Глава 18. — Такманду, Матканду, Катманду, — говорю я, — никак не могу запомнить

— Такманду, Матканду, Катманду, — говорю я, — никак не могу запомнить.

— А мне нравится, — говорит Юля, — Кат — ман — ду!

Прежде чем карабкаться на Кайлас, мы решили покорить Джомолунгму — когда ещё представиться такая возможность? Эверест — это Эверест!

— Конечно, — радуется Юля, — конечно!

Её радует возможность побывать у Бога за пазухой!

— Может быть, там, — выражает надежду Юля, — мне удастся…

— Нам, — уточняю я, — нам удастся!

— Конечно, — соглашается Юля, — конечно, нам!

Она настойчиво просвещает меня в познании Кришны. Что если с высоты, с самой высокой в мире высоты (почти девять тысяч метров над уровнем моря), надеется Юля, ей удастся показать мне Его! Вот будет-то чудо!

— Этот твой Непал напоминает мне человеческий эмбрион. Тебе не кажется? Точь-в-точь как те наши наполеончики, ленины, сталины из наших «Милашек»… Тебе не кажется?

— Ничего подобного!

— Или разваренную сосиску!..

— С твоим воображением нужно книжки писать, — говорит Юля, — а не…

— А не что?

— Ты собрался?

— Давно!..

Если хорошенько присмотреться к этому Непалу, то мне он больше всего напоминает такой, знаете ли… да ладно… Об этом я Юле не говорю.

— Камеру ты возьмёшь или мне тащить?

Твоя камера, ты и тащи!

— Давай свою камеру!

А какие тут сборы: фотик, блокнот, ручка, нож… Нож нельзя! Я даже бритву с собой не беру. Да, аптечку! Не забыть аптечку! Жаропонижающие, антибиотики и сердечные, капли в нос, АТФ-лонг под язык, бинты, пластыри, спички, флакончик со спиртом, мази, нитки… Полный фарш! Фонарик!.. И без камеры ведь никак нельзя — она и камера, и сканер поля, два в одном.

— Тогда — вперёд! — командует Юля.

Телефон с подзарядным устройством!.. Вдруг позвонит Ната. Или Аня, Юра, Вит, Жора… Вдруг я ещё нужен кому-то — Ане… Мы не виделись с тех самых пор…

— Идём? — спрашивает Юля.

Или вдруг проклюнется Лёсик: «… ты мне вышли свои представления о…».

Он ведь и представить себе не может, что мы с Юлей…

— Присядем, — предлагаю я.

Юля улыбается, присаживается на краешек пуфика.

Султан предоставляет свой самолёт:

— I advise you to have… (Я советую вам взять, — англ.).

— Полным полна уже наша коробушка, — смеётся Юля, — под завязочку! Спасибо, родной! Thank you, thank, thank…

— Рётной, — улыбается султан, осторожно беря своими пальцами Юлин локоть, — прафда?..

Юля кивает.

— Роднее не бывает!

К вечеру мы уже в Катманду. Тааак, что тут у нас?.. Прохладно. Собственно, у нас здесь нет никаких дел. Тем не менее, оформив требуемые документы и переночевав в каком-то отеле, мы отправляемся бродить по городу. Акклиматизация — дело серьёзное.

— Ты как? — спрашиваю я Юлю, когда она платком вытирает лоб.

— Прекрасно!

Прекрасно!

— Влажность высокая, — жалуется Юля, — и душновато. Тебе не кажется?

Высота — около полутора километров. Здесь не очень-то раздышишься.

— Давай свою камеру, — говорю я, — надо было не брать её с собой.

Юля жить без неё не может!

Климат здесь считается субтропическим, муссонным.

В Долине Катманду, говорят, живёт десять миллионов богов. Интересно, чем они тут занимаются. И как делят власть между собой. Монастыри, буддистские и индуистские храмы… Юля снимает, снимает… Малюсенькие уличные алтари…

— Вот же она, — восклицает Юля, — ступа Боднатах!

Мы обходим по периметру этот буддийский храмовый центр, напоминающий цирк и украшенный молитвенными флажками, как какой-нибудь линкор в День военно-морского флота.

