Книга вторая 5 страница

Остановившись на безопасном расстоянии, Вилу с улыбкой сказал:

– Ну? Что тут у нас? Кажется, настоящий боец?

Григг, у которого саднило лапы, натертые веревкой, сдавленным от напряжения голосом ответил:

– Эта тварь убила четверых наших одной левой, капитан. А держать ее – все равно что удерживать на привязи парочку акул!

Вилу спрыгнул вниз:

– Ну‑ка держите ее покрепче!

Подойдя вплотную к связанной белке, он приставил лезвие своего ятагана к ее горлу, вынудив ее запрокинуть голову:

– Потише! Я Вилу Даскар и могу покончить с тобой одним движением. Так что успокойся.

Задыхаясь от веревки, сдавившей горло, белка посмотрела на горностая полным ненависти взглядом и хрипло сказала:

– Я знаю, кто ты, подонок. Вот если бы ты перерезал эти проклятые веревки и убрал свою игрушку, тогда бы и ты узнал, кто я. Я Рангувар Гроза Врагов, и я разорву тебя на куски, мне даже оружия никакого для этого не понадобится!

Вилу крепче прижал свой ятаган к горлу белки, на черном мехе показалась капелька крови.

– Значит, Рангувар Гроза Врагов? Ну так заткнись, ты не в том положении, чтобы вызывать на поединки, и я не собираюсь драться с тобой. Я не дерусь со своими рабами.

Тогда Рангувар дернула шеей так, чтобы лезвие вошло в нее еще глубже:

– Ты трус! Тогда убей меня, и поскорее! Вилу убрал свой ятаган и покачал головой:

– Никогда не думал, что встречу белку – настоящую воительницу! Нет уж, подружка, я не собираюсь убивать тебя. Это было бы расточительством. С твоей‑то силищей ты сможешь делать работу десятка гребцов! Несколько лет кнута и голода утихомирят тебя. На нижнюю палубу, в передний ряд ее! Регулярные души из морской воды днем и ночью заставят ее немного поостыть. Уберите ее!

– Меня тебе не сломать, негодяй! – кричала Рангувар, когда ее тащили на корабль. – Лучше тебе глаз не смыкать ночью, пока Рангувар на борту твоего проклятого корабля!

Вилу Даскар набрал пригоршню сухого песка и следил, как ветерок рассеивает его по берегу. Он заметил Григгу:

– Оскорбления, угрозы… Все это для меня как песок, который унесет ветер, Григг: сейчас он еще тут, а мгновение спустя – его уже нет, и никто о нем не вспомнит.

Без весел, на одних только парусах красный корабль плыл на юг. Живодер, старший надсмотрщик над рабами, и его помощники отвязали всех гребцов и согнали их на верхнюю палубу. Вновь прибывшие на «Пиявку» пленники были потрясены, увидев рабов. Изголодавшиеся до истощения, с запавшими глазами, в отрепьях, еле живые, они беспомощно моргали от яркого света. Живодер щелкнул своим длинным кнутом из акульей кожи, заставив нескольких зазевавшихся рабов лечь ничком на палубу:

– На колени, вы, старая рухлядь, что, не видите, что капитан здесь?

Рангувар приковали цепями и накинули на нее тяжелую сеть, сквозь которую она и смотрела на происходящее.

Тяжеленная балка была перекинута на веревке через блок на высоте в полмачты. Вилу воткнул свой ятаган в мачту на уровне плеча.

– Я привел тебе тридцать шесть новых рабов, Живодер. Сколько тебе нужно?

Живодер, толстая крупная ласка, поднял свой страшный кнут:

– Я возьму всех, капитан Вилу!

Горностай распорядился подать чего‑нибудь прохладительного и принести стул. Четверо пиратов поспешно притащили Вилу Даскару стул, бутыль его любимого сливового вина и блюдо жареной рыбы. Удобно усевшись, капитан лениво отщипывал по кусочку рыбы и отхлебывал вино из хрустального бокала, а голодные рабы пожирали его глазами. Вытерев губы шелковым платком, он коротко кивнул своему главному надсмотрщику. Живодер схватил конец веревки, перекинутой через блок, и потянул за нее. Он тянул до тех пор, пока балка не опустилась до уровня воткнутого ятагана.

