Книга вторая 4 страница

– Мы плывем вслепую, приятель. Если бы нам попался хоть клочок земли, мы по крайней мере могли бы узнать что‑нибудь о красном корабле, но мы уже вечность ничего не видим, кроме моря со всех сторон.

Денно отложил в сторону свое перо и согласно кивнул:

– Да, и к тому же нам не помешало бы запастись пресной водой, и запасы продовольствия иссякают. Этот заяц думает, что дело его жизни – готовить горы еды для команды. Посмотри, какое пузо я себе отрастил!

Льюк, однако, не склонен был критиковать повара:

– Оставь старину Бью в покое, Денно! По‑моему, заяц не делает ничего плохого. Я живу на свете не первое время года и никогда не пробовал такой вкуснятины.

Но слова Денно оказались пророческими. На следующий день Вург хотел зачерпнуть воды из бочки и обнаружил, что его ковш скребет по дну.

– Если в ближайшее время мы не увидим на горизонте земли, наше дело плохо! Вода почти вся вышла.

Бью выплыл с камбуза, помахивая половником:

– Нет воды? Что ж, нам придется обойтись сидром или еще чем‑нибудь. Кардо, как обстоят дела с напитками? В конце концов ты помощник корабельного кока!

На камбузе завозились и загремели посудой, и через некоторое время показалась скорбная физиономия Кардо:

– Кончилось все до капельки, Бью! Все до капельки! Тогда Бью, не привыкший так легко сдаваться, полез по веревочной лестнице на главную мачту.

– Друзья мои, какой смысл стоять на палубе с рожами, словно печеные яблоки? Надо, в конце концов, взять и высмотреть на горизонте землю, будь она неладна!

Кардо вяло поднял голову и посмотрел на Бью:

– Ах, только и всего?

Теперь Бью уже сидел на самой вершине мачты, приставив одну лапу козырьком ко лбу и напряженно глядя вдаль:

– Разумеется, глупая толстая мышь! Эй, ребята, что это там за пятно на юго‑западе? Да это же земля! Или по крайней мере что‑то похожее на землю. Ха! Аи да молодец этот заяц! Ну разве его расторопность и сообразительность не заслуживают нескольких слов похвалы, ну по крайней мере упоминания в вахтенном журнале!

Льюк шутливо толкнул Денно:

– Говорил я тебе, приятель: старину Бью не тронь! Кордл, держи курс на юго‑запад! Если это действительно земля, мы доберемся туда к завтрашнему утру.

Преодолевая встречный ветер, «Сайна» достигла острова часа за три до рассвета. В ночном небе вырисовывался мрачный и неприступный огромный конус, который Льюк сразу принял за вулкан. Хотя трудно было что‑либо разглядеть в темноте, Бью заметил, что на склонах и вдоль берега растут леса. Пытаясь оценить ситуацию, Льюк делился своими мыслями с зайцем:

– Лучше нам к берегу не приставать, пока не рассветет, здесь могут быть рифы. На берегу не заметно никаких признаков жизни, и все‑таки лучше убедиться в этом при дневном свете. Пойди отдохни вместе с другими, Бью, я позову тебя, когда рассветет.

– Даже и не думай, старина! Только представь: мы с тобой вдвоем увидим, как отлетят крылатые ночные тени и земля возродится в сиянии нового дня!

Льюк всматривался в береговую линию:

– Неплохо сказано, Бью, очень поэтично.

Говорливый заяц воодушевился:

– Спасибо на добром слове, Льюк. Я очень рад, что ты способен ценить поэзию. Позволь предложить твоему вниманию одно скромное произведение, мое собственное, которое я сочинил еще у себя на острове: «Однажды крот и утка отправились гулять…»

Сильные лапы Льюка сдавили челюсти Бью, так что рот его плотно закрылся:

– Либо веди себя тихо, либо отправляйся спать! А то приколю тебя к койке булавкой!