Юля, переключив рычажок камеры, теперь сканирует поле ступы — вдруг обнаружится…

— Смотри, смотри, — говорит Юля, — глазами указывая на зелёное окно индикатора, — видишь… Я же говорила!..

И без индикатора ясно, что места здесь святые — места силы! А что говорить об этом храме, представляющем пространственную мандалу, символизирующую и землю (основание), и воду (свод), и огонь (шпиль), воздух (вон тот зонтик), и даже небо — вон тот бельведер! Тринадцать ступенек шпиля — шаги к Нирване! Вся жизнь — как на ладони!

Мы обходим ступу вокруг ограды, поочерёдно вращая молитвенные барабаны… Затем — по террасам… Где-то здесь по этим ступеням спускается дух. Это фиксирует и наш сканер — окно индикатора просто огненное! Да и мы с Юлей набираемся свежих сил, чтобы бродить потом по магазинчикам и сувенирным лавкам…

Никакой усталости!

Много тибетских беженцев… Сидят группами не земле. Одинокий монах… Здесь и паломники, идущие из Тибета в Индию.

Затем были храмовые комплексы Сваямбунатх и Пашупатинатх. Юля пропала со своей камерой… Я сижу на ступенях, сгорбившись, обняв колени и сцепив пальцы рук. Передышка в беге по жизни. Яркий закат слепит глаза. Проще всего рассматривать носки кроссовок и ноги прохожих. Так я и делаю. Вот прошелестел оранжевый подол сари, вот прошуршали две пары одинаковых сандалий… Вот ещё одни сандалии с перепонкой между большим пальцем ступни и остальными… Остановились… Струйка небесного запаха околдовывает меня, дурманит до слепоты, да-да, до одури… Кто-то совершенно безликий (солнце в глаза!) положил на ступеньку монету… Рядом со мной. И удалился, звеня бубенцами на щиколотках… Я уже где-то слышал эти бубенцы… Да, у меня ведь слух абсолютный! Эти, и никакие другие: дзинь-дзинь!.. Уже в отдалении. Я закрываю глаза, прислушиваюсь — звук бубенцов растворился в воздухе. Я открываю глаза, ищу взглядом монету, нахожу… Старая, вытертая, с неровной поверхностью и едва различимыми символами… За такую и понюшку табака сегодня не купишь!

— Ах, вот ты где!

Это Юля.

И тотчас испаряется этот небесный дурман

— Подустал?

Затем снова ноги… ноги…

Меня вдруг осенило: бубенцы! Бубенцы!..

Тинка!

Я рыскаю взглядом из стороны в сторону, шарю глазами по голым щиколоткам… Вокруг множество людей с голыми щиколотками… Без бубенцов. Я прислушиваюсь — только шарканье, только шарканье сандалий… И какой-то гул, гул гор…

Тинка!?.

Я резво повожу носом по сторонам, втягивая воздух, как пёс, в поисках знакомого запаха её… Её запахов…

Тинка!..

Я же знаю, знаю до йоточки эти холодные с горчинкой флюиды, эту свежесть небесных высей и заснеженных неприступных вершин.

Знаю?..

Я бы только заглянул ей в глаза: Ти, ты?!

Я дотягиваюсь рукой до монеты, беру её… Встаю, и подбросив монету высоко вверх, ловко ловлю её левой рукой и прихлопываю правой ладонью: орёл? Решка? Я загадываю желание: орёл — это её колокольчики! Тинкины! Я открываю монету — орёл! Поднимаю глаза:

— Тинка!..

Прохожие останавливаются, оглядываются, смотрят удивлённо.

Тины нигде нет. Никаких бубенчиков не слышно.

Орёл!

Я ещё раз разжимаю кулак, чтобы убедиться — орёл!

— Что случилось? — подойдя, спрашивает Юля.

— Орёл, — говорю я, — видишь.

— Что это?

Мне нечего на это сказать, я говорю:

— А ты слышала?

Она не понимает, что она должна слышать.

— Идём, — предлагаю я, — ладно…

Я бы только сказал ей: «Я не нищий! Я не нуждаюсь в твоих подаяниях!».

Вокруг одни только голые щиколотки!

Такое уже было со мной.

Плохи мои дела, думаю я, хотя слуховые галлюцинации вполне вероятны на такой высоте. Если бы не эта монета…

И эти запахи…

Юля намаялась со своей камерой, но на мой призыв отдать камеру мне категорически возражает:

— Нет! Я сама!

Да ради бога!

Жить бы здесь я не смог.

— Кумари, — говорит Юля, — Кумари обязательно!

Это живая Богиня, о которой мы узнаём совершенно случайно у продавца сувенирного лотка. Юля просто истязает его своим любопытством: кто она, что она, как её найти?..

Оказалось всё просто: по одной из легенд… Собственно, эта девочка из касты Шакья народов невары, не достигшая половой зрелости, после известных ритуалов поселяется во дворце Кумари Гхар и является единственной, кто даёт право королю королевствовать: поставить тикой на его лбу красную тилаку — точку. Это — как контрольный выстрел… на властвование в течение года.

Юля находит легенду и ритуал пуджи прекрасными! Кумари — это телесное воплощение богини Таледжу.

Я думаю и думаю… Только о Тине: зачем она здесь?

— И мы имеем возможность, — говорит Юля, направляя объектив камеры на нынешнюю Королевскую Кумари, — сопоставить и сравнить её биополе с биополем Иисуса. Богини и Бога! Будут ли отличия? Иисуса или Будды, или Аллаха, или даже самого Кришны, которым Юля последнее время просто пропитана.

Матани Шакья (эта самая Кумари) лишь согласно кивает.

Не думаю, что она знает русский.

Она сидит перед нами вся в красном, на голове красный чепец, лоб тоже выкрашен красным с большой чёрной точкой посередине. Губы тоже красные, а щёки — пунцовые.

Во взгляде — божественная пустота…

Я невольно бросаю взгляд на её щиколотки, но ноги её погребены золотистой парчой — длиннополым ритуальным халатом. Эти ноги не должны ходить по земле!

Я понимаю: Тина тут совсем ни при чём.

— Камеру давай, — снова предлагаю я, когда мы выходим из храма.

— На.

Как можно таскать на себе такую тяжесть!

— Представляешь, — говорит потом Юля, — с первыми менструациями эта богиня Теледжу внезапно покидает тело девочки и Кумари теперь живёт, как и все. Каково ей потом-то! Пойди, попробуй жить не богиней среди этих… Целую жизнь!

С этими менструациями в мире всегда были проблемы.

— Что ты сказал? — спрашивает Юля.

К вечеру мы изрядно проголодались, ели в ресторане.

Нет-нет: здесь бы жить я не смог! Ни жить, ни есть…

Меня мучает только одна мысль: этого не может быть!

Хочется расправить свои воображаемые крылья и — лететь…

Орёл!

Она приняла меня за нищего!

Кришну я так и не разглядел.

Нам здорово повезло с погодой — как раз кончилась полоса дождей. Для меня до сих пор остаётся загадкой, как Юле удалось договориться с властями. Мы тотчас стали спешно собираться в дорогу. Китайцы, как известно, народ несговорчивый. Нам пришлось убеждать их, что цель нашего посещения вполне мирная. Здесь не очень-то разбежишься — застава на заставе…

Бубенцы, бубенчики…

Так, так… Дзинь-дзинь…

Я знаю, что когда-нибудь это случится: наши с Тиной пути пересекутся…

В Катманду?

Каким ветром её сюда занесло?

И ещё эта монета…

Вот же она — орёл!

Моё смятение не имеет пределов.

Ти, я не нищий!

Вдруг слышу: «…это лидийская драхма из электрума, ей почти три тысячи лет… так, к сведению… как думаешь, такие монеты подают нищим?».

Я ошеломлён: чей же это голос?! Я думаю…

Я открываю глаза, осматриваюсь по сторонам. И теперь, как тот пёс, держу нос по ветру…

Хвост — трубой!..

И ещё: знаешь, эта, сверкнувшая молнией струйка её запахов, взорвавшая слизистую моего крупного тургеневского носа…

Я как тот пёс вынюхиваю её след…

Ти, Ты?!


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: