Глава 27. У Давины в последнее время накопился немалый опыт бессонных ночей, так что было нетрудно вычислить, что была почти полночь

У Давины в последнее время накопился немалый опыт бессонных ночей, так что было нетрудно вычислить, что была почти полночь. Джим и Нора спали на земле рядом с ней, но в некотором отдалении, как и приличествовало слугам.

Осторожно, чтобы не разбудить их, Давина встала и пошла по направлению к Черному замку.

Решетка была освещена единственным фонарем, а на ее стук появился высокий тощий мужчина, одетый в белую рубашку и коричневые штаны. Он молча открыл дверь, и Давина вошла в приют.

Она, наверное, ожидала чего-то другого – увидеть каких-нибудь людей или услышать звуки, которые вызвали бы у нее отвращение, но внутри замка все выглядело на удивление обычно – побеленные стены и ряды дверей. Мебель из дуба была старой и поцарапанной, но хорошо отполированной. На стенах не было газовых ламп, но кое-где стояли масляные лампы под стеклянными колпаками.

Как она и подозревала, он ждал ее. Доминик Ахерн. Она почти видела, как дергаются баки на его крысином лице. Он сидел за столом, на котором лежали папки с бумагами. Новые свидетельства? Новые несчастные, обреченные оказаться в этом месте?

Давина заставила себя улыбнуться и поплотнее закуталась в шаль.

– Кто такой доктор Марш?

Ахерн, по-видимому, не ожидал этого вопроса, потому что удивленно заморгал.

– Должен признаться, я редко имел с ним дело. Его имя мне не очень знакомо, но он придерживается буквы закона, ваше сиятельство.

– Вас, наверное, больше всего волнует закон денег, мистер Ахерн, не так ли?

В ответ он лишь склонил голову. Слава Богу, он хотя бы не поклонился.

– Я полагаю, что заключение в вашу тюрьму моего мужа оплатил его дядя Гэрроу Росс?

– Наши пациенты не заключенные, ваше сиятельство. Напротив, мы предоставляем им отдых и уединение от жестокого и несправедливого мира.

– И этот отдых оплачивает дядя моего мужа?

– Если бы я раскрывал имена наших благодетелей, ваше сиятельство, у нас не было бы пациентов. Мы стараемся сохранять определенную…

– Анонимность?

Он улыбнулся:

– Именно. Почти все семьи наших пациентов не желают, чтобы в свете распускали слухи о том, что у их любимых родственников возникли трудности со здоровьем. Мы предоставляем им эту услугу.

Давина запустила руку в карман и достала один из предметов, которые она взяла в Египетском доме. Квадратные зеленые камни ожерелья блеснули в свете свечей.

У Ахерна дернулись его крысиные усики.

– Что это?

– Стимул, – тихо сказала она. – Плата.

– Мне уже заплатили.

– Я заплачу вам больше, мистер Ахерн. Я отдам вам все богатство своего мужа, если потребуется.

– Оно не сможет купить его свободу, ваше сиятельство. Я связан законом. Ваш муж должен оставаться здесь по крайней мере три дня.

– В таком случае, если этим нельзя купить его свободу, может быть, это позволит сократить трехдневный срок?

– Мы обращаемся со всеми нашими пациентами как с гостями, ваше сиятельство. Нет нужды для дополнительной платы. С вашим мужем обращаются хорошо.

– Но вероятно, можно все же сократить время оценки его состояния до одного дня?

Кажется, он дрогнул. Давина положила ожерелье на стол и отступила на шаг.

– Подумайте, мистер Ахерн. Я вознагражу вас за каждый день, если вы отпустите моего мужа раньше.

– Как мне знать, что он не представляет опасности для общества, ваше сиятельство? Я бы не простил себе, если бы выпустил в мир безумца. Ваш муж, возможно, и граф, ваше сиятельство, но в этом смысле он такой же человек, как любой другой. Его титул не оберегает его от болезни.

