XXIX. В пути

Неожиданно каминные часы стали отбивать одиннадцать. Каждый удар отдавался в сердце беглецов, заставляя их вздрагивать. Но они приободрились и решили выходить. Теперь надо посмотреть, каким образом им удалось пробраться во двор?

Произошло это так.

Госпожа де Рошрёль, чье дежурство заканчивалось 12 июня, занимала небольшую комнату; дверь из нее вела в покои, пустовавшие полгода.

Они принадлежали г-ну де Вилькье, первому дворянину королевских покоев. Пустовали они потому, что г-н Вилькье эмигрировал. Из этих апартаментов, расположенных на первом этаже, был выход во двор Принцев. Комната г-жи де Рошрёль прилегала к комнате наследной принцессы.

Как только 11 июня г-жа де Рошрёль покинула дворец, король с королевой осмотрел ее комнату. Под предлогом, будто необходимо предоставить юной принцессе более просторное помещение, королева объявила, что оставляет за собой эту комнату, а горничная дофина отныне разместится в апартаментах фрейлины г-жи де Шиме. Ключ же от апартаментов г-на де Вилькье она потребовала у г-на Ренара, смотрителя строений, передавшего его королю 13 июня.

Сколь бы многочисленной ни была дворцовая охрана, у двери в эти покои, где три месяца никто не жил, часового поставить забыли. Кроме того, часовые во дворах привыкли, что в одиннадцать часов Тюильри одновременно покидает множество людей. Поэтому, когда королевская семья оказалась в апартаментах г-на де Вилькье и пробило одиннадцать, у нее появилась надежда, что удастся выбраться из дворца.

Провезти королевское семейство через Париж брался г-н Ферзен. Переодевшись в кучера, он должен был ждать в фиакре у прохода на улицу Эшель и оттуда отвезти беглецов к заставе Клиши, где дорожную берлину спрятали у некоего англичанина, г-на Крауфорда.

Трем телохранителям надлежало следовать за берлиной в фиакре.

Обе горничные, г-жа Брюнье и г-жа де Невиль, должны были дойти пешком до Королевского моста, где уже стояла запряженная парой лошадей карета, в которой им следовало выехать в Кле и ожидать там королеву.

Итак, сначала из Тюильри вышла мадам Елизавета с дочерью короля; за ними следовала г-жа де Турзель с дофином и в сопровождении телохранителя.

Обе группы шли друг за другом на расстоянии двадцати метров. Навстречу им попался часовой. Заметив первых двоих, он остановился.

— О тетушка, мы пропали! — прошептала юная принцесса. — Этот человек нас узнал.

Мадам Елизавета молча шла вперед.

Наследная принцесса ошиблась: их не узнали, а если даже узнали, то человек этот оказался другом.

Часовой повернулся к ним спиной и пропустил. Через пять минут г-жа де Турзель, обе принцессы и дофин уже сидели в фиакре, поджидавшем их на углу улицы Эшель.

Господин Ферзен замаскировался так удачно, что его не признали даже принцессы. Зато он сразу их узнал и, спрыгнув с козел, распахнул дверцу, предложив садиться в экипаж.

Когда г-н Ферзен уже закрывал дверцу, мимо проезжал порожний фиакр; заметив стоящего собрата, кучер тоже остановился и завел с г-ном Ферзеном разговор о текущих делах. Господин Ферзен, человек остроумный, блестяще поддержал беседу и, достав из кармана картонную табакерку, предложил своему коллеге понюшку. Тот глубоко запустил пальцы в табакерку, долго, с наслаждением нюхал табак, по мнению Сганареля и Аристотеля, ни с чем не сравнимый, и лишь после этого уехал.

Тут в сопровождении телохранителя появился король; заложив руки в карманы, он шагал вразвалку, как истинный обыватель.

Позади короля следовал второй телохранитель. При подходе к карете у короля оторвалась пряжка башмака; он не пожелал остановиться из-за такого пустяка, однако шедший сзади телохранитель подобрал ее.

Господин Ферзен, подойдя к королю, спросил:

— А где же королева, государь?

