2015-06-16
167
Льюк обвел взглядом всех собравшихся разбойников:
– Силы не равны, Даскар. Однажды я убью тебя. Но я выберу для этого подходящее время и место!
Горностай улыбнулся, покачал головой и произнес:
– Неплохо сказано! Мне нравится иметь дело с врагом, у которого есть кое‑что в голове. Отвести его вниз и приковать к веслу.
Вж‑ж‑жик!
Никто и шевельнуться не успел – Льюк метнул кинжал, и он вонзился в мачту, прямо над головой Вилу Даскара.
– Иногда кинжал вернее меча. Запомни это, горностай!
Льюка тут же скрутили. Вилу Даскар стоял над ним и трясся от ярости. Дрожащей лапой он взял меч и занес его над головой бесстрашного раба, потом, одумавшись, процедил сквозь зубы:
– Вниз его, с глаз долой!
Разбойники схватили Льюка и поволокли обратно в Яму Смерти, на нижнюю палубу.
Тяжелая мокрая ласта Болвага похлопала Вурга по щеке и разбудила его. Морской лев снова был в воде.
Стояла ночь. Шли уже вторые сутки с тех пор, как они покинули Острова Близнецы.
– Вург, дружище, просыпайся. И растолкай Бью. Смотрите! Вот он, Деревянный Остров. А вон красный корабль.
|
|
|
Лунные блики плясали на фосфоресцирующей поверхности воды. Примерно в часе хода стояла на якоре «Пиявка». Она была совсем близко от берега, от лесистого островка в море.
Бью протер глаза и сонно пробормотал:
– А он неплохо смотрится в лунном свете, будь он неладен!
Болваг сполз с плота в воду:
– Ага! Красивый. И очень опасный. Ну, попутчики, тут мы распрощаемся. Вряд ли я вам пригожусь на суше, да и на корабле тоже. Мое дело – доставить вас сюда.
Вург помахал доброму великану:
– Спасибо тебе, Болваг! Ты очень нам помог. Удачи тебе и твоим бутылконосым, кстати, им тоже передай большое спасибо!
Бью присоединился:
– Ну, прости‑прощай, старый хитрюга! Я бы на твоем месте все‑таки берегся акул. Не забывай, как они обошлись с твоей неосторожной тетушкой, и не зевай! Ах да! И передай от меня привет тем бутылконосым ребятам. Они вообще‑то ничего, симпатичные, только вот плюются и как‑то странно вскрикивают. Ну, пока!
Болваг нырнул и больше не показывался.
Теперь они остались одни и могли полагаться только на собственные силы и сообразительность. Лежа на плоту, они гребли лапами и обсуждали создавшееся положение. Они были еще слишком далеко от «Пиявки», чтобы там их могли услышать.
– Ну что ж, Бью, вот мы и добрались. Каковы будут наши дальнейшие действия?
– Это же очевидно, мой дорогой! Мы должны вызволить наших друзей из рабства, будь оно неладно!
– Ха! Это‑то понятно, но мало чего мы добьемся, если сейчас объявимся на «Пиявке» и бросим вызов разбойникам, ведь правда?
– Конечно! Вот если бы нас было хотя бы трое… Нам нужен план, тактика, идея… А лучше и то, и другое, и третье. Ну‑ка, Вург, пошевели своим мышиным серым веществом! Ты ведь знаешь: я больше организатор, чем мыслитель.
|
|
|
Пока они подплывали все ближе и ближе к смертоносной красной громаде, Вург взвесил все «за» и «против», и у него возникла идея:
– Бью, ты видишь эти парусиновые кранцы, что висят вдоль бортов «Пиявки»?
– Еще бы мне не видеть! Большие штуковины, некоторые из них побольше нашего плота будут. А что?
– Я вот подумал, что мы тоже могли бы стать таким кранцем.
– Ну, допустим, но зачем это нам?
– Понимаешь, я заметил, что в кормовой части кранцы висят довольно низко. Что если мы обрежем один из них, и пусть себе плывет. А мы тем временем привязываем вместо него наш плот…
До Бью вдруг дошло. Мысль его стала развиваться в том же направлении, что и мысль Вурга.