На заре Льюк разбудил команду, и они осторожно подплыли к острову. Теперь его можно было хорошенько рассмотреть. Он состоял из иссиня‑черного вулканического песка. Над вершиной конуса, возвышавшегося над островом, лениво вилась тоненькая струйка белого дыма, указывая на то, что вулкан действует. У подножия его росли пурпурные и алые цветы, а у многих деревьев листья напоминали огромные наконечники для копий. Это был весьма экзотический пейзаж, но полная тишина придавала ему какой‑то зловещий колорит. Оглядев берег и мелководье с носа «Сайны», Вург вновь поделился с Льюком своими опасениями:

– Могу только повторить то, что я говорил, когда мы подплыли к предыдущему острову: мне все это не нравится! Здесь слишком тихо для столь красивой и плодородной земли. Здесь должен кто‑то жить!

Льюк указал на берег:

– Ты прав; Вург. Видишь, вон там, чуть дальше черты прилива? Как ты думаешь, что это?

Бью протиснулся к борту:

– Целая гора фруктов! Здешние жители, должно быть, очень гостеприимны, если оставляют нам, путешественникам, такие подарки!

Льюк нахмурился:

– Даже слишком гостеприимны! Не будем торопиться. В этом подарке есть нечто такое, что заставляет усомниться в его искренности.

Но Бью уже перемахнул через борт:

– Пошли, ребята! Я буду главным дегустатором. Мой желудок способен переваривать камни, будь они неладны!

Не успел Льюк и слова вымолвить, как большая часть команды вслед за зайцем перемахнула через борт и, брызгаясь, побежала по мелководью к груде роскошных фруктов, оставленных на берегу. Вург с улыбкой наблюдал за тем, как заяц выбрал себе кисть винограда, поднял ее, встряхнул и… целиком отправил в рот. Он выждал несколько секунд, а потом помахал оставшимся на судне еще одной гроздью дикого винограда:

– Я все еще жив, дорогие мои! Чудесный вкус! Давайте присоединяйтесь!

Льюк и Вург видели, как все накинулись на таинственный подарок.

– Эй, Бью! Принесите и нам чего‑нибудь!

– Ладно, Вург. Знаете что, бросайте сюда бочки, мы посмотрим, нет ли поблизости источника.

Вург и Льюк вдвоем выкатили все бочки и бросили их через борт. Вург оставил румпель в таком положении, чтобы судно не дрейфовало.

– Я ошибся, Льюк. Теперь этот остров и мне кажется довольно приветливым. Возможно, Бью прав, и те, кто оставил фрукты, вовсе не желают нам зла. Может быть, они еще покажутся до захода солнца.

Ручей с пресной водой действительно протекал неподалеку, совсем рядом с кучей фруктов. Дьюлам и Кардо наполнили бочки и подкатили их к судну. Льюк перекинул трос через блок, и они с Вургом вдвоем втащили их на борт. Дьюлам и Кардо отправились обратно на берег к остальным.

Льюк крикнул им вдогонку:

– Отдыхайте! Передайте всем, что они должны быть на борту до захода солнца. Мы оплываем завтра с первым отливом.

Льюк расставлял бочки с водой на камбузе, как вдруг услышал встревоженный голос Вурга:

– На берег, Льюк! Скорее!

Капитан тут же поспешил на палубу.

Его глазам предстало весьма странное зрелище. Некоторые неподвижно лежали среди недоеденных фруктов, другие беспомощно сидели. Остальные нетвердой походкой бродили неподалеку. И все расслабленно, придурковато улыбались. Льюк закричал:

– Эй, Колл, Дьюлам, Бью! В чем дело, друзья?

Дьюлам упал на песок, Колл свалился прямо на него.

Только Бью еще некоторое время держался, он придурковато хихикал, все пытался помахать капитану, но потом лапы ему отказали, и он неуклюже плюхнулся на песок. Он смотрел на корабль и по‑дурацки улыбался. Льюк в сердцах ударил по поручням:

– Это все фрукты! Я должен был предвидеть! Пошли, Вург!

Но Вург указал ему на подножие вулкана:

– Подожди! Тебе не кажется, что вон те кусты двигаются?

Уже готовый прыгнуть в воду, Льюк помедлил секунду и пригляделся. Он не верил своим глазам. Весь склон точно ожил. Сотни кустов сползли с него и двинулись по берегу сплошной лиственной массой. Льюк опустил занесенную было лапу и заставил Вурга лечь на палубу.

Настоящий град снарядов посыпался на судно: стрелы, дротики, копья и камни. Раздался громкий барабанный бой, а из кустов донеслись жуткие вопли, за которыми последовал новый залп. Льюк схватил длинный багор:

– Возьми копье, Вург, и воткни его в дно, там, где поглубже.

Они попытались оттолкнуться и с волной отлива отодвинуть судно подальше. Кряхтя от напряжения, они налегали на свои багры. Стрела угодила Вургу в плечо, а Льюк даже не обратил внимание на дротик, оцарапавший ему щеку:

– Толкай, Вург! Изо всех сил!

Киль «Сайны» наконец оторвался от песчаного дна. Льюк бросился на корму и разрубил канат, который фиксировал румпель. «Сайну», виляющую туда‑сюда, в конце концов подхватили волны. Не успел Льюк порадоваться этому, как новый смертельный дождь посыпался на отплывающее судно. Стрелы втыкались в палубу, как в подушечку для иголок, прямо у ног Льюка, так что он поспешил вернуться к Вургу.

Сморщившись, храбрый Вург вытащил. стрелу из плеча:

– Хорошо, что стрела летела издалека, а туника у меня толстая. Я не слишком серьезно ранен, Льюк, а ты?

Льюк вытер кровь, сочившуюся из ранки на щеке:

– Царапина, приятель! Жить буду. Кто бы они ни были, ясно, что стрелять они не умеют. Смотри‑ка, вот еще новости!

Вург удивленно воззрился на удалявшийся берег. Он стал пуст и безмолвен, как будто здесь никогда никого и не было. Только и осталось, что куча раздавленных фруктов. Вург в замешательстве повернулся к Льюку:

– Куда они подевались? Денно, Кордл, Бью – вся команда пропала. Что будем делать?

Льюк мрачно смотрел на берег, от гнева у него стучало в висках, но ему удалось справиться с собой:

– Давай поставим паруса – сделаем вид, что уплываем. Дождемся темноты, а потом высадимся и пойдем выручать своих.

Барабанный бой. Сначала Кардо подумал, что этот стук раздается внутри его черепа, потому что проснулся он от дикой головной боли. Однако, открыв глаза, он понял, что барабаны вполне реальны. Он видел все в каком‑то странном ракурсе, и от того, что он видел, кровь стыла в жилах. Как и все его товарищи, Кардо был крепко связан и прикручен к толстому шесту, висевшему горизонтально, при этом голова его свешивалась вниз. Шесты висели на толстых канатах под потолком пещеры, посередине которой пылал костер. В стенах пещеры были вырублены ярусы, и в них теснились сотни маленьких грызунов весьма свирепого вида, напоминающие крыс. Кардо таких в жизни не видел. Их тела покрывали замысловатые узоры, нанесенные красной, оранжевой и белой краской, в ушах и на кончиках хвостов позвякивали морские ракушки.

В глубине пещеры стояли два массивных барабана, на которых сорок – пятьдесят грызунов исполняли какой‑то дикарский танец. Эхо вчетверо усиливало громкость этой нескончаемой дроби. У костра, припав к полу, лежало существо, значительно превосходящее остальных по размерам, судя по всему ласка, увешанная с ног до головы ожерельями и браслетами из раскрашенных крабьих клешней. Физиономию ее покрывал густой слой белой глины, поверх которого чернели линии, нарисованные углем.

Рядом с Кардо висел Бью. Он открыл глаза, огляделся, потом жалобно прижал уши и крикнул вниз грызунам:

– Заткнитесь наконец, ребята, будьте вы неладны! Такое впечатление, что эти барабаны бьют прямо по моей бедной черепушке. Эй вы, да именно вы, госпожа, послушайте, скажите своим, чтобы прекратили! Фу! Что за манеры: стучать как ненормальные, когда и так тошно! И засуньте все ваши вопли себе обратно в глотки!

Как по волшебству, воцарилась полная тишина. Проснулись остальные члены команды, и Бью понимающе подмигнул им:

– Вот что нужно этим дикарям, будь они неладны: четкие военные команды.

Ласка вскочила, будто подброшенная пружиной. Схватив длинную палку, украшенную сушеными морскими ежами и похожую на скипетр, она принялась потрясать ею, указывая сперва на пленников, а потом куда‑то в глубь пещеры, на что‑то, что, по‑видимому, находилось между двумя барабанами. Наконец она сделала широкий круговой взмах в сторону столпившихся грызунов:

– Раббатума! Шлариссс! Йа Аггорима!

Эти возгласы привели зрителей в неистовство. Они дико захохотали и завопили в ответ своей предводительнице:

– Марахагга! Шлариссс! Ко, Шлариссс!

Колл с трудом повернул голову в сторону Бью:

– Может быть, ты как‑нибудь неудачно выразился, приятель? Чего это они так разорались?

Заяц возмутился:

– Неудачно выразился? Я? Ну уж нет! Врожденное чувство такта – это семейное свойство всех Косфортингамов. Повиси‑ка пока, а я перекинусь словцом‑другим с этой дамой на предмет того, чтобы освободить нас от этих веревок, будь они неладны! Эй, уважаемая, не пошлете ли парочку ваших остолопов, чтобы они развязали меня и моих стойких товарищей? Может, вам и по душе болтаться здесь без дела, извините за каламбур, а нам – нет!

Не обратив на просьбу зайца никакого внимания, ласка опять согнулась и стала чертить скипетром на полу пещеры какие‑то магические узоры. А крысоподобные существа все указывали на пленников и ныли:

– Ко Шларисс! Раббатума! Шларисс иииох!

У Денно на носу выступил пот:

– Фу‑ты, я тут скоро поджарюсь!

Дьюлам прикрыл глаза, пытаясь прогнать от себя страшные мысли:

– Поосторожнее со словами, приятель! Ты можешь подать им идею. Вполне возможно, что они плотоядные.

Те, что плясали на барабанах, убежали и быстро смешались с остальными. Ласка что‑то бросила в костер, и пламя приобрело зеленый цвет. Потом она подошла к барабанам и, постукивая то по одному, то по другому своим скипетром, пронзительно заверещала:

– Шларисс! Шларисс! Шларисс!

Бью, со свойственными ему оптимизмом и сообразительностью, предположил:

– Знаете, я, конечно, не знаком с их наречием, но бьюсь об заклад, «Шларисс» – это что‑то вроде приветствия, ну как «Здравствуйте!» или «Добрый вечер!». Может быть, с нашей стороны невежливо не ответить тем же. Послушайте, госпожа, и вам тоже шлариссс! Шлариссс! Ну как?

И тут из дыры, скрытой между двумя барабанами, возникло нечто, что носило имя Шларисс.

У Бью пересохло во рту от ужаса – даже он не был готов к такому. Это оказалась змея с ярко‑зеленой огромной головой. Она медленно выползала, сворачиваясь нескончаемыми скользкими кольцами. Ее трепещущий язык то высовывался, то прятался, глаза горели подобно двум бриллиантам, символам зла. Зеленое с черным тело улеглось наконец несколькими петлями, одна поверх другой, и всю эту пирамиду увенчала плоская голова рептилии. Ласка, стоя по другую сторону костра, опустила конец своей палки в огонь и держала, пока он не занялся. Все в пещере застыли. Ни один не шелохнулся и не проронил ни звука. Змея приготовилась к охоте, она выбирала себе жертву. Вся команда онемела от ужаса. Бью не знал, что горячий конец скипетра приближается к его голове. Внезапно ласка дотронулась им до кончика его правого уха:

– Аи! – Заяц дернул головой.

– Шларисс!

На расстоянии вытянутой лапы раскачивалась змеиная голова с разинутой пастью и обнажившимися ядовитыми зубами. Она злобно шипела. Заяц понял, что не может оторвать взгляда от глаз змеи. Он висел совершенно беспомощный, парализованный ужасом, которому нет названия.

После жаркого дня ночь выдалась сырая, но теплая. «Сайна» незаметно, без парусов, вернулась к острову с приливом. Льюк и Вург бросили якорь.

Покидая судно, Вург пробормотал себе под нос:

– Не уверен, что за нами не наблюдают. Впрочем, надеюсь, никто не видел, как мы пристали. А если все‑таки нас заметили? Может, одному из нас следует остаться охранять судно?

Льюк сухо усмехнулся:

– Я думал об этом, приятель. Но, боюсь, чтобы выручить команду, мы понадобимся оба. И потом: если нас тоже схватят, зачем нам тогда корабль? Хватит причитать, Вург. Ты становишься похож на суетливую старушку.

Они тихо сошли на пустынный берег, прячась за скалы. Ближе к подножию вулкана Вург остановился и поднял лапу:

– Тс‑с! Слышишь?

Льюк замер и прислушался:

– Сначала я подумал, что это волны шумят… Но нет, это похоже на пение, и еще я слышу барабанный бой. Да‑да, точно, это бьют барабаны!

Вург указал на подножие, звуки доносились откуда‑то справа:

– Это там, я уверен!

Держа меч и копье наготове, они окунулись в густую листву. Барабанный бой и пение становились все громче и ближе. Льюк прошептал:

– Оставайся здесь, друг. Я пойду посмотрю, что там.

Вход в пещеру представлял собой короткий, но извилистый туннель. Льюк подумал немного и поманил к себе Вурга. Они затаились за кустом у входа в пещеру, и Льюк изложил свой план.

– Видишь вон ту круглую глыбу, там, выше по склону? Как ты думаешь, вдвоем мы ее сдвинем?

– Думаю, да! Во всяком случае, надо попытаться.

– Хорошо, но сначала надо бы выкопать вот здесь ямку.

– Где? Прямо здесь, у входа в туннель?

– Именно. Земля тут довольно мягкая. Мы используем наше оружие.

Вдвоем они выкопали небольшое углубление у самого лаза. Льюк долго искал и наконец подобрал подходящий обломок скалы. Он положил его по одну сторону от отверстия, сильно вдавив в землю.

– А сейчас давай попробуем сдвинуть глыбу.

Это был очень большой округлый камень, но он поддался, когда Вург использовал свое копье как рычаг, а Льюк подставил спину. Они чудом не упустили глыбу, когда катили вниз, к отверстию, ведущему в пещеру.

– Еще чуть‑чуть, приятель, самую чуточку! Ну вот, и хватит.

Скатиться в туннель глыбе мешал тот самый обломок скалы, который раньше положил Льюк и который теперь служил упором.

Льюк вынул меч из ножен, потом прислушался:

– Барабанного боя больше не слышно. Пошли, что‑то там происходит. Осторожно, приятель, постарайся не шуметь.

Друзья проползли по туннелю и, прижимаясь к стене, чтобы их не сразу заметили, проникли в пещеру. Они с трудом поверили своим глазам. Зловещее зеленое пламя, вспыхивая, освещало злобные морды грызунов, сбившихся вместе в своих высеченных в скале ярусах. И все они как завороженные смотрели на одно существо. Огромная змея! Ее толстая шея плотоядно вибрировала, змея готовилась нанести удар Бью, голова гадины раскачивалась, а пасть издавала холодное шипение.

Льюк понял, что ждать нельзя ни секунды. Схватив копье Вурга, он разбежался, отведя назад свое смертоносное оружие.

Онемев от ужаса, Бью смотрел в надвигавшуюся на него страшную пасть с ядовитыми зубами. И вдруг с быстротою молнии копье вонзилось в эту разинутую пасть, и едва ли не половина его вышла наружу с тыльной стороны шеи рептилии. Содрогаясь в последних конвульсиях, змея упала, ее могучее тело стегало хвостом подобно гигантскому кнуту, а заодно и сметало с нижних ярусов испуганных грызунов, превратив костер в каскад летящих искр.