— Королева следует за нами, — ответил Людовик XVI и сел в экипаж.

Все ждали королеву. Прошло полчаса, но она все не появлялась. Что же произошло?

Мария Антуанетта заблудилась. Она уверяла своего провожатого, третьего телохранителя, что проход на улицу Эшель находится справа; он же доказывал, но робко, так как сам едва знал Париж, что проход слева; королева, казалось, настолько уверовала в собственную правоту, что телохранитель уступил. Они вышли к Сене, долго блуждали по набережным, перешли мост и углубились в Паромную улицу. Королеве пришлось признать свою ошибку, но они уже совсем сбились с дороги. Телохранитель вынужден был спрашивать, где искать проход на улицу Эшель; им пришлось второй раз пересекать площадь Карусель. Под аркой они встретились с лакеем, державшим два факела, и каретой, ехавшей резвой рысью; чтобы не попасть под колеса, королева еле успела прижаться к стене.

В карете ехал Лафайет. Телохранитель бросился вперед, чтобы прикрыть ее. Но королева, резко отстранив его, ударила по колесу тросточкой, с которыми женщины ходили в то время, и воскликнула:

— Прочь, тюремщик, я больше не в твоей власти!

Эпизод этот всего лишь легенда. В отличие от нее, телохранитель в своем рассказе утверждает: королева пришла в такой ужас, что, отпустив его руку, убежала. Он бросился следом, взял ее за руку и стремительно повлек за собой. Быстрым шагом они миновали площадь Карусель, потом проход на улицу Эшель и, наконец, увидели поджидавший их фиакр.

Господин Ферзен поспешил навстречу королеве и помог ей подняться в экипаж, где она, дрожащая, опустилась на сиденье рядом с королем.

«Моя мать, садясь в экипаж, — пишет в своих „Записках“ дочь короля, — наступила на ногу моего брата, нашедшего в себе силы не закричать».

Для троих телохранителей г-н Ферзен нанял фиакр. Вскочив в него, они приказали кучеру двигаться за первым экипажем.

Господин Ферзен, знавший Париж не лучше телохранителя, служившего королеве провожатым, не посмел блуждать по улицам; он доехал вдоль Тюильри до предместья Сент-Оноре. Оттуда беглецы достигли заставы Клиши.

В нескольких шагах от дома г-на Крауфорда телохранители остановились, расплатились и отослали свой экипаж. Они должны были занять места на козлах и на запятках королевской кареты.

Дорожная берлина стояла в условленном месте; надо было в нее пересесть. Господин Ферзен столкнул свой фиакр в канаву, затем забрался на козлы берлины; его слуга сел на лошадь и погнал карету на Домон.

Им потребовалось меньше часа, чтобы добраться до Бонди. Все складывалось великолепно.

В Бонди встретили двух горничных, что должны были поджидать их в Кле. Они приехали в кабриолете, думая найти в Бонди почтовую карету; однако горничные ее не нашли и за тысячу франков купили у содержателя почты кабриолет.

Кучер кабриолета, в котором горничные приехали в Бонди, дал передохнуть своей лошади перед тем, как вернуться в Париж.

Господин Ферзен должен был покинуть их величества в Бонди. Он поцеловал королю руки, чтобы иметь право приложиться к ручке королевы.

Намереваясь присоединиться к королевскому семейству в Австрии, он возвращался в Париж разузнать, что там происходит; потом он должен был тотчас выехать в Брюссель.

Человек предполагает, а Бог располагает. Через два года на площади Революции королеве отрубят голову; г-н Ферзен погибнет во время мятежа в Стокгольме: его до смерти забьют зонтиками пьяные бабы.

К счастью, завеса неизвестности скрывала от них будущее: они расстались, преисполненные надежды.

Господин де Валори сел верхом на почтовую лошадь и поехал впереди, показывая путь упряжке. Господа де Мальден и де Мустье уселись на козлы берлины, которая помчалась, увлекаемая шестеркой сильных лошадей. За ней последовал кабриолет.

Господин Ферзен проводил глазами вихрь пыли, прислушиваясь к топоту копыт; потом, когда этот пыльный смерч улегся, а шум затих, он снова сел в свою карету, которую накануне пригнал в Бонди: в нее были запряжены лошади, доставившие сюда королеву.