– Точно! – воскликнул он. – Великолепно! Оттуда мы ночью сможем переговариваться с нашими друзьями, прикованными к веслам.
– Ну да! Дать им знать, что мы здесь, возможно, стащить какое‑нибудь оружие и вызволить Льюка и остальных!
– Честное слово, я рад, что придумал этот план! Что ты остановился, Вург? Давай, греби веселей! Пошевелить мозгами и придумать что‑нибудь – это я могу, но требовать от меня, чтобы я еще и греб, – это уж слишком!
– Да заткнись ты, Бью! От тебя больше шума, чем от всех бутылконосых вместе взятых!
– Ах, простите! Уж эти мне слабонервные мыши!
– Хватит молоть языком, работай лучше лапами!
– Фу‑ты ну‑ты! На себя посмотри, усатый!
– А ты на себя, лопоухий!
– Нет, ты на себя, длинноносый!
– От длинноносого слышу, трепло!
Оживленно переругиваясь, они не заметили, как врезались в корму «Пиявки»:
«Бумм!»
Выше, на уровне палубы, открылось окошко. Из него высунулась крыса и, щурясь от света, сочившегося из кают, крикнула:
– Эй, кто там? А ну покажись!
Друзья схватились за днище шлюпки и подтащили свой плот поближе к «Пиявке». Они прижались друг к другу так тесно, что слышали дыхание друг друга. К крысе наверху присоединился еще кто‑то:
– Что тут такое, приятель?
– Мне показалось, я слышал шум. Как будто двое переругивались, а потом что‑то ударилось о борт.
Третий, злющий голос вступил в разговор:
– Если сейчас же не закроете окно, получите! Отдохнуть не дают! Сквозняки по ночам устраивают!
Окно захлопнулось, за ним кто‑то сдавленно бранился. Бью и Вург облегченно вздохнули. Вург прошептал:
– Надо выждать, пока они все уснут. Тогда посмотрим, что можно сделать. Что это ты такую рожу скорчил?
– Я оттого «такую рожу скорчил», приятель, что зверски проголодался!
– Ты хочешь сказать, что продовольствие кончилось?
– Вот именно, и вода тоже. Мы тут с голоду помрем.
– Не говори ерунды. Тебе хватит запасов жира на годы!
– Пф‑ф!
– Да не шуми ты! Лучше скажи, что ты еще затеял, Бью?
– Ф‑фу! У пузырчатки вкус отвратительный!
– Не удивительно! Даже акулы носы воротят от этой дряни. Бью, куда ты? Вернись!
Но Бью уже карабкался на кормовой балкон с проворством, на какое способен только голодный заяц.
– Я ненадолго, старина. Держи оборону, пока я не вернусь.
Мгновение спустя прожорливое создание уже исчезло во тьме. Вург сидел как на иголках, нервно покусывая собственную лапу.
Хорек и крыса готовили на камбузе. Хорек выкладывал ломти горячего хлеба на поднос, чтобы остудить их, а крыса нарезала фрукты, чтобы потом смешать их с медом.
– Они принесли с острова хорошие свежие фрукты. Капитан фрукты не очень любит, и все‑таки будет неплохо подать их ему к завтраку.
Отрезав ломтик яблока, хорек слизнул мед с лапы и подмигнул крысе:
– А мы съедим их на ланч, после того как уберем со стола капитана.
Вытерев лапы о тряпку, второй разбойник снял с крюка тушку голубя:
|
|
|
– Помоги‑ка ощипать птичку, приятель!
Этим они оба и занялись. Потом крыса полезла в шкаф за вертелом… Остановилась, тупо посмотрела на пустой стол, что стоял как раз напротив окна, и злобно повернулась к своему напарнику:
– Ты считаешь, это смешно, да? А ну положи обратно!
– Положить обратно? Что, приятель?
– Я тебе не приятель, толстый ворюга! Куда делся фруктовый салат, что я приготовил? А ну отдавай!