Титул никогда не защищал Маршалла, но Ахерну знать об этом не следовало.

Будто не расслышав его, она продолжила:

– Вы разрешите передать ему смену одежды?

Он придвинул к себе ожерелье.

– Подумайте, – повторила она и, прежде чем он успел отказать ей, покинула замок.

Убедившись, что Гэрроу вышел из дома, Тереза тут же встала с постели. Она надела туфли, закуталась в пеньюар и тихо вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Слугам в доме платили хорошие деньги, но это не означало, что они были преданы своему хозяину. Она предусмотрительно сунула в карман несколько пятифунтовых монет на тот случай, если наткнется на какого-то слишком усердного слугу.

Она медленно спускалась по лестнице, готовая объяснить, как она оказалась здесь посреди ночи. Возможно, что если она встретит служанку, у той хватит такта не задавать вопросов. Но ей никто не попался по дороге в библиотеку, а там было пусто, хотя на письменном столе все еще горела лампа.

Возможно, Гэрроу оставил лампу зажженной, потому что собирался вернуться? Или слуги просто забыли проверить, везде ли потушен свет? Однако отблеск лампы, слава Богу, был недостаточен, чтобы ее могли увидеть в высоком, от пола до потолка, окне с улицы.

Библиотека Гэрроу была произведением искусства. Вдоль стен располагались высокие полки красного дерева с украшениями из лепнины. Книги на полках были все в кожаных переплетах, с золотым тиснением. Этот человек знал, как собирать книги. Жаль только, что она никогда не видела, чтобы он читал – хотя бы одну из них. Но наличие в доме библиотеки давало возможность прослыть умным и образованным джентльменом.

За те недели, что они были любовниками, он ни разу не оставлял ее одну. Больше у нее такого шанса не будет.

Ни на столе, ни под пресс-папье не было никаких компрометирующих бумаг, но она подозревала, что то, что ей надо найти, уже надежно спрятано. Дураком Гэрроу не был. Она обогнула письменный стол. Все ящики с правой стороны легко выдвигались – свидетельство того, что ничего ценного в них не было.

Однако средний ящик с левой стороны стола был заперт, чем и привлек ее внимание. Она быстро его открыла, используя инструмент, которым ее снабдили еще много лет назад и которым она владела в совершенстве. В ящике была спрятана какая-то папка. Она не стала ее открывать, а, встав на колени, сунула руку в глубь ящика.

Медленно и методично она ощупала пространство между торцовой стенкой ящика и задней стенкой письменного стола, но ничего не обнаружила. Однако что-то было прикреплено ко дну верхнего ящика. Она нашла конец какой-то веревки и, скользя пальцем по ней, нащупала что-то вроде сетки, прикрепленной к нижней доске ящика. Гамачок. Гэрроу не откажешь в изобретательности. Но что в этом гамачке?

Записная книжка. Господи, сделай так, чтобы это было то, что ей надо.

Тереза достала записную книжку и, не вставая с колен, начала ее читать. Цифры в правой стороне страниц, очевидно, обозначали количество. Число людей, вывезенных из Макао в различные порты мира для продажи. Цифры слева – полученный от этих продаж доход.

В конце записной книжки она обнаружила ряд имен, вызвавших у нее улыбку. Лондон придет в восторг, когда встретится с этими людьми. Некоторые имена были китайскими, но было достаточно и голландских, и английских.

Она встала, довольная своей находкой. Было что-то бесконечно правильное в том, что' она делала, так что она с радостью поделилась бы этим с кем-либо еще.

– Когда ты в следующий раз, Тереза, задумаешь что-либо украсть, ты могла хотя бы приглушить свет. Тебя совершенно отчетливо видно в окно.

По ту сторону письменного стола с довольным видом стоял улыбающийся Гэрроу. Но по его взгляду она поняла, что он вовсе не так весел, каким хотел казаться.

