Упражнение 7. Лечь на пол, ноги скрестить и поджать под себя, словно вы хотите изобразить позу лотоса в положении лежа

Лечь на пол, ноги скрестить и поджать под себя, словно вы хотите изобразить позу лотоса в положении лежа. Пальцы правой ноги собрать «в кулак» и на выдохе резко выбросить ногу вперед, как будто вы наносите кому-то удар. Повторить упражнение зеркально.

Эти два упражнения помогают размять другой важный энергетический центр, находящийся в районе таза (центр воспроизводства, как назвал его Кастанеда). Этот центр отвечает за сексуальную энергию, которая у большинства людей находится либо в подавленном, либо в разболтанном состоянии.

Сексуальная энергия, по словам Кастанеды — единственный вид энергии, которой человек мо­жет реально управлять. Парадокс заключается в том, что именно этой энергией люди управлять не желают. Они либо подавляют ее, в том случае, когда не дают волю своим естественным потребно­стям, либо разбалтывают, если выходят за рамки этих потребностей. Можно сдерживать сексуаль­ную энергию, можно и расходовать ее больше, чем это предназначено природой, но только в том случае, если все это лежит в русле духовной традиции. Целибат и тантра — два способа управления сексуальной энергией в духовных традициях.

Тантра и аскеза

После того, как было выполнено последнее упражнение, Кастанеда сказал, что мы можем задать свои вопросы относительно сегодняшней практики осознавания действий. И при этом так выра­зительно посмотрел на Касси, что у меня закралось сомнение — может, это не она, а он сам пы­тается флиртовать с ней?

— Расскажите подробнее о тантре и целибате, о том, как можно управлять сексуальной энергией
в русле магических традиций, — томно попросила она.

По группе прокатился дружный вздох: ну разумеется, о чем еще могла спросить наша Касси? Кастанеда удовлетворенно кивнул (и почему меня это не удивило?).

— Тема большая, но не такая веселая, как может показаться на первый взгляд, — начал Ка­
станеда. — Если бы Касси не спросила об этом, я бы сам вам об этом рассказал. У любого мага в
начале пути возникает искушение воспользоваться возросшими ресурсами энергии — а ресурсы
сильно возрастают, когда вы начинаете разминку тазового центра. Такое искушение возникнет и у

вас, поэтому лучше сразу вас предупредить. Учтите, на время семинара я запрещаю вам пользоваться вашей сексуальной энергией.

— Другая группа тоже под запретом? — усмехнулся Джей.

— Нет, — ответил Карлос. — У мага-Собаки от природы избыточное количество сексуальной энергии. Когда вы станете разминать тазовый центр, она может вас захлестнуть.

Вообще, название «сексуальная энергия» не совсем корректно, потому, что его можно перевести как «энергия пола». Но к полу она не имеет ни малейшего отношения. Я предпочитаю называть ее производительной энергией, и свойства ее совершенно одинаковы для любого пола.

Единственное отличие производительной энергии от других видов энергий заключается в том, что любой человек ею может управлять без особого труда. Было бы желание. И это открывает огромные возможности для человека Знания, а особенно — для мага-Собаки.

С помощью энергетических центров человек может путешествовать по иным мирам и получать психические и духовные переживания, которые иначе никак недоступны.

Тантра и аскеза — два пути, позволяющие получать эти переживания при помощи произво­дительной энергии. Это глубоко мистические переживания, и беда, если человек воспринимает тантрические техники как изощренное удовлетворение похоти, а целибат — как смерть всякой эротичности.

Тантрическая традиция для людей европейской культуры утрачена. Именно — утрачена, а не не­известна. Да, у европейцев была своя тантрическая традиция, известная как культ Прекрасной Дамы. Но, в отличие от индуизма, основой в нем были не техники совокупления, а ряд эротических инициации, которые являлись для адепта мощным духовным опытом. Этот культ был противопо­ставлен институту брака, ибо стать его адептами могли только люди, не состоящие в браке друг с другом. Любовь рыцаря к замужней даме — самый распространенный сценарий этой традиции.

Воспевание Женщины в стихах, восхищение ее физической красотой и высокими духовными ка­чествами, совершение подвигов во имя Прекрасной Дамы — не что иное, как духовные практики этой традиции. Они переносили адепта в мир высших образов и символов, преображали его, делали человеком Знания. История Данте и Беатриче — высочайший пример этой традиции, которая в на­стоящее время, к сожалению, утрачена. Выражаясь языком мексиканских шаманов, Данте замкнул свою магическую линию золотым ключом.

Аскетический путь заключается в том, что адепт напрямую переводит производительную энергию в энергию духа. Технически это очень просто: в момент возбуждения центра воспроизводства адепт гасит эту энергию с помощью медитации, молитвы или — изнурения плоти. Кандалы, железные цепи, кольца, колючки — все эти «орудия пыток» на самом деле служили адептам инструментами для перевода одного вида энергии в другой.

Религиозные секты и аскеты, проповедовавшие самооскопление — не безумцы, а мистики самого высокого порядка. Что, впрочем, не исключает того, что среди них были и настоящие сумасшедшие — например, в Мексике многие шаманы страдают серьезными расстройствами психики. Что же касается всяких идиотов, бездельников и кликуш, неизбежно увивающихся вокруг каждой мистической традиции, их мы во внимание не берем.

Для современного человека Знания тантрический путь закрыт. Но то, что вам остался путь ас­кезы, вовсе не означает, что вы должны истязать себя или кастрировать. Аскеза, к слову сказать, прекрасно сочетается с браком и производством потомства. Задача не в том, чтобы никогда и близ­ко не подходить к противоположному полу, а в том, чтобы использовать излишки производительной энергии для своего духовного роста. Поэтому я рекомендую вам использовать в качестве практики на осознавание состояний и действий именно упражнения на разминку центра воспроизводства. Как только вы почувствуете, что он начинает выбрасывать энергию — начинайте осознавать. Собственно, это и есть ваше задание на сегодня.

Этой мини-лекцией о сексуальной энергии в духовных традициях и закончился второй день семинара. Кастанеда велел нам выбрать одно упражнение на разминку тазового центра и выполнять его дома, осознавая действие. Мы должны были попытаться остановить внутренний диалог; это и было заданием второго дня.

ЗАДАНИЕ ВТОРОГО ДНЯ. Я СТАЛКИВАЮСЬ С ГЛУБИНОЙ И СНОВА

ВИЖУ СИЛУ

Я не смог побороть искушение лечь спать сразу же по возвращении домой, но проспал от силы полчаса. Кошмары, связанные с магическим Именем, мучили меня. Я решил воспользоваться методом Кастанеды и повторить комплекс сегодняшних упражнений. И действительно почувствовал себя намного бодрее. Я даже решил сначала, что стоит показать его Якову, но затем подумал, что Кастанеда наверняка показывает и им что-либо подобное.