– Да не трогал я твой са… Ой! А где же хлеб? Я его только на секундочку здесь оставил, чтобы он остыл…
– Ну ты, нытик, ты меня не разжалобишь своими разговорами о хлебе! Я сам видел, как ты таскал ломтики яблок из салата! Я тебе живо отрежу твои вороватые лапы!
– Ах, вороватые? А как, интересно, ты утром объяснишь команде, почему нет хлеба?
– Ты еще будешь говорить, что я украл твой поганый хлеб! На, получи! – Размахнувшись тушкой голубя, крыса влепила хорьку звонкую оплеуху.
– Ах вот ты как! Это ты зря сделал! Вот тебе! – И хорек ткнул крысу в живот деревянной скалкой. Тут они сцепились всерьез.
Бью наблюдал всю сцену с палубы, уписывая кусок хлеба. Заслышав чьи‑то шаги, он спрятался за камбузом. Недоеденный кусок хлеба упал на палубу. Блохастый остановился, увидел его и тут же схватил. Жуя, он отправился посмотреть, что там за шум на камбузе. Он заглянул внутрь и сказал:
– Отличный хлеб, ребята. Надеюсь, вы его много испекли к завтраку. Люблю хлебушек!
Блохастого тут же втащили на камбуз. На него немедленно набросились два кока. Они отвешивали надсмотрщику тумаки, приговаривая:
– Так, значит, это ты, вшивый ворюга!
– Аи! Ой! Помогите! Убивают!
Хорек угрожающе размахивал скалкой:
– Убивают, говоришь? Я тебя пристукну, сопливый воришка! На, получи!
Вооружившись медным половником, кок‑крыса кинулся на Блохастого и несколько раз огрел его:
– А после того, как он тебя пристукнет, я тебя прикончу, оглоед несчастный!
Шум, доносившийся с борта корабля, заставил Вурга посмотреть вверх. Из темноты донесся почти беззвучный шепот Бью:
– Лови!
На Вурга свалились две буханки теплого хлеба, а вслед за ними и сам Бью с миской, которую он сразу поставил между ними:
|
|
|
– Ничто так не поднимает настроения, как салат из свежих фруктов с медом! Будь так добр, не налегай на хлеб, оставь и мне немного. А еще я нашел флягу и набрал в нее воды из бочки. Все‑таки это лучше, чем ничего.
Вург обрадовался еде, но все же сурово отчитал Бью:
– Из‑за того, что ты не можешь приструнить свой желудок, нас могли поймать и убить. Ты глупо рисковал. Больше так не делай, Бью!
Воинственный заяц беззаботно махнул обоими ушами:
– Ой, ну хватит нудить! А что прикажешь делать: голодать? Как же!
Вург не мог не улыбнуться безрассудству Бью. Да, этому сам черт не брат!
– Ладно! Только будь осторожен. А они неплохо живут, судя по размерам этих буханок. Этих двух хватит, чтобы накормить целую команду. Зачем ты взял так много хлеба?
Бью оторвал кусочек и обмакнул его в мед:
– Не пропадет, дружище! Я уверен, что Льюк и все остальные обрадуются свежему хлебу. Не думаю, что они здесь видят его часто. Вот вздремнем немного и отправимся их искать.
Оставалось еще несколько часов до рассвета. Льюк сидел, прикованный к своей скамье, и, склонившись над веслом, дремал. Живодер храпел на каком‑то тряпье. На нижней палубе, освещенной еле теплившимися светильниками, было тихо. Разве что изредка всхлипнет во сне какой‑нибудь несчастный, которому приснятся родные места и прежние счастливые времена. Рангувар тоже дремала. Она проснулась оттого, что кто‑то дотронулся до ее уха чем‑то колючим. Это был сухой стебелек пузырчатки. Снова дотронулись, и на этот раз ей удалось схватить стебель. Она открыла глаза и услышала шепот:
– Эй, послушай‑ка, нет ли среди вас парня по имени Льюк? Знаешь, такой… ну, настоящий воин, как ты?
Рангувар сразу насторожилась. Она повернула голову и увидела усатую улыбающуюся физиономию зайца. Он приложил лапу ко рту, призывая ее молчать. Рангувар кивнула. Указав на Льюка, она прошептала:
– Вон там, первое весло с той стороны. А ты кто?