– Чтоб была на такой высоте, смотрите у меня!

Он отпустил веревку, и балка свалилась на палубу. Изможденные рабы стояли и ждали, когда им прикажут тащить балку. Живодер поднял свой кнут и щелкнул им перед вновь прибывшими:

– Ну, вы, голубчики, давайте вниз! Сейчас мы вас аккуратненько прикуем к веслам. Ха‑харр!

Приковать черную белку Рангувар было нелегкой задачей. Несколько разбойников поволокли ее, опутанную сетью с привязанным грузом, к первой скамье на нижней палубе. Восемь пиратов получили ранения во время этой операции, но в конце концов им удалось приковать воительницу к тяжелой уключине. Рангувар сидела довольно спокойно. Выждав, когда прикуют других гребцов, она спросила одного из них, старую усталую выдру, которая выглядела так, как будто провела в рабстве не один год:

– Зачем было все это представление на верхней палубе, с веревкой и балкой? Почему вы должны были поднимать ее?

Старик смахнул слезу с обветренной морщинистой мордочки:

– Ты не знаешь? Вилу Даскар и Живодер так развлекаются. Тридцать шесть новых рабов. Значит, они могут избавиться от тридцати шести старых, вот они и выбирают самых слабых и больных, тех, кто не сможет поднять балку.

– И как же поступают с ними? – Рангувар не смогла удержаться от этого вопроса.

Хриплый голос выдры дрогнул:

– Вот тогда‑то и начинается забава. Когда корабль отплывет достаточно далеко от берега, они швыряют несчастных за борт. Вилу дарует им наконец долгожданную свободу, отпускает их на берег, заставляет прыгать…

Шерсть встала дыбом на загривке у Рангувар:

– Кто‑нибудь добирался до берега?

– А как ты думаешь? Ты ведь сама видела, в каком состоянии рабы. Если их не сожрут крупные рыбы, они просто утонут.

Рангувар отвернулась и тихо сказала:

– Что ж, по крайней мере ты избежал такой судьбы. Как тебя зовут?

Склонив голову так низко, что коснулся ею весла, старик ответил:

– Меня зовут Норгл. Моего отца звали Дреннер, и он сидел на том месте, где сейчас сидишь ты, ты прикована к его веслам. Мой бедный старый отец как раз из тех, кто не смог поднять бревно.

Вж‑ж‑жик!

– А ну заткнитесь, вы, швабры!

Надсмотрщик Живодер остановился как раз напротив Рангувар. Он занес кнут над Норглом, но черная белка загородила выдру и приняла удар на себя. Рядом с Живодером выросла костлявая фигура крысы с барабанной палочкой в лапах. Крыса отбивала ею такт, чтобы гребцы не сбивались с ритма.

Живодер кивнул на Рангувар и подмигнул своему подручному:

– Видал, Блохастый? Капитан Вилу предупреждал, что эта белка – крепкий орешек. Придется ею заняться особо, как ты думаешь?

Узкая крысиная рожа Блохастого засияла нескрываемой радостью:

– Ясное дело, особо, начальник! Мы ее научим уму‑разуму!

Рангувар впилась в Блохастого пронзительным взглядом:

– Чему от тебя можно научиться, куриные мозги?

Вж‑ж‑жик!

Кнут Живодера хлестнул белку. Рангувар по‑прежнему смотрела на своих мучителей в упор и даже не поморщилась:

– Это все, на что ты способен, толстобрюхий?

Хрипя от ярости, надсмотрщик обрушился на новую рабыню, не жалея сил и кнута. Когда он наконец остановился, живот его вздымался и опадал, а лапы тряслись:

– Как… Как ты смеешь разговаривать так с надсмотрщиком Живодером, падаль! Да я тебя на куски разорву!