Затем я приступил к осознаванию действий, но взял для этого упражнение на разминку гор­лового центра, хотя Кастанеда рекомендовал обратить внимание на тазовый центр. Надо сказать, его рассказ о тантре и аскезе меня не слишком впечатлил. Я и раньше знал это; но так же я знаю и то, что аскеты никогда не возбуждали себя специально для того, чтобы сублимировать эротические переживания в духовную сферу. Речь шла только о естественных проявлениях эротизма, и никто не стремился вызвать их искусственно. Не знаю, может, шаманы Мексики и практиковали нечто подобное, но что-то подсказывало мне, что для человека, не выросшего в традиции мексиканских магов, такой опыт чреват психическими расстройствами.

Кстати, о шаманах. Кастанеда сказал, что в Мексике среди них немало клинических сумасшед­ших. Тут он или заблуждается, или намеренно лжет*. А если не лжет, это дополнительное преду­преждение. Маги, и те свихиваются, а уж нам и подавно надо быть осторожными.

Я приступил к практике осознавания, стараясь не упустить момент, когда надо будет оста­навливать внутренний диалог. Но то ли я все время упускал этот момент, то ли был слишком по глощен мысленным проговариванием того, что я делаю. У меня уже изрядно устали плечи, когда я вдруг почувствовал, что словно смотрю на себя со стороны. Внутри меня раздался какой-то щел­чок, и я перестал описывать свои действия. Это оказалось нелегко: слова по инерции плыли сквозь меня, но я старался не проговаривать их. Я их просто наблюдал. В конце концов, они исчезли. Внутри меня воцарилось молчание — меньше, чем на секунду. Но в этот короткий миг я пережил то, о чем в словах рассказать очень трудно. Я как бы увидел себя комнатой (это очень условный образ), но без одной стены. На том месте, где эта стена должна была быть, было НИЧТО. Никак по-другому я это назвать не могу, потому что там было не пространство. А что-то другое, вернее, полное отсутствие чего бы то ни было. Это нельзя сравнить даже с черной дырой — та пред­полагает антигравитацию, а в моем НИЧТО ее не было. И в этот самый момент дверь моей вну­тренней «комнаты» (расположенная напротив НИЧТО) приоткрылась, и я увидел Силу. Она была как очень яркая вспышка света, молния, которая пронзила комнату и растворилась в этом НИЧТО.

— Разминаешься? — услышал я голос Якова.

Я мгновенно очнулся. Яков вернулся с семинара — он опять помешал мне рассмотреть как следует мою Силу. Но вот что странно: после этого опыта я перестал испытывать неудобства, свя­занные с вибрациями моего магического имени (а эти вибрации мучили меня целые сутки).

* Тед рассуждает совершенно верно. Известно, что среди состоявшихся шаманов нет людей с отклонениями в психике. «Сумасшествие» — часть шаманской инициации неофита, и залогом того, что она пройдена, является полное исцеление. Спросите любого антрополога — и он вам ответит, что шаманы в своем племени — наиболее здравомыслящие и прагматичные люди. — Я.Бирсаеи.

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Я чуть не стал Койотом.

Договор с Силой. Правильное намерение.

Два сознания. Я выдвигаю свои условия

Я ЧУТЬ НЕ СТАЛ КОЙОТОМ

— Почему ты изменил задание?

Впервые я услышал в голосе Кастанеды неприкрытую злость.

Третий день семинара начался с того, что мы рассказывали о том, как прошел наш опыт по остановке внутреннего диалога. Когда дошла очередь до меня, я не стал скрывать своих сомнений по поводу разминки «центра воспроизводства». Кастанеду это привело в ярость.

— Если ты считаешь себя таким умным, Ловенталь, зачем ты вообще пришел ко мне на се­
минар? — громил меня Кастанеда. — Когда я учился у дона Хуана, я шагу не мог ступить само­
стоятельно. Любая самодеятельность могла стоить мне жизни — при том, что мою голову при­
крывал сильный и опытный нагуаль. Вас же никто и ничто не защищает! Любая практика — это
соприкосновение с областью Силы, это вхождение в мир, в котором вы в миллион раз беспомощнее
младенца! Если я велел заниматься разминкой тазового центра, если я велел вам работать с произ­
водительной энергией, значит, вы должны именно это и делать!

Честно говоря, я был ошарашен. Ведь он сам не далее как вчера сказал, что при осознавании дей­ствий можно делать что угодно, хоть утреннюю гимнастику. Тем более что практика мне удалась — я почувствовал глубину и снова видел свою Силу. Из всей группы это получилось только у меня и у Касси (и то я не уверен, что она не сочинила все, о чем рассказывала: чтобы привлечь внимание Кастанеды, эта девица выдумает что угодно).

— Мне кажется, я вчера довольно внятно объяснил: производительная энергия — единственная
из всех энергий, которой человек может управлять без особой подготовки. — Кастанеда чуть
успокоился. — Чего ты испугался? Неожиданного вожделения? От физических упражнений такого
не бывает. Тем более — при осознавании действий. Вообще, запомните, младенцы, — усмехнулся
Карлос, — когда человек осознает то, что он чувствует и делает, инстинкты не имеют никакой
власти над ним.

Он сделал долгую паузу, а потом по-театральному чеканно произнес:

— Когда человек осознает то, что он чувствует и делает, инстинкты не имеют никакой власти
над ним. Запишите эти слова в своем сердце золотыми буквами. Тот, кто усвоит эту истину, станет
настоящим магом.

Затем он снова обратился ко мне, тон его был уже спокойным и дружелюбно-покровительственным.

— То, что ты нарушил указание, еще полбеды. Это все-таки семинар, а не передача традиции — вот в этом бы случае нагуаль тебя точно изгнал из круга учеников. Плохо, просто отвратительно — то, что ты нарушил его неосознанно. Я ведь с самого начала говорил вам: если маг-Собака начи­нает считать, что он главный, он сбивается с пути, становится гадальщиком, причем самого низкого сорта.

— Но это было осознанно, — я попробовал оправдаться. — Я ведь объяснял...