Ласка и оглянуться не успела, как на нее кинулся Льюк и просто впечатал в стену, приставив острие меча ей к горлу:

– Одно движение – и ты труп! – крикнул Воитель прямо в ее раскрашенную физиономию.

Хоть ласка и не знала языка, на котором говорил Льюк, она прекрасно поняла, что он имеет в виду. Только одна часть ее тела двигалась – горло; она то и дело судорожно сглатывала.

– Это же Льюк! Мы спасены!

Громкий радостный ропот прошел по пещере. А издыхающая змея все еще крушила все вокруг. Подброшенные ее хвостом грызуны ударялись о стены, другие были раздавлены ее тяжелыми кольцами. Казалось, прошла целая вечность до того момента, пока тело чудовища наконец замерло. Однако многие грызуны остались целы и невредимы, затаившись на верхних ярусах. И некоторые из них теперь взялись за оружие и стали наступать на Льюка и Вурга с дикими, визгливыми криками:

– Маррахагга лагор Раббатума! Лагор!

Вург быстро выдернул свое копье из трупа змеи и присоединился к Льюку. Он тоже приставил острие своего оружия к горлу ласки. Льюк прорычал:

– Вели им отойти от нас и развязать мою команду! – и он кивнул на подвешенных под потолком. – Моя команда, понимаешь? Перережьте веревки, пока я не перерезал тебе горло! Быстро!

Ласка медленно подняла лапу и указала на пленников:

– Раббатума, лагор, Ко!

Один из грызунов, по‑видимому, какой‑то мелкий начальник, коротко поклонился ласке:

– Йа Маррахагга!

Повернувшись к остальным, он угрюмо указал им на связанных и сказал:

– Лагор Раббатума.

Бью уже успел оправиться от шока и вновь обрел дар речи:

– Вот именно, мои маленькие подлые друзья! Именно то, что он сказал: освободите нас, Раббатума, да поживее!

Грызуны повиновались. Они повисли на шестах и перерезали веревки ножами. С криками одновременно облегчения и боли Бью и другие члены команды «Сайны» упали на пыльный пол пещеры. Они лежали и стонали.

Кардо попробовал было встать и тут же взвыл:

– Лапы онемели! Они ведь так долго были связаны! Льюк ответил коротко и резко:

– У нас нет времени здесь прохлаждаться. Ползите на животе, если иначе не можете! Шевелитесь! Это приказ.

Льюк и Вург по‑прежнему не отпускали ласку, а команда, охая и причитая, кое‑как потащилась прочь:

– О‑о‑о, как будто кто‑то воткнул мне в лапы иголки!

– Моя бедная голова! Она просто раскалывается!

– Смотрите! Этот негодяй отхватил мне кусок хвоста, когда перерезал веревки!

– Ух! Вы еще жалуетесь! Поглядите на меня! У меня вся шкура на спине опалена, я висел как раз над костром!

Льюк подтолкнул к выходу последнего из своих воинов:

– Что ж, может быть, в следующий раз вы подождете моего приказа, прежде чем кидаться на берег и набивать животы отравленными фруктами!

Когда команда ушла, Льюк повернул ласку к себе спиной и обхватил ее сзади, опять приставив острие меча ей к горлу.

– Присматривай за этими дикарями, Вург. Пусть не подходят слишком близко. Ну что ж, ласка, мы сматываемся отсюда, спокойно и без шума. Не вздумай шутить, не то тебе конец.

Они отступали к выходу, а грызуны следовали за ними и вопили:

– Лагор Марахагга!

Льюк начинал потихоньку понимать, что они говорят:

– Не волнуйтесь, ребята, отпустим мы вашу Марахаггу, как только выберемся из этой вонючей пещеры. А ну не подходи!

Они преодолели короткий туннель. Снаружи команда в ожидании Льюка растирала свои онемевшие лапы. Льюк провел ласку через углубление, которое вырыли они с Вургом, и, когда грызуны тоже подошли к краю ямы, подал знак Вургу:

– Убери‑ка упор!

