Глава 13. — Итак, что же у нас есть?— сказал Жора, — давай все разложим по полочкам

— Итак, что же у нас есть?— сказал Жора, — давай все разложим по полочкам.

Он, как всегда бывает в таких случаях, взял лист чистой бумаги и черкнул по нему карандашом.

— Первое...

Он стал вспоминать и по пальцам перечислять то, что мы никогда забыть не могли.

— Мы умеем знать…

Он вдруг притих и сделал вид, что прислушивается.

— Как тебе это нравится: “умеем знать”? — спросил он.

И не дожидаясь ответа, привычно дернул скальпом, ухмыльнулся и продолжал:

— Мы умеем выращивать клетки, содержащие гетерогенный геном. Наконец-то! Наконец-то и к нам пришла эта самая искусственная жизнь! Крейг прекрасно тут постарался! И это значит, что хрустальная мечта человечества воплощена! Бог в растерянности: как же так?! Зачем тогда Я?!!

Жора с нескрываемым восторгом улыбнулся и поднял вверх сжатый кулак, мол, знай наших!

— А знаешь, — говорит Лена, — Стивен Хокинг в своей новой книге «The Grand Design» снова пишет о том, что современная физика не оставляет Богу места в устройстве Вселенной?

— Надо же!

— Он просто камня на камне тут не оставил от представления Ньютона о том, что Вселенная не могла возникнуть из хаоса только благодаря законам физики. Вот послушай…

Лена берет книгу, ищет нужную страницу, читает: «Так как есть закон, такой как гравитация, Вселенная, может, и будет создавать себя из ничего…».

Я слушаю.

— «…Самопроизвольное возникновение — вот причина, почему существует нечто, а не ничто…». Что скажешь?

— Гм! — говорю я.

— Извини, — говорит Лена, — так что там Жора еще сказал про гетерогенный геном?

Мне нужно вспомнить, на чем я остановился.

— Это первое, сказал Жора, — говорю я, — далее… Второе: мы знаем, сколько в геноме чего находится и умеем с этим “чего” поступать так, как нам заблагорассудится. Теперь третье: мы умеем внедрять модифицированный геном в стволовые клетки и в клетки любого живого существа и знать при этом, что из этого получится, то есть: вылечить любой пораженный орган, продлить жизнь хорошего человека, создать новую, совершенно новую жизнь. Это — немало! Правда?

Во всем этом не было ничего нового, просто Жоре вдруг понадобился слушатель.

— Да, — согласился я. Мы еще можем…

Это была вопиющая правда! Каждый день, жадно созерцая свои достижения, мы с Жорой все более укреплялись в одной единственной мысли: Пирамида возможна! Но Ее строительство в современном мире — и это тоже было щемящей правдой — гораздо хлопотнее и труднее, чем водрузить знамя победы на Рейхстаге. И все же теперь мы были уверены, что добудем эту славу победителей, не разделяя ее ни с кем.

— Помолчи, — остановил он меня, — слушай дальше. Третье: у нас есть

искусственная плацента…

— Это уже четвертое, — поправил его я.

Жора взял четки.

— Третье, — твердо произнес он, — искусственная матка с плацентой и все такое для клонирования как живых и ныне здравствующих человеков, так и для глубоких мертвецов, всяких там твоих Лениных, Сталиных, Македонских и Навуходоносоров… Так?

— Я еще не полный склеротик, — сказал я.

У меня решительно не было никакого повода для радости, но я весь светился: я был просто счастлив.

— Далее, — продолжал Жора, — мы обладаем генератором биополя на любой вкус и выбор, что тоже очень важно, правда?

— Ну.

Я знал, я мог угадать наперед каждое Жорино слово, и это меня радовало.

— И в состоянии индуцировать любое поле любого существа животного или растительного происхождения с заданными характеристиками.

— И любого вещества, — добавил я.

— Само собой…

Он подумал секунду и добавил:

— И это значит, что, говоря по сути, мы… становимся богами, Богом. О-пре-де-лен-но! Ты это заметил? Посмотри на меня, я — твой Бог.

Жора встал и расправил плечи.

— Разве я не Бог?— спросил он.

Я кивнул: Бог!

— Смех смехом, но так ведь оно и есть, ты согласен?