— Ничего подобного, — отрезал Кастанеда. — Ты не осознавал, что делал. Тебе казалось, что так будет правильно. А если бы ты осознанно изменил задание, ты бы отдавал себе отчет в том, что нарушаешь правила. Это раз. И ты бы ТОЧНО ЗНАЛ, к чему хочешь прийти и чего хочешь добиться своим нарушением. Это два. Я буду очень расстроен, Тед, если ты пойдешь по пути койота. Твоя Сила где-то совсем рядом, если ты сумеешь обнаружить ее и договориться с ней, у тебя может получиться прекрасное сотрудничество. Тебе не нужно подбирать крохи со стола Силы. Она и так даст тебе все необходимое, но служить ты должен честно. А как ты сможешь честно служить, если ты даже не считаешь нужным честно учиться?

— Итак, кроме Теда и Касси, — (и Карлос послал ей восхищенный взгляд) — никто не сумел,
остановив внутренний диалог, открыть в себе глубину и почувствовать Силу. На это, впрочем, я и
не рассчитывал: с первого раза это удается либо очень одаренным магам, либо тем, чья Сила
находится очень близко, буквально на расстоянии вытянутой руки. Продолжайте практику осозна-
вания действий и остановки внутреннего диалога — и Сила проявится. Только не оставляйте по­
пыток.

ДОГОВОР С СИЛОЙ

Сегодня мы коснемся вопроса, что лежит в основе отношений между магом-Собакой и его хозя­ином — Силой. А основой этой является договор.

Договор с духами — естественная часть работы шамана. В любой традиции. Этим договорам уже тысячи лет, и никто, кроме шамана, не знает, как нужно правильно договариваться с духами (а в нашем понимании духи есть не что иное, как разные проявления Силы). И сегодня наше занятие закончится древней шаманской практикой, во время которой вы попробуете договориться каждый со своей Силой. Попробуете — значит, предложите Силе условия, при которых вы согласны служить ей. Остаться для проведения практики должны лишь те из вас, кто твердо решил стать человеком Знания и не боится вступать в серьезную схватку. Остальным я просто расскажу, что такое договор с Силой.

* * *

Может показаться странным, что вы, еще не обнаружив Силу, не почувствовав ее, уже пытаетесь с ней договориться. Но если Сила вам не показалась, это еще не значит, что ее нет, и она не знает о вашем существовании. Вы можете не видеть Силу, но Сила может вас увидеть — если вы дадите ей себя обнаружить. Именно так: дадите обнаружить, а не позволите ей обнаружить вас внезапно. Если это случится, вы станете рабом Силы, а не слугой. Поэтому чем раньше вы предложите Силе свои условия договора, тем больше у вас шансов стать настоящим магом-Собакой.

— А если Сила не примет эти условия? — озабоченно спросил Уилл.

— Предложите другие, — пожал плечами Карлос. — Не примет другие — предложите третьи. Редкий маг договаривается со своей Силой с первого раза. Но первый договор должен быть про­думан очень тщательно. Потому что после того, как вы предложите Силе свое служение в обмен на что-то, она начнет вас испытывать. Вы должны будете реагировать мгновенно. Пропустите удар — Сила вас поработит.

В тот миг, когда вы предлагаете Силе договор, вы позволяете ей обнаружить себя. Это очень от­ветственный и серьезный момент. В магической традиции это делается только под контролем на-гуаля. Я не являюсь вашим нагуалем и поэтому не в силах контролировать процесс обнаружения. Я честно говорю вам об этом. Если вы решите предложить своей Силе договор — знайте, что всю от­ветственность за дальнейшее вы берете на себя. Никто вас не защитит, если Сила вдруг решит об­наружить вас в тот момент, когда вы этого не ждете. Исход такого обнаружения может быть трагическим.

—Сила может убить? — встревожился Ник, магистрат с антропологического факультета.

—Сила не убивает, — спокойно ответил Карлос. — Ей это невыгодно. Она порабощает.

— А что значит — порабощает? — грациозно склонив головку, спросила Касси.

— Случалось ли вам видеть одержимых, бесноватых? — вопросом на вопрос ответил Кастанеда (меня несколько удивило, что он впервые за все время не кокетничал с Касси). — Не тех, кто при­творяется таковыми, а настоящих? Мне доводилось. Зрелище, леденящее кровь. Сила вселяется в человека и полностью подавляет его волю. Он становится ее рабом — и при этом остается собой. Представьте, что в вашем доме поселилась банда разбойников и устроила в нем притон. Вас при этом не выгнали, это по-прежнему ваш дом, но вы вынуждены терпеть все непотребства, которые бандиты устраивают у вас на глазах. И это очень слабое сравнение, потому что дом это все- таки не вы. А когда все это происходит внутри вас самих, это приносит нестерпимые страдания. И самое ужасающее то, что избавиться от них раб Силы не может до тех пор, пока Сила сама не оставит его. Она не позволит ему самостоятельно ни покончить жизнь самоубийством, ни хотя бы принять наркотик, чтобы забыться. Впрочем, ни один наркотик в мире не способен оглушить человека настолько, чтобы он перестал чувствовать владеющую им Силу.

—Единственное оружие, которое может вас защитить от рабства Силы — осознавание. И го­товность честно служить. Силе не нужны рабы, а вот слуги ей необходимы. Сила делает человека рабом, если видит, что он на самом деле хочет не служить, а использовать ее для достижения своих целей. Может показаться, что в этом есть некое несоответствие: ведь условия договора, которые предлагает Маг, и позволяют ему достигать своих целей. Но цели целям рознь. И здесь вступает в игру энергия Намерения. Вы можете ставить Силе любые условия, самые невероятные, самые дурацкие. Я знал одного мага, который при договоре с Силой поставил ей условие, чтобы везде, всегда, при любых обстоятельствах у него была возможность отлучиться в туалет.

— Мне и самому было смешно, когда я узнал об этом, — продолжил Кастанеда, обождав, пока мы перестанем смеяться. — Но для того человека это действительно было важно: он занимался тем, что устраивал теледебаты для политиков разного ранга: эта работа предполагает многочасовое на­хождение в студии без возможности выйти. А он страдал недержанием. И Сила это условие выпол­нила, хотя приняла его далеко не с первого раза. Случай этого мага настолько интересен, что я остановлюсь на нем подробнее.

* * *

Он, как и вы, не имел нагуаля. Но очень хотел стать человеком Знания. Он поехал в Мексику, много общался с разными брухо — и никто не захотел стать его нагуалем. Умный человек в этой ситуации должен был отступиться, глупец — погибнуть. Адепт, вступающий на путь магии само­стоятельно, гибнет от рук шаманов или становится рабом Силы. Ни того, ни другого с Гарсиа (давайте назовем его так, тем более что он был испанец) не произошло. С первым ему повезло: бру­хо просто не принимали его всерьез, считали придурковатым денежным мешком, и только. Если бы они знали, что из него получится сильный маг, разумеется, они бы прикончили Гарсиа в самом начале его исканий. Брухо вообще не любят конкурентов, но вынуждены терпеть их — либо потому что не имеют права ссориться с магами своей линии, либо потому что за теми стоит силь­ная традиция. За Гарсиа не стояло ничего, так что ему крупно повезло, что брухо сразу не рас­кусили его.