Он был в костюме кучера фиакра, что сильно удивило кучера кабриолета, не спускавшего с него глаз и видевшего, как он целует руки слуги (переодетого короля). Эту еще одну неосторожность следует прибавить к тем, что мы уже отмечали.

Все шло хорошо до Монмирая, где у королевской кареты лопнул пас. Пришлось задержаться в городе, потеряв два ласа; уже совсем рассвело, ведь ночь с 20 на 21 июня самая короткая в году. Потом дорога пошла вверх, и король пожелал преодолеть подъем пешком, из-за чего потеряли еще полчаса.

На колокольне собора пробило половину пятого, когда берлина въехала в Шалон и остановилась перед почтовой станцией, расположенной тогда в начале улицы Сен-Жак. Господин де Валори приблизился к карете

— Франсуа, все идет хорошо, — сказала королева. — По-моему, если бы нас могли задержать, то уже давно бы это сделали.

Чтобы поговорить с г-ном де Валори, королева высунулась из окошка. Король тоже.

Содержатель почты Уде узнал короля; кто-то из любопытствующих зевак тоже его опознал. Господин Уде, заметив, что этот зевака ушел, испугался за короля.

— Государь, не обнаруживайте себя так явно, иначе вы себя погубите, — посоветовал он вполголоса.

Потом, обращаясь к форейторам, закричал:

— Эй вы, бездельники, разве так служат честным пассажирам, которые платят вам по тридцать су прогонных?

И он сам взялся за дело, помогая форейторам. Карету запрягли раньше, чем кто-либо успел подъехать к почтовой станции.

— Пошел! — крикнул Уде.

Передний форейтор трогает, но лошади падают.

Под ударами кнута лошади поднимаются; форейторы хотят сдвинуть с места карету — две лошади второго форейтора тоже падают. Форейтора вытаскивают из-под лошади, придавившей ему ногу, но под ней остался его сапог. Лошади поднялись; форейтор надел сапог и снова сел в седло.

Карета тронулась. Путники вздохнули с облегчением. Правда, предупреждение содержателя почты породило опасения, и г-н де Валори, вместо того чтобы поскакать вперед, поехал рядом с берлиной. Падение лошадей — без всякой на то причины — показалось королеве дурным предзнаменованием. Но и на этот раз все обошлось.

Человек, видевший прибытие берлины, побежал сообщить об этом мэру, но тот оказался роялистом; доносчик напрасно доказывал, что это король со всем семейством, — мэр отрицал такую возможность, но, когда он, оказавшись вынужденным действовать, наконец отправился на площадь Сен-Жак, карета уже пять минут как уехала.

Выезжая из городских ворот, королева и мадам Елизавета, видя, с каким пылом форейторы погоняют лошадей, в один голос воскликнули:

— Мы спасены!

Но в это мгновение какой-то всадник, взявшийся неизвестно откуда, поравнялся с дверцей кареты и крикнул:

— Вы плохо подготовились, вас арестуют! Никто так и не узнал, кто это был.

К счастью, они находились не более чем в четырех льё от Пон-де-Сом-Веля, где их должен был ждать г-н де Шуазёль с сорока гусарами. Наверное, следовало бы выслать вперед г-на де Валори, чтобы тот, быстро помчавшись, успел предупредить г-на де Шуазёля и его людей; но последняя угроза неизвестного усилила тревоги королевы, и она настояла, чтобы все ее защитники остались при ней.

Все подгоняли форейторов. За час сделали четыре льё и прибыли в Пон-де-Сом-Вель — деревушку, состоящую из одной фермы и двух домов; они с волнением устремляли глаза налево, под сень деревьев, окружавших ферму, смотрели направо, под деревья, что росли вдоль реки, образовывая зеленую стену: ни г-на де Шуазёля, ни г-на де Гогела, ни одного из сорока гусаров здесь не было!

Увидев пустынную площадь, королева пророчески воскликнула:

— Мы погибли!

Сразу же объясним, почему там не оказалось гусаров.