А сколько раз мы с Жорой хохотали до упаду, представляя себе, что мы уже всевластны и всесильны! Мы ведь ясно осознавали: мы — песчинки! Тем не менее, нам нравилось продвигаться вперед к поставленной цели. Из одной только гордости! А то! Мы — первые на планете! Это знаете ли…

Потом он еще долго перечислял все наши достижения, пока и обратная сторона листа не была испещрена карандашными числами, пунктами, которых набралось аж сорок семь. Когда в голову уже ничего не приходило и были перечислены, казалось, все наши достижения, Жора помолчал, привычно потирая спинку носа указательным пальцем, и наконец произнес:

— А чего у нас нет?

Он посмотрел мне в глаза, устремил свой палец в моем направлении и добавил:

— Зубов! Вот чего! Мы — беззубые козявки роемся в говне…

— То есть?

— Ты, как всегда прав: у нас нет главного — команды. Знаешь, прежде я думал, что могу перевернуть мир один, сам, как Ньютон, Галилей или, скажем, Эйнштейн. Как тот же Македонский или твой Ленька да Винчи. Увы! Оказалось — нет. Время одиночек прошло. Оно закончилось в наши дни, когда стало ясно, что одна голова не может вместить и проанализировать все новые знания, новые факты из жизни человечества, растущие как грибы после дождя, все разом, в один миг. Мозг ведь так работает, верно, раз и ответ готов. Невозможно знать сразу все, а вот твой да Винчи, тот мог. Но достижений в то время было всего ничего — колесо, крыло, порох, компас... Ни атома, ни гена они не знали. А теперь? Все эти электроны и нейтрино, гуанины и цитозины… С ума сдуреть можно! И твой интернет не спасет. Не спасет… И сегодня нам без команды не обойтись, ты согласен? Ну, что мы можем с тобой вдвоем, что? Да ничего!

Жора подошел ко мне вплотную, упер указательный палец правой руки мне в грудь и произнес:

— Я знаю: ты — гений. Но и я гений. И Вит, и Вася Сарбаш и твоя муленружка, и… Юлька! Ба-а-а-гиня! Пс! Все мы по-своему гении, а сейчас нужен Бог. Вот мы его и слепим из наших обрюзгших тел и извилин. В основном из твоих, тех прежних, не испорченных требованиями сегодняшнего дня парней и девиц. Если сможем вернуть их в то прошлое, где нам верно и щедро служили деревянные прищепки и консервные банки. Верно? Верно! О-пре-де-лен-но! Где, где все твои Коли, Пети, Ксюши и Сони? Чего только стоит один твой Ушков! Я тебя спрашиваю — где?

Мы разулыбались.

— В скором времени, я уверен, — задумчиво произнес Жора, перебирая четки, — мы получим доступ к святая святых феномена жизни — мы возьмем под уздцы ее будущее и приблизимся к пониманию вечности. Ах, как верно подмечено, что будущее существует долго! Я тебе так скажу: не долго, но вечно. Верно? И без твоей Ани мы не продвинемся ни на йоту вперед. Где она? Я тебя спрашиваю: где твоя краля из Мулен Ружа?! А Тинка?! А Тинка где?! Я тебя спрашиваю: где они?!!

Это скорое вечное блестящее будущее застыло немыслимой синью в его глазах. Это было одно из редких мгновений надежды, и я знал, что в такие минуты Жора мысленно устремлялся в неведомые небесные выси и был недосягаем никакими земными заботами.

— А твое правило, — добавил он, — что для нашей работы можно подготовить кого угодно, видишь сам, не вполне пригодно. Старый друг лучше новых двух.

— Мое правило?!

— Завтра едем в Париж, к твоей муленружевской крале. А знаешь, она…

— Да ладно, ладно тебе…

— Да, — сказал Жора, — хорошо. Идем трахнем по пивку, а?..

— Может быть, по гоголю-моголю?— предложил я, — у меня есть прекрасные свежие яйца!

— Прекрасная идея!— воскликнул Жора. — Давай свои яйца!

Мы часто возвращались в те дни, где были так молоды.

— Езжай в свой Париж, но без Аньки и Тинки не возвращайся!

Напоминание о Тине свело мне челюсти.

— Ты опять о своих баранах! Какая Тинка?!

