Революция 1848 г. по Марксу

Спорным является противопоставление концепции Токвиля марксистской концепции, согласно которой, по мнению Раймона Арона, «социалистическая революция должна произойти на последней стадии развития производительных сил в условиях частной собственности»². Маркс (вернее «марксисты») анализи-

' Это та* идея, которую защищал также А. Матьез, как об этом свидетельствует Р. Арон: «Рево­люция свершится не в истощенной стране, а, напротив, в стране процветающей, находящейся на подъеме. Нищета, которая иногда является причиной бунта, не может вызвать больших социаль­ных потрясений. Эти потрясения всегда рождаются из неравенства между классами» («La Revolution frangaise», t. I: «La chute de la Royaute», 1921, Armand Colin).

¹ Арон Р. Этапы развития социологической мысли. М.: Прогресс, 1993. С.248.

ЧАСТЬ II. Категории политики

рует условия возникновения революции 1848 г. исходя не из противоречия меж­ду интересами классов, а из их восприятия, из их представления об этом антаго­низме. Согласно Марксу, у власти при режиме Луи-Филиппа находилась не бур­жуазия, а ее часть — финансовая аристократия (банкиры, короли биржи и т. д.); промышленная буржуазия представляла собой официальную оппозицию, рас­полагавшую меньшинством в Палате депутатов, в то время как мелкая бур­жуазия и крестьяне были исключены из политической власти. Июльская монархия находилась в зависимости от финансистов, поскольку бюджетный дефицит вы­нуждал ее делать на рынке капитала займы на громадные суммы, что порождало многочисленные случаи коррупции и спекуляции. Таким образом, режим Луи-Филиппа представлял собой акционерную компанию для эксплуатации нацио­нального богатства. В высших слоях гражданского общества царили коррупция и порочные нравы, финансовая аристократия демонстрировала этим, что своим поведением и нравами не отличается от «пролетариата в лохмотьях» (люмпен-пролетариата) с его борделями и каторгой. Возмущение, разоблачение сканда­лов, ненависть к банкирам приобретали массовый характер: «Промышленная буржуазия увидела угрозу своим интересам, мелкая буржуазия была полна нрав­ственного негодования, воображение народа было возмущено. Париж был на­воднен памфлетами: «Династия Ротшильдов», «Евреи — короли нашего време­ни» и т. д., которые с большим или меньшем остроумием разоблачали и клейми­ли господство финансовой аристократии». Следовательно, первым фактором, который объяснял революцию 1848 г., было состояние общественного мнения, клеймившего высшие и коррумпированные слои гражданского общества. К этому добавляется оскорбление «национального чувства французов», нанесенное па­цифистской внешней политикой. Кровавое восстание в Палермо (Сицилия) пробудило народные массы. Два события привели в конце концов к созреванию народного недовольства и ускорили взрыв: картофельная болезнь и неурожаи 1845 и 1846 гг., вызвавшие кровавые столкновения; «рядом с бесстыдными орги­ями финансовой аристократии — борьба народа за необходимейшие средства к жизни». Причиной революционного взрыва был также торговый и промышлен­ный кризис в Англии, чье опустошительное влияние сделало невыносимым вез­десущее господство финансовой аристократии и привело к подъему и успеху политической кампании буржуазии («кампания банкетов»). В своем анализе ге­незиса революции 1848 г. Маркс особо подчеркивает скандальную природу бо­гатства финансовой олигархии; речь идет уже не о противоречии между богатст­вом и бедностью, а о том, что становится невыносимым: о коррупции, прости­туции, «порочном вожделении» финансовой аристократии. «Фрустрация» раз­личных классов по отношению к финансовой буржуазии проистекает из ее «об­раза», который у них создается, — образа коррумпированной группы. Не столь­ко богатство, сколько убеждение в извращенности богачей вызывает возмуще­ние и способствует политической мобилизации. В своем анализе Второй импе­рии Маркс особо подчеркивает моральную деградацию правящих слоев, пред­ставляя Парижскую коммуну как восстание гражданского общества против раз­вратного государства-вампира (см. гл. X, с. 413)'.

1 Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. 2-е изд. Т. 7. С. 11 — 12.

V. Действие

Согласно Марксу, противоречие между финансовой аристократией и осталь­ной частью гражданского общества является противоречием «в себе», которое становится при определенных условиях рассмотрения противоречием «для себя»: речь идет не о противостоянии между классами «в себе», а о противостоянии между группами «для себя», которое сформировалось в «общественном мнении». Ни в коей мере нельзя рассматривать это противоречие как фантасмагорию. Напротив, оно предстает перед нами как «театр», в котором разыгрываются клас­совые конфликты. Но роль интереса и воображения меняется в зависимости от классов или отдельных групп, являющихся частью общественных классов: про­мышленная буржуазия мобилизуется прежде всего ради защиты своих «интере­сов», которые, как ей представляется, находятся под угрозой, мелкая буржуазия «полна нравственного негодования», а «воображение народа возмущено». Таким образом, чем больше расхождение в объективном плане между господствующим классом и классами или группами, входящими в состав классов, которые высту­пают против него, тем острее противоречие и тем в большей степени оно разыг­рывается в сфере представлений. Разногласие между промышленной буржуази­ей и финансовой аристократией является разногласием интересов (одни хотят дешевых денег, чтобы их инвестировать, другие изыскивают возможности для спекуляции), в то время как природа противоречия, по мнению народа, совсем иная, поскольку финансовая аристократия не угрожает его интересам. Какой «интерес» к тому же должны были бы защищать пролетарии, которым нечего терять, кроме своих цепей? Под угрозу поставлено само их существование. Ста­новится понятным, почему главным противостоянием, по Марксу, является не противостояние между теми, кто господствует, и теми, над кем господствуют: для него имеет значение при анализе причин Революции 1848 г. (как и в его ге­незисе классового сознания) противоречие в той степени, в какой оно является практическим сражением (что к тому же соответствует его глобальной онтоло­гии). Таким образом, он считает, что, «только порождая сплоченную и крепкую контрреволюцию, создавая себе врага и борясь с ним, партия переворота смогла превратиться в подлинно революционную партию». Эта роль взаимного дейст­вия возникает также при переходе от действия к организации, как мы увидим ниже (с. 139 и далее).