В одиннадцать часов г-н де Шуазёль, по-прежнему в обществе безутешного Леонара, не знавшего, куда его везут, и считавшего себя жертвой похищения, приезжает в Пон-де-Сом-Вель. Гусары еще не подошли, но все совершенно спокойно.

Он высаживается у почтовой станции вместе с Леонаром (тот не выпускает из рук и прижимает к груди шкатулку с бриллиантами), требует комнату и переодевается в мундир. Леонар смотрит на него с изумлением, его страх достигает апогея. И лишь тут г-н де Шуазёль, полагая, что опасаться больше нечего, сжалился над куафёром.

— Мой дорогой Леонар, пришло время, чтобы вы узнали всю правду, — обратился он к нему.

— Какую правду? — изумился Леонар. — Неужели до сих пор я ее не знал?

— Вам известна лишь одна часть, а я сообщу вам все. Вы ведь преданы вашим господам, дорогой мой Леонар, не правда ли?

— До смерти, господин граф.

— Так вот, через два часа они будут здесь и будут спасены.

Несчастный Леонар залился слезами, хотя это и были слезы радости.

— Через два часа они будут здесь! — наконец-то всхлипнул он. — Вы уверены в этом?

— Да. Они должны были выехать из Тюильри в одиннадцать или в половине двенадцатого вечера и в полдень быть в Шалоне. Положим, четыре льё от Шал она они проедут за час-полтора; значит, здесь они будут самое позднее в час дня. Я жду отряд гусар, который приведет мне господин де Гогела.

Господин де Шуазёль выглянул в окно.

— А вот и они! Следуют из Тийуа.

И действительно, на краю деревни показались гусары.

— Ну что ж, прекрасно! Все идет хорошо, — прибавил г-н де Шуазёль.

Он снял шляпу и помахал ею из окна. Один всадник пустил коня в галоп. Господин де Шуазёль вышел на улицу. Молодые люди встретились посередине дороги.

Всадник — им был г-н де Гогела — вручил г-ну де Шуазёлю пакет от г-на де Буйе. В этом пакете содержались шесть незаполненных бланков с подписью и копия категорического приказа, отданного королем всем офицерам армии, невзирая на их звания, повиноваться г-ну де Шуазёлю.

Подошли гусары. Господин де Шуазёль приказал привязать лошадей к коновязи и распорядился выдать гусарам хлеба и вина.

Господин де Гогела привез плохие новости. На всем своем пути он наблюдал величайшее возбуждение. Слухи об отъезде короля, распространявшиеся более года, перекинулись из Парижа в провинцию, а отряды различных войск, останавливавшиеся или проезжавшие через Дён, Варенн, Клермон или Сент-Мену, вызывали подозрения; в какой-то деревне вблизи от дороги даже били в набат.

Господин де Шуазёль велел подать обед для себя и г-на де Гогела. Молодые люди сели за стол, оставив отряд под началом г-на Буде.

Через полчаса г-ну де Шуазёлю послышалось, что из-за двери доносится какой-то шум. Он вышел. Гусаров стали окружать крестьяне из окрестных деревень. Откуда взялись крестьяне в этом краю, поверхностному взгляду казавшемуся почти пустынным?

Случаю было угодно, что несколько дней тому назад крестьяне одного поместья, расположенного возле Пон-де-Сом-Веля, — им владела г-жа д'Эльбёф, — отказались платить за не подлежавшие выкупу земли, вследствие чего им пригрозили военной расправой. Но федерация 1790 года превратила Францию в одну семью, и крестьяне из окрестных деревень обещали поддержку крестьянам г-жи д'Эльбёф, если в здешних местах появится хоть один солдат.

Но их появилось сорок. Видя это, крестьяне г-жи д'Эльбёф сочли, что гусары явились расправиться с ними, поэтому во все соседние деревни разослали гонцов, требуя от конфедератов исполнить их обещание.

Первыми пришли люди из самых близких деревень, и поэтому г-н де Шуазёль, выйдя из-за стола, уже нашел небольшую толпу крестьян, окруживших гусаров. Он подумал, что их привлекло сюда любопытство, и, не обращая на крестьян особого внимания, поднялся на самую высокую точку дороги: она идеально прямой линией прочерчивала равнину от Шалона до Сент-Мену.

