ЧАСТЬ I. Шотландия, 943 год. 8 страница

– Может быть, я боюсь… – сказал вдруг Карим.

– Боишься? Ты? Да не может того быть! – уверенно отвечал Аллаэддин.

– Я все время вспоминаю Лейлу…

– Я тоже помню Лейлу, – ответил Аллаэддин-бен-Омар. Она была красивой, но вся, словно туго натянутая тетива, или нет.., как берберийская племенная кобылица, взнузданная для того, чтобы принять страсть дикого жеребца. Любой мало-мальски смышленый человек сразу понял бы, что она не годится в Рабыни Страсти. Любой, но только не этот глупец, который, движимый похотью, ее купил… А потом.., потом ему показалось мало дивно прекрасной рабыни. Он возжелал Рабыню Страсти! Ведь, как мне помнится, он был другом твоего отца? Не отвечай! Будь это не так, ты в жизни не взялся бы за нее! Может быть, ты уже многое позабыл, но я все отчетливо помню. Ты отнекивался, но твой отец умолял тебя оказать своему другу эту милость. Ты сдался. И, естественно, девица влюбилась в тебя, ведь выбирать она не могла, а тот старик, что был ее хозяином, в подметки тебе не годился. В том, что потом произошло, не было твоей вины. Карим. Эта же девушка совершенно другая. У нее светлая голова и отважное сердце. Дай ей изведать вкус истинной страсти, и ты победишь, Карим. Могу поклясться!

– Может, ты и прав… – задумчиво протянул капитан. – Может быть, когда покров тайны будет сорван, она уймется и станет прилежной ученицей… От ее успеха у калифа зависит благосклонность владыки не только к Доналу Раю, но и ко мне. А это обрадует отца… – Карим умолк и задумался.

Аллаэддин-бен-Омар лукаво прищурился:

– Как, ты еще здесь, мой капитан? Поспеши к этой упрямице и дай ей сполна все то, о чем она просит! Я присмотрю за кораблем.

– А ты сам, Аллаэддин-бен-Омар? Продолжаешь соблазнять маленькую Ому? Она премиленькая.

– Я взнуздаю ее еще до отплытия, мой капитан, – усмехнулся первый помощник. – А потом начну объезжать. Я буду у нее первым, и хорошо обучу ее, поверь…

Карим-аль-Малика встал, подхватил свой плащ и накинул на широкие плечи.

– Будь ласков и нежен с девушкой, – дружески посоветовал он. – Я не хочу, чтобы она была несчастна – это огорчило бы Зейнаб. Девушки очень близки, поэтому я хочу, чтобы обе были довольны жизнью, друг мой. Помни, что хоть ты и человек с большим опытом, но с девственницами тебе сталкиваться не приходилось – по крайней мере, я этого не помню… А к ним следует подходить только с добром и лаской, и ни в коем случае не грубо!

– Я не обижу малютку! – пообещал Аллаэддин. – Просто пошире раскрою на мир ее прелестные глазки, и, конечно же, протопчу потаенную тропинку… – он ухмыльнулся. – Но я ни к чему не стану принуждать ее, мой капитан.

– Вот и чудесно!

Капитан с другом вышли на палубу.

– Проследи, чтобы нынче же все связки кож погрузили на борт, и удостоверься, что ни одна из них не порвана. Проверяй все по очереди. А все разодранные или порченные отбрасывай и возвращай торговцу. Учти, меня не будет до завтрашнего дня!

Первый помощник кивнул.

– А тебе желаю торжества победы! – черные глаза его озорно блеснули.

– Увидим… – откликнулся Карим. – Эти девы Аллоа в лучшем случае непредсказуемы, а в худшем – дики и необузданны. Увидим.

Он сошел по сходням на берег и направился вдоль по улице к дому Донала Рая, где бывшая Риган Мак-Дуфф, а отныне Зейнаб, поджидала его появления.

***

Карим-аль-Малика нашел обеих девушек в садике. Ома почтительно поклонилась и тотчас же вознамерилась удалиться, чтобы не мешать госпоже. Но Карим остановил служанку, придержав ее за локоть. Как ни любил он своего друга Аллаэддина, но все же не хотел, чтобы малышка посчитала, что если она отвергнет домогательства бен-Омара, то кого-то этим прогневит.

