждений? Не предшествуют ли нам в том благоразумнейшие народы?

35 Сие правило столь соразмерно примеру Христову и рассудку, что удивительно, как некоторые начинают сперва самым труднейшим. Но трудно истребить привычку, сколько бы она худа ни была, если закрывается она покровом религии.

36 Сей образ учения, к сожалению, часто имеет помянутые действия; а в ленивых людях производит он равнодушие к религии.

37 "О, коликое счастие быть толь высоко почтенну и стоять пред богом на молитве!" Геллерт.

38 Ибо кто научает их просить чего-либо у родителей?

39 Сие правило по справедливости есть самое важнейшее, и доброе его исполнение согласуется с пятою заповедью. Ибо что побуждает нас почитать родителей наших? Не то ли, когда они при всяком случае стараются показать искреннее свое о нашем благополучии попечение?

40 Так поступают многие учители, превосходящие часто строгостию надсмотрщиков в американских плантациях; но зато и боятся их дети тогда только, когда находятся под их властию; а потом следует обыкновенно - презрение.

41 Когда за одно дело отец его хулит, а мать хвалит; или учитель хвалит, а родители бранят.

42 Уча других, учимся сами.

43 Всегда, или по крайней мере по большей части, родители только бывают виною доброго или злого свойства детей.

44 Когда они с Аддисоном могут сказать в смертный час своим детям: "Смотрите, коль спокойно умирает христианин".

ДОНЕСЕНИЕ АРХИЕПИСКОПА ПЛАТОНА, В ЯНВАРЕ 1786

Всемилостивейшая государыня императрица!

Вследствие высочайшего вашего императорского величества повеления, последовавшего на имя мое от 23 сего декабря, поручик Новиков был мною призван и испытуем в догматах православной нашей греко-российской церкви, а представленные им, Новиковым,, ко мне книги, напечатанные в типографии его, были мною рассмотрены.

Как пред престолом божьим, так и пред престолом твоим, всемилостивейшая государыня императрица, я одолжаюсь по совести и сану моему донести тебе, что молю всещедрого бога, чтобы не только в словесной пастве богом и тобою всемилостивейшая государыня, мне вверенной, но и во всем мире были христиане таковые, как Новиков.

Что же касается до книг, напечатанных в типографии его, Новикова, и мною рассмотренных, я разделяю их на три разряда.

В первом находятся книги собственно литературные, и как литература наша доселе крайне еще скудна в произведениях, то весьма желательно, чтобы книги в этом роде были более и более распространяемы и содействовали бы к образованию.

Во втором я полагаю книги мистические, которых не понимаю, а потому не могу судить оных.

Наконец, в третьем разряде суть книги самые зловредные, развращающие добрые нравы и ухищряющие подкапывать твердыни Святой нашей веры. Сии-то гнусные и юродивые порождения так называемых энциклопедистов следует исторгать, как пагубные плевела, возрастающие между добрыми семенами.

АНДРЕЙ МИХАЙЛОВИЧ

БРЯНЦЕВ

Об авторе

БРЯНЦЕВ АНДРЕЙ МИХАЙЛОВИЧ

Брянцев Андрей Михайлович (1749 - 26.01(7.02).1821) - философ, профессор Московского университета. Учился в Вологодской семинарии, затем в Славяно-греко-латинской академии. Брянцев не был создателем какой-либо оригинальной системы, занимался главным образом популяризацией философии Нового времени, идей Вольфа, Лейбница, Декарта, Вальха и др.

Избранные произведения русских мыслителей

второй половины XVIII в. Том I. -

М.: ГОСПОЛИТИЗДАТ, 1952.

СЛОВО О СВЯЗИ ВЕЩЕЙ ВО ВСЕЛЕННОЙ...

ГОВОРЕННОЕ... ИЮНЯ 30 ДНЯ 1790 ГОДА

Прежде нежели рассматривать будем всеобщую связь вещей во вселенной, за нужное почитаю предположить понятие об оной.

Чрез вселенную разумеем мы не планету какую-нибудь, не землю, нами населяемую, не солнечную систему, но все планеты, все солнца, кратко сказать, все ограниченные вещи, и не токмо самые существа, но также определенные сих содержания по времени и пространству; и потому вселенная, как определяют новейшие философы, есть чин всех вещей изменяющихся, как современных, так и одна за другою в бытии своем последующих и взаимное отношение имеющих1.