Насколько мог видеть глаз, дорога была пустынна: ни курьера, ни кареты. Прошел час; прошло два, три, четыре часа. В Пон-де-Сом-Вель беглецы должны были приехать в час дня, но из-за потерянного времени в Шалон они прибыли лишь в половине пятого, как нам уже известно.

Господин де Шуазёль встревожился; Леонар впал в отчаяние.

К трем часам крестьян прибавилось, и держали они себя враждебнее; звонил набат.

В народе гусаров презирали — они слыли чудовищными грабителями. Крестьяне осыпали их градом насмешек, даже угроз и пели у них под носом песенку, вернее, мотивчик, особо сочиненный по сему поводу:

Гусары — нищий сброд,

Народ на них плюет. note 10

Потом другие лица, лучше осведомленные, начали шепотом поговаривать, что гусары пришли сюда не для того, чтобы наказывать крестьян г-жи д'Эльбёф, а чтобы ждать здесь короля и королеву. Дело принимало иной оборот, гораздо более серьезный.

В половине пятого г-на де Шуазёля и его гусаров окружала такая плотная толпа, что три офицера — г-н де Шуазёль, г-н де Гогела и г-н Буде — решили собраться на совет, чтобы составить план дальнейших действий. Было единодушно решено, что дальше оставаться здесь нельзя. Крестьян собралось более трехсот человек. Некоторые из них были вооружены. Если, к несчастью, в эти минуты приедут король и королева, то сорока человек — даже если они погибнут все до единого — не хватит, чтобы защитить королевское семейство.

Господин де Шуазёль перечитал приказ:

«Сделать все, чтобы карета короля беспрепятственно продолжала движение».

Итак, он сам и сорок его гусаров становились препятствием, вместо того чтобы служить защитой. Поэтому лучше было отступить.

Но даже для ухода был необходим предлог. Господин де Шуазёль, окруженный пятью или шестью сотнями любопытных, заметил содержателя почты.

— Сударь, — обратился он к нему, — мы здесь для того, чтобы сопровождать казну, но ее не везут. Вам известно что-либо о перевозке денег, посланных в последние дни в Мец?

— Сегодня утром в дилижансе провезли сто тысяч экю, — ответил тот, — дилижанс охраняли два жандарма.

Даже если бы содержатель почты это выдумал, он не смог бы ответить точнее.

— В эскорте были я и Робер, — сказал стоявший в толпе зевак жандарм. Тогда г-н де Шуазёль обратился к г-ну де Гогела:

— Сударь, министерство предпочло обычный способ доставки. Провоз ста тысяч экю делает излишним наше присутствие здесь… Посему я полагаю, мы можем ретироваться… Трубач, играйте сигнал «По коням!».

Трубач исполнил приказ. Через минуту гусары, мечтавшие лишь о том, как бы убраться отсюда, уже были в седлах.

— Гусары, смирно! — скомандовал г-н де Шуазёль. — По четыре в ряд, шагом марш!

И он с сорока солдатами покинул Пон-де-Сом-Вель в тот момент, когда на его часах было пять. Отряд должен был идти на Варенн. Он двинулся по проселочной дороге, забирая влево, чтобы объехать Сент-Мену, но за Моффикуром отряд заблудился.

Небольшой отряд ненадолго в нерешительности остановился, когда всадник, ехавший из Невиля, казалось, угадал затруднения г-на де Шуазёля, назвал себя, уверив его, что он роялист и дворянин, и спросил, не может ли он быть чем-нибудь полезен.

— Я полагаю, что вы можете провести нас в Варенн через Ла-Шалад, — ответил г-н де Шуазёль.

— Следуйте за мной, господа, — предложил дворянин.

И поехал во главе гусарского отряда.

Этот дворянин был не кто иной, как г-н де Мальми, кого я увидел на площади Латри между двумя офицерами, господами де Шуазёлем и де Гогела, мне совершенно незнакомыми.