Тур 2. «Что могут идеи?»

Отборочный конкурс – назвать рифмы к слову "идея". Всем предлагается их записать, с тем, чтобы в конце игры представить стихи.

Каждому участнику дается карточка с двумя высказываниями, о том, что могут идеи. Задание: 1).сравнить эти две точки зрения. 2). Изобразить на бумаге в виде рисунка, графика, схемы и т.д. соотношение идей созидания и идей разрушения.

Цитаты:

1). "Идеи вообще ничего не могут осуществить. Для осуществления идеи требуются люди, которые должны употребить практическую силу" К. Маркс и Ф. Энгельс.

2)."Идеи есть мысли Бога, согласно которым он творит мир". Ансельм Кентерберийский

Время на подготовку – 10 минут, высший балл – 10 флясиков

Во время подготовки игра со зрителями:

–Вопросы: что могут идеи? Идеи имеют силу? Просьба привести примеры из художественной литературы, свидетельствующие о силе идеи - созидательной или разрушительной.

Зал делится на две команды: одни приводят пример разрушительной идеи, другие доказывают ее созидательность и наоборот.

Тур 3. «Стоп кадр»

Принимают участие все желающие. Рассказывается миф о пещере из произведения "Государство" Платона, можно посоветовать написать текст (напечатать) на листах бумаги и прикрепить к стенду (доске), чтобы каждый мог видеть первоисточник, но в силу того, что отрывок достаточно большой – лучше его содержание кратко пересказать, акцентируясь на основных моментах, кроме того, отрывок для печати можно сократить, не нарушая содержательной канвы. Задание - представить себе, что по этому сюжету снимается фильм и показать стоп кадр описанного в тексте эпизода и пояснить свое «творение».

Текст

«После этого-то, сказал я, нашу природу, со стороны образования и необразованности, уподобь вот какому состоянию. Вообрази людей как бы в подземном пещер­ном жилище, которое имеет открытый сверху и длин­ный во всю пещеру вход для света. Пусть люди живут в ней с детства, скованные но ногам н по шее так, чтобы, пребывая здесь, могли видеть только то, что на­ходится пред ними, а поворачивать голову вокруг от уз не могли. Пусть свет доходит до них от огня, горя­щего далеко вверху н позади их, а между огнем и узни­ками на высоте пусть идет дорога, против которой вообрази стену, построенную наподобие ширм, какие ставят фокусники пред зрителями, когда из-за них показывают своп фокусы. — Воображаю, сказал он. — Смотри же: мимо этой стены люди несут выставляю­щиеся над стеною разные сосуды, статуи и фигуры, то человеческие, то животные, то каменные, то деревян­ные, сделанные различным образом, и что будто бы одни из проносящих издают звуки, а другие молчат. — Странный начертываешь ты образ и странных узников, сказал он. — Похожих на нас, примолвил я. Разве ты думаешь, что эти узники на первый раз как в себе, так н один в другом видели что-нибудь иное, а не тени, падавшие от огня па находящуюся пред ними пе­щеру? — Как же иначе, сказал он, если они принуж­дены во всю жизнь оставаться с неподвижными-то головами? – А предметы проносимые — не то же ли самое? — Что же иное? — Итак, если они в состоянии будут разговаривать друг с другом, не думаешь ли, что им будет представляться, будто, называя видимое ими, они называют проносимое? — Необходимо. — Но что, если бы в этой темнице прямо против них откликалось эхо, как скоро кто из проходящих издавал бы звуки, к иному ли чему, думаешь, относили бы они эти звуки, а не к проходящей тени'? — Клянусь Зевсом, не к иному, сказал он. — Да и истиною-то, примолвил я, эти люди будут почитать, без сомнения, не что иное, как тени. — Весьма необходимо, сказал он. — Наблюдай же, продолжал я: пусть бы, при такой их природе, прихо­дилось им быть разрешенными от уз и получить исце­ление от бессмысленности, какова бы она ни была; пусть бы кого-нибудь из них развязали, вдруг прину­дили встать, поворачивать шею, ходить и смотреть вверх на свет: делая все это, не почувствовал ли бы он боли и от блеска не ощутил ли бы бессилия взирать на то, чего прежде видел тени? И что, думаешь, сказал бы он. если бы кто стал ему говорить, что тогда он видел пустяки, а теперь, повернувшись ближе к сущему и более действительному, созерцает правильнее, и, если бы даже. указывая на каждый проходящий предмет, принудили его отвечать па вопрос, что такое он, при­шел ли бы он, думаешь, в затруднение и не подумал ли бы, что виденное им тогда истиннее, чем указывае­мое теперь? — Конечно, сказал он. — Да хотя бы и принудили его смотреть на свет, не страдал ли бы он глазами, не бежал ли бы, повернувшись к тому, что мог видеть, и не думал ли бы, что это действительно яснее указываемого? — Так, сказал он. — Если же кто, про­должал я, стал бы влечь его насильно по утесистому и крутому исходу и не оставил бы, пока не вытащил на солнечный свет, то не болезновал ли бы он и не доса­довал ли бы на влекущего и, когда вышел бы на свет, ослепляемые блеском глаза могли ли бы даже видеть предметы, называемые теперь истинными? — Вдруг-то, конечно, не могли бы, сказал он.— Понадобилась бы, думаю, привычка, кто захотел бы созерцать горное: сперва легко смотрел бы он только на тени, потом на отражающиеся в воде фигуры людей и других предметов, а, наконец, и на самые предметы; и из этих нахо­дящиеся на небе и самое небо легче видел бы ночью, взирая на сияние звезд и луны, чем днем — солнце и свойства солнца. — Как не легче! — II только, наконец, уже, думаю, был бы в состоянии усмотреть и созерцать солнце — не изображение, его в воде и в чуждом месте, а солнце само в себе, в собственной его области. — Не­обходимо, сказал он. — И после этого-то лишь заключил бы о нем, что оно означает времена и лета и, в види­мом месте все, управляя, есть некоторым образом причина всего, что усматривали его товарищи. — Ясно, сказал он, что от того перешел бы он к этому. — Что же, вспоминая о первом житье, о тамошней мудрости и о тогдашних узниках, не думаешь ли, что свою пере­мену будет он ублажать, а о других жалеть? — И очень. — Вспоминая также о почестях и похвалах, какие тогда воздаваемы были им друг от друга, и о наградах тому, кто с проницательностью смотрел па проходящее и внимательно замечал, что обыкновенно бывает прежде, что потом, что идет вместе, и из этого-то могущественно угадывал, что имеет быть — пристра­стен ли он будет, думаешь, к этим вещам и станет ли завидовать людям между ними почетным и правитель­ственным или скорее придет к мысли Гомера и сильно захочет лучше идти в деревню работать на другого человека, бедного, и терпеть что бы то ни было, чем водиться такими мнениями и так жить? — Так и я ду­маю, сказал он; лучше принять всякие мучения, чем жить по-тамошнему. — Заметь и то, продолжал я, что если бы такой сошел опять в ту же темницу и сел, то после солнечного света глаза его не были ля бы вдруг объяты мраком? — Уж конечно, сказал он. — Но, указывая опять, если нужно, на прежние тени и споря с теми всегдашними узниками, пока не отупел бы, установив снова свое зрение — для чего требуется не кратковременная привычка, — не возбудил ли бы он в них смеха и не сказали ли бы они. что, побывав вверху, он возвратился с поврежденными глазами и что поэтому не следует даже пытаться восходить вверх? А кто взялся бы разрешить их и возвестить, того они, лишь бы могли взять в руки и убить, убили бы. — Непременно, сказал он. — Так этот-то образ, любезный Главкон, продолжал я, надобно весь прибавить к тому, что ска­зано прежде, видимую область зрения уподобляя житью в узилище, а свет огня в нем — силе солнца. Если притом положишь, что восхождение вверх и созер­цание горнего есть восторженно души в место мысли­мое, то не обманешь моей надежды, о которой желаешь слышать». (Платон. Государство 514 А –517 D)

Время на подготовку три минуты.

Аукцион идей, понятие для определения – «идея»

Магазин

***