Рангувар, которая все это время сидела, втянув голову в плечи, чтобы уберечь глаза от кнута, выпрямилась. И в ее взгляде, устремленном на надсмотрщика, тот увидел свою смерть. Рангувар прорычала:

– Ты, никчемный кусок жира, однажды я удавлю тебя голыми лапами, даже если для этого мне потребуется перегрызть зубами эти цепи. Запомни это, ласка!

Живодер был так потрясен, что не нашелся что ответить и не осмелился снова поднять свой кнут. Его напугал взгляд Рангувар. Он медленно отошел, на ходу раздавая удары другим рабам:

– А ну тихо, вы! Все, кто хочет сохранить шкуру на спине, приготовьтесь грести, когда ударят в барабан!

На следующее утро, часа через два после того, как рассвело, впередсмотрящий закричал из «вороньего гнезда»:

– Строго на север, капитан, вижу парус!

Вилу Даскар облокотился о борт на корме «Пиявки» и, прищурившись, всматривался в неясное пятнышко вдалеке.

– Парус? Ты уверен? Что это за судно?

– Оно слишком далеко, чтобы сказать точно, капитан. Но это определенно парус.

Аккла держался пока прежнего курса, ожидая приказаний капитана.

Прохаживаясь по палубе, горностай задумчиво поглаживал костяную рукоятку своего ятагана:

– Гм, значит, парус? Как далеко отсюда Острова Близнецы, Аккла?

– Мы могли бы добраться туда завтра к полудню, на всех парусах и веслах, капитан.

Горностай все еще не отрывал взгляда от далекой точки. Наконец Вилу ответил:

– Слишком быстро. Тогда мы потеряем этот корабль. Ни одно судно не может сравниться в скорости с моим, когда мы идем на веслах, да еще на всех парусах. Поставьте половину парусов, а гребцам задайте жару. Пусть те, на судне, не теряют нас из виду, и таким образом мы подойдем к Островам Близнецам завтра к ночи. Итак: курс – на северо‑запад.

Красный корабль следовал новым курсом, бичи свистели на всех трех палубах. Весла поднимались и вновь погружались в воду, толкая «Пиявку» вперед. Новые рабы жалобно стонали под ударами кнута.

Вург поуютнее свернулся калачиком в своем гамаке. Утренний свет уже просачивался в окошко его каюты. Вург пытался не замечать его, крепче зажмурив глаза, но заткнуть уши так плотно, чтобы не слышать оглушительного дуэта корабельного кока и его помощника, он не мог. Почти вся команда уже проснулась, многие швыряли чем попало в дверь камбуза, где певцы распевали во всю глотку.

– Эй, от ваших козлиных голосов вся еда прокиснет!

– Заткнитесь наконец, прекратите издеваться над нами!

– Как будто кто прищемил лапы дюжине лягушек! Но Бью и его помощник упоенно распевали, не обращая никакого внимания на угрозы и оскорбления:

Чем прокормить я проглотов могу?

Только рагу, рагу и еще раз рагу!

Что, вы спросите, лучше миски рагу?

Как это что? Конечно, две миски рагу!

Слегка нашинкуем лак. Да, не лук, а лак,

Что содрали с мачты вчера аккуратно так.

А бульончик из капитанских сапог,

Которые помнят запах лап, то есть ног,

И обрывки канатов, я утверждать берусь,

Придадут рагу совсем расчудесный вкус!

Я еще и не то предложить вам потом смогу,

А пока, друзья, угощайтесь сытным рагу!

Рагу! Рагу! Рагу!

Капля лампадного масла, дохлых раков пара,

Рыбьи головы, нитка, которой латают парус,

А еще для сытности я бы добавил жира,

Которым смазывают замки, когда на улице сыро.

Только рагу! Ни пудинга, ни овсянки не ждите,

А куски, что не прожевать, просто так проглотите!

Побольше рагу положите врагу,

Сядьте напротив, положив ногу на ногу,

И следите, как враг ваш ест, искушая судьбу,

Постепенно синея, закусывая губу.

Так ешьте же наше рагу!