– Официально познакомимся позднее. На, пожуй пока.
Совершенно заинтригованная, но преисполненная благодарности, Рангувар взяла у зайца большой кусок свежего хлеба с фруктовым салатом сверху:
– Не ешь так быстро! Такие времена, что надо один раз откусить и двадцать – пережевать. Пока!
Заяц махнул лапой и исчез.
Рангувар разбудила Льюка, потянув его за весло:
– Тс‑с! К тебе пришли, Льюк. Посмотри!
Тут из амбразуры высунулся Бью с выражением крайнего осуждения на физиономии:
– А ты почему не мертвый?
Льюк помотал головой, не веря своим глазам:
– А ты?
– А я слишком голоден, чтобы сейчас заниматься умиранием, старина. Вург, знаешь ли, тоже скорее жив, чем мертв. Слушай, лучше не разговаривай со мной, а то мне будет не остановиться. Вот немного еды, подели ее на всех. Как нам разобраться с этими цепями, я придумаю. А пока сидите себе и радуйтесь: прибыла партия спасателей, будь она неладна!
Когда Бью ушел, Льюк и Рангувар последовали его совету. Они сидели и радовались, позабыв о сне. Блеснул первый лучик надежды.
Путешествие к Северному Берегу подошло к концу. К счастью, погода стояла хорошая и направление ветра оставалось благоприятным. Однако у боцмана Паруга были все основания для недовольства. Вилу Даскар через Акклу велел ему явиться в капитанскую каюту. Трепеща, Паруг нерешительно подошел к двери. Вилу Даскар бывал крут и непредсказуем – кто знает, зачем он хочет видеть боцмана на сей раз? Паругу открыл Живодер. Он поигрывал своим кнутом, и выражение его отвратительной физиономии не предвещало ничего хорошего.
– Входи. Капитан хочет видеть тебя.
Вилу сидел за столом. Перед ним лежал его знаменитый ятаган. Дрожа так, что это было заметно, Паруг подошел к капитану. Вилу Даскар оставался неподвижным, он смотрел в упор на струхнувшего боцмана, и взгляд его не выражал ничего. В конце концов боцман сглотнул и выдавил лишь одно‑единственное слово:
– Капитан?
Вилу потрогал шелковый шарф у себя на шее, но продолжал молчать до тех пор, пока его молчание не сделалось совершенно невыносимым. Наконец он сказал:
– На борту моего корабля есть вор.
– В‑вор, капитан?
– Да, Паруг, вор. У меня есть кинжал, под пару этому ятагану, тоже с костяной рукояткой и изогнутым серебряным клинком. Прошлой ночью я оставил его на этом столе. Я всегда его здесь оставляю. Утром он пропал.
– П‑пропал, капитан?
Вилу встал и обошел вокруг стола. Он подошел к Паругу сзади и вцепился когтями ему в плечо. Паруг тихонько взвыл от боли и страха. Горностай зловеще зашипел ему в ухо:
– Перестань повторять каждое мое слово, или я разрежу твой глупый язык на кусочки. Ты что, ходишь по судну с закрытыми глазами? Пропадают и другие вещи. Еда, вода, корабельные снасти. Я хочу знать, кто меня обкрадывает! Ты меня понял, Паруг? Говори!
Боцман понимал, что на карту поставлена его жизнь. Слова хлынули у него изо рта, как вода из прохудившейся бочки:
– Так точно, капитан, я и сам заметил, что вещи пропадают, особенно съестное, капитан. Но, клянусь, капитан, я зорко слежу за этими мерзавцами, я днем и ночью на страже, капитан!
Вилу отпустил его, снова обошел стол и сел:
– Но ты не догадываешься, кто вор, верно?
Паруг сокрушенно закивал и никак не мог остановиться. Вилу перевел взгляд на Живодера:
– Я так понимаю, что и ты не знаешь, кто преступник?
