2015-06-16
280
Второе небо – Меркурий (продолжение)
С пор как взмыл, послушный Константину,
Орел противу звезд, которым вслед
И Он встарь парил за тем, кто взял Лавину,
Господня птица двести с лишним лет
На рубеже Европы пребывала,
Близ гор, с которых облетела свет;
И тень священных крыл распростирала
На мир, который был во власть ей дан,
И там, из длани в длань, к моей ниспала.[1150]
Был кесарь я, теперь – Юстиниан[1151];
Я, Первою Любовью[1152] вдохновленный,
В законах всякий устранил изъян.
Я верил, в труд еще не погруженный,
Что естество в Христе одно, не два,
Такою верой удовлетворенный.
Но Агапит[1153], всех пастырей глава,
Мне свой урок преподал благодатный
В той вере, что единственно права.
Я внял ему; теперь мне так понятны
Его слова, как твоему уму
В противоречье ложь и правда внятны.
Я стал ступать, как церковь; потому
И бог меня отметил, мне внушая
Высокий труд;[1154] я предался ему,
Оружье Велисарию[1155] вверяя,
Которого господь в боях вознес,
От ратных дел меня освобождая.
Таков ответ на первый твой вопрос;
Но надо, чтоб, об этом повествуя,
Еще немного слов я произнес,
Всю правоту[1156] тебе живописуя
Тех, кто подвигся на священный стяг,[1157]
Его присвоив или с ним враждуя.[1158]
Взгляни, каким величьем всякий шаг
Его сиял; чтоб он владел державой,
Паллант[1159] всех прежде кровию иссяк.
Ты знаешь, как он в Альбе[1160] величавой
Три века ждал, чтоб на ее полях
Три против трех вступили в бой кровавый;[1161]
И что он сделал при семи царях,
От скорби жен сабинских до печали
Лукреции, в соседях сея страх;[1162]
Что сделал он, когда его вздымали
На Бренна и на Пирра[1163] и подряд
Властителей и веча покоряли, –
За что косматый Квинций, и Торкват,[1164]
И Деции, и Фабии[1165] доныне
Прославлены, и я почтить их рад.
Он ниспроверг арабов в их гордыне,
Вслед Ганнибалу миновавших склон,
Откуда, По, ты держишь путь к равнине.[1166]
Он видел, как Помпей и Сципион[1167]
Повиты юной славой[1168] и крушима
Вершина, под которой ты рожден.[1169]
Пока то время близилось незримо,
Когда свой облик твердь земле дала,[1170]
Им Цезарь овладел, по воле Рима.
От Вара к Рейну[1171] про его дела
Спроси волну Изары, Эры, Сенны[1172]
И всех долин, что Рона приняла.
А что он сделал, выйдя из Равенны
И минув Рубикон[1173], – то был полет,
Ни словом, ни пером не изреченный.
Он двинул на Испанию поход;
Затем к Дураццо; и в Фарсал вонзился,
Исторгнув стон у жарких Нильских вод;[1174]
Антандр и Симоэнт, где встарь гнездился,
Увидел вновь, и Гекторов курган,[1175]
И вновь, на горе Птолемею,[1176] взвился.
На Юбу[1177] пал, как грозовой таран,
И вновь пошел на запад ваш, где к брани
Опять взывали трубы помпеян.[1178]
О том, чем был он в следующей длани,[1179]
Брут лает с Кассием в Аду,[1180] скорбят
Перузий с Мутиной, полны стенаний.[1181]
И до сих пор отчаяньем объят
Дух Клеопатры, спасшейся напрасно,
Чтоб смерть ей дал змеиный черный яд.[1182]
Он долетел туда, где море красно;[1183]
Он подарил земле такой покой,
Что Янов храм был заперт повсечасно.[1184]
Но все, что стяг, превозносимый мной,
Свершил дотоле и свершил в грядущем
Для подданной ему страны земной, –
Мрак и ничто, когда умом нелгущим
И ясным оком взглянем на него
При третьем кесаре,[1185] его несущем.
Живая Правда, в длани у того,
Ему внушила славный долг – сурово
Исполнить мщенье гнева своего.
Теперь дивись, мое услышав слово:
Он с Титом вновь пошел и отомстил
За отомщение греха былого.[1186]
Когда же лангобардский зуб язвил
Святую церковь, под его крылами
Великий Карл, разя, ее укрыл.[1187]
Суди же сам о тех, кто с их грехами
Помянут мной,[1188] суди об их делах,
Первопричине всех несчастий с вами.
Тот – всенародный стяг втоптал во прах
Для желтых лилий,[1189] тот – себе присвоил;
Чей хуже грех – не взвесишь на весах.
Уж пусть бы гибеллин себе устроил
Особый стяг! А этот – не для тех,
Кто справедливость и его – раздвоил!
И гвельфам нет надежды на успех
С их новым Карлом;[1190] львы крупней ходили,
А эти когти с них сдирали мех!
Уже нередко дети слезы лили
За грех отца; и люди пусть не ждут,
Что бог покинет герб свой ради лилий!
А эта малая звезда – приют
Тех душ, которые, стяжать желая
Хвалу и честь, несли усердный труд.
И если цель желаний – лишь такая
И верная дорога им чужда,
То к небу луч любви восходит, тая.
Но в том – часть нашей радости, что мзда
Нам по заслугам нашим воздается,
Не меньше и не больше никогда.
И в этом так отрадно познается
Живая Правда, что вовеки взор
К какому-либо злу не обернется.
Различьем звуков гармоничен хор;
Различье высей в нашей жизни ясной –
Гармонией наполнило простор.
И здесь внутри жемчужины[1191] прекрасной
Сияет свет Ромео, чьи труды
Награждены неправдой столь ужасной.
Но провансальцам горестны плоды
Их происков; и тот вкусит мытарства,
Кому чужая доблесть злей беды.
Рамондо Берингьер четыре царства
Дал дочерям; а ведал этим всем
Ромео, скромный странник, враг коварства.
И все же, наущенный кое-кем,
О нем, безвинном, он повел дознанье;
Тот на десять представил пять и семь.[1192]
И, нищ и древен, сам ушел в изгнанье;
Знай только мир, что в сердце он таил,
За кусом кус прося на пропитанье, –
Его хваля, он громче бы хвалил!»[1193]