– Я должен с сожалением признаться, моя дорогая, что ты меня одурачила.

Тереза сунула записную книжку в левый карман пеньюара.

– Так не пойдет, Тереза. Отдай мне записную книжку, пожалуйста.

Он протянул руку ладонью вверх. Она раздумывала, удастся ли ей выбежать из комнаты и из дома до того, как он ее схватит.

Вряд ли ему это удастся.

– На самом деле, Гэрроу, это была не просто кража. Однако было действительно глупо оставлять лампу зажженной. Тем не менее, я пытаюсь учиться на своих ошибках. В следующий раз я буду более осторожной. А что касается твоей записной книжки, то у меня нет абсолютно никакого намерения возвращать ее тебе. Я пожертвовала слишком многим, чтобы найти ее. Своим достоинством, если не своей репутацией.

Она улыбнулась. Интересно, сочтет ли он ее признание оскорблением? Видимо, да. Его лицо потемнело, глаза сузились, руки сжались в кулаки.

– И кто же ты?

– Просто женщина, которая верит в справедливость. К сожалению, мне не всегда удается ее восстановить. Однако в твоем случае я сделала своей единственной целью твое наказание. Ты преступник, Гэрроу Росс, и к тому же малопривлекателен как мужчина.

Без предупреждения он бросился плашмя на письменный стол, пытаясь дотянуться до нее. Она быстро отскочила, но ему удалось схватить ее за руку и рвануть к себе. Она попыталась вырваться, но он успел обхватить ее за шею.

В ее намерения не входило встретить смерть от рук Гэрроу Росса.

Она выхватила из правого кармана пистолет и прижала его к груди Гэрроу.

Он был так удивлен, что ослабил нажим на ее горло, так что она смогла дышать.

– Не глупи, Гэрроу, – прошептала она. – Хотя мне придется объяснять суду, почему я в тебя стреляла, я к этому готова.

Однако он ее не выпустил.

– Будь уверен, что до того, как я умру, я постараюсь просверлить небольшую дырочку в твоей груди. Там, где находится сердце, если оно у тебя вообще есть.

Ей никогда еще не приходилось стрелять, но она хорошо знала, как это делается. К тому же она действительно была готова убить его. Гэрроу, видимо, прочел решимость в ее взгляде и неожиданно отпустил ее.

Она отступила, продолжая держать его на мушке.

– С тобой было интересно, Тереза, – сказал он, а она в это время начала пятится к двери.

Сегодня вечером она послала лорду Мартинсгейлу сообщение. Теперь, когда она добыла доказательства, которые были ему нужны, его люди могут схватить Гэрроу, а те несчастные, которых он запер в трюмах своих многочисленных судов, будут освобождены.

– А я должна признаться, что и мне было интересно, но вместе с тем не слишком приятно. Ты самый никудышный любовник, Гэрроу, и тебе следует это знать. Я выражаюсь не слишком прямолинейно?

Она улыбнулась и выскочила за дверь.

* * *

Маршалла разбудили крики.

Но он оставался лежать с закрытыми глазами. Его тюремщики будут ждать, что он начнет протестовать, но он уже понял, что не следует показывать этим людям своего настроения, а лучше держать их в неведении.

Он ожидал услышать свое имя – его людей всегда заставляли выкрикивать его имя. Это, по-видимому, было частью пытки. Но возможно, это просто говорила его совесть.

Крики прекратились, но был слышен топот ног. Это было что-то новое. Наверное, они поняли его трюк и ждали, чтобы он как-то проявил себя. Он чуть приоткрыл один глаз, чтобы увидеть Джима в углу, но его не было.

Он исчез? Или его забрали? Неужели это он кричал?

«Господи, пожалуйста». Это была его обычная утренняя молитва. Больше он ничего не просил. «Господи, пожалуйста. Дай мне мужества. Не допусти позора – моего собственного, моей семьи и моей страны. Не допусти, чтобы мои люди страдали…»

Джим. Джим был еще совсем мальчик, и Маршалл чувствовал за него больше ответственности, чем за других. «У этого юноши еще не было прошлого, Господи, так подари ему по крайней мере будущее!..»