– Аллаэддин-бен-Омар ухаживает за тобою. Ома, – начал он. – И если вдруг он сделает нечто неприятное для тебя или же просто напугает, тебе нужно только остановить его. Он покорится. Ведь Аллаэддин вовсе не варвар. И ты никого не рассердишь, отвергнув его домогательства.

– Благодарю вас, господин, – отвечала Ома, – но я вовсе не боюсь этого вашего друга-великана… Хоть он и брав, и охоч до женщин, но сердцем мягок.

Девушка вновь шаловливо улыбнулась, поклонилась и оставила Карима наедине с Зейнаб.

– Ты воистину добр, Карим-аль-Малика, – тихо сказала Зейнаб, радуясь тому, что подругу не постигнет ужасная участь.

Он лишь хмыкнул:

– Поначалу я боялся за малютку – теперь же склоняюсь к тому, что мне следует опасаться за моего друга Аллаэддина-бен-Омара…

Зейнаб рассмеялась:

– Ома сметлива и тверда, но она очень добрая девочка. Она жаждет изведать страсти – ну, мне так кажется… Думаю, твой друг достигнет с нею успеха, ведь и он ей приятен. Но лишь в том случае, если предпримет решительные шаги не «тогда, когда ему приспичит, а когда она будет готова.

– Да, это правда. То, что настало время страсти, определяет женщина, не мужчина. – Его глаза пристально смотрели в аквамариновые очи. Он взял девушку за руку и вначале нежно поцеловал доверчиво раскрывшуюся ладонь, а потом тонкое благоуханное запястье. – Вчера ночью ты яростно доказывала мне, что для тебя пробил час тех страстей, для которых, по моему мнению, ты еще не созрела. Ты все еще настаиваешь? Или ты передумала, мой цветочек?

– Теперь.., теперь я уже не знаю, – сказала она. – Прошлой ночью ты воспламенил мои чувства своими прикосновениями, и я возжаждала большего… А теперь я этого уже не чувствую. – Она попыталась было высвободить руку, но он не отпускал нежной ладошки.

– Пойдем, – твердо сказал он, уводя ее из сада. – Сейчас проверим, смогу ли я вновь воспламенить твои чувства и заставить ощутить вчерашнее…

– Может, я больше и не воспламенюсь… – холодно отвечала она, все еще злясь.

Карим еле удержался, чтобы не хмыкнуть в ответ на столь дикое предположение.

– Сегодняшний день станет для тебя памятным, моя прекрасная Зейнаб, – говорил он, ведя ее по лестнице в спальню. – Скорее всего, ты просто не сможешь постичь ничего из того, чему я буду тебя учить, если не поймешь на собственном опыте, что же такое акт любви. Девушки, которых я до сих пор обучал, поголовно были непорочны. Они либо вообще не знали, что бывает у мужчины с женщиной, или знали ничтожно мало. Ты же из другого теста. Ты сильно пострадала от рук двух негодяев. Но ты не знаешь, сколь сладким может быть слияние двух тел… Когда ты пожелаешь, мой цветочек, я покажу тебе, что акт любви сладок, но в нем есть также и доля безумия… Когда ты поймешь это, Зейнаб, ты быстро преуспеешь в занятиях.

– Возможно, мой господин, – милостиво допустила она.

– Теперь разоблачись, – сказал он ей уже в спальне. – Не так быстро. Кафтан чудесен. Как он попал к тебе?

– От Донала Рая, – сказала она, грациозно освобождаясь от тонкого шелка. – Он объяснил Оме, что это мавританское платье и что нам пора к нему привыкать. Оно мне нравится. Прикосновение шелка к коже куда приятнее, чем прикосновение льна или шерсти, вещи из которых я привыкла носить…

Он кивнул, соглашаясь:

– А теперь раздень меня, Зейнаб.