А вот с Силой ему пришлось пободаться. Как только он предложил ей свое условие, она на него напала. Любой другой — не защищенный никакой традицией, не имеющий хотя бы мудрого советчика — стал бы рабом Силы. Но Гарсиа всегда был человеком с высокой степенью осознава-ния. Это его и спасло.

Когда маг оглашает Силе условия договора, он открывается ей. Он становится беззащитен. С этого момента ему нельзя ни на миг расслабиться. Что бы он ни делал, он должен все время осозна­вать, что он делает. А главное, он должен осознавать, что в любой момент может прийти ответ от Силы. Гарсиа осознавал это даже во сне. И когда Сила обрушилась на него, он устоял. А Сила именно обрушилась — не показалась, не намекнула на свое присутствие, не дала себя почувствовать каким-то необычным, но все же терпимым переживанием. Она открыла ему всю свою мощь, она явилась ему так, что от этого уже нельзя было спрятаться, отмахнуться, отказаться. Это силь- ное испытание даже для бывалого мага, для неофита же оно — катастрофа.

Когда Сила обнаруживает себя с такой откровенностью, она резко сдвигает ось, которая держит жизнь человека. Эту ось брухо называют центром мира или точкой сборки. Подробнее о ней мы будем говорить позднее. Если ось сдвигается грубо, одномоментно, человек просто сходит с ума. Или становится одержимым. Но Гарсиа сумел удержать эту ось — и все благодаря осознаванию. Сила не смогла его поработить. И отступила.

Обычно в таких случаях маг либо предлагает Силе другие условия договора, либо отказывается от служения. Гарсиа не сделал ни того, ни другого. Едва оправившись от удара Силы, он снова предложил ей то же самое условие. И она опять устроила ему испытание, и он опять его выдержал. Так продолжалось несколько раз — Сила не принимала условие, но Гарсиа продолжал настаивать. Раз от раза ему было все сложнее, тем более что в игру включились другие силы: брухо наконец-то поняли, что проглядели конкурента, и, помимо стычек с Силой, ему приходилось выдерживать и нападения шаманов. Учтите, что Гарсиа тогда был только неофитом, он даже не прошел никакой начальной шаманской инициации. И, тем не менее, победить его не могли — а все из-за абсолютного осознавания.

Но наконец, Сила приняла его условие. И он получил то, о чем просил. Он продолжал зани­маться теледебатами, и продолжал торчать в студии по нескольку часов. У него появилась воз­можность посещать туалет когда угодно, хоть каждые пять минут.

— А почему Гарсиа не попросил Силу вылечить его от недержания, ведь это было гораздо проще и естественнее? — подал голос Рудольф Шостер (я писал рецензию к его работе по древнегерманской мифологии).

— Ответ на этот вопрос будет вашим домашним заданием, — усмехнулся Кастанеда. — Сами подумайте, почему. Я даже дам подсказку: именно поэтому Сила и не принимала его условие, она ждала, что он передумает и попросит избавить его от болезни. А он настоял на своем — и Сила приняла это условие. Хотя во всех подобных случаях Сила просто уходит. По крайней мере, из тех магов, которых я знаю, Гарсиа был единственным, кто заставил Силу принять первоначальное условие договора без каких-либо изменений. Обычно, если маг настаивает и не сдается, а условие таково, что Сила не может его принять, она отказывается от его служения.

— Почему же она не отказалась от Гарсиа? — не унимался Рудольф. Было видно, что история испанца его зацепила.

— Все просто: у Гарсиа было правильное намерение. Он согласился служить Силе, потому что действительно любил свою работу и считал, что она помогает улучшить жизнь людей. Правильное намерение в магии — желание, которое касается не только тебя.

Осознавание и намерение могут сделать вас магами вне магической линии и без поддержки наставника — брухо.

ПРАВИЛЬНОЕ НАМЕРЕНИЕ

Осознавание и намерение — два мощных щита, которые могут вас уберечь от нападок Силы. Если вы не владеете абсолютным осознаванием, но имеете правильное намерение — Сила потре­плет вас, может быть, даже чувствительно сместит вашу точку сборки, но не поработит. Если при неправильном намерении вы обладаете высокой степенью осознавания — Сила будет испытывать вас до тех пор, пока ваше намерение не станет правильным.

— Что значит: правильное намерение — то желание, которое касается не только тебя? — озада­
ченно спросила Касси. (Естественно, в сферу ее желаний входит только то, что касается ее самой).

Карлос взглянул на ее позу, и взгляд его стал масленым.

— Главным стимулом для Гарсиа в его работе была его вера в то, что представляя широкой об­щественности разных политиков, он помогает своей стране. Он получал хорошие деньги, но я знал его очень близко: деньги тут были не при чем. Он бы и бесплатно работал. И магией он занялся для того, чтобы помогать людям. Это был полностью реализованный человек, но ему хотелось выйти за пределы видимого мира, и выйти не в одиночестве. Магия — путь одиночки, но Гарсиа лелеял мечту, что, открыв ее законы для себя, он сможет научить и других пользоваться этими законами. Это довольно наивная мечта — никто из неофитов не идет по пути Знания, думая о том, что он будет учителем. Ведь нагуалем становится лишь тот, к кому Сила приведет ученика. В конце концов, Гарсиа удалось создать свою линию и получить учеников — это уникальный случай. В наше время маги лишь продолжают магические линии, которым уже несколько тысяч лет. Чтобы кто-то практически из ничего создал свою линию — такого в наши дни не было. До Гарсиа. А все дело в правильном намерении. Я ответил на твой вопрос, Касси?

— Намерение — одна из сил, движущих Вселенную. Это настолько же мощно, как и произво­дительная энергия. И намерением мы тоже можем управлять, изменяя его в соответствии со своим истинным путем. Но в наши дни управлять намерением могут лишь люди Знания.

— Почему? — спросил я. — Если намерение это не что иное, как желание, направленное на то, чтобы приносить пользу другим людям, чего проще: надо просто придумать такое желание, которое бы совпадало с твоими интересами и одновременно приносило пользу кому-то еще?

— Можно придумать любое желание, — кивнул Кастанеда. — Только не всякое желание явля­ется намерением. Я же сказал: намерение — это энергия, причем одна из самых мощных. Силой на­мерения рождаются и умирают вселенные. Простым желанием вы такого эффекта не добьетесь.

— Тогда мы не совсем поняли, что такое намерение, — хмыкнул Андрияки.