Здоровенный пират‑ласка поежился и пожал плечами:
– Прямо не знаю, капитан! Разве что Морское Привидение, как говорят матросы… Некоторые даже говорят, что…
Живодер не успел договорить. Вилу Даскар был быстр, как молния. Он смахнул все, что было на столе, схватил свой ятаган и заставил Живодера согнуться от боли, плашмя ударив его клинком по физиономии.
– Хватит! Или ты думаешь, что я такой же идиот, как те, кто служит мне? Не смей даже заговаривать со мной о привидениях и призраках! Зачем привидению понадобилась бы еда? Заруби себе на носу, тупица, воры – живые, из плоти и крови, и им так же нужны еда и питье, как и всякому. Вон! Убирайтесь оба с глаз долой! Обыскать «Пиявку» от носа до кормы!
Команду выстроили на палубе и заставили так стоять все утро, пока обыскивали каюты. Вилу Даскар сидел под навесом, а разбойников вызывали по одному на нижнюю палубу, к Аккле, Паругу и Живодеру:
– Ты, Вонючка. Шаг вперед! Шевелись!
Ласка Вонючка отправился с боцманом и надсмотрщиком в каюту. Они обыскали его гамак и все помещение, а затем заставили подозреваемого собрать свои вещи и вытащить их на палубу. Живодер велел ему развязать узел и предъявить всем его содержимое. Надсмотрщик громко выкрикнул:
– Пусть вся команда полюбуется на это и скажет: разве это имущество Вонючки?
Крыса с латунной серьгой в ухе вышел вперед и ткнул лапой в пожитки Вонючки:
– Нет, это не его! Вон тот пояс – мой! Я его из тысячи узнаю: из акульей кожи, с зеленым камнем на круглой медной пряжке!
– Я нашел его у себя на койке! – запротестовал Вонючка.
Вилу Даскар неторопливо подошел к рассыпанным вещам ласки. Он поддел пояс клинком ятагана и бросил его владельцу. Потом сказал Вонючке:
– Ты украл этот пояс. Отправляйся к остальным. Побледнев от смертельного страха Вонючка побрел к все возраставшей кучке разбойников, у которых нашли вещи их соседей.
День клонился к вечеру, когда обыск закончился. Невиновные выстроились в ряд. У них отлегло от сердца. Больше дюжины пиратов, у которых нашли чужие вещи, сбились в кучку у мачты и с трепетом ожидали последствий.
Вилу Даскар громогласно объявил свое решение:
– Я знаю, что вы не те воры, которых я ищу. Кто‑то постоянно обворовывает корабль. Не сомневайтесь, я найду их и подвергну медленной и мучительной казни. Воровству на «Пиявке» будет положен конец. Но вы попались, вы виновны в том, что воровали у своих товарищей, и вы тоже будете наказаны. Благодарите вашу счастливую звезду, что я сегодня в благодушном настроении. Но на будущее запомните: на чужое не зарьтесь! Аккла, Паруг, Живодер! Подвесить их за хвосты и всыпать им по двадцать горячих, обрызгать их соленой водой, и пусть повисят до захода солнца. Потом снимете их. Остальные пусть присутствуют при порке. Это послужит им напоминанием: на «Пиявке» воровать нельзя!
Вург и Бью сидели на плоту, надежно скрытые от разбойников нависающей над ними резной кормой. Они не могли не слышать воплей разбойников, которых наказывали кнутом. Но ни в Вурге, ни в Бью ни на минуту не шевельнулась жалость к разбойникам.
– Галдят, как целый класс в школе для бутылконосых дельфинов! Ничего, поделом им. Может, поймут, что честными быть удобнее.
– Да. Хуже вора может быть только одно!
– Что же это, скажи на милость?
– Два вора.
– Ха, ха! Неплохо сказано, Вург!
– Нам теперь надо быть осторожнее по ночам, приятель. Они станут бдительнее.
– О, конечно! Стало быть, поступим так: ты будешь воровать, а я – отвлекать их в своем костюме привидения. Идет?
Вург усмехнулся:
– Морское Привидение! Что за бред!
Бью приставил к ушам рога, сделанные из сухих веточек пузырчатки. Он пригнул голову и свирепо зарычал:
– Не говори так о Морском Привидении, а то оно как выскочит из морских глубин да как заколдует тебя!
