Рынок как институты

Сетевой подход трактует взаимосвязи между участниками рынка как совокупность симметричных и однозначно определенных контактов. Между тем, во-первых, позиции участников чаще всего неравновесны. Существуют серьезные различия в объеме мобилизуемых ими властных ресурсов (способности к организации и проведению своих интересов) и социальных навыков (способности побуждать других агентов к сотрудничеству). Во-вторых, сетевые связи имеют разное содержательное наполнение. Они многозначны и могут по-разному интерпретироваться хозяйственными агентами в зависимости от текущей ситуации или культурных контекстов. Сетевые структуры, таким образом, выступают как своего рода «скелет» рынка. А его «плоть» и «кровь» образуют институты. И именно на эту сторону вопроса обращают внимание неоинституционалисты, для которых рынок предстает, прежде всего, как совокупность институциональных форм.

Важно отметить, что под институтами здесь не подразумеваются абстрактные ценности (идеальные стандарты поведения) и институты не выводятся из норм обобщенной морали. В своем исходном определении институты понимаются как правила поведения и способы поддержания этих правил ^[180]. А сами правила понимаются как регулятивные принципы, подкрепленные легитимными правовыми или социальными нормами, которые либо разрешают какой-то способ действия как возможный, либо предписывают его как желательный или даже обязательный, либо, наоборот, запрещают данный способ действия как неприемлемый.

Все экономические действия так или иначе укоренены в институтах — предустановленных и привычных регулятивных принципах, которые позволяют совершать выбор и предсказывать действия других акторов. Стало также общепринятым утверждение о том, что институты одновременно ограничивают и стимулируют повседневные действия хозяйственных агентов.

Заявив о себе в полной мере в конце 1980-х — начале 1990-х гг., новый институционализм в социологии развивается в отчетливо выраженной связи с более ранним течением — новой институциональной экономической теорией, — заимствуя у нее многие термины и концептуальные схемы. Прежде всего, речь идет о концепциях прав собственности (property rights) и трансакционных издержек (transac­tion costs); принимается идея неполной и асимметричной информации, затрудняющей заключение всеобъемлющих контрактов; используется заимствованная у Г. Саймона предпосылка ограниченной рациональности хозяйственных агентов (bounded rationality); указывается на важную роль оппортунизма в их поведении, связанного с обманом и воровством, сокрытием или искажением информации, — говоря словами О. Уильямсона, следование своему интересу неблаговидными средствами (self-interest seeking with guile). С явной симпатией относятся неоинституционалисты к идее отношенческой конт­рактации (relational contracting), связанной с деловыми контактами, в которых имеет немаловажное значение идентичность сторон^[181].

Наиболее активно новый институционализм в социологии развивается в США, где он теснейшим образом связан с теорией организаций. Исследования начинались здесь с изучения сектора некоммерческих организаций и поставщиков общественных благ в сфере образования, здравоохранения и т.п., а затем были распространены на основные рыночные сектора хозяйства^[182].

Итак, рынок предстает как институционально оформленное пространство, в котором понятие «структурных позиций» дополняется понятием «организационных полей»^[183]. Понятие «поля» формировалось под влиянием концепции социального пространства П. Бурдье. Оно обозначает локальные порядки или арены взаимодействия акторов, в которых создаются и воспроизводятся институты. Взаимодействию, таким образом, предпосланы некие исходные правила и способы распределения ресурсов, включающие прежде всего права собственности, структуры управления и правила обмена^[184](к их более подробному описанию мы вернемся позже).

Все эти правила не возникают из ниоткуда, за ними скрываются отношения власти. Ведущие участники рынка (incumbents) используют свои более мощные властные ресурсы и специфические социальные навыки, чтобы стабилизировать или изменять существующие правила и культурные схемы, позволяющие интерпретировать ситу­ацию. Они выстраивают статусные иерархии, дающие им возможность воспроизводить свои преимущества на рынке^[185].

При этом сложившаяся рыночная иерархия может быть расшатана и даже разрушена вследствие вмешательства (извне или изнутри) более сильных игроков — новых претендентов на доминирующие по­зиции (challengers)^[186]. В результате формируются новые организационные поля и игра продолжается по видоизмененным правилам.

Параллельно американским течениям развивается и получает все большую известность новый французский институционализм. Суть развиваемой его представителями экономической теории конвенций (Л. Болтански, Л. Тевено) состоит в том, что взаимосвязи между агентами могут иметь разное содержание и подвергаться различным интерпретациям. Существует множество порядков обоснования ценности (orders of worth), за которыми скрываются свои миры — фундаментальные режимы вовлеченности и связи. Каждому порядку обо­снования ценности соответствуют свои способы координации дейст­вий. И рыночный способ представляет лишь один из возможных ми­ров, которому противостоят также индустриальный, домашний, граж­данский и другие миры^[187].

В мире рынка в качестве основной формы ценности выступает денежная оценка, информация распространяется через цены, ключевым типом отношений является обмен, а квалификация агента оценивается по его/ее покупательной способности или способности продать. Этот рыночный способ координации, регулируемый ценами и краткосрочными калькуляциями, постоянно вступает в противоречие с другими мирами. Среди них выделяется индустриальный мир, основанный на технологиях, инвестициях и перспективном планировании. Здесь измеряют в категориях производительности и рассуждают в терминах технологических цепочек, отношения носят скорее функциональный характер, а квалификация оценивается по уровню профессиональных знаний. Рыночному порядку противостоит также домашний мир, базирующийся на традиционных и личных вза­имосвязях, родстве и локальности, где основной формой ценности является репутация, основным маркером статуса — личный авторитет, информация передается путем изложения накопленного опыта, высока роль взаимного доверия. Наконец, существует логика гражданского мира, построенного на коллективных интересах и соблюдении демократических прав, где ценностью является коллективное благо, все споры и рассуждения ведутся в терминах соответствия/не­соответствия этому общему благу, а информация передается через законодательно закрепленные формальные правила, выстраиваются отношения солидарности, а квалификация агента определяется тем, в какой степени он способен представлять чьи-то интересы.

В результате очень часто, как только один из агентов начинает рассуждать в терминах рыночной эффективности, другой переистол­ковывает его рассуждения в индустриальных или гражданских терминах. И при согласовании разных позиций далеко не всегда рыночная аргументация одерживает верх. При этом рыночный порядок (как и все другие порядки) активно претендует на универсальность, и не случайно многими экономистами он воспринимается как универсальный. Но на деле рыночный порядок оказывается лишь одним из способов координации хозяйственных взаимодействий. Более то­го, он существует благодаря достижению компромисса с другими, нерыночными порядками^[188]. Причем подобная множественность оце­нок имеющихся и потенциальных ресурсов не становится препятствием для успешного развития фирмы. Сама неоднозначность, позволяющая манипулировать ресурсами и переопределять их, становится важнейшим элементом предпринимательской деятельности^[189]. И серьезное преимущество получает тот, кто в состоянии задействовать весь арсенал способов координации в разворачивающихся на рынках властных играх^[190].