Если связью почитаем взаимное вещей отношение, по силе которого одна другой довольную в себе заключает причину, то в существах ограниченных ясно усматриваем сочетание, гармонию, или согласие. Вообразим ли мы себе многие изменяющихся вещей чины, в одно время существующие, то каждая из них в приличном себе и надлежащем чине, в определенном также порядке представится. И поелику вещь может и к другому чину относиться, к другому порядку принадлежать, в ином месте и в другое время случиться, то сия возможность неотменно имеет причину, для чего она в сем находится порядке, к сему принадлежит чину, на сем месте и в такое время существует. Причина же сия необходимо должна находиться или в самой вещи изменяющейся, или в других современных и предшествующих: если будет в самой вещи переменяющейся, то по ней самой можем судить, для чего в сем чине, порядке, в сие время и на таком месте находится, то-есть сама собою определяется так существовать, а не иначе; и посему другой чин и прочие помянутые обстоятельства для той вещи невозможны. Но, может быть, иные производят причину от воли всевышнего существа, все так устроившего и расположившего, чтобы каждая вещь бытие свое имела в пристойном ей чине, порядке, месте и в надлежащее время, то при сем случае смею вопросить: верховное оное существо находило ли предлежательную причину (rationem objectivant) все так благоустроить, как примечаем, или нет? Если той причины не находило, то расположение его последовало и произошло от необходимости, почему все вещи были бы неизменны и перемене не подвержены, или никакой бы не было довольной причины устроения. Но как последнее опыту не соответствует, то утверждаю, что существо оное, все так учредившее, причину находило в вещах, между собою современных и одна за другою последующих, или в отношении взаимном. Следовательно, довольная причина, по которой всякая переменяющаяся вещь показанными определяется обстоятельствами, должна находиться в других вещах, современных или предшествовавших. Но где одна содержит причину другой, там находим союз, и потому изменяющиеся существа, как современные, так и последующие одно за другим, взаимно относятся и, следовательно, находятся в союзе.

Как ничто не может быть без довольной причины, то начала сего2 необходимым есть следствием соединение всего во вселенной непрерывною цепью. Итак, нет ничего в оной уединенного, нет взаимного разлучения, ибо если бы уединенное существо находилось, то какую бы могли мы довольную представить причину, бытие оного утверждающую? Но как всевышнее существо в творении вещей не благоволило так одну от другой отделить, чтобы взаимного отношения не имели, то бытие и частные определения каждого существа всегда зависят от бытия и определений существ, им соответствующих или ближних. И понеже все предметы в рассуждении пространства так между собою сопряжены, что никакой пустоты быть не может, и потому всякая вещь действие свое оказывает в рассуждении ближния, а сия зависит от другой; настоящее определяется прошедшим, последующее предыдущим, настоящее содержит в себе причину будущего, везде есть согласие существ, в одно время находящихся, везде одно преемлется другим. Весьма малое несекомое имеет отношение к другим существам, а сии действие свое устремляют к прочим, и таким образом деятельность сия, постепенно возрастая, к совершеннейшим тварям простирается; и посему все части системы мира так тесно соединены, что каждая вещь имеет отношение к целой системе.

В таком согласии находящиеся вещи, из которых одна другую определяет, одна от другой зависит, одна из другой познается и постигается, суть или действительные вещи и перемены в природе, или токмо мысли и воображения. Когда одна мысль возбуждает другую или одна вещь производится от другой, то из сего двоякую связь заключаем. Сие различие полагаем мы не потому, что умоначертанием своим, соединяя и связывая некоторые вещи, действительную им связь присвояем; напротив того, между самыми вещьми действительная находится связь, хотя бы ум наш оной и не изображал. Погода, например, действительное имеет влияние в прозябения и человеческое тело без наших о том воображений. И потому связь есть или вещественная, или идеальная. Вещественною называем ту, которая в природе между самыми вещьми, вне нашего представления, точно находится; а идеальная, или мысленная, имеет токмо место в нашем умообразовании, когда некоторые понятия по законам сопряжения (associatio) соединяются, невзирая на то, что самые вещи в очевидном находятся союзе.