Вург прикрыл глаза и с удовольствием грелся под солнышком:
– Жаль, что ты не можешь заколдовать свой собственный желудок, чтобы он не требовал столько еды, толстый обжора!
– Спокойно, мышь! Мы, призраки, нуждаемся в хорошем питании. Тогда мы можем нормально работать. Ни один уважающий себя морской разбойник не испугается полуголодного исхудавшего привидения! Кстати, а пудинг с изюмом еще остался?
– Там есть немного в миске. Угощайся! Не сомневаюсь, что ты легко превратишь простой пудинг в духовную пищу. Что это ты там пишешь на нашем плоту? Плавучий кранец? Это название нашего судна? Ладно, меня запиши первым помощником, а себя – капитаном‑призраком.
Бью действительно что‑то царапал кусочком угля на обрывке парусины, от старания высунув язык:
– Вообще‑то я сочиняю стихи о привидениях. Думаю, эти невежественные пираты о них и не знают, так что я должен рассказать им о себе.
Вург вздрогнул, услыхав всплеск и вслед за ним душераздирающий вопль с верхней палубы:
– Да уж, наверно, это ужасно больно: когда тебя выпорют, а потом обрызгают соленой водичкой! – заметил заяц, не отрываясь от своего занятия. – Думаю, в последний раз они по‑настоящему мылись в далеком детстве, когда мамаши драили их мочалкой в тазу. Представляешь себе этакого славненького лепечущего младенчика‑пирата, купающегося в тазу? Да, думаю, их матушки и тетушки ужаснулись бы, услыхав, как они сейчас выражаются!
В ту ночь подвергшиеся наказанию зализывали раны. Некоторые слонялись по судну, выставив напоказ свои драгоценности, которые они уже считали пропавшими. Остальные толпились вокруг стола, играя в старую крысиную игру косточками фруктов и ракушками. Когда дверь распахнулась, все в испуге отскочили от стола. В каюту ввалился Паруг. Он держал в трясущихся, как желе, лапах длинный кусок парусины.
Крыса Виллаг помог ему добраться до стола и сесть:
– В чем дело, боцман? У тебя такой вид, будто ты увидел привидение.
Кто‑то передал Паругу кружку грога. Он выпил огненную жидкость одним большим глотком. Струйка грога стекла с его подбородка. Паруг дико озирался вокруг:
– Это было Морское Привидение! Я видел его собственными глазами. Прямо перед собой!
В каюте воцарилась леденящая кровь тишина. Паруг был здравомыслящей крысой, за ним не водилось никаких глупых фантазий. Кружку наполнили снова, и Паруг отхлебнул из нее, прежде чем продолжить:
– Выхожу я осмотреть палубу на предмет, значит, воров. Я и моргнуть не успел, как оно схватило меня за горло. У него длиннющие сильные лапы, как будто стальные. Я даже пошевелиться не мог! Честное слово, ребята, я уже никогда не стану прежним, после того как увидел его! У него огромные рога, три глаза, а рожа вся так и светится! Должно быть, намазана соком каких‑нибудь водорослей со дна морского. И вообще, оно было все мокрое. Уф‑ф! Даже рассказывать страшно!
Виллаг отхлебнул из кружки, которую Паруг поставил на стол:
– Почему ты сразу не пошел и не рассказал капитану?
Паруг бросил на Виллага затравленный взгляд и растерянно прошептал:
– Капитан не станет слушать… Он не верит в привидения… Я не могу ему рассказать, он убьет меня!
Вонючка даже на время забыл о своей спине:
– А привидение говорило с тобой, Паруг? Что оно сказало?
Боцман поднял кусок парусины и потряс им:
– Ничего оно не сказало. Оно только рычало, а потом так ужасно завопило! Было похоже на крик бутылконосого дельфина. Потом оно сунуло мне в лапу вот этот кусок парусины и отпустило мое горло.
Озадаченный Вонючка спросил:
– Ну и что ты сделал?
– Что я сделал? Убежал… Что еще мне было делать?
– Как ты думаешь: оно все еще там, на палубе?