Вург резко оттолкнул копьем кусок скалы. Каменная глыба скатилась вниз и с аккуратным стуком легла в вырытое углубление. Она полностью забаррикадировала вход в туннель, оттуда доносились приглушенные вопли ярости дикарей.

Вург полюбовался, опершись на копье:

– Наглухо!

Льюк приказал команде возвращаться на борт «Сайны», а они с Вургом повели ласку к тому месту, где все еще валялись теперь уже раздавленные и подпорченные фрукты. Острием меча Льюк нарисовал на песке очертания «Пиявки» и тут же опять приставил острие к горлу ласки:

– Марахагга видела здесь красный корабль? Такой большой красный корабль…

Ласка не сводила глаз с Льюка, пока он снова и снова пытался объяснить ей, что он хочет узнать. Она тщательно нарисовала на песке три круга с отходящими от них линиями и стрелкой, направленной на юг. Пока Вург ломал голову над рисунком, ласка три раза стукнула по рисунку Льюка, изображавшему корабль.

Льюк понял:

– Три солнца, то есть три дня, – объяснил он своему озадаченному другу. – Она говорит, что красный корабль проплывал здесь три дня назад и отправился на юг.

Вург деловито отряхнул лапы:

– Это значит, что мы не намного отстали, приятель. Надо отправляться в путь. А с этой что будем делать?

Ласка жалобно посмотрела на Воителя. Дотронувшись до лезвия меча лапой, она попыталась отрицательно покачать головой. Тут Льюк лукаво улыбнулся, поднял большую полураздавленную сливу и поднес ее ко рту ласки:

– Ешь!

Она с отвращением сжала челюсти. Льюк замахнулся мечом, как будто собираясь одним махом снести ей голову:

– Ешь, Марахагга, ешь!

Ласка, сделав над собой усилие, заглотила сливу. Вург веселился, как ребенок. Он выбрал грушу побольше, с подбитым боком:

– Ну‑ка, Марихаггит, или как тебя там, попробуй еще своего собственного снадобья!

Ласка вынуждена была съесть еще две сливы и персик. Она печально сидела на песке, и сок стекал по ее подбородку.

Изобразив сочувствие, Вург заметил Льюку:

– Почему‑то у нее вид не слишком счастливый! Может быть, она все еще не наелась?

Льюк протянул ей недоеденное яблоко, надкушенное кем‑то из команды «Сайны»:

– О, за старушку Марахаггу не волнуйся, Вург, она скоро развеселится! Ладно, пошли.

Уходя, они оглянулись назад: ласка собиралась было запустить в них куском яблока, но покачнулась, неловко плюхнулась на песок, и ее раскрашенная физиономия расплылась в глуповатой улыбке.

Вург помахал ей:

– Прощай, старушка Марихаггит! Мы рады, что оставляем тебя в таком хорошем настроении. Терпеть не могу слез и прощаний.

Льюк тоже помахал ласке:

– Голова у тебя еще только завтра заболит!

«Сайна» отплыла от острова. Команда пила горячий чай, настоянный на травах, заваренный Денно. Команда поручила Кардо поблагодарить Льюка:

– Льюк, мы очень сожалеем, что кинулись на берег и съели эти проклятые фрукты. Это было глупо с нашей стороны! Мы хотим сказать тебе сердечное спасибо за то, что ты спас нам жизнь. Ты настоящий воин!

Льюк поднял лапы, призывая обойтись без криков «Ура» и аплодисментов:

– Да, я спас вас, потому что смог это сделать, друзья. Жаль, что меня не было на берегу, когда красный корабль совершил свой набег на Северный Берег. Нет такого дня и такой ночи, чтобы я не думал о своем сыне Мартине, который растет не только без материнской ласки, но и без отцовской заботы, потому что я гоняюсь за красным кораблем. Но мы найдем его, клянусь, найдем! И я сделаю так, что имя Вилу Даскар станет страшным воспоминанием для честных зверей.

