Глава 14. Надо сказать, что в Москве я скучал без своих ребят, даже будучи с Жорой

Надо сказать, что в Москве я скучал без своих ребят, даже будучи с Жорой. Состояние было такое, будто ты потерял ногу или руку, ослеп на один глаз или оглох на одно ухо, будто из тебя вытащили жилы… К тому же меня просто допекала мысль о клонировании. Самого себя или кого-нибудь из своего обширного банка: Тамары, Юры, Шута, даже Жоры или его генерала, успевшего наследить своими курчавыми волосами, не говоря уж о следах пальцев, которыми он щупал все, что попадалось под руку. Он как раз был из тех, кто не поверит, пока не пощупает, не понюхает, не возьмет на зуб. Впрочем, зачем мне нужен был клон военного? Генерал — это генерал, это узкий профиль деятельности. Чистейший исполнитель. Сигнал — рыба, сигнал — рыба… Так воспитывают рефлекс Павлова у животных, например, у дельфинов. Помню, когда Архипов привез нас — Жору, Лесика и меня — летом на биостанцию в Кара-Даге, мы не могли оторвать глаз от этих красавцев, которых с рук кормила белокурая аспиранточка из МГУ. От ее красоты мы вообще слепли. Потом, вечером, они с Архиповым (часто до утра) обсуждали результаты эксперимента. А мы втроем только облизывались. Но больше всего на свете меня привлекала мысль о гетерогенном геноме. Я не верил, что Аза — моя последняя попытка создания человека, скажем так, хорошо управляемого феноменологически, и, как мечта и надежда, — человека совершенного: Homo perfectus или perfectum, я до сих пор не силен в латинских окончаниях.

— Perfect — это обыкновенный английский, — заметила Лена.

— Все равно. Так вот: я жил этой мечтой!