— Вы поняли. — Кастанеда буквально просверлил глазами грека. От этого взгляда всем стало не по себе. — Вы поняли, но не осознали. Ваше второе сознание не дает вам этого сделать. Оно защи-

щается: ведь если вы осознаете всю силу намерения, вы сможете раз и навсегда выйти за рамки этого второго сознания, и оно умрет в вас, оставив чистый дух.

ДВА СОЗНАНИЯ

Кастанеда сделал жест, показывающий, чтобы мы не задавали вопросов, пока он не кончит говорить.

— В любом человеке существуют два сознания. Первое сознание — сущностное или истинное.
Это то, что дает человеку жизнь. Иногда его называют душой, хотя правильнее назвать это
сознание духом. Но люди, к сожалению, плохо разбираются в том, что касается их подлинного
существа. Второе сознание — оно доминирует в нас и управляет всеми нашими поступками — как
бы встроенное извне. Это печать мира сего, и, увы, печать дьявольская. Подлинное сознание- дух
просыпается в нас крайне редко. Люди, которые позволяют духу изредка проявиться в своей
жизни, добиваются потрясающих успехов. Люди, которые позволяют духу сосуществовать наравне
с мирским сознанием, становятся гениями. Людей же, чей дух главенствует над мирским
сознанием, мы называем святыми.

Дух и мирское сознание находятся в постоянном конфликте. Дух сам по себе очень силен, но он нуждается в сознательном, волевом обращении к своему источнику. Для людей религиозных этот источник — Бог. Дух мага обращен к Силе, или Знанию. Люди математического склада ума черпают силы в науке. Интересно, что точные науки являются для духа гораздо более сильной под­питкой, чем гуманитарные. Музыка и история тоже относятся к точным наукам. А вот философия, литература и живопись способны как напитать дух, так и уничтожить его. Поэтому мирское со­знание человека, в котором силен дух, старается направить его порывы именно в эти области.

— Намерение — желание, выказываемое духом. Все прочие желания диктует нам мирское
сознание. Но дух не всегда бывает благ, поэтому и намерение не всегда благое. Если намерение не
благое, оно злое или эгоистичное. Аттила и Гитлер были людьми, в которых дух доминировал; хотя
их намерения не были благими, но не были и эгоистичными. Сила не любит только эгоистов: добро
и зло для нее лишь энергии, действующие в мире. Поэтому и существуют черные маги.

Когда маг пытается договориться с Силой, он выдвигает свои условия. Они могут быть любыми. Силе все равно, какие условия вы выдвинете. Она воспринимает лишь намерение. Если намерение благое — Сила, скорее всего, примет эти условия. Эгоистичное намерение Сила отвергает.

— У Гарсиа, по вашим словам, было благое намерение... — вырвалось у меня.

— Я сказал, что Сила, СКОРЕЕ ВСЕГО, примет благое намерение. — ответил Кастанеда. — Но может и не принять, если в самом условии ее что- то смущает. В случае с Гарсиа Сила ждала другого условия, которое бы достигало тех же целей, но технически было бы проще. Ловенталь! — спохватился Карлос. — Ты чуть не заставил меня ответить на вопрос, который я дал вам в качестве домашнего задания. И вообще, я пока что не разрешал разговаривать.

ПРАКТИКА ТРЕТЬЕГО ДНЯ. ДОГОВОР С СИЛОЙ

— Время нашего занятия подходит к концу, и скоро мы приступим к шаманской практике, в
течение которой вы попытаетесь договориться с Силой. Перед тем, как предложить Силе условия
договора, вы должны выяснить, каково ваше намерение. Я введу вас в состояние, когда ваше мир­
ское сознание будет подавлено, и вы сможете связаться с духом. Затем мы проведем небольшую
медитацию — она будет полезна и для тех, кто не собирается выдвигать Силе условия сегодня.

Кастанеда попросил нас составить стулья в круг таким образом, чтобы спинки были внутри, а мы сидели, отвернувшись друг от друга.

По его команде мы закрыли глаза и провели небольшую практику осознавания состояний. После чего Карлос стал медленно считать в обратном порядке от ста до единицы. В этот промежуток времени мы должны были позволить мыслям и воспоминаниям свободно приходить к нам. Задача заключалась в том, чтобы вспомнить какой-нибудь один фрагмент прошлого, когда нам нужно было сделать важный выбор. Но воспоминание это должно было прийти само собой, усилий делать было нельзя.

Я расслабился и стал слушать голос Кастанеды. Какие-то мысли проходили сквозь меня, но, как назло, мне не удавалось погрузиться в прошлое. Вспоминать что-то специально не разрешалось условиями медитации (я уже не рисковал нарушать правила, чтобы не стать гадальщиком). Так что я просто слушал его голос.

Сотня уже потеряла половину, и я думал, что эта медитация так и пройдет мимо меня. Но тут Кастанеда произнес:

— Тридцать.

И я вспомнил. Тридцать — таков был номер дома, в котором жила влюбленная в меня девушка. То есть, я думал, что она была в меня влюблена. Я не мог этого знать: она была немая. Ее звали Кимберли. Она не ходила в колледж — учителя приходили к ней в дом, а по воскресеньям она ездила в воскресную школу для глухонемых. Каждый раз, когда я шел в колледж (путь проходил мимо ее дома), я неизменно видел ее в окне. Поймав мой взгляд, она улыбалась. И это дало мне повод думать, что я ей небезразличен. Кимберли была очень симпатичной, и, будь она нормальной, я бы невероятно гордился тем, что симпатичная девчонка в меня влюблена. Но внимание со стороны глухонемой рождало во мне комплексы. Я считал себя полным ничтожеством, раз в меня могла влюбиться только глухонемая. И я никому не говорил об этом, хотя мальчишки любят прихвастнуть. Меня очень радовало, что Кимберли тоже не может об этом никому сказать. Тем не менее, мне нравилась ее улыбка в окне по утрам. Несмотря на то, что она вызывала во мне комплексы, я чувствовал, что она дает мне что-то очень важное. Я не знал, что.

Однажды мой приятель Тим Бургон сказал, что родители Кимберли продают дом, так как со­бираются уехать в Швейцарию. Меня эта новость как громом поразила. Я представил, что иду в колледж утром, но никто мне не улыбается в окне. И жизнь моя сразу стала пустой. В одну из суббот, проходя мимо тридцатого дома, я увидел, что родители Кимберли грузят вещи в машину. Сама она стояла рядом и была какая-то потерянная. Заметив меня, Ким улыбнулась, но улыбка ее выражала уже не спокойствие и дружелюбие, а тревогу и — надежду. Я понял, что должен подойти к ней и что-то сказать на прощание. Она бы меня все равно не услышала, но я знал, что глухонемые умеют читать по губам. Будь я один, я бы обязательно подошел к ней. Но я был вместе с Тимом. И я отвернулся.

— Смотри, Ким машет нам! — приятель дернул меня за рукав. — Пойдем, попрощаемся с ней.
Хорошая девчонка, мне жаль, что они уезжают.

Мы подошли. Тим сказал ей несколько теплых слов — я не ожидал от него такой душевности. А я просто стоял рядом и улыбался. Кимберли была очень довольна, что мы попрощались с ней. И у меня на душе тоже стало легче. Я сделал все правильно. Но это был не мой выбор.

— Один, — ворвался в сознание голос Кастанеды, и воспоминание исчезло.

Мы снова сели лицом в круг. Говорить никому не хотелось: опыт каждого участника группы был слишком интимным.

—Итак, вы столкнулись со своим подлинным сознанием, — негромко заговорил Карлос. — Оно проявилось в виде воспоминания ситуации, когда вам нужно было сделать выбор. Порыв, который вы испытали, столкнувшись с этим выбором, и есть ваше Намерение. Теперь вы можете ставить Силе условия — главное, чтобы они совпадали с вашим намерением. А уж благим оно будет или эгоистичным, покажет последующее за этим испытание Силы.

Я прощаюсь с той частью группы, которая не намерена открываться Силе прямо сейчас. У вас есть ровно одна минута, чтобы покинуть аудиторию.

И Карлос посмотрел на часы. Когда он поднял голову, в помещении осталось три человека: я, Касси и Рудольф. Я не сомневался, что Рудольф останется: это был упертый утопист, мечтающий вернуть немецкой нации ее древний воинственный и благородный дух. Его настроения можно было бы назвать фашистскими, не обладай Рудольф добрейшим сердцем и потребностью в жертвен­ности. Неожиданностью для меня было то, что и Касси решилась открыться Силе. По-видимому, я сильно ошибся в ней, только не мог понять, с какой стороны. То ли она намного глупее, чем кажется, и не воспринимает происходящее всерьез, а просто хочет подольше помозолить Каста-неде глаза. То ли наоборот, девушка гораздо умнее, и они с Карлосом ведут какую-то свою игру.

Тут я поймал на себе взгляд Кастанеды. Он смотрел на меня с упреком. И я понял этот упрек. Его взгляд словно говорил мне: ты пытаешься определить мотивы других людей, а самое важное для тебя в эту минуту — понять, почему остался ты.

— Не позволяйте мирскому сознанию снова брать верх над духом, — медленно произнес Ка­
станеда. — Иначе оно исказит ваше намерение.

— Ритуал, во время которого вы откроетесь Силе и предложите ей свои условия, называется Танцем Солнца. Но к танцу — ритмичному движению под музыку — это не имеет никакого отношения. Вам вообще не придется как-либо двигаться.

Ритуал этот довольно жесток. Индейские маги заставляют неофита истязать себя физически. Боль позволяет ему приблизиться к Силе. Но на моем семинаре не будет физических истязаний. — Кастанеда сказал это, сделав акцент на слове «физических». — Для того чтобы открыться Силе, вы воспользуетесь воспоминанием о боли.

Практика состоит из трех этапов. На первом этапе вы должны вспомнить или вообразить что-то, что принесло бы вам нестерпимую физическую боль. Именно физическую, а не эмоциональную или нравственную. Подумайте, что бы это могло быть.

Затем вам нужно представить, что всю оставшуюся жизнь вы будете вынуждены терпеть эту боль — периодически или постоянно. До самой смерти. Без надежды на избавление.

И третий, заключительный этап ритуала — вы должны сформулировать условия, при которых вы бы добровольно согласились прожить остаток жизни с такой болью.

Как видите, практика довольно проста. Она проходит полностью в сфере воображения. Но пом­ните о том, что миры, которые мы создаем в своем воображении, не менее реальны, чем тот, ко­торый мы видим и осязаем.

* * *

Слегка размявшись (мы повторили весь комплекс упражнений, которыми сопровождалась практика осознавания действий), мы снова сели в круг, спиной друг к другу. Кастанеда снова начал считать от ста до единицы.

Я стал думать о физической боли. Я знаю об этом очень мало: детство и юность моя прошли в спокойной, безопасной обстановке. Мальчишкой я много дрался, но в драках чувствовал азарт, а не боль, иногда — обиду (если в драке побеждал не я). Дома меня не били, я не попадал в аварии, со мной не случалось ничего, приносящего сильную боль. Поэтому вообразить себе какое-то ис­тязание, при котором мне было бы невыносимо больно, я не мог.

И я тогда стал думать о смерти. Я вообще-то не боюсь смерти. Я боюсь лишь понимания того, что смерть пришла. Всякий раз, когда мне приходилось задумываться о том, какой бы смертью я хотел умереть, я решал, что лучше всего погибнуть неожиданно, так, чтобы я и заподозрить не успел, что это конец. Слушая голос Кастанеды, я задумался, почему я так боюсь осознания смерти. И я представил, что смерть вот-вот наступит, и я об этом знаю. Не знаю, было ли дело в том, что Кар- лос снова погрузил нас в гипноз, или же я дал волю воображению, но я мгновенно ощутил физически, как больно осознавать свою смерть. У меня онемели ноги по щиколотку, а все, что выше, сразу заболело. Очень сильно. Но самое страшное, что эта боль была во мне единственным признаком жизни. И боль отступала — вместе с жизнью.

Там, где не было боли, не было и жизни. Мне одновременно хотелось и задержать боль, и освобо­диться от нее.

Огромных усилий мне стоило открыть глаза, чтобы избавиться от этого наваждения. Я стал ожесточенно разминать ноги, не обращая внимания на других. Наконец мне удалось прийти в себя. Кастанеда продолжал считать — как ни странно, он дошел только до семидесяти.

Он коротко взглянул на меня, и я понял, что должен приступать ко второму этапу. Тяжело вздох­нув, я снова закрыл глаза. К моему удивлению, второй этап мне дался легко. Представить, что эту боль мне придется терпеть всю оставшуюся жизнь, оказалось для меня проще простого. Ведь последние минуты перед смертью и есть вся оставшаяся жизнь. Правда, это мучительные, долгие минуты, каждая из которых кажется вечностью.

Значит, в моем случае речь идет не о долгих годах боли, а о нескольких минутах, иными словами — об осознанной смерти. А ради чего я бы добровольно согласился на такую смерть?

И тут я снова вспомнил свое прощание с Кимберли. Я поступил правильно, что подошел к ней, но это был выбор Тима. Я понял вдруг, что в моей жизни было много правильных вещей, но все они были результатом чужого выбора.

И я сказал себе: уж если и соглашаться на такую смерть, то только ради того, чтобы остаток жиз­ни иметь возможность выбирать самому. Я понимал, что такая возможность, по сути, не что иное как обстоятельства, в которых никто не сможет принять решение, кроме меня. И еще я понимал, что это условие договора отнюдь не сделает мою жизнь легче. Но это единственное, ради чего я бы пошел на осознанную смерть.

Я ЗАКЛЮЧИЛ ДОГОВОР

В конце третьего дня мы не получили никакого задания, кроме вопроса о маге Гарсиа. Поэтому я просто записал в дневнике, чем мы занимались на семинаре, и собирался провести вечер за чте­нием детективов Честертона. Я всегда читаю его, когда мой мозг перегружен впечатлениями.

Яков должен был прийти только в девять вечера, так что я приготовился насладиться отдыхом и одиночеством. Во время чтения я люблю перекусывать или пить кофе, и чтобы не бегать на кухню, я перенес туда из комнаты сакко — шведское мягкое кресло-мешок, принимающее форму тела. Усевшись удобнее, я приготовился полностью погрузиться в книгу. Глаза легко скользили по знакомым строчкам, но уже на второй странице до меня дошло, что я совсем не воспринимаю смысл прочитанного. Это было бы нормально, возьмись я за какую-нибудь заумную монографию, но как можно не понять детектив?

Я вернулся к началу и попробовал читать снова, на этот раз уже медленнее. Второе открытие было ошеломляющим: я не просто не воспринимал смысл, я не понимал ни слова! Как будто эти были слова чужого языка. Хотя я читал их легко и даже мог произнести вслух. Тогда я решился на эксперимент: стал читать Честертона громко, надеясь на то, что звук собственного голоса выведет меня из ступора. Но голос, вырывавшийся из моего горла, был не моим, и вообще не человеческим; больше всего он напоминал крик какой-то птицы.

Я немедленно закрыл рот и одновременно захлопнул книгу. Но птица во мне не прекратила кричать. Наоборот — своими попытками произнести человеческую речь я будто мешал ей, а те­перь, когда я заткнулся, она получила полную свободу самовыражения. Я затряс головой, пытаясь избавиться от галлюцинации, но сделал только хуже: голова моя задергалась, подобно тому, как дергают головой курицы, когда разглядывают что-то заслуживающее их внимания. Я запаниковал. Каждый мой жест Только приближал меня к превращению в птицу. В меня как будто вселился гигантский цыпленок, и с каждой минутой он все больше овладевал моим сознанием.

Я не знал, что мне делать. Я помнил, что Кастанеда говорил об одержимости, и понял, что таким образом Сила пытается поработить меня. Но Кастанеда не сказал, как избавиться от этой одер­жимости. Я попытался представить, как выгляжу со стороны и порадовался, что Бирсави на семинаре. Он бы наверняка решил, что у меня поехала крыша. Я бы и сам так решил, не будь у меня четкого осознавания, что я это я, а цыпленок, вселившийся в меня — отдельная сущность, не имеющая никакого ко мне отношения. Как только я подумал про осознавание, сразу вспомнил историю мага Гарсиа. Кастанеда говорил, что не стать рабом Силы ему помогло осознавание. Я плюхнулся в сакко и стал проговаривать про себя, что ощущаю и делаю в данную минуту. Сначала это было трудно: мерзкая птица пыталась заглушить мои мысли своими противными криками. Но постепенно она успокоилась и только слушала то, что я проговариваю про себя. Я обрел контроль над собственным телом и даже речью: сказав вслух несколько слов, я убедился, что слышу свой голос и слова вполне человеческие. Но браться за книгу снова я боялся: если мысль моя отвлечется, Сила в образе птицы снова овладеет мной. Меня беспокоило, что посторонняя сущность, хотя и притихшая, все еще находилась во мне. Если она не покинет меня, я не смогу спать. И я не нашел ничего лучшего, как повторить опыт с воображаемой болью. Перед этим я провел практику осознавания действий. Я стал воображать, что умираю, что конечности мои холодеют, а все, что пока не потеряло чувствительность, нестерпимо болит. Боли, как при медитации на семинаре, не было, но мне удалось почувствовать ужасающую близость смерти. В мое сердце закрался страх. Тогда я открыл глаза и вслух сказал:

— Вот что я готов терпеть ради того, чтобы ты приняла мое условие. С этой минуты я хочу все в
своей жизни решать сам. Таково мое намерение, и я считаю его правильным.

Несколько минут прошли в полнейшем молчании. Это молчание относилось не к звукам — я прекрасно слышал ход настенных часов и шум на улице. Сущность внутри меня молчала. А потом ушла. Я прочувствовал это очень явно, словно с меня стянули тесную одежду. Я вздохнул и прикрыл глаза. И сразу услышал свое имя. Свое магическое Имя.

— Спишь, Ловенталь?

Я очнулся. В дверях стоял Яков.

ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ

Святая смерть и ее радости. Мы наконец-то узнаем, зачем нам нужны

кости

Утром четвертого дня я проснулся от звонка. Девушка представилась ассистенткой Кастанеды. Она сказала, что на сегодняшнее занятие я должен принести кость, которую получил три дня назад, в первый день семинара.

Кость лежала у меня на подоконнике. Как и советовал Кастанеда, я сварил ее, отчистил от мяса — его вместе с бульоном я отдал собаке, правда, не бездомной, а хозяйской. Затем я вымыл кость в автомобильном шампуне и положил сушиться на подоконник.

Кроме этого, ассистентка сообщила, что если я желаю получить индивидуальную консультацию у доктора Кастанеды, то могу подойти в аудиторию к 7:30. Я положил трубку. На часах была по­ловина седьмого.

Я пришел в 7:25, но не был первым: у двери уже стоял Рудольф.

— Там Касси? — догадался я. Шостер кивнул утвердительно. Он выглядел более озабоченным,
чем обычно. Видимо, Сила и его достала.

Кастанеда принял меня последним. Я рассказал ему о своем опыте.

— То, что ты Сила опять позвала тебя по имени, означает, что она приняла твое условие. Тебе удалось договориться с ней очень быстро и безболезненно. Из чего я делаю вывод, что ты давно уже сотрудничаешь с ней. Только теперь сотрудничество это, так сказать, оформлено официально. Мне интересно другое: каждый раз, когда Сила являлась тебе, рядом оказывался твой приятель Бирсави. Что ты об этом думаешь? — и он посмотрел на меня тяжелым пронзительным взглядом.