Вещественную же связь утверждая, допускаем не токмо союз существ, но также и взаимную перемен зависимость. Если каждая перемена влечет за собою следствия, также между причиною и действием есть сопряжение, то по учинившейся в отдаленнейших причинах перемене необходимо и в последнем действии чему-нибудь надлежит измениться; и если неоспоримо есть, что происшествия зависят от вещей, неподалеку находящихся или предшествующих, то уступить, кажется, надобно и то, что какая-нибудь перемена, в одной части мира приключившаяся, некоторым образом и в других частях оного показывается. Правда, сколько в натуре бывает следствий от перемен, которых связь нам неизвестна и сокровенна! Многие причины производят чин следствий, нами непроницаемый и подобный реке Тигру, не в далеком от начала своего расстоянии течение свое скрывающему, потом опять на поверхности земной оное продолжающему3. Может быть, деятельность каждого существа имеет определенное влияние, совсем нами неприметное; может быть, нет ни одного даже и маловажнейшего движения возможного, которое бы каких-нибудь следствий не производило; и то мнение философов кажется вероятным, по которому весьма тонкая и жидкая эластическая материя эфира, по всему пространству вселенныя носясь, все тела проницает. Но как опыт утверждает, что перемена, где-нибудь учинившаяся, чем далее от своего начала находится, тем более ослабевает и уменьшается, так что едва и следы оной приметить можно, то не лучше ли из того заключить, что, наконец, никакого действия не будет? Возможности такого действия мы прямо не отрицаем; но где явной причины не видим, там, повидимому, лучше соглашаться на то, что с опытом сходно.

Многие из новых философов с Лейбницом и Волфом4 утверждают такую связь во вселенной, по которой все предметы и перемены так между собою сопряжены, что по одной вещи и перемене все прочие вещи и их изменения узнать можно; и если бы одно существо в свете или также перемена и действие уничтожились, то весь бы свет, разрушившись, в ничто преобратился. Из сего выводят еще заключение, что каждое движение, каждая перемена и каждое действие необходимо в свете сем последовать должны, ибо основанием имеют связь всеобщую. Доказательства их, как говорит г. Вальх5, повидимому, убедительной силы не имеют; умозаключения же их суть следующие: "Целое с своими частьми есть одинаково; следовательно, все и каждая часть содержит в себе некоторое основание целого, и потому все части с третьим или целым сопряжены. А посему и все части между собою соединены, чего для по каждой, даже и весьма мелкой части и по каждому внутреннему или внешнему определению одной части все определения и перемены довольно уразуметь можно. Но понеже все вещи и перемены сего мира суть части целого мира, то из каждой ограниченной вещи можно понимать все прочие со всеми их переменами и определениями. Следовательно, каждая вещь есть начертание и образ всех прочих вещей и перемен. И потому каждую действительную вещь и определение сего мира за зерцало вселенной почитать должно". В сем доказательстве заключение первое неоспоримо есть: все части с целым сопряжены, поколику они целое составляют и существенные части суть целого; но когда, далее, утверждают, что по каждой сопряженной вещи познаются и прочие сопряженные вещи и перемены, следовательно, из каждой вещи сего мира постигаются и все прочие, с оною связь имеющие, то на сие ответствуем: 1) Из одного можем узнать другое, с ним сопряженное, ежели взаимную связь примечаем. Правда, все вещи соединены, поколику составляют целое, но из того не следует, чтобы мы, судя о какой-нибудь вещи, понимали и все прочие. 2) Все вещи и перемены во вселенной связаны по сосуществованию или современности6 и по следованию одной за другою; и посему многие понимаем вещи, а не все. - Из всеобщей связи выводят они еще следствие: будто бы уничтожение и гибель одной вещи в свете влечет за собою потерю и разрушение целого света, доказывая тем, что если одно звено цепи разрывается, то и прочие той же судьбе подвержены. Такое умозрение может быть справедливым, когда две вещи так между собою связаны, что одна без другой существовать не может или одна на другой основывается, или действием своим сохраняет другую; и в таком случае можем утверждать, что при разрушении одной вещи разрушается и другая.

Для утверждения истины нашего предложения и следующий вид доказательства имеет также свою силу. Существа вещей можем понимать с принадлежащими к ним свойствами, образами и случайностями; но сих без подлежащих их не разумеем и потому связь оную называем связью подчиненных (nexum subordinatorum), то-есть когда понятие одного находим в понятии другого. Человечества, например, ясно не уразумеем, если чувствования способности не знаем; а где находятся подчиненные и соподчиненные, там и подчинившее, следовательно, и неразрешимая связь, составляющая прошедшее, настоящее и будущее целым неразрушимым. Если бы оная в мире не существовала, то престал бы сей быть зерцалом божией премудрости, и истины бы, которые мы снискиваем, от одной к другой, делая заключение, места своего не имели, а посему и все бы знания были тщетны.

Обратим теперь наше внимание к опытам, какие только видеть можем. Везде, куда ни обратимся, куда нашего взора ни устремим, немедленно представится цепь вещей. Везде явны следы необъемлемой нами и разнообразной связи. Части соединяются с частьми, а сии с целым. Здесь действие и причина, там намерения и средства; здесь знак, там означаемое; в одном месте подобное с подобным, а в другом противное с противным сопрягается. Если в телесный мир приникнем и станем примечать связь, которую философы называют физическою, то-есть когда одно явление (phaenomenon) изъясняется другим, яснейшим, или чувственное познается из чувственного ж, то ясно увидим зависимость и следствие вещей одной из другой. Стихии по законам природы взаимное имеют действие, как говорит г. Боннет7, из содержаний оных проистекающим; сии содержания сопрягают их с искапываемыми телами, растениями, животными и человеком. Сей последний наподобие древа ветви свои распространяет по всему земному шару. Земля также, различные семена в себе заключившая, по прошествии определенного времени из недра своего производит бесчисленные роды растений в многоразличных видах, которые зреют и спеют посредством греющия, оживляющия и животворящия солнечныя силы и плодотворного влияния погоды. При воззрении также на животных бессловесных и человеческое тело не усматриваем ли чудной системы и стройного между материями чина? Все части и члены, жилы, мышцы и нервы для произведения различных и потребных действий между собою связаны и в теснейшем находятся союзе.

Такие же понятия о вселенной сообщает нам механизм, изъясняющий явления движением частей, положением, фигурою и проч., составляющими веществ определения, которые подробную явлений производят идею. Тщательный натуры испытатель, взирая на бесчисленные планеты и кометы, в отдаленнейшем от солнца нашего расстоянии кругодвижущиеся, неизреченное множество взаимно содействующих сил ясно понимает. Но в истине сей тем более уверится, когда уразумеет, что солнце наше и тысящи других подобных сему светил, называемых звездами, около центрального тела кругообращаются; сие силою, по всем частям творения творцем распростертою, или по причине собственной величины и тяжести на все те солнца, со свитами планет и комет тяготит; в то же самое время приводится и само в движение от сильнейшего еще центрального тела, будучи сего спутником. Последнее центральное тело равномерно от другого сильнейшего побуждается к деятельности, сего паки действие зависит от другого, и сии миллионы комет, планет, солнцев и взаимно подчиненные и между собою связанные центральные тела, наконец, двигаются от наисильнейшего центрального тела, или средоточия, всего творения. Итак, в нынешние времена удобнее понимаем, что мироздание в самой вещи есть неизмеримое тело, механически устроенное, и составлено из неисчислимых частей различныя величины и твердости, которые посредством всеобщего закона взаимно сопряжены и которых непостижимая деятельность, все оные тела одушевляющая, проницая преходит от одной системы до другой и распростирается чрез бесчисленные круги от одной громады до другой, от большей к меньшей, даже и до отдаленнейших пределов вселенныя. Все же тела планет, все солнца, все те центральные шары, в которых усматриваем следы и сени красоты создателевой, населены бесконечным множеством бесконечно различных существ, которые, славу зиждителя стройности своея непрестанно воспевая, премудрость его повсюду вещают.

Подобной сей связи не отрицаем никак в разумном и нравственном мире. Если в рассуждении главнейшия человека части, души, уверяемся, что она довольную своего воображения причину имеет в другом, а иногда и в чувствовании; и если одно рассуждение основывается на другом, притом хотения и отвращения души нашея зависят от предшествовавших представлений, то по определению связи, когда одно довольную свою причину имеет в другом, представления во всякой душе как между собою, так с хотениями и отвращениями суть сопряжены. Беспрестанная же гармония души с телом, прямое согласие действий оныя с переменою сего, участвование и сообщение доказывают взаимную связь. О таком души и тела союзе философы утверждают три системы, или, лучше сказать, положения, ибо оные полного и точного доказательства не имеют. Древнее положение известно под именем влияния физического (influxus physici). Последователи Картезиевы, сего не принимая, утверждали положение случайных причин (causarum occasionalium), и, наконец, Лейбниц между телом и душою защищал предопределенную гармонию (harmoniam praestabilitam).