– Откуда я знаю! Пойди сам да посмотри!
– Что? Знаешь, приятель, я из этой каюты и шагу не сделаю, пока не рассветет и солнце ярко не засияет… Вот так‑то!
Вся команда энергично закивала в знак согласия. Виллаг взял кусок парусины из трясущихся лап Паруга:
– Смотрите: здесь что‑то написано! О чем тут, Паруг?
– Не знаю. Я читать не умею.
Крыса Григг подозвал Виллага:
– Ну‑ка дай сюда. Я умею читать. Посмотрим, что там пишут…
И Григг стал громко выкрикивать слова. Читал он, правда, плохо, еле‑еле. Его пронзительный голос отдавался эхом в жуткой тишине:
Из темных ледяных глубин,
Где Богл ужасный спит,
Однажды встанет исполин,
И вас он навестит.
Несет он тихий ужас вам
И смерти жуткий запах.
И хрустнут кости, как дрова,
В его могучих лапах.
О, берегитесь!
И горе вам, пиратский сброд!
Всей шайке вашей горе!
Кого он жертвой изберет?
Кого утащит в море?
Он ночью действовать привык.
Спасется кто едва ли.
Услышите вы жуткий крик –
И поминай как звали!
О, берегитесь!
Несите же ему еду.
Ему все будет мало.
Богл говорит: «Поем – уйду,
А нет – пиши пропало!»
О, трепещите же! Клянусь:
Давно уже он жаждет
Узнать, какие вы на вкус,
И вас сожрет однажды.
О, берегитесь!
Проломит глупые башки
И оторвет вам лапы,
Он всем вам выпустит кишки,
И доедят их крабы.
А ваши жалкие сердца,
Больная ваша печень –
Ему вкусны, что колбаса,
Раз поживиться нечем.
Так запирайте двери,
Пропащие вы звери!
О, берегитесь!
Дочитывая, Григг так дрожал, что, едва закончив, уронил лоскут парусины. Виллаг опомнился первым. Он бросился к двери и запер ее изнутри. Потом обвел взглядом всех разбойников, собравшихся в длинном кубрике с закопченными стенами:
– Задраить люки! Все закрыть наглухо! Зажгите лампы, да не забудьте протереть их перед этим. Нам нужен яркий свет.
Блохастый и хорек Заплата в ту ночь несли вахту в Яме Смерти. Рабы спали, привалившись к своим веслам. Заплата, который обычно нес вахту на верхней палубе трехпалубного судна, обвел вверенную ему территорию быстрым взглядом:
– Слушай, Блохастый, за этих беспокоиться нечего. Пошли, приятель, на верхнюю палубу, а то уж больно здесь воняет. А на верхней палубе наверняка Здоровяк и Чинг, да и мой дружок Фланжер тоже. Там, на верхней палубе, не то что в этой гнилой яме! У нас там и печка есть. Бьюсь об заклад, они сварганили пудинг с изюмом и запивают его грогом.
Блохастый закинул кнут на узкое хилое плечо:
– Пудинг с изюмом! Что ж ты сразу не сказал? Веди меня, я иду с тобой. Что может быть лучше миски пудинга с изюмом!
Как только они ушли, Льюк и Рангувар сели. Выпрямились на своих скамьях и другие рабы‑гребцы. Приказания Льюка передавали шепотом по цепочке:
– Кто сидит ближе к ступенькам, будьте настороже. Если услышите, что кто‑то идет, дайте знак.
– Дьюлам, Денно, не пропустите Вурга. Он скоро принесет еду.
– Рангувар, как там твой крюк? Ты ведь его почти вытащила?
Черная белка на секунду оторвалась от своего занятия:
– Он здоровенный, глубоко сидит и изрядно заржавел, но уже поддается.
– Хорошо, только смотри, чтобы дерево не растрескалось слишком сильно. Живодер часто стоит около этого места, будет худо, если он заподозрит что‑нибудь.
Выдра Норгл что‑то бросил белке Рангувар через проход:
– Все продумано! Я смешиваю жир с грязью. Этим можно замаскировать что угодно.