Рагу‑у‑у!

Льюк стоял у румпеля и, улыбаясь, слушал осторожные предположения команды насчет качества завтрака.

– Как ты думаешь, Кордл, то, о чем они поют, правда?

– Не знаю, приятель. Может, они просто шутят?

– Но не станут же они, в самом деле, лить туда масло для светильников и класть жир для смазки замков! Как ты думаешь, Вург?

Вург подмигнул Льюку и ответил Денно, которого, чуть что, тошнило:

– Кто знает, приятель! Старина Бью горазд на выдумки, а что до Кардо, помнишь то пересоленное рагу, что он приготовил в первый вечер? А ты что думаешь, Льюк?

Воитель с трудом сохранял серьезный вид:

– Да нет, Вург, не думаю, что Бью и Кардо так поступят с нами… Правда, я сегодня утром никак не мог найти свои сапоги…

Кок и его помощник выкатились с камбуза, таща дымящийся котел. Обычно румяная физиономия Денно стала нездорово бледной:

– Ффу‑у! Не стану я есть эту гадость! Плотоядно улыбаясь, Бью зачерпнул из котла кружкой:

– Как это не станешь! И это после всех стараний, которые мы приложили, чтобы приготовить это восхитительное рагу? Знаешь что, дружище Денно, я заставлю тебя съесть это, даже если мне придется кормить тебя с ложки! Ты у меня опять станешь румяным, как роза! А ну, старина, раскрой рот пошире!

– А‑а‑а! Я еще слишком молод, чтобы умереть!

Команда «Сайны» надрывалась от смеха, глядя, как Бью гоняется за Денно по палубе с кружкой рагу.

– Да погоди ты, старый дуралей! Остановись на секунду и попробуй!

– Отвяжись от меня, лопоухий отравитель! Помогите! Остановите его кто‑нибудь! Сделайте что‑нибудь, вы, негодяи!

Бью бегал за Денно с носа на корму и с кормы на нос, рагу при этом выплескивалось из кружки, а он все уговаривал и увещевал упрямца:

– Попробуй, а то никогда не вырастешь таким большим и красивым, как я! Съешь наконец свой завтрак, будь он неладен!

Денно вскарабкался на мачту к «вороньему гнезду», а Бью полез за ним по веревочной лестнице. Когда они оба добрались до вершины, Денно вдруг завопил:

– Я вижу парус!

Бью как раз в этот момент поймал его за заднюю лапу и возликовал:

– Все! Теперь не отвертишься, дружок. Если не откроешь рот, я волью это тебе в ухо!

Льюк коротко приказал зайцу отпустить Денно:

– Бью, отпусти его! Денно, ты уверен, что это парус?

– Да, Льюк, секунду назад я видел его, но сейчас он скрылся из виду!

Бью бросил кружку на палубу, проворно вскарабкался к Денно и стал всматриваться своими зоркими глазами туда, куда тот указывал.

– Он был вон там, на юге, может, чуть к востоку!

Заяц уперся взглядом в горизонт и долго смотрел, потом спустился на палубу и доложил Льюку:

– Там действительно что‑то было, но с юго‑запада надвигается непогода – море неспокойное и облака низкие. Может, это и был корабль, точно сказать не могу.

Льюк быстро принял решение:

– Вург, поворачивай на юго‑запад. Колл, Дьюлам, Кордл, ставьте паруса. Бью и Кардо, подайте завтрак для всех в мою каюту. И смотрите, чтобы все на судне было закрыто: кажется, будет шторм.

Когда все приказания были выполнены, команда собралась у Льюка в каюте на завтрак. Вопреки опасениям Денно, рагу оказалось восхитительным. Бью очень обиделся, что кто бы то ни было мог подумать иначе.

– Пф‑ф! – пыхтел он. – Я ни разу в жизни не приготовил чего‑нибудь невкусного и не загубил никаких продуктов! Овощное рагу! С морковью, корнем одуванчика, диким луком, сушеными грибами, черемшой и моими фирменными ячменно‑овсяными клецками! От такого рагу шерсть становится гуще, в глазах появляется блеск, а в лапах – невиданная сила! Все это ведь не помешает команде корабля, верно, Льюк?

Воитель тщательно подобрал все до капельки корочкой хлеба:

– Безусловно, дружище! Как ты думаешь, дать Денно добавки?

Денно прилежно облизал ложку:

– Я же не знал… Они как затянули ту песню, так я и подумал…

Бью милостиво положил ему еще рагу:

– Подумал, дружок? А знаешь ли ты, что подумала одна близорукая мышь‑полевка? Послушай, я тебе расскажу:

Весной из норки без очков

Однажды мышка вышла:

Кругом бело от лепестков, –

Там осыпалась вишня.

Ей показалось: это снег,

Ведь белого он цвета!

Предупредить решила всех,

Что далеко до лета.

«Зима идет! Зима идет!

Ветра уже задули!»

Кричит пустившимся в полет:

«Скорее, пчелы, в улей!»

Болотным кочкам‑малышам, прищурившись, сказала:

«Пopa по норам всем ежам –

Зима опять настала!»

«Иди к своим, бедняга‑крот! –

Сказала камню мышка, –

Ведь ты уже совсем продрог,

Простудишься – и крышка!»

«Домой идите, барсуки! –

Кустам она вещала. –

Вы что, не знали, дураки:

Уже зимы начало!»

Так вот, послушайте мораль:

Не верьте первой мысли!

И лучше думать, чем орать,

Подобно этой мышке.

Как только Бью закончил декламировать стихотворение, судно накренилось. Льюк успел спасти котел с остатками рагу, который упал на бок и покатился. Он поймал его и прочно установил между столом и своим стулом:

– Без паники! Погода не из лучших, что правда, то правда. Сидим и спокойно пережидаем – это единственное, что мы можем сделать. Я иду на палубу. Вург, ты со мной. Будем нести вахту по двое, пока шторм не уляжется. Если кто будет выходить наружу, обвязывайтесь веревкой. Мне вовсе не улыбается, чтобы кого‑нибудь смыло за борт.

Волны яростно швыряли маленькое суденышко вверх‑вниз, из стороны в сторону. Льюк и Вург, стиснув зубы от напряжения, пытались удержать румпель в прежнем положении, чтобы не сбиться с курса. Обоих то и дело обдавало морской водой, и, несмотря на свои плотные плащи, они очень скоро промокли до нитки. Вдруг среди штормового гула послышался тонкий жалобный вой, как будто кричал раненый зверь. Это ветер играл на туго натянутых канатах, как на струнах невиданного инструмента. Вытерев соленую пену со лба, Вург с тревогой посмотрел на канаты:

– Если мы не уберем некоторые паруса, этот ветрила разорвет их в клочья! Нельзя ли спустить половину парусов?

Воитель посмотрел на бурлящее море:

– Нет, Вург, это невозможно. Во‑первых, я не могу сейчас никого послать спускать паруса, не подвергнув тем самым его жизнь опасности. К тому же я почти уверен, что тот корабль, что видел Денно, и есть красный корабль. Нам нельзя упустить его. Мы должны следовать за ним!

Бью и Кардо с трудом добрались до камбуза по качающейся палубе, таща пустой котел из‑под рагу. Послышался мощный раскат грома, и одновременно распахнулась дверь камбуза. Вспышка молнии осветила всю эту сцену. Мощная волна обрушилась на палубу и швырнула кока и его помощника внутрь камбуза. Вода залила горячую плиту, плита зашипела, и все помещение наполнилось дымом. Перекрывая вой ветра, кок закричал своему помощнику:

– Запри все шкафы! Надо сохранить сухими хоть какие‑нибудь продукты. Я возьму веревку и привяжу бочки с водой, пока они не начали кататься по полу!

Не успел Бью выйти обратно на палубу, как раздался такой удар, как будто целая связка молний ударила в фок‑мачту «Сайны». Прочное дерево треснуло, как тонкий сухой прутик, и кливер стал раскачиваться. Вург заметил опасность и крикнул:

– Бью! Берегись!

Бью оглянулся на голос Вурга, но тут кливер сильно ударил его, и заяц вверх тормашками полетел в море.

Льюк сориентировался мгновенно. Он оставил румпель, обвязался канатом вокруг пояса и прыгнул вслед за Бью. Вург закричал:

– Свистать всех наверх! Заяц за бортом!

Воитель погружался все глубже и глубже в кипящую, ревущую, звенящую в ушах бездну. В конце концов канат натянулся до предела, и Льюк тут же стал понемногу подтягиваться обратно к судну, лихорадочно ища в бурлящей воде хоть какие‑то следы Бью. Он храбро прыгал по волнам, вода то и дело попадала ему в рот и в нос, он судорожно хватал ртом воздух. Вот он оказался в глубокой зеленой ложбинке между волнами, и тут же очередная волна с безумной силой обрушилась на него. В следующую секунду он взмыл на высоком гребне и даже успел оглядеться: не покажется ли где Бью. Но Льюк не увидел под собой ничего, кроме кормы судна. Потом он снова погрузился в глубокую яму, потом опять оказался наверху. Канат больно врезался в тело. Льюк плыл в кильватере «Сайны». Он отплевывался морской водой, лихорадочно молотил лапами и упорно искал глазами Бью, забыв об опасности, которой подвергался сам.

Вург крикнул команде:

– Вытаскивайте Льюка! Тащите, пока не лопнул канат и он не утонул. Мы потеряли Бью, ничего нельзя сделать. Тяните!

Льюк почувствовал, что неодолимая сила тащит его к кораблю, и расслабился, слишком уставший, чтобы сопротивляться. На палубе его ждал Вург с сухим теплым плащом и кружкой бузинного вина. Кардо помог Льюку добраться до своей каюты и лечь.

Отпив немного вина, Льюк долго прокашливался и отплевывался. Наконец он сел и покачал головой:

– Слишком бурное море, чтобы что‑нибудь увидеть.

Кардо не мог сдержать рыданий:

– Этот придурковатый заяц, он ведь был моим лучшим другом и к тому же лучшим в мире поваром! Какой жестокий зверь – море!

Льюк отдал ему оставшееся в кружке вино:

– Выпей‑ка, Кардо! Бедный Бью! Какое горе! Но сейчас нам надо собрать все силы, чтобы удержать корабль на плаву, иначе мы все окажемся на дне морском…

Не успел он договорить, как с палубы послышались радостные крики. Корабль как будто сильно встряхнуло, и тут же перестало болтать.

– Ветер переменился! Мы спасены, друзья!

Завернувшись в плащ, Льюк поспешно вышел из каюты. Ветер гнал облака на запад, а на востоке глухо гремел гром, вспыхивали уже не страшные путешественникам молнии. Вург озадаченно почесал затылок. Ветер и сейчас дул, и довольно сильный, но теплый, не вздымающий, а сглаживающий волны. «Сайна» слегка дрожала, ее пострадавшие от шторма снасти стали поскрипывать, когда Дьюлам чуть увеличил скорость, взяв курс на юго‑запад. Команда вздохнула с облегчением. Колл рассмеялся:

– Ха! Все произошло в мгновение ока! Мы были на волоске от гибели, и вдруг, как по волшебству, ветер меняется. Мы спасены!

Сгущались сумерки. Широкий плащ раздувался за спиной у Льюка. Вместе со всей командой капитан стоял на корме и смотрел назад, туда, где пропал Бью. Кардо продекламировал небольшое стихотворение собственного сочинения:

Нашего друга – о горе! –

Забрало жестокое море.

Теперь отдохнет он. Знайте:

Он был самым лучшим из зайцев!

Ни цветов у нас, ни венков,

Мы даже не сможем во веки веков

Там положить камень,

Где друг наш в пучину канул.

Добрый Бью Фетрипгсол,

Храбрый Косфортингам!

Ты рано от нас ушел,

Но всегда будешь другом нам!

Все молчали, склонив головы, на палубу то и дело капали слезы. Все очень полюбили жизнерадостного зайца.

Льюк тяжело вздохнул и вытер слезы:

– Кордл, смотри во все глаза: не появится ли красный корабль. Колл, ты – на румпеле. Пока мы с Кардо приготовим что‑нибудь поесть, все остальные, прямо сейчас, поправьте мачту, как сможете, и поставьте паруса. Корабль плывет довольно быстро. И на будущее: чтобы никто не выходил на палубу в шторм, не обвязавшись веревкой! То, что произошло с Бью, ужасно, но это должно послужить нам всем уроком.

Огненный диск солнца скрылся за горизонтом на западе, и «Сайна» бесшумно вплыла в темную ночь. По тихому всплеску Льюк понял, что кливер, сыгравший роковую роль в случившемся с Бью, сброшен в море. Стоя у растопленной печи на камбузе, Льюк так ждал знакомого смешка своего друга зайца и так хорошо знал, что больше никогда его не услышит! Им придется плыть дальше без Бью.

Вилу Даскару было не привыкать к непогоде в тропических морях. Когда разразился шторм, он велел рабам налечь на весла. Без парусов они вынуждены были грести вдвое быстрее, барабанная дробь не умолкала, свистел кнут. Сам Даскар стоял у штурвала и умело вел «Пиявку» западным курсом. Когда же шторм начал слабеть, он повернул на восток, обошел Острова Близнецы и бросил якорь на безопасном расстоянии от берега, за двумя самыми восточными вершинами.

С удовольствием дыша прохладным ночным воздухом, Виду сидел на палубе, закусывая печеной рыбой и запивая стаканчиком крапивного пива. Хорек Аккла околачивался поблизости, глядя, как капитан обсасывает рыбьи косточки. Виду вытер рот шелковым платком и встал. Аккла жадно воззрился на объедки, надеясь, что Виду уже насытился.

– Ты уже ел, Аккла?

Робко приблизившись к бочке, заменявшей капитану стол, хорек подобострастно поклонился:

– Некогда было и поесть – такой шторм, капитан!

Виду протянул лапу, как будто приглашая Акклу угощаться остатками ужина, потом вдруг грубо сжал морду хорька и резко пригнул его голову вниз:

– Так иди и найди себе еду сам, попрошайка!

На нижней палубе кто‑то взвыл как будто от боли, потом этот вой перешел в визг, а за ним последовали звуки ударов: кого‑то избивали. Надсмотрщик Живодер со своими прихвостнями вывалился на палубу. Живодер прижимал к голове окровавленную грязную тряпку.

Вилу сразу понял, что ему очень больно:

– М‑мда! Как это тебя угораздило, Живодер?

Дружки надсмотрщика с удовольствием рассказали, как все произошло:

– Это все черная белка, капитан!

– Да, это та отчаянная! Оторвала Живодеру ухо, капитан! Зубами!

– Она бы ему и второе ухо откусила, капитан, если бы не мы. Она просто бешеная, хуже акулы!

– Ее ничего не берет, капитан! Живодер уже два кнута об нее обломал!

Вилу сел и откинулся. Глаза его смеялись:

– Ну, и что же вы хотите, чтобы я сделал с этой белкой‑воительницей? А, дружище Живодер?

Отвислые щеки ласки аж затряслись от злости:

– Позвольте мне прикончить ее, капитан, камень ей на шею – и в воду, и пусть другие рабы посмотрят, как она будет тонуть!

Вилу понимающе кивнул:

– Тебе бы этого очень хотелось, не правда ли, Живодер?

Надсмотрщик кивнул, и капля крови с его уха упала на палубу.

– Еще бы, капитан! После того, что она со мной сделала!

Вилу поиграл костяной ручкой своего ятагана:

– Не сомневаюсь, что ты именно так и поступил бы, но капитан на этом судне я, а не ты. Я здесь решаю, кому жить, а кому умирать, и этой белке умирать еще рано. Не давайте ей есть и пить несколько дней, вот она и присмиреет.