Приникнем теперь также в историю нашея жизни. Все случаи, происшествия и различные состояния даже до совершенного нашего возраста между собою союзны. От младенчества зависит детство, сие преемлется отрочеством, после сего наступает юношество и мужество. Каждая степень снисканных знаний и каждый шаг в совершенстве суть предуготовлением к следующему; каждое предшествующее состояние позволяет заключать о будущем. Прежде учиненные впечатления и сделанные примечания имеют влияние в последующее продолжение наук и во всю систему человеческого познания. Что человек теперь есть и что прежде был, от сего зависит будущее его состояние. Все, наконец, человеческие действия, все намерения и желания, во время возрастов бывающие, происходят или от вдохновения, нам неизвестного, или от побуждающего чувства, или от рассуждений, которые не что другое суть, как следствие движения в нашем мозге, потому что все наши идеи происходят от чувств. Движение сие в мозгу произошло от другого движения, которое также сопряжено с другими предшествовавшими. Порядок же всех сих движений и побуждений составляет цепь разумной жизни.

Сверх того мы между собою толикими связаны образами, что мнение, каждого человека во взаимную связь вмещающее, повидимому, к самому опыту ближе подходит, нежели отрицающее, ибо, во-первых, кроме союза, в сродстве примечаемого, не последнее место занимает и сострастие (sympathia), участвующее чувствование, или свойство души, состояние движения и чувствования других превращать в собственное чувствование, или собственную душу сообразовать оным. Но как сострастное сие чувствование основывается на любообщении (sociabilitas), в природе человеческой впечатленном, и потому один человек, следуя сему общеполезному натуры вдохновению, находит свое спокойствие в счастии другого, сей в благосостоянии третьего и т. д. Противное же содержание одной души к другой, по которому участвование или прехождение чувствования из одного предмета в другой воспящается, есть токмо явление. Правда, есть такие, из которых один удовольствие получает от того, что другого оскорбляет. Но когда сострастие есть главным души свойством, то противострастие не определено натурою и по большей части зависит от случайных содержаний, особливых обстоятельств, собранных понятий, которые естественное то побуждение ограничивают и притесняют. Другая связь хотя не так есть общая, однако довольно обширная, которая производится сообщением идей, чтением сочинений и преподаванием наставлений в разных знаниях и науках.

Опыт также нам показывает, что часто от малых, совсем неприметных обстоятельств и случаев с продолжением времени производятся весьма важные следствия и достопамятнейшие в свете перемены; великие происшествия бывают от малых причин8. Г. Титель в своейМетафизике, приводя из Слейдана9, говорит: "М. Лутер от агнчего руна великое в церкви произвел превращение. Пустой также спор, происшедший из века схоластиков: всеобщие или отвлеченные понятия принадлежат ли к реальным или к номинальным? возвел Гусса на костер. Тогда Иоганн Герсон, защищая сторону номиналистов, тем ревностнее противоборствовал Гуссу, как реалисту10".

Если, наконец, судить о вселенной, как о целом нравственном в отношении к свойствам благости и премудрости творца, то разум наш довольно уверяет в существовании союза вещей посредством конечных причин, то-есть что все вещи взаимными суть средствами и намерениями. Между творениями трех владычеств природы не примечаем ли мы нравственной взаимной подчиненности? Не усматриваем ли оной между переменами натуры и благосостоянием жителей, земной наш шар населяющих? Происшествий, с нами приключающихся, не видим ли конечных причин? Но, может быть, последователи Пирроновы11 здесь скажут, что существование кремня, в земле находящегося, есть бесполезно, и мы не видим, какие из того произойти должны действия? На сие ответствуем: если стереть его мелко, то прейдет он в существо растения, а потом в существо животного или, может быть, попадется в кабинет любителя, который из оного подлинное начало камней откроет, что самое может быть руководством к другим важнейшим открытиям, ибо, как говорит Боннет, первый отломок янтаря, в котором приметили электрическую силу, первым был кольцом опытной цепи, показавшей в последнем своем кольце причину грома. В рассуждении других сильнейших возражений, сцептиками предлагаемых, можем откровенно признаться, что горизонт связи во вселенной для нас, как ограниченных тварей, не обширен, и повсюду усматриваем прозраки (prospectus), пределами окруженные; однако взаимные вещей содержания и отношения так велики и пространны, что премудрого стройности творца и смотрителя не признавать не можем.