Команда улеглась отдохнуть. Судно плыло на юг в тихой теплой ночи, и каждый думал о своей семье, погибшей или оставленной на Северном Берегу. Льюк стоял на вахте у румпеля. Он то и дело возвращался мыслями к маленькой фигурке Мартина, салютующей отцу фамильным мечом. Льюк потерянно смотрел, как небольшие волны постепенно совсем сглаживались, превращаясь в ровную поверхность темного спокойного моря.

– Однажды я вернусь, сынок, и ты дождешься меня.

На много лиг южнее черный дым валил от пожара, пожиравшего то, что раньше было мирным поселением белок. Вооруженные до зубов хищники бродили по лесам, убивая любого, кто осмеливался противостоять им. Вопли прорезали воздух, да еще свист бичей, которыми безжалостные разбойники укрощали оставшихся в живых. Связанных за шеи и лапы в одну живую цепочку, несчастных пленников вытаскивали из леса, где они пытались спрятаться, и волокли на берег, в дюны. Хорек Аккла злобно ухмылялся, видя ужас, с которым пленники смотрели на свой будущий дом. На якоре покачивался красный корабль «Пиявка».

– Шевелитесь, красавчики! Скоро мы подберем каждому хорошенькую мягкую лавочку на славненьком красном кораблике!

Вилу Даскар сидел на берегу, опершись подбородком о костяную ручку ятагана, и задумчиво смотрел на испуганных белок, которых боцман Паруг заставлял опускаться на колени и кланяться хозяину красного корабля. Вилу молчал, пока к его ногам не положили жалкую кучку провизии и вещей, отнятых у белок. Потом он лениво обвел взглядом свою команду:

– И это все?

Плотный горностай по прозвищу Потрошитель пожал плечами:

– Это все, чего мы нарыли, капитан!

Вилу медленно встал. Взгляд его упал на ожерелье из желтых бусинок, которым была обмотана толстая шея Потрошителя:

– Ну а где же ты раздобыл эту побрякушку, мой расторопный друг?

Потрошитель взглянул на ожерелье своим единственным глазом:

– А‑а, это! Я снял его с мертвеца, капитан. Ятаган Вилу зажужжал, как рассерженная оса, и одним махом снес голову горностаю. Со скучливым презрением он сорвал ожерелье с шеи Потрошителя и бросил в кучу:

– Я должен напоминать вам, что вся добыча принадлежит мне? Не сметь красть у Вилу Даскара!

После этого он повернулся к пленникам, как будто только что их заметил:

– Гм‑м, на вид вы довольно хлипкие. Ну да все равно. Скоро научитесь работать веслами или подохнете. Что? Языки проглотили? Никто не хочет ничего сказать?

Древний старик, серебристо‑серый, который и сам уже позабыл, сколько ему времен года, поднял свои связанные лапы и указал на Вилу:

– От того тебе смерть суждена, кто идет за тобой, как за волной волна!

Горностай вдруг содрогнулся от необъяснимого ужаса, но через мгновение все прошло. Вернее, он прогнал страх, заметив Аккле, который стоял рядом, ожидая приказаний:

– Я взял себе за правило никогда не придавать значения угрозам побежденных. Если бы в них была хоть крупица правды, я был бы мертв уже давно. Тащи эту старую развалину и остатки его племени на корабль, и пусть их прикуют цепями на палубе.

Пленников уже уводили, когда неподалеку, на опушке леса, послышалась какая‑то возня, а потом и шум. Несколько разбойников с трудом удерживали одну‑единственную белку. Вилу легко поднялся на вершину дюны, поросшую травой, и наблюдал происходящее с видимым удовольствием. Прочные веревки обвивались вокруг лап, пояса, шеи и хвоста обезумевшей белки. Пираты изо всех сил упирались в землю задними лапами, веревки натянулись, белка билась в своих путах, но не могла добраться до мучителей. Это было огромное жилистое существо. Мех ее, необыкновенного черного окраса, сверкал на солнце. Несмотря на несколько ран, она билась и рвалась, стараясь освободиться от веревок, и скалила на разбойников свои крепкие белые зубы.