Глава 21. И вот однажды, начиналось лето, Жора, что называется, просто наехал на меня

И вот однажды, начиналось лето, Жора, что называется, просто наехал на меня! Что называется, — асфальтоукладочным катком:

— И долго ты еще собираешься испытывать мое беспредельное терпение?!

Я вылупился на него, мол, о чём ты, мой миленький, говоришь мне?

— Ни совести у тебя, ни стыда! Если ты думаешь, что я способен терпеливо сидеть и ждать, когда вы тут все нанаслаждаетесь моей добротой, моей, так сказать, непритязательностью и беспримерной щедростью, то должен тебе заметить…

— Ты можешь сказать…

— Вот я и говорю…

Мы сидели совсем голые (в новеньких плавках) в тени нашего любимого платана, был полдень, Жора лениво перебирал свои чётки, сандалии его валялись у воды, а белые ноги, были, как на витрине, выставлены на уже припекающее яркое солнышко…

— Твой ход, — сказал он.

Мы играли в шахматы.

Я задумался над его вопросом, и проигрывать не собирался. Он вёл в нашем шахматном споре с большим отрывом, и я, собрав весь свой гроссмейстерский талант в кулак, жаждал реванша.

— Что, — спросил я, — о чём ты говоришь?

— Ты ходить собираешься?

Ленивые чётки отвлекали моё внимание и раздражали меня.

— Дай, — сказал я, протянув руку.

— Ещё чего…

— Шаг сказал я и подвинул пешку вперёд.

Никакого шага не было, я просто хотел заставить его переключиться на шахматы.

— Вот я и говорю, — повторил Жора, продолжая мучить свои беспомощные чётки, — вот я и спрашиваю…

И съел мою белую пешку на правом фланге.

— Ух, — сказал я, почесав затылок, — отдай… Я не заметил…

— Ты вообще стал последнее время рассеянным, ты заметил? — спросил он.

— Отдай, — снова попросил я.

— Ничего себе, — возразил Жора, — с чего бы? Отдай! Ты выиграй и тогда забирай.

Выиграть у него не только в шахматы, баскетбол или теннис мне давно уже не удавалось. А когда мы надевали боксерские перчатки, он по-настоящему меня не жалел — бил что есть силы, пока не обращал меня в настоящее бегство. Я неделю ходил в темных очках, а то и с липучками накрест. И вот я собрался побить его в шахматы, просто отмордовать хоть раз в жизни, как следует. Он это чувствовал, и чтобы я хоть немного притишил свой пыл, вероятно, и задал свой вопрос о терпимости. Он меня отвлекал. Эти его уловки я знал, и не собирался на них клевать.

— Ладно, — сказал я, — подавись своей пешкой, — и сделал ход слоном.

— Ты мне не ответил…

Я вопросительно посмотрел на него, мол, что надо-то? Он, глядя в бесконечную океанскую даль, кашлянул. Чётки замерли. Сглотнув слюну, Жора сделал глоток пива из банки, как бы прочищая свою нелужёную глотку.

— Тина, — мягко произнёс он, — ты думаешь, я отступлюсь?

И чётки снова заговорили.

Имя Тины, произнесенное почти неслышно, тотчас выветрило из головы все мысли о моём реванше. Я оторвал взгляд от доски, ладья моя, трепетно оторванная от поля боя большим и указательным пальцами так и повисла над местом своего сражения, так сказать, битвы за жизнь, я открыто смотрел на Жору, он тоже ел меня взглядом. Затем вдруг встал и прытью бросился в набегающую волну.

Чайки, чайки… Они носились, как угорелые… Мне хотелось сгрести все эти ненавистные шахматные фигурки из слоновой кости и запустить ими в небо, в этих горланящих чаек, в Жору, в Жору… Пешками и слонами, и лошадьми (конями!), и ладьями и королями со своими королевами (ферзями!), и пешками, всей этой пешечной шрапнелью…

В Жору!..

Я понимал, что вопрос о Тине когда-нибудь да всплывёт. Да не когда-нибудь! Мысль о том, что Тиной надо заниматься всерьёз и впритык, что любые отлагательства смерти подобны, что без Тины мы приговорены к поражению, и если хочешь, — даже к смерти… К смерти, не меньше!.. (Жора бы просто убил того, кто встал на его пути. К Тине). Этот вопрос жужжал у каждого нашего виска, и у моего — в первую очередь. Свистел! Как пули! На мне висела эта задачка — найти Тину! Но что значит найти? Она же не пряталась от нас как какой-то преступник, не скрывалась в каких-то дальних странах и континентах, не убегала от нас в горы или какие-то непроходимые джунгли, не улетала на другие планеты…

Найти!..

Она даже не иголка в стоге сена! Найти… Это безысходное «Найти…» не давало дышать, перегрызало горло, киселило всё тело, сушило и выжигало мозг…

— Знаешь, что я решил, — спросил Жора, когда я открыл глаза, — сделаем так…

Он стоял передо мной на солнце, бисеринки воды серебрились на его плечах, на руках, на бедрах… Бог! Казалось, он осыпан бриллиантиками, весь сверкал… Как новая копейка!

Как командор, почему-то подумалось мне, как… снежная королева (король!). Я даже вздрогнул от холода и покрылся мурашками.

— … сделаем так, — повторил он и лег на песок.

Я ждал.

Почему нам нельзя обойтись без Тины, я спросить не осмелился. Да и сам прекрасно это понимал: Тина — ось! Да-да, это наш тот самый стержень, вокруг которого должна растанцеваться наша Пирамида. Если хочешь — наша кость, на которой должно взращиваться мясо живой жизни! Тина и Иисус — вот два имени, которые… Это ясно… Без которых… Это понятно…

«Найти Тину» — стало моим заклинанием. О деталях я не рассказываю, но с чего начать? Все наши усилия, потуги и размышления… и машинный анализ Тининого досье свидетельствовали о… Вообще — муть какая-то! Наша «Шныра» выдала потрясающую информацию: «Восток… Вавилон… Ассирия… Семирамида… Хаммурапи…Абу-али-ибн-Сина…». Это была линия главного удара! Направление поиска! Там была ещё уйма всяких подробностей — «жречество… сила крови… ген власти… Ти… пирамида.. Междуречье… Тигр… Евфрат…», что-то ещё совсем незначительное, скажем, метание ножей (полный отпад!) или колесницы… Какие-то таблички и значки, цифры и символы, клинопись и языки, языки… Хрень какая-то!

Разобраться во всём этом — значит сдуреть!

— С ума сдуреть! — дополнила Лена.

— Да-да, именно! «Шныра» сдалась, а вскоре — сгорела: пфшшш! Маленький пожарец в полтора миллиона! Евро! Немцы старались и — вот…

И вот во всем этом нагромождении дел, во всей этой катавасии Жора предложил…

— …так вот, — сказал он, — ты поедешь…

— Я?! Я поеду?! Куда это? Куда ты меня засылаешь?

— Сам знаешь… Куда!.. Куда надо!..

Дня три я притворялся больным… На пятый день после этого разговора Жора спросил:

— В четверг выезжаешь?

— Завтра, — сказал я.

Жора улыбнулся, одобрительно кивнув головой, мол, молодец!

— Знаешь, сказал я, — мне твои похвалы — что перец в чай!