Прощание с отроком

Хоронили Славочку на третий день – в том году это была пятница, 19 марта (в этот день празднуется Ченстоховская икона Божией Матери). Провожали Славочку всем военным городком. Хорошо организованные похороны были всеобщим подарком нашему сыну. Когда Славочка умер, на улице был мороз – минус 20, а в день похорон было тепло как в мае: погода была солнечная, было даже жарко, очень быстро таял снег, стояли лужи, ребятишки распахнули свои зимние пальто, некоторые сняли шапки. Занятия в школе отменили и я очень благодарна директору школы. Она для Славочки сделала такое благое дело – помоги ей, Господи! Я думаю что Славочка не оставит без внимания такого человека.

Ребятишки из школы сговорились между собой и втайне от родителей собирали Славочке деньги на фрукты. Потом уже, когда их родители спросили: «Почему тайно?» – дети им ответили, что они хотели для Славочки свои деньги отдать. И поэтому, они на школьные обеды их не давали. Они – эти свои рубли и трёшки – они их собирали для Славочки. Но так как с фруктами ничего не получилось, то они эти собранные рубли принесли нам. И именно на эти детские деньги – я их считаю святыми деньгами – на эти деньги Славочке была сварена стальная оградка. Рабочие на заводе, которые варили Славочке оградку – они тоже поначалу отказывались от денег. И только после того, как я объяснила им что это – святые денежки, собранные ребятишками, которые не ели – а несли их для Славочки – только после этого они их взяли. Очень сильно огорчились те, кто Славочке гроб заказывал – они у нас всё просили прощения: «Вы – говорят – простите нас. Если бы мы знали – мы бы получше ему всё сделали». Но получилось то, что получилось.

Когда Славочка лежал в гробу – он как будто спал, и все ждали, что он воскреснет. Все сидели, смотрели на него и ждали, когда он зашевелится и встанет. Когда Славочку вынесли на улицу – меня как-то немного оттеснили и ребятишки окружили его гробик. Ребятишек было так много, что я даже подумала, что они перевернут гроб, потому что он даже трещал. У нас сохранилась видеокассета, где был записан момент его похорон – там это хорошо видно. Когда Славочку хоронили – даже на видеокассете видно, как ребятишки ему обещания давали – они кричали: «Славочка, мы тебе обещаем, что будем хорошо учиться!» А ведь у нас – военный городок. И эти дети из семей офицеров. Они сейчас выросли и разъехались по всей стране. И они все свидетельствуют о Славочке. Потому что они были участниками похорон. Они всё это рассказывают и все они до сих пор к Славочке приезжают.

Гроб Славочки несли на руках офицеры. Никакие запреты начальства их не остановили. Самое интересное то, что и это Славочка предсказал ещё при жизни. Когда он был ещё живой, то я его как-то спросила: «Славочка, говорят, что когда Брежнева хоронили, то всё-таки уронили гроб его?» А он сказал: «Да, мамочка. Он же был тяжёленький – а там два солдата были, им – говорит – ещё и неудобно было его опускать. Поэтому так и получилось, что когда гроб опускали в могилу, то он действительно вырвался и упал». И ещё Славочка сказал: «Мамочка, когда Брежнева хоронили, его несли солдаты, а меня понесут одни офицеры!» Так оно и получилось. Славочку несли в последний путь офицеры.

Когда Славочку проносили мимо школы, то хотели ему отдать последний звонок. Но девочка, которая должна была отдать Славочке последний звонок – она упала в обморок. Она сама мне об этом потом рассказала, когда уже выросла. Вот так ей было жалко Славочку. Поэтому, мы, молча, постояли у школы. Весь военный городок провожал Славу.

Когда Славочка был ещё жив, он сказал мне: «Мамочка, когда я умру – я буду везде ходить в спортивном костюме». Я с удивлением посмотрела на него и говорю: «Славочка, а тебе что, кроме спортивного костюма и одеть нечего? Почему ты будешь в спортивном костюме? Мы тебе купим всё, что нужно». И получилось всё именно так, как сказал Славочка. Когда он умер – у нас были деньги, но никакой одежды не было в магазинах. А так как у него всё-таки был отёк животика, то никто не посмел ему перетянуть животик, чтобы одеть брюки. Люди настолько трепетно к нему относились, что никто не посмел Славочку потревожить. Поэтому, мы одели Славочку в спортивный костюм, как он и предсказывал. Я больше ничего не могла сделать. Да и никто из нас больше ничего не мог сделать – нам было уже не до одежды, ни до костюмов – вообще ни до чего. Потому, что не было самого главного – не было сына. И до кладбища я уже не шла – меня несли под руки. Ноги не шли.

О своих похоронах Славочка мне тоже всё рассказал. Он сказал: «Мамочка, когда я умру, и меня понесут – я буду выше всех. И я про всех – всё буду знать: кто с чем идёт, кто о чём думает и как относится… А потом – говорит – меня далеко понесут и мне станет так неинтересно – я развернусь и приду обратно в ДОС». И когда Славочку похоронили – у нас в ДОСе несколько суток стояла тишина. Даже животные, и те затаились – собачьего лая даже неслышно было. Детей на улицах не было, и три дня шли поминки. Мне потом сказали, что Славочку весь военный городок поминал. Потому что в офицерскую столовую, где были поминки Славочки – туда продолжали идти люди. Приходили бабушки и просили дать им хоть что-нибудь с этого стола, чтобы помянуть отрока. Я даже не ожидала, что его будет поминать весь городок. Огорчились и те, кто жил в Чебаркуле, когда узнали что похоронили Славочку. Они сказали: «Мы хоть вышли бы к переезду, чтобы тоже его проводить» – но никто им не сказал, и они не знали. Вот так мы похоронили Славочку. Помню, что как только гроб со Славочкой предали земле – погода сразу переменилась: солнце заволокло тучами, подул пронизывающий ветер, и опять стало холодно.

Славочка рассказал мне и о том месте, где он будет лежать. Он сказал: «Мамочка, когда меня похоронят, вокруг меня будет очень много лежать ребят из нашего ДОСа». А получилось вот что: после похорон Славочки в скором времени началась война в Чечне и много погибших молодых ребят похоронили совсем рядом со Славочкой. Потом закрыли границу с Украиной, перестали там давать офицерам квартиры и они перестали уезжать. Раньше всё-таки офицеры с семьями уезжали – а теперь они все остались здесь. И вот хоронят на местном кладбище. Поэтому – очень много здесь похоронено людей с ДОСа, и вокруг Славочки действительно – очень много лежит наших офицеров.

Когда Славочка умер, мы поехали к нашему Чебаркульскому священнику – отцу Владиславу Катаеву, чтобы он Славочку отпел. А они тогда организовали приход в бывшем клубе имени Горького. Пришли мы туда. В дверях я встретилась с этим батюшкой и попросила его отпеть Славочку. Но он сказал, что он торопится и ему некогда. Он ехал отпевать богатого покойника. И поэтому, мы Славочку отпели заочно в Миассе, в Свято – Троицком храме. Славочка очень любил этот храм. Там его и отпели.

Перед сороковым днём после кончины Славочки мне напомнила о себе та «медсестра» из роддома, которая перед нашей выпиской принесла мне в палату сына. После похорон у меня изболелась душа: где мой сын? Что с ним? А я редко вижу сны. Но этот сон был настолько отчётливый, что у меня было такое чувство, что это реальность. Я вижу во сне, что стою на железнодорожной платформе нашего городка и жду электричку, чтобы ехать в церковь гор. Челябинска. Время будто бы около 5 часов утра. На платформе, кроме меня, никого нет. Вдруг, совершенно безшумно по рельсам как бы подлетает электричка. Вагоны широкие, светлые и очень чистые, как в германских поездах. Электричка остановилась, и открылись наружные автоматические двери. Я подумала, что билеты в этой электричке, наверное, дорогие, но денег у меня с собой достаточно. Стою и раздумываю: садиться мне в эту электричку или нет. Электричка стоит. На платформе, кроме меня, никого нет. Может ради меня электричка остановилась? Мне стало неловко за себя, и я решила войти в вагон. Только зашла в тамбур, как электричка безшумно помчалась дальше.

В тамбуре идеальная чистота и удивительная, необычная тишина. Я без билета. Проходить в вагон боюсь. На больных отёкших ногах стоять тяжело. Я всё-таки решила зайти в вагон. Попыталась открыть дверь, но она не открывается. Я заглянула через дверное стекло внутрь вагона и поняла, что это вроде и не электричка, потому, что вагон высшего класса и там белоснежное бельё. И вижу спящим нашего Славочку. Я ещё раз осторожно попыталась открыть дверь в вагон, но она не открывалась. Мне хотелось увидеть проводника. Начала волноваться за Славочку: «Как же он один? Что же это за поезд? Кем он управляется? Неужели никого нет? Где проводник?

И вдруг с другой стороны вагона появляется проводник. Я мгновенно её узнала! Это была та роддомовская «медсестра». На ней была та же одежда! Я села на пол в тамбуре и подумала: «Куда привезут, туда и привезут. Мне и в тамбуре хорошо. Главное – рядом Славочка. На душе стало спокойнее. Затем видение исчезло. Вот так Славочка меня утешил.