– Да, мой господин, – отвечала она, изо всех сил стараясь выказывать покорность. Она сняла с его плеч длинный плащ, сложила его и аккуратно повесила на спинку стула. Потом развязала тесемки у ворота белоснежной сорочки и стянула ее с мужского тела. Вдруг ей захотелось погладить его по мускулистой груди, но она сдержалась и, аккуратно сложив рубашку, положила ее на стул. Потом нежные пальчики некоторое время безуспешно сражались с тяжелой пряжкой кожаного ремня.

– Позволь, я сам.

Большие ладони на мгновение накрыли ее ручки. Зейнаб словно окатило горячей волной. Он сам снял ремень и положил на тот же стул.

– Коснись меня, – сказал он.

Девушка подняла на него непонимающие глаза.

– Мои прикосновения вчера ночью подарили тебе наслаждение, правда? А твои касания будут приятны мне. Мужчина любит ощущать на своем теле нежные руки красавицы, Зейнаб.

Видя, что она колеблется, он взял обе ее руки и приложил к своей груди. Пальчики Зейнаб робко принялись блуждать по его груди, проводя по темной растительности. К ее изумлению, волосы оказались на удивление мягкими… Осмелев, она провела ладонями по его плечам, потом по мощной спине.

– Ты очень силен, правда? – спросила она, ощупывая железные мышцы.

…Тело его было таким твердым на ощупь и казалось поразительно сильным. Ладони ее оказались на стройной талии, и, уже не понукаемая никем, Зейнаб принялась стягивать с него панталоны, распуская шнурок у пояса, который почему-то никак не хотел поддаваться.

– Тебе будет удобнее, если ты встанешь на колени, – сказал Карим.

Она повиновалась, но изо всех сил старалась не смотреть туда… Девушке казалось, что она еще не совсем готова бестрепетно смотреть на мужское достоинство. Поэтому она сосредоточила внимание на его железных бедрах. Освободив тело Карима от панталон, она коснулась его тела и поразилась, насколько крепки мускулы. Отступив, она быстро поднялась на ноги, взяла панталоны, тщательно разгладила ткань и положила их на стул, где лежала остальная одежда.

– Видишь, все очень просто, правда? – с улыбкой он притянул девушку к себе, прильнув губами к ее светлым волосам.

Сердце Зейнаб бешено заколотилось. Что за сладкая тайна заключена в мужском касании, которая заставляет ее трепетать?

– А Рабыня Страсти всегда разоблачает своего господина? – спросила она, изо всех сил стараясь сохранить контроль над собой.

– Если он этого пожелает. Она купает его – этому ты сегодня училась, она одевает и раздевает владыку… Все, что бы она ни делала, должно доставлять ему наслаждение того или иного рода. Она ведь не просто наложница. Она – нечто куда большее. Она должна в совершенстве овладеть искусством испытывать наслаждение, для того чтобы господин ее уверился, что он лучший любовник на свете, даже если это и не так… Одно его касание должно обволакивать ее дурманом страсти. – Он взял ее за подбородок и взглянул прямо ей в глаза. – К тому же Рабыня Страсти никогда не теряет головы, даже когда волны страсти захлестывают обоих. Ты понимаешь меня?

– Не уверена… – тихонько прошептала Зейнаб.

– Придет время – и ты это поймешь.

– Я должна научиться отделять мысли от чувств… – задумчиво произнесла она. – В этом ведь секрет, Карим-аль-Малика? – Она вопросительно поглядела на учителя. Она жаждала учиться. Никогда больше не хотела она пасть жертвой мужчины, кем бы он ни был – пусть даже царем ее и властелином. Судьба ее должна быть в ее собственных руках! Вот ключ к тому, чтобы выстоять в этом новом для нее мире!

Карим согласно кивнул, довольный тем, что она с такой легкостью проникла в потаенный смысл его слов. Снова внимательно поглядел ей в лицо и вдруг без всякого перехода спросил:

– Ведомо тебе, сколь потрясающе ты красива, Зейнаб?