Льюк одобрительно кивнул:
– Отличная замазка, приятель! Надо бы постараться достать побольше жира. Он нам еще понадобится для цепей…
Льюк говорил и одновременно занимался своими кандалами. Он уже проделал глубокую бороздку в ближайшем к его лапе звене цепи.
– Грикка, в надежном ли месте оружие? Пожилая ежиха, прикованная на несколько рядов дальше Льюка, ответила:
– Да, Льюк, все в надежном месте. Я спрятала оружие в щели, с обратной стороны скамьи. Вот, посмотри‑ка, какую игрушку нашел Бью. Пригнись, приятель, сейчас ты ее получишь.
Льюк нагнулся, что‑то просвистело мимо него и воткнулось в поднятую ручку весла. Это оказался тонкой работы серебряный кинжал с костяной ручкой. Льюк выдернул его из весла:
– Что ж, прекрасная вещица, и достаточно острая, чтобы перерезать горло!
Рангувар принюхалась и недоверчиво покачала головой:
– Я чую запах лепешек с медом!
Денно с ней согласился:
– Пахнет лепешками. Ничего удивительного! Вург пришел.
– Эй, Вург, где ты ухитрился достать их?
– Да они еще горячие, прямо из духовки!
– Нате, возьмите этот мешок и поделите лепешки. Смеясь, Вург протянул пленникам еще один мешок из‑под муки, полный лепешек:
– Полегче там, мешки не рвать. Пустые передавать мне – я их снова наполню. Льюк, как у вас тут дела?
– Отлично, Вург, просто отлично. Но откуда взялись все эти лепешки? Они чудесны! Не знал, что эти негодяи умеют так вкусно готовить. Это вы с Бью стащили? Как же, да простит вас Природа Мать, у вас это получилось?
Вург улыбался от уха до уха:
– Мы их не воровали, Льюк, мы их сами испекли. Старина Бью – Морское Привидение, держит в страхе весь корабль, они все забаррикадировались в кубрике и трясутся от ужаса. На палубе никого не осталось, на камбузе тоже. Мы развели огонь и принялись за работу. Бью шлет вам горячий привет!
Целая палуба рабов, которые понимали, что надо вести себя очень тихо, содрогались от беззвучного смеха, они смеялись до слез, пока не заболели ребра. Потом все услышали, как кто‑то скребется, и появился Бью, все еще в наряде привидения, с физиономией, перемазанной мукой и медом.
– Хей‑хоу, друзья, перед вами привидение‑пекарь! Надеюсь, эти типы смеются не над моей стряпней, будь она неладна!
Одна молодая мышь‑полевка схватила лапу Бью и горячо ее пожала:
– Нет, господин, даже моя дорогая матушка не смогла бы испечь таких лепешек, как вы! Это самые вкусные лепешки в мире! А смеемся мы потому, что вы нас снова научили смеяться. Многие из нас здесь уже очень долго, а обращаются здесь так, что и улыбнуться нет повода. А вы и господин Вург вновь вернули нам смысл жизни, да сопутствует вам удача!
И полевка так расчувствовалась, что слезы смеха легко превратились в самые настоящие слезы и ручьем потекли по лапе зайца. Бью‑привидение постарался обратить все в шутку, хотя и смахнул украдкой длинным ухом свою собственную слезу:
– Ну‑ну! Мы просто сделали что могли. И если ты хочешь еще лепешек, то лучше все‑таки отпустить мою бедную лапу. Теперь она уже совсем чистая, так хорошо мне ее вымыли слезами. К тому же вы тут все очень окрепли, постоянно занимаясь греблей на свежем воздухе, так что ты сжала мою лапу так сильно, что того гляди раздавишь ее!
Рангувар Гроза Врагов трепетала от гнева. Голос ее дрожал:
– У всех пленников на красном корабле сильные лапы, потому что они привыкли к тяжелым веслам. Но не вечно им грести! Настанет день, и они сбросят свои цепи, и тогда пусть Вилу Даскар и его разбойники поберегутся этих сильных лап! Мы отомстим за себя, за наших друзей и близких, за все время, проведенное здесь и вычеркнутое из нашей жизни! Даю вам слово!