У меня просто зубы затарахтели!

— Ты… Тыыыы…

Я не мог больше произнести ни слова.

— Да ладно тебе, — примирительно произнёс Жора, — найдем мы твою Тину. Прозябает, небось, где-то у нас под боком. Вот голову даю на отрез — точно валяется на каком-нибудь шикарном пляже в Брайтон-Бич под какой-нибудь роскошной гнущейся от ветра пальмой. Голову даю…

— Да нужна мне твоя голова! Без неё хлопот было бы меньше…

— Не скажи!.. Или в Арканзасе… Там есть такой замшелый туннель, ну помнишь?..

— Не помню…

— Или…

Жора дёрнул скальпом и ощерил как конь зубы, делая вид, что вспоминает, но на самом деле, пряча за этим оскалом свою издевательскую ухмылку.

— Или…

Он почесал ногтями голову.

— Вот! — воскликнул он, словно вспомнил, — вот! Точно!.. Твоя Тина точно сейчас в Денвере. Я даже вижу её: сидит себе на тепленьком слоёном пироге… На каменном! Помнишь, там такие слои выпирают… Каменные… До самого неба. Да я просто вижу твою Тину — ноги свесила… Рыжая! Она рыжая у тебя, рыжая… Гривастая… Кобылица… С глазами львицы…

— Слушай, хватит, а?! — взревел я.

— Или в Луизиане, — продолжал изгаляться Жора, — в парчочке, где мох… Забралась на дерево, глянь, — как обезьяна, шимпанзёнок этакий, только вот рыжая… Ноги свесила… Смотри!...

— Слуууушай…

— Ну что «слушай», что «слушай»… У самого, небось, тоже слюнки текут!..

— Тоже, — говорю я.

— То-то же!.. Ты бы её… а? Догнал на дереве?.. Прям на дереве, а?

— Да ты просто маньяк!

— Поживи с моё, — рассмеялся Жора, — сам станешь… С вами тут не только… А ничего ножки-то!.. Как… Как… Ну, просто как…

— Не укакайся, — посоветовал я.

— Да-да, дадада… Это, знаешь ли… Ты мне лучше скажи, вот что главное, скажем, в скоростном автомобиле? Или в подводной лодке? Или в сверхзвуковом самолёте?.. Что?!

— Ясное дело, — говорю я, — двигатель! Если я сижу за штурвалом какого-нибудь МИГа или…

— Да-да, — поддакивает Жора, — вот ты сидишь за штурвалом, и на тебя несётся не менее скоростной, скажем, китайский истребитель… Что для тебя главное?

— Я же сказал — двигатель! Если мой двигатель…

— Не-а, — говорит Жора, — не двигатель.

— Точность и быстрота манёвра? — предполагаю я.

— Главное для тебя здесь, — говорит Жора, ехидно скаля зубы, — не укакаться!

— Что?!!

— Так вот и с Тиной… Как только ты её встретишь — главное — не наложить в штаны!

Конечно же, я теряюсь в догадках: смеяться мне или дуться?

— Ладно, не дуйся… Забыли про Тину! Но помни о главном!

— Слушай…

— О’кей! Сперва Анька, потом доберёмся и до…

— Пощади, а?

— Да иди ты! Дело есть дело! Мотай к своей Аньке-пулемётчице, но помни…

— Да, помню я, помню!..

— Анька — не спасёт. Спасёт Тина.

— От чего спасёт?

— Она как раз сейчас у Ниагарского водопада…

— Кто?!

— Я же вижу! Ты что совсем слепой?! Смотри — радуга!.. И Тинка твоя, видишь? В костюме Евы! Вся из бисеринок водной пыли… Посмотри — царица!.. Слушай — крррассссивая, а!.. Нефертити, не меньше!

Во чёрт!..

— А что… Ничего… А?... А?!! Ух… Рррррррыжая… Что за порода?...

— Хватит рычать, давай лучше подумаем, как отвоевать у Парижа Аню.

— Твоя Аня, ты и воюй… Но Тинка какая, а? Картинка! Ррррыжая… Уф!

Просто бес!..

— Что за порода?..

— Львица!

— Львица?! Уф!.. А ножки-то… ничего!.. Люблю рыжих!..