— Ничего не думаю. — хмыкнул я. — Мы живем в одной квартире, вот и все. Он всегда рядом. Его присутствие ничего особенного не значит.

— Может быть. — согласился Кастанеда.

* * *

Из-за индивидуальных консультаций занятие началось позже. Я вышел из аудитории в 8:10, за дверью уже толпился народ. Ассистентка Кастанеды велела нам ждать, пока не позовут. Касси, Рудольф и я рассказывали остальным про вчерашний ритуал Танца Солнца.

— Этот ритуал давно известен, — сказал Ник (его специализацией были верования североаме­
риканских индейцев). — Он был запрещен полтора столетия назад. Шаманы давали неофитам
наркотики и заставляли их истязать себя до полусмерти. Из-за того, что их чувства были приту­
плены, они порой наносили себе раны, несовместимые с жизнью. Так что вам повезло, что все
происходило только в воображении.

Во время этой беседы меня больше всего поразила Касси. Она выглядела все так же откровенно и соблазнительно, но за ней словно стояла какая-то жесткая сила. «Подружка наркобарона» — при­шло мне на ум. Действительно, она выглядела как любимая женщина крупного мафиози. Вызываю­щий внешний вид, но вместе с тем полная недоступность: попробуй, подкати к такой — и твой труп найдут где-нибудь на границе Оклахомы.

ПРАЗДНИК СВЯТОЙ СМЕРТИ

Мы прождали за дверью минут тридцать. Когда мы вошли в аудиторию, то словно попали на карнавал. Все вокруг было украшено разноцветными гирляндами и надувными шарами. На полу стояли расписные квадратные кадки с торчащими оттуда цветными погремушками. Пол был усы­пан конфетти. Но что-то в этом празднике настораживало. Несколько секунд спустя, мы поняли, что. На гирляндах и кадках были нарисованы пляшущие человеческие скелеты. Красочные по­гремушки были выполнены в виде черепов. А сами кадки, из которых они торчали, как мы заме­тили, присмотревшись, имели вид пестрых гробиков.

— У нас Хеллоуин? — весело спросила Тайра.

Нет, это был не Хеллоуин. В канун дня Всех Святых ряженые стараются выглядеть как можно страшнее. Здесь же чувствовалась неподдельная радость, никакого страха. Яркие цвета, улы­бающиеся черепа, танцующие скелеты — все сияло радостью, восхвалением... Смерти.

— Доброе утро. — Кастанеда вышел на середину аудитории. На нем была свободная яркая ру­
башка с изображением, опять-таки, черепов. — Нравится?

Мы не знали, что сказать, настолько это было дико.

— Все вещи в этой комнате — подлинные. Я привез их из Мексики. Такие вещи есть в каждом доме, ими украшают дом, когда празднуют день Святой Смерти.

— Я слышал об этом культе, — с умным видом объявил Ник.

— Разумеется, — кивнул Кастанеда. — Для этого даже не надо быть антропологом. Каждый, кто приезжает в Мексику в начале ноября, может увидеть это вживую. Хотя одно время праздник Святой Смерти был запрещен, но и в самые жестокие времена люди устраивали закрытые до­машние торжества, посвященные Санта Муэрте Бланка — Святой Белой Смерти.

Мы не будем вдаваться в подробности этого культа. Я хочу обратить вас спросить: что вы чув­ствуете, когда смотрите на эти атрибуты праздника смерти?

Вместе с остальными членами группы я стал вглядываться в гирлянды, кадки и погремушки. Изображения черепов и скелетов не вызывали у меня ни ужаса, свойственного взрослому человеку, боящемуся смерти, ни смеха, характерного для детей, не ведающих, что такое настоящая смерть, а потому весело рассказывающих страшилки про гробики на колесах. Я присмотрелся внимательнее, и мне в глаза бросилось сочетание цветов — смелое, броское (но вместе с тем очень гармоничное). Эти цвета выражали, я бы сказал — жизнерадостность, но так как речь шла о смерти, надо было найти какое-то другое слово.

— Смерте... радостность? — вслух подумал я.

— Именно так, браво, Ловенталь! — громко сказал Кастанеда. — Смертерадостность, радость по
поводу существования смерти. Интересно, что культ Святой Смерти в том виде, в котором он су­
ществует сейчас, родился в среде христиан-католиков. Хотя почитание смерти в индейской среде
насчитывает несколько тысяч лет. Как и все остальное человечество, индейцы и боялись смерти, и
понимали, что смерть — вторая из двух главенствующих во Вселенной Сил. Первая Сила,
разумеется, Жизнь. Но почитание смерти было развито у индейских племен гораздо глубже, чем
почитание жизни. Белые завоеватели беспощадно уничтожали индейские племена — и было за что;
но парадокс состоит в том, что только с приходом христианства поклонение Смерти достигло
своего апогея. Пасхальная радость христиан влила новую жизнь в древние верования индейцев.
Смерть как первый шаг на пути к грядущему Воскресению — вот корень культа Святой Смерти.

Магическая традиция трактует поклонение смерти немного в другом ключе. Собственно, по­клонения или культа как такового в ней нет. Но радость осознания того, что смерть неминуема для любого живого существа, присуща любому настоящему магу.

Маги называют смерть другом и советчиком, потому что смерть обладает двумя важнейшими свойствами, которые помогают магу продвигаться по пути Знания.

Первое свойство смерти — ее неотвратимость и внезапность. Никто не знает, когда он умрет. Смерть всегда ходит рядом. Маги говорят, что смерть находится у человека за левым плечом. И в определенном состоянии можно ее увидеть.

Осознание близости смерти — неиссякаемый источник энергии для мага. Даже обычный чело­век перед лицом смерти способен на поразительные вещи. Когда вы встречаетесь лицом к лицу со своей смертью, вы выпадаете из времени. Там, где нет времени, нет и ограничений, с ним связан­ных. Отсюда такие взлеты духа, отсюда такие потрясающие подвиги, совершенные героями на грани жизни и смерти.

Но если с обычным человеком это происходит лишь изредка, маг в любой момент способен со­вершить чудо — именно потому что он осознает близость своей смерти. Просто люди видят лишь эти чудеса и не понимают, что за ними стоит. Один из участников нашего семинара не далее как вчера испытал на себе, что такое — близость смерти. Тед, — попросил меня Кастанеда. — Расскажи нам о твоем договоре с Силой, о том, как все происходило вчера в конце семинара и после него, у тебя дома.

Я рассказал.

— Сила Теда находится где-то очень близко. — сказал Карлос. — И это, конечно, повлияло на
то, что Теду удалось с первого раза договориться с ней. Но я хочу сосредоточить ваше внимание на

то, что Тед, сