Бугровка

На самом ли деле Верхняя Вабля обязана своим появлением на свет этому хутору или наоборот, – вопрос сложный и спорный.

По свидетельству Ивана Огурчика, 1960 г. р., младшего из четырех сыновей Ивана Дмитриевича и Нины Андреевны Лукьянчиковых, по-деревенски Носиковых, Машкиных, в 1914 году именно их предки не по своей воле были отправлены на бугор из села Глазово. Надо полагать, что это была Машка Носикова и ее муж Дмитрий (по годам сходится именно так). На голом бугре они построили себе просторную хату у самого обрыва в глубокий ров, которая продержалась как жилая вплоть до 70- х годов ХХ века. Пока через дорогу, аккурат у начала огорода, опускавшегося к самому широкому в этом месте руслу речки Вабля, Иван Дмитриевич, Огурчик, не построил новую добротную хату.

Машка Носикова человеком была аккуратным и уравновешенным. Не помню случая, чтобы с кем-то из деревенских она ругалась. Несмотря на деревенский быт с его постоянными хлопотами по содержанию скота, птицы, уходу за огородом и т. д., выглядела она всегда чисто и аккуратно. Такой же была и мать Капитана Марфушка, родная сестра Машки Носиковой. Был у них брат Фрол, который жил в деревне Вожово. Как женщина, Машка Носикова в деревне нравилась многим мужчинам. И моему дедушке Грише, в том числе. Ходили слухи, что после смерти бабушки Ариши он даже за нее сватался… В марте 1966 года я фотографировал бабушку Машу с внуками Витей, Колей, Митей и Иваном. Да, столько детей родили в 1949, 1951, 1955 и 1960 годах Иван и Нина Лукьянчиковы. Кстати, Иван Дмитриевич родился в Верхней Вабле, а Нина Андреевна в Малой Городьково.

И так распорядилась судьба, что вначале 14 августа 1976 года в Кривом Роге умер Николай (Бухом), а 1 февраля 1977 года - Дмитрий, работавший учителем в Глазовской школе. Отец, Иван Огурчик, похоронил двоих названных сыновей. А сам умер 11 мая 2004 года уже после переезда в в Малую Городьково. Его желание похоронить его на родине жены в Малой Городьково, а не в Глазово, вместе с сыновьями, мягко говоря, несколько удивило деревенских. Но такова воля усопшего. И, как говорится, Бог ему судья.

Старший из братьев, Виктор, долгое время жил в Донецке. Шоферил профессионально. Работал в таксопарке, где избирался секретарем бюро автоколонны. Когда распался Союз и вокруг пошла неразбериха, из таксистов ушел. На жизнь зарабатывал «бомбилой». Умер 21 января 2011 года. Похоронен на кладбище в Марьинке, что неподалеку от Трудовских, где он жил вместе с семьей. Когда пишутся эти строки, младший из Огурчиков, Иван, жив и здоров. Работает водителем на «скорой» и «бомбилой». А Нина Андреевна в возрасте 86 лет умерла 13 июля 2012 года. Поехала, как всегда, на лето в Малую Городьково и там умерла. Похоронена рядом с Иваном Дмитриевичем.

Версию Ивана Огурчика о том, что их прародители стояли у основания деревни, опровергает Валентина Винокурова, дочь Сергея Савельевича Винокурова, милиционера. Опровергает, правда, не с метриками на руках, а с фактами из жизни своего деда. Так вот, Сергей Агеевич, её дед, уже, подчеркиваю уже, родился в деревне Верхняя Вабля после отмены в 1861 году крепостного права. А у его отца в той же деревне до этого была своя винокурня. Отсюда, мол, и фамилия пошла. По поводу фамилии можно и не соглашаться. Всё остальное достойно внимания. Ибо других уточняющих данных у меня на руках нет.

Метрах в пятидесяти от Огурчиковых жил дед Петюшка с женой. Это мать и отец Сергея Сорокина, построившегося несколькими метрами выше родительского дома.

Запомнился Петюшка тем, что делал местной ребятни салазки (санки) из прутьев дуба, липы, да ставил на местной речушке кубари. А еще он очень крепко пил самогон. Напивался до падения на улице, под плетень, куда угодно. Удивляло то, что его жена на это реагировала по-своему. Когда ей говорили, мол, твой Петюшка валяется в снежно-водяной луже там-то и там-то, она спокойно отвечала: «Проспится, поднимется, если жить захочет». И что удивительно, Петюшка никогда не болел простудными и болезнями. По всем параметрам небольшой мужичок, худой, жилистый, он дожил лет до 90. С бабушкой они жили в маленькой хатенке. Там и умерли. Вначале он, позже она.

Их сына Сергея, 1918 года рождения, в деревне называли Сергей Петюшкин, что соответствовало генеалогической действительности. Женился он на Наташе, родной сестре тети Дуни и Николая, Ивана Агафоновых (Кагаев). Они из Каплеево. Все, кроме Ивана Тимофеевича, люди вспыльчивые, несдержанные и потому часто даже по пустякам скандалившие с родными, близким, соседями, друзьями-товарищами, с кем попало. Сергей часто бригадирствовал. Особо много не пил: Наташа не давала расслабиться. Видимо из-за нехватки грамотности долго в начальниках не задерживался. Больше работал по наряду.

Сын Пашка и дочь Валя – дети этой супружеской пары. Пашка по возрасту был поближе к нам. Слыл пацаном замкнутым и даже нелюдимым. На «улицу», так говорили в деревне о молодёже, выходившей вечером на Белую горку, на Поляну погулять под гармошку, Пашка не ходил. После школы окончил сельскохозяйственный институт и осел, кажется, в Курске. Валя, по всей видимости, техникума - института не оканчивала. В конце 60-х годов вместе с Галькой (именно Галькой, а не Галкой, как сейчас принято говорить), Катогаровой, дочерью Надеги, рожденной вне брака от Васьки Белого, приехала Макеевку. Где девчата работали, не знаю. В Макеевке вышли замуж. Галя за Ваську-хохла из Зугрэса, Валя за… Нет, забыл как его звали. Он играл на аккордеоне. Неплохо, говорят, пил. Якобы под шофе, попал под автобус и погиб. Валя потом вышла снова замуж. Живет в поселке Ново-Калиново в Макеевке, работает почтальоном.

Самой загадочной в Верхней Вабле была семья Сергея Сорокина, Слепого. Где он потерял зрение и был ли на самом деле слепой, так и осталось загадкой. Жену его звали, кажется, Маруська. Худенькая, светленькая, невысокого роста. Для деревни она была ну уж очень неразговорчивая, скрытная. Казалось, что что-то в себе хранит, да так ни кому и не хочет рассказать. Собственно, так оно и вышло. По-моему, в деревне о ней никто определенного ничего не знал. Да и не пытался узнать. Её неразговорчивость сделала её недоступной. После двух-трех слов интерес разговаривать с ней пропадал у всяк желающего это сделать. Была она очень даже аккуратная. Одета скромненько, но чисто. Также чисто было у нее и в малюсенькой хатушке на самом правом крае Бугровки и в целом Верхней Вабли.

Несмотря на свою слепоту, Сергей ходил «без палочки». Без работы не сидел. Выражаясь современным языком, имел свое дело. С наступлением тепла разворачивал производство по изготовлению кирпича-сырца. Для его обжига дело не доходило, а сырца он производил достаточно. Его покупали люди из деревень всей округи для кладки русских печек и грубок (сооружение из кирпича, предназначенное исключительно для обогрева помещения), и плиток – сооружения с местом для приготовления пищи, варки корма для скота и птицы).

Производство Сергея располагалось в глиняном рву в ста метрах от Бугровки по направлению к селу Глазово.

У Сергея и Маруси была дочь Валентина. 1945 года рождения. Не в пример родителям, темнокожая и черноволосая. Круглолицая, чем-то сшибающая на цыганку. Несмотря на то, что была нашей ровесницей, дружбу с нами лет до 15-ти она не держала. Все была сама по себе. Где-то лет к 16-ти стала, однако, приходить к нам «на улицу» - туда, где собиралась вокруг гармониста (в это время (1961-1963 гг.) -это был я), деревенская молодежь. После окончания 10 классов, якобы как дитя инвалида первой группы, ее от колхоза направили учиться в Курский сельхозинститут. Один раз, в марте 1966 года, будучи в краткосрочном отпуске из армии, я её видел. Так, перебросились двумя-тремя словами, и всё. Какова её дальнейшая судьба, не знаю.