– Я знаю, как выгляжу, – отвечала она, – ведь Груочь, сестра моя, была точной моей копией. Только глаза чуть разнились по цвету, но об этом знали немногие. Я видела свое лицо в чистых водах нашего озера. Груочь частенько жаловалась, что нет у нас зеркала… Да мы в жизни ни одного зеркала не видели, нам лишь рассказывали, что оно чистое, до блеска отполированное, и в него можно смотреться. Я знаю, что лучше многих, но что красива…

– Да, очень красива, – уверил ее Карим, касаясь пальцем нежной щечки. – На свете много типов красоты, Зейнаб, но тот, к которому принадлежишь ты, непревзойден и дороже всего ценится. Не думаю, чтобы во всем гареме Абд-аль-Рахмана нашлась гурия, подобная тебе.

Карим крепко обнял девушку, руки его сомкнулись на ее ягодицах, и он почувствовал, что она подалась к нему всем телом…

Ладошки ее оказались на его груди, она силилась вздохнуть – и не могла… Он улыбнулся, глядя прямо в аквамариновые очи, и теплая волна захлестнула Зейнаб. Ноги ее подкосились. Подхватив девушку на руки. Карим перенес ее на ложе. Встав на колени подле нее, он медленно проговорил, не сводя с нее глаз:

– Один грубиян уничтожил твою девственность. Другой, подобный ему, изнасиловал тебя. Но сердцем и душою ты все еще девственна, Зейнаб. Сегодня ночью я буду любить тебя так, словно никто еще не касался тебя…

Губы его коснулись ее губ с такой нежностью, на которую она считала мужчин неспособными… Сердце ее, казалось, вот-вот выскочит из груди. И словами, и действиями он потряс ее. Когда он лег подле нее на матрац, подавшийся под тяжестью его тела, одно лишь прикосновение его обнаженного тела лишило ее рассудка. Карим взял ее трепещущую руку, она ждала, что будет дальше… Слова его звучали в ее ушах:» Сердцем и душою ты еще девственна «. Да, сущая правда! Но как он узнал об этом? Как умудрился он ощутить ее боль, боль, которую она сама от себя таила, в которой стыдилась себе признаться? Выказать слабость – значит позволить другим взять над собою верх, с горечью думала Зейнаб. Это был один из первых уроков, преподнесенных ей жизнью еще тогда, когда она была Риган Мак-Дуфф, нежеланной и нелюбимой дочерью…

– А к девственнице, – продолжал Карим, – следует приближаться постепенно, шаг за шагом, с нежностью и никогда грубо.

Он поднес ее руку к губам и прильнул к ладони нежным поцелуем, который словно обжег Зейнаб. Потом стал по очереди целовать дрожащие пальчики.

Медленно и чуть осмелев, Зейнаб принялась ощупывать его твердые, но вместе с тем удивительно нежные и податливые губы. Но когда он стал, играя, покусывать ее пальцы, она отдернула руку, изумившись.

Рассмеявшись, он лег на бок лицом к девушке:

– Это хорошо, что ты любопытна, Зейнаб. Впрочем, такою и должна быть девственница. Так она и начинает учиться дарить и испытывать наслаждение…

Губы его вновь коснулись ее губ, и этот поцелуй был так же нежен, как и первый…

Зейнаб вздохнула и расслабилась, но вновь напряглась, когда лобзание стало более страстным. Она ощущала желание, охватившее его, хотя прежде никогда ничего подобного не осознавала. Губы ее приоткрылись, пропуская мужской язык. Она чувствовала, что он ищет ответных ласк ее робкого язычка. Когда они встретились, по телу ее пробежала сладкая дрожь. Желание нарастало от соприкосновения их горячих тел. Она ничего не понимала – знала лишь, что хочет, чтобы блаженство длилось вечно. Она затаила дыхание, но он наконец оторвался от ее рта и улыбнулся, глядя ей прямо в глаза.

– Тебе понравилось? – спросил он для порядка, прекрасно зная, что услышит в ответ.

Широко раскрыв глаза, Зейнаб кивнула:

– Да!

Он снова склонился над нею, теперь целуя кончик носа, подбородок, лоб, подрагивающие веки…

– А теперь делай то же самое, – велел он, переходя к новой части урока. Надо было извлечь как можно больше пользы из ее желания…

Приподнявшись на локте, Зейнаб склонилась, касаясь губами его лица – вначале высоких скул, затем углов рта, и, наконец, самих губ… Сердцу стало тесно в груди. Оно чуть было не выпрыгнуло, когда могучие руки сомкнулись вокруг ее тела, когда ее маленькие округлые груди коснулись его груди…

– Ты чересчур спешишь, мой цветочек. Ты совершенно не умеешь собой владеть, – нежно упрекнул он ее.

– Я не могу… – призналась она. – Что-то толкает меня, но я не знаю что… Я очень дурная, мой господин?

– Да, – он усмехнулся. – И совершенно неисправима, мое сокровище! Ты должна быть терпелива. Ты хочешь слишком многого и слишком быстро. Плотская любовь – это чудо. И все следует делать медленно, чтобы дать вкусить наслаждение сполна… – Он перевернул ее на спину и склонился, целуя ее груди. – Какие чудные сочные грудки! Они молят о ласке…

– Да, это правда, – храбро отвечала Зейнаб. Он медленно ласкал ее тело, осязая нежную и упругую плоть, накрывал каждую грудь по очереди ладонью, слегка пощипывая соски большим и указательным пальцами. Она вся выгибалась в его руках. Тогда он склонил голову и принялся посасывать соски. Потом язык его начал ласкать мягкую дорожку между грудей. Затем снова стал ласкать языком соски, уже к тому времени твердые и напряженные. Она громко застонала от наслаждения. Он легонько прикусил сосок – девушка громко вскрикнула. Тогда он поцелуями стал утолять причиненную ей легкую боль…

От горячих прикосновений его рта к ее телу Зейнаб совершенно лишилась рассудка. Ласка его больших рук дарила ей доселе не испытанное блаженство. Заключив ее в объятия, он приподнял ее и стал осыпать с ног до головы горячими поцелуями. Ослабев от страсти, она лежала в его объятиях, а он снова стал лизать ароматную кожу.

– О-о-о.., мой господин! – вырвался у нее вздох наслаждения.

Он уложил ее снова на ложе, подсунув подушку ей под ягодицы. Раздвинув ноги девушки, он скользнул меж них, уперев ее бедра в свои плечи.

– Теперь… – шепнул он, – я открою тебе одну тайну, тайну сладкую, Зейнаб…

Склонившись, он осторожно раздвинул ее мягкие и розовые потайные губки. Нежная плоть уже лоснилась от жемчужных соков любви, хотя девушка этого не осознавала. Он позволил себе чуть полюбоваться ее сокровищем, а потом язык его нащупал средоточие страсти И принялся пламенно его ласкать.

Какое-то время разомлевшая Зейнаб не понимала, что он делает, но когда до нее дошло, она раскрыла рот, чтобы закричать от стыда – но звука не получилось… Она вздохнуть даже не могла! Девушка силилась выказать протест против столь бесцеремонного вторжения в ее святая святых, но.., но… Язык страстно ласкал ее потаенную святыню, и вдруг нежное тепло, которое она ощущала прежде, внезапно обратилось в бушующее пламя… Из ее горла вырвался сдавленный крик. Она хватала ртом воздух. Перед глазами у нее замелькали звезды – и она пронзительно закричала…

Тогда он освободился от объятий ее ног и, взяв в руку свой член, принялся нежно тереть им ее сокровище. Член был тверд – Карим мучительно хотел ее. Открыв глаза, Зейнаб прочла это в его взгляде.

– Возьми меня! – молила она. – Возьми… Сейчас!