Маршалл закрыл глаза и силой воли заставил себя забыться.

Давина…

Он не в Китае. Он вернулся в Эмброуз через Лондон. Он видел королеву, выразившую ему благодарность от имени нации, от имени империи. Он ничего не рассказал ей о тех людях, которые умерли в муках, чтобы она могла ими гордиться. Эти люди заслуживали уважения. Поэтому он лишь почтительно поклонился королеве, но в глубине души знал, что она была в курсе той сделки с дьяволом, которую заключила Англия.

Он снова открыл один глаз и огляделся. Он лежал в небольшой, совершенно незнакомой ему комнате. Он попытался сесть, но у него так закружилась голова, что он был вынужден снова лечь. К тому же его подташнивало.

Он был не в Китае и, совершенно определенно, не в Эмброузе. Где он, черт побери? Крики утихли. В коридоре не слышно было шагов, а матрас, на котором он спал – интересно, как долго? – был на удивление удобным.

Он бросил взгляд на дверь. Маленькое окошко в двери свидетельствовало о том, что дверь заперта. Где он? Он смутно помнил, что его везли в карете. Неужели он полностью лишился рассудка? Но если он безумен, разве мог он понять, что он не дома, а в каком-то незнакомом месте?

Попытка сесть опять не увенчалась успехом, но она так его утомила, что он вообще перестал бороться.

Ахерн пока ей не ответил, но утром он прислал им воды для умывания и завтрак. Все трое прилично поели, притулившись к скале, которая служила им и столом, и стульями.

– Разве он может держать здесь графа, ваше сиятельство? – спросил Джим.

Давина очень боялась, что для этого Ахерн обладает достаточной властью, но не стала признаваться в этом Джиму.

– Вчера я попыталась его подкупить. Но Ахерн либо очень честный человек, либо его совсем не интересуют египетские драгоценности.

– Значит, нам придется оставаться здесь три дня, ваше сиятельство? – спросила Нора.

– Дело не в этих трех днях, Нора, – заметил Джим. – А в том, что Ахерн сказал потом. Он может держать графа здесь столько, сколько захочет. Все что ему надо, – это решить, безумен граф или нет. – Джим посмотрел на Давину. – Я правильно понял, ваше сиятельство?

Давина пришла к такому же выводу, так что не было смысла утешать Джима и Нору.

– Я тоже так думаю, Джим.

– Что же нам делать?

Давина не ответила. Она встала и подошла к краю обрыва. Через дорогу виднелась гора, вершина которой была скрыта туманом. Слева торчал скалистый выступ, справа в утреннем свете сверкал извилистый ручей.

Ближе к полудню приехал Чемберс. Он, видимо, ехал всю ночь, но все же на всякий случай взял с собой одного из помощников конюха.

За ним следовал целый обоз: три кареты, шесть повозок и даже запряженная пони тележка. В повозках сидели люди из Эмброуза, но ни один из них не был в ливрее.

Давина удивилась, заметив в первой повозке Джейкобса.

– Они все из Эмброуза, – сказала Нора, когда люди выбрались из повозок.

– Плотник не смог приехать, – сказал Чемберс. – Он упал с крыши и повредил ногу. Поэтому я оставил его в Эмброузе за старшего, пока нас не будет, ваше сиятельство.

– Ты все привез, о чем я тебя просила, Чемберс?

– То, что вы просили взять в Египетском доме, лежит в первой карете, ваше сиятельство. Во второй карете находится то, что я смог собрать в большом зале. Но у меня есть для вас сюрприз, ваше сиятельство, – улыбнулся Чемберс. – На чердаке я обнаружил несколько рулонов клетчатой материи. По-моему, это тартан.

– Отлично, Чемберс. Спасибо тебе за все.