Живодер хотел было возразить, но вовремя заметил опасный блеск в глазах Вилу. И потому хмуро ответил:

– Как скажете, капитан.

Вилу сладко улыбнулся. Все знали эту смертоносную улыбку:

– Вот именно, мой толстобрюхий друг: так, как я скажу!

Он подозвал к себе Акклу, который так и лежал ничком там, куда его ткнули мордой.

– Ну, что сопли распустил? Поднимайся! Возьми четверых и отправляйся на берег. Заберитесь на какой‑нибудь холм повыше и посмотрите вокруг: нет ли на горизонте того корабля, который следовал за нами. Доложишь мне, если увидишь его. Ставлю желудь против яблока, что они поступят так же, как поступают все, кто подходит к Островам Близнецам. Паруг, ты знаешь, что они сделают?

Боцман крыса покачал головой:

– Нет, капитан.

Вилу закрыл один глаз, а другой скосил на пролив, разделяющий два острова:

– Они поплывут проливом между островами. Как раз в устье пролива мы их и встретим, и протараним их нашим шипом, а, Паруг?

Боцман весь затрясся от злобной радости:

– Насадим, как мошку на булавку, капитан!

Вилу налил пива в кружку и протянул ее Паругу:

– Как мошку на булавку! Какой необычный оборот!

А на нижней палубе судна выдра Норгл сидел во втором ряду гребцов и с восхищением смотрел на Рангувар, которая одна сидела на передней скамье. На черной спине белки видны были следы кнута, которым Живодер пытался привести ее в повиновение. Ему не удалось этого сделать, и все рабы‑гребцы, прикованные к веслам «Пиявки», прекрасно знали это. Последнее событие вдохнуло новую жизнь и зажгло искру сопротивления в сердцах даже самых немощных и робких. Норгл, заслышав тяжелые шаги Живодера, тихо шепнул Рангувар:

– Живодер идет. Готовься к худшему. Он убить может за то, что ты сделала с его ухом.

Глаза черной белки сверкнули воинственным огнем:

– Ха! Не раньше, чем я откушу ему второе ухо!

– А ну молчать, вы, барахло! Еще кто‑нибудь пикнет – располосую вам спины до костей!

Живодер щелкнул кнутом, и все смолкли. Все еще прижимая тряпку к уху, он прошелся туда‑сюда и остановился у барабана. Сильно замахнувшись кнутом, он злобно глянул на Рангувар:

– Тебе – первой, чертова белка!

Казалось, глаза Рангувар пробуравят ненавистного врага насквозь:

– А я тебя, мешок с отбросами, первым убью!

Живодер дрогнул под взглядом Рангувар, опустил кнут и сдавленно пробормотал:

– Посмотрим, какая ты станешь храбрая, когда посидишь пару деньков без жратвы и воды. Будешь как шелковая!

Однако, когда рабам‑гребцам давали еду, будь это хоть жалкая корка хлеба, хоть миска жидкой похлебки, хоть чашка воды, каждый оставлял немного от своей порции. И тогда эти жалкие крохи молча передавались из лапы в лапу, пока не попадали к белке‑воительнице.

Утро следующего дня застало Дьюлама на стеньге кричащим что есть мочи:

– Земля! Земля!

Льюк быстро залез к нему. Высокие холмы Островов Близнецов зеленели под теплым солнцем и радовали глаз своей свежестью. Льюк похлопал Дьюлама по спине:

– Отлично, друг. Получишь сегодня дополнительную порцию ланча за то, что первым увидел землю!

Дьюлам скорбно вздохнул, дескать, Льюк, конечно, великий воин, но повар очень средний:

– И я обязан буду ее съесть?

Льюк шутливо дернул друга за ухо:

– Вот она, ваша благодарность, за то, что я, встав с рассветом, как раб какой‑нибудь, потел на камбузе у плиты, чтобы приготовить вам пудинг с изюмом!

Дьюлам опять вздохнул, еще печальнее:

– Самый лучший пудинг с изюмом на Северном Берегу готовила моя мамочка!