– Мужчина должен входить в девственное тело медленно и с великой нежностью, – проговорил он сквозь стиснутые зубы, проникая в нее. Она ощущала, как горячий мужской член заполняет собою все ее нутро. Инстинктивно она сомкнула стройные ножки вокруг его талии, чтобы дать ему возможность проникнуть еще глубже. Он застонал и проник в нее на всю глубину, подобно тому, как человек тонет в зыбучих песках… Она содрогнулась, почувствовав внутри себя биение его пульса, – ив эту секунду вдруг осознала, что он так же беззащитен, как и она. И ощутила прилив сил…

Он принялся двигаться в ней, поначалу неторопливо, затем со все возрастающей быстротой… Его красивое лицо свело судорогой страсти. Нет, она не могла больше смотреть! Аквамариновые глаза закрылись – его страсть была заразительна, и вот она уже вся трепещет… Те же звезды пронеслись у нее перед глазами, но куда более яркие. Ни один из тех, кто прежде владел ее телом, не потрудился подготовить ее к этому.., этому волшебству. Ее заливали волны такого восторга, что, казалось, она не вынесет этого и умрет. Затем она словно и впрямь потеряла сознание, растворившись в пучине экстаза, словно летя куда-то меж звезд, мелькавших у нее перед глазами…

К действительности ее пробудили горячие поцелуи, которыми Карим осыпал ее мокрые щеки. Только тут Зейнаб поняла, что плачет. Глаза ее медленно раскрылись и устремились на мужчину. Им не нужны были, слова, совсем не нужны… Теперь он держал ее в объятиях и сказал лишь одно слово:» Спи…«Она с радостью подчинилась, ощутив вдруг с изумлением, как она изнемогла.

…Он смотрел на нее, спящую. В свои двадцать девять лет он мог похвастаться многими любовными подвигами. Он перевидал множество женщин. Каждая была в своем роде. Каждая бросала ему вызов. Ведь любовь не просто физический акт. Это искусство снисходить к нуждам партнерши, к ее слабостям… Искусство заполнить собою ее жизнь на то время, пока ты с нею. Ни одна женщина не тронула его сердца. Ни одна из тех, кого он учил постигать науку любви, дабы стать Рабыней Страсти. Ни одна… До сего дня. Почему эта дочь варваров, эта маленькая неверная из сырой и холодной северной земли вошла в его душу? Как? И дело тут не в ее дивной красе. Он не понимал, почему, когда и как это случилось…

Он приподнял с подушки ее шелковистый золотой локон и прижал его к лицу, вдыхая нежный аромат гардении, нежно целуя светлую прядь. Сущее безумие! Допуская это даже в мыслях, он нарушал основное правило Учителей Страсти. Ни один из них не смел влюбляться в ученицу и не смел допустить, чтобы она полюбила его в ответ. Неужели горький опыт ничему его не научил? К тому же эта дивная дева не простая невольница. Она собственность лучшего друга его отца. И предназначена для гарема калифа Кордовы. Сущее безумие…

…Как удивительно хороша она – с головы до пят. Мысль эта пронеслась в его мозгу прежде, чем он успел запретить себе думать об этом. Взгляд его скользил по дивному юному телу. Да, он подобрал для нее подходящее имя. Абд-аль-Рахман окажется сражен наповал этой красавицей и будет в неоплатном долгу перед ним. Учителем Страсти Каримом-аль-Маликой, создавшим это сокровище. Калиф будет также сердечно благодарен своему другу из Эйре Доналу Раю, который, в свою очередь, будет в долгу перед ним, Каримом-аль-Маликой… А заслужить благодарность такого человека, как Донал Рай, – это вовсе недурно… Но он отдал бы куда больше за то, чтобы Зейнаб могла принадлежать ему, только ему…

– Как Учитель Страсти я сегодня кончился… – вполголоса сказал он самому себе. – Я не должен был позволить такому случиться. Верно, я старею, становлюсь сентиментальным и не могу больше владеть своими чувствами…

Он погладил атласную кожу Зейнаб. Нужно обучить ее много большему, нежели просто искусству любви. Он должен научить ее, как выжить в гареме нового господина. Любимая жена Абд-аль-Рахмана Захра известна как властная и мстительная женщина, порой не пренебрегающая и ядом… Ее подрастающий сын – наследник отца. Захра не обрадуется, увидав эту юную и прекрасную соперницу… И сделает все, что будет в ее силах, чтобы убрать Зейнаб, если калиф чересчур привяжется к новой невольнице – а Карим-аль-Малика сделает все для того, чтобы калиф опьянел от этой женщины. Это его долг.

– Как это было прекрасно!