Она открыла дверь кареты и проскользнула внутрь.

Когда Маршалл проснулся, он точно знал, где находится. Он не стал смотреть по сторонам, поскольку находился в той же комнате, в какой был раньше.

Знал он также, что не было никаких знаков вчерашнего буйства. Не было ни видений, ни призраков. Никакие загробные голоса не нарушали его покой.

Дверь внезапно открылась, и на пороге появился огромного роста человек. Его тюремщик? Когда он задал этот вопрос, человек улыбнулся.

– Ваше сиятельство, – только и сказал он.

Больше ничего.

– Где я?

Великан опять улыбнулся, но не ответил на вопрос, а вышел, заперев за собой дверь. Спустя минуту он вернулся с кувшином горячей воды и тазом. Затем он принес поднос с едой и поставил его в ногах кровати.

Маршалл осторожно сел, но не почувствовал никакого головокружения. Он сделал глубокий вдох и понял, что у него нигде ничего не болит.

– Как давно я здесь? – спросил он, хотя и не ждал ответа.

– Два дня.

– Два дня? – Маршалл почти ничего не помнил – какие-то обрывки. Два дня? Неудивительно, что его тело давало знать о своих потребностях. Гигант словно это понял и отвернулся, а потом встал спиной к двери и оглядел комнату, будто решая, все ли он сделал. Потом вышел и повернул в замке ключ.

Скрип ключа полоснул Маршалла по нервам, но он решил, что постарается вспомнить о том, что произошло, позже, а пока умоется и поест.

В Китае он не сразу понял – а когда до него дошло, было уже поздно, – что в его еду подмешивают опиум. Поэтому он попробовал то, что ему принесли, с осторожностью. Но на сей раз его желудок не отреагировал так, как в китайской тюрьме – его не вывернуло, – и он набросился на еду, почувствовав зверский голод.

Поев, он оглядел комнату. Кроме его кровати и небольшого столика, не было никакой мебели. Были еще небольшой стенной шкафчик и ночной горшок.

Перед глазами у него ничего не плыло, не было никаких видений или кошмаров. Если бы он мог понять, где он находится и как отсюда выбраться, жизнь была бы почти прекрасной.

Давина протянула Ахерну рубашку. Он взглянул на нее с подозрением.

– Это всего-навсего чистая рубашка. Мой муж очень чистоплотен. Он захочет переодеться.

– Надо ее проверить.

– Я этого ожидала, мистер Ахерн. Я очень хорошо понимаю ваше положение. Вы готовы освободить моего мужа?

– Вы сказали, что есть еще ожерелья?

Неужели это цена свободы Маршалла? Если так, она с удовольствием ее заплатит.

– Если быть точной – еще два. Принести, чтобы вы могли на них взглянуть?

Он кивнул и начал мять в руках рубашку, а потом просунул руки в рукава. Затем он махнул человеку, стоявшему около лестницы.

– Отнеси это его сиятельству. – Потом повернулся к Давине. – Это все?

– Когда будет освобожден мой муж, мистер Ахерн?

– По закону необходим еще один день, ваше сиятельство.

– А потом?

– Я еще не решил, представляет ли он угрозу, ваше сиятельство. Мне надо, чтобы его осмотрел врач.

– Тот же, который подписал свидетельство? Мы с вами оба знаем, что он, возможно, подпишет другое свидетельство, если ему хорошо заплатить.

Ахерн лишь улыбнулся.

Интересно, улыбался бы он, если бы знал о тех приготовлениях, которые происходят в данный момент за его дверью? Из Эмброуза прибыли еще две повозки с продовольствием.

– В таком случае вы не оставляете мне выбора, – заявила Давина. И когда только она стала такой кровожадной? Она даже улыбалась от предвкушения.

– Вы возвращаетесь домой, ваше сиятельство? Мудрое решение.

– На самом деле мы не возвращаемся. Выгляните в окно, мистер Ахерн. Мы начинаем осаду замка Брэннок.

Прежде чем выйти, она одарила его лучезарной улыбкой.

В комнату вошел давешний великан и положил что-то на кровать.

– Чистое белье, – сказал он.

Маршалл посмотрел на рубашку без всякого интереса.

– Вы по крайней мере хорошо кормите своих заключенных и переодеваете в чистое.

Великан не ответил.

– Скажите им, что я переоделся. Или что я отказался. Скажите что угодно, черт бы вас побрал!..

Великан сделал шаг, и Маршалл даже обрадовался – его накажут за драку, а это именно то, что ему сейчас надо. Нет, на самом деле ему надо бы выбраться отсюда, так что привлекать к себе внимание не самый правильный образ действий.

Он умерил свой гнев и взял рубашку. Странно, но это была его собственная рубашка. Он снял рубашку, которая была на нем, но прежде чем он успел натянуть свежую, он заметил, что на внутреннем шве было что-то написано.

Он надел чистую рубашку, а грязную швырнул великану.

– Держи. Можешь доложить своим хозяевам, что я послушно переоделся.

Великан пристально на него посмотрел, а потом кивнул и вскоре ушел.

Теперь Маршалл мог снять чистую рубашку и разглядеть то, что он увидел. Мелким почерком – слишком мелким, но всё же достаточно разборчивым – был выведен иероглиф. Он на мгновение закрыл глаза, и за этот короткий отрезок времени его захлестнула надежда. Давина прислала ему весточку. Его прекрасная, умная, самая-умная-из-всех-женщин-на-свете жена сочинила для него иероглиф. Он внимательно изучил то, что она написала.

Свобода. Она задумала начать войну, а все слуги Эмброуза будут ее армией.

Маршалл расхохотался.

– Ваше сиятельство?

Она обернулась. Это был Ахерн, который, видимо, шел за ней и догнал ее у самой решетки.

– Ваше сиятельство, не слишком ли опрометчиво вы поступаете? Неужели вы задумали осаду Брэннока?

– Вы не имеете права, мистер Ахерн, задерживать здесь моего мужа без моего разрешения.

– Мне придется обратиться к властям, – сказал он, повысив голос.

– Ради Бога, мистер Ахерн. Если только вам удастся провести их мимо моих людей.

Она отступила в сторону, чтобы он мог увидеть двор. Вчера там ничего, кроме нескольких деревьев и кустов, не было. Сейчас там было море людей. Благодаря королеве Виктории тартан стал популярен, а килт – разрешен. Однако люди Эмброуза превратили тартан в военное обмундирование.

Давина вскинула руку, и каждый из мужчин поднял правую руку в знак приветствия. Большой зал Эмброуза был, конечно, опустошен, но каждый из мужчин был вооружен либо саблей, либо кинжалом, либо еще каким-либо видом оружия.

Она обернулась к Ахерну и увидела, что тот смотрит на собравшихся во дворе людей с ужасом.

– Неужели вы все это серьезно, ваше сиятельство?

– Что может быть серьезнее войны, мистер Ахерн?

– Но это не приличествует вам, ваше сиятельство.

– Вы когда-нибудь слышали о леди Энн Макинтош, леди Маргарет Огилви, Маргарет Мюррей или леди Люд? Вам известно, что в 1297 году графиня Росс повела за собой свое войско? Или что графиня Бьюкен отвоевала Роберта Брюса? Так же поступила леди Агнес Рэндольф, которая была известна как Черная Агнес. Она пять месяцев держала осаду своего замка против графа Солсбери. Вам не кажется, что я в хорошей компании, мистер Ахерн?

– Я заявлю протест, ваше Сиятельство.

– Можете протестовать, мистер Ахерн, но мы останемся здесь до тех пор, пока вы не освободите моего мужа.

Она улыбнулась, но на самом деле ей очень хотелось рассмеяться прямо ему в лицо.