Чуть слышный дремотный голос прервал нить его мыслей. Взглянув в полусонные аквамариновые глаза, он улыбнулся:

– Так ты больше не боишься? Ты поняла, как сладка бывает страсть?

– Да! И я хочу снова.., снова! Мой господин, пожалуйста!

Ответом ей был тихий смех.

– Ты чересчур нетерпелива, мой цветочек! – ласково пожурил он ее. – Разве я не призывал тебя к терпению? Мне так многому нужно еще научить тебя, а тебе столь многое постичь! Для начала мы должны омыть друг друга» платками любви «. Пойди и принеси чашу – она на подоконнике. Там же ты найдешь и платки, моя красавица. А после обсудим дальнейшую программу наших занятий.

Она торопливо вскочила с матраца, спеша исполнить его приказание. Принеся чашу, она спросила:

– Что я теперь должна сделать, мой дорогой господин? – ив ожидании преклонила колени у ложа.

Какая восхитительная ученица, подумал он. Ему захотелось заключить ее в объятия, покрыть прелестное лицо поцелуями… Вместо этого он сказал тоном педанта:

– Воду в чаше всегда следует держать подогретой. На будущее скажу: в нее следует добавлять твой особый аромат – гардению. А ткань должна быть льняной, самой мягкой и нежной. Возьми один платок, Зейнаб, и нежно смой с меня следы любовных утех. Потом я сделаю то же для тебя. Помни: я вкусил твоих интимных тайн. Мне может захотеться повторения. Со временем я научу тебя ласкать меня ртом – это несколько иное удовольствие, чем то, что испытывает мужчина, войдя в женское тело обычным способом.

Она подняла полные изумления глаза, но ничего не сказала, просто омочила нежную ткань в чаше и принялась омывать его член. Прикосновения ее были легки и осторожны. Ее поразило, что этот орган, который теперь так мал, недавно доставил ей столь бурные восторги… Тут она заметила, что член Карима деформирован.

– О-о-о,.. Кто так ужасно тебя поранил, господин мой?

– Поранил? – Мгновение он ничего не понимал, но затем, угадав причину ее испуга, объяснил:

– Нет, я не поранен, Зейнаб, я обрезан. Это в обычае у мавров, евреев и многих других восточных народов. Мне тогда было семь лет. И братья мои тоже обрезаны. Мне дали особого шербета, к которому примешали немного наркотика, чтобы облегчить боль. Затем мою крайнюю плоть с силой оттянули и обрезали. Отец мой щедр. Всякий раз, когда над кем-нибудь из его сыновей совершался обряд обрезания, он собирал в наш дом всех бедных мальчиков-семилеток со всего города, и они также подвергались обрезанию. Ну а потом веселились на празднике, устроенном за отцовский счет. Операция эта мужчине нисколько не вредит, да это ты, наверное, уж и сама поняла. Это гигиеническая мера. В жарких странах порой трудно достать воды для питья, не то что для купания… А люди в Аль-Андалус крайне чистоплотны. Мы очень любим бани. Удаление крайней плоти помогает содержать мужское достоинство в чистоте, да и может предотвратить некоторые заболевания.

– А я-то думала… – пробормотала Зейнаб. – Я такая дурочка!

– Но откуда могла ты знать? – возразил он. – Не бойся задавать вопросы, Зейнаб, сокровище мое! Иначе ты ничему не научишься. Женское тело способно принести мужчине массу наслаждений, но для мудреца одного лишь тела, пусть прекрасного, недостаточно. Через несколько дней мы отплывем ко мне на родину. Там я всерьез примусь за твое образование: ты будешь учиться не только искусству любви, ты должна танцевать, петь и играть хотя бы на одном музыкальном инструменте. Ты должна изучить поэзию н историю моего народа – и вообще развить свой интеллект в тех областях, к которым у тебя обнаружится талант. Ты должна овладеть арабским и романским – нашими двумя основными языками. Ты постигнешь этикет гарема для того, чтобы войти в него без страха и стыда. Ты затмишь всех женщин, которых когда-либо знал Абд-аль-Рахман, с той же легкостью, с какой затмевает луну яркое солнце. Я также непременно научу тебя учтивости, чтобы ты ненароком не оскорбила госпожу Захру, мать наследника. Хорошие манеры – еще одна добродетель Рабыни Страсти.

Он взял еще один льняной плат и омочил его в чаше;

– Теперь дай-ка я обмою тебя, сокровище мое. Откинься на подушки и расслабься, Зейнаб.

Когда он приступил к делу, она с трудом подавила дрожь. Как деликатны его касания.., и как чувственны… Медленно и заботливо он смывал с ее тела следы того, что произошло между ними, и одновременно очень умело вновь ее возбуждал. Она чувствовала, как его палец, обернутый тонкой тканью, поддразнивает ее… Глаза девушки закрылись – она прислушивалась к ощущениям, которые вызывали его новые ласки… Почему другие непохожи на Карима-аль-Малику? Или все мужчины Аль-Андалус таковы? А может, только северяне грубы и жестоки?..

Бросая в чашу платок, он сказал:

– А теперь одним пальчиком коснись той чувствительной жемчужины, что скрывается в твоем тайничке, Зейнаб.

Он наблюдал за тем, как она, поначалу робко, а затем, осознав, на что способна сама, все более смело ласкала себя. Когда тайник увлажнился и стал сочиться жемчужной влагой, он схватил тонкое запястье. Притянув ее руку к своему рту, он поймал губами влажный пальчик:

– Твой сок такой пряный, мое сокровище… У нее захватило дух, но он улыбнулся ей своей обезоруживающей улыбкой, от которой сердце ее бешено забилось. Она почувствовала, что вот-вот лишится чувств. Тут он оседлал ее, оказавшись поверх нежной груди.

– Теперь заложи руки за голову, – скомандовал он.

– Зачем? – вся ее показная покорность тотчас же улетучилась. Нет, она, конечно же, хотела довериться ему, но ее полнейшее невежество рождало панический страх.

– Просто это исходная позиция для следующего упражнения, мое сокровище. И не нужно бояться, – терпеливо объяснил он. Склонившись над нею, он подпер плечи девушки подушками. Затем, приподняв свой член – Зейнаб заметила, что он несколько увеличился в размерах, – сказал:

– Открой рот, Зейнаб, и прими его. Ты станешь пользоваться язычком, чтобы возбудить меня, но держи зубки подальше: ты ни в коем случае не должна сделать властелину больно! Ну а когда попривыкнешь, то поучимся сосать… Я скажу тебе, когда остановиться.

Девушка отчаянно замотала головой.

– Не могу… – прошептала она, пораженная, но вместе с тем и зачарованная таким поворотом дела.

– Можешь, – тихо, но твердо возразил он.

– Нет! – решительно объявила она. – Нет!!! Карим не стал спорить, просто зажал двумя пальцами ее точеные ноздри. Лишенная таким образом воздуха, Зейнаб открыла рот, и член Карима тотчас же проскользнул меж ее губ. Одновременно он разжал пальцы.

– А теперь принимайся нежно ощупывать меня язычком, мой цветочек. Нет, не убирай руки из-за головы – в противном случае я велю Доналу Раю выпороть тебя. Помни: покорность, покорность и еще раз покорность!

Казалось, она целую вечность лежала в оцепенении, ощущая у себя во рту ЭТО и не зная, как с ЭТИМ обойтись… Затем любопытство победило девичий язычок, до поры забившийся вглубь, принялся ощупывать нежную плоть. Он наблюдал за нею» из-под полуопущенных век, чуть дыша. Это было трудное испытание… Она робко лизнула. Потом снова. Глаза их встретились.

Карим кивнул, воодушевляя ученицу:

– Так, так, мое сокровище! Не робей! Язычок твой не причинит мне боли. А теперь проведи им вокруг головки.

…Во вкусе, который ощутила Зейнаб, не было ничего отталкивающего. Чуть солоновато – и только. Страх понемногу улетучивался. Постепенно она забрала член в рот поглубже, и язычок принялся путешествовать вкруговую.

Девушка почувствовала, что орган постепенно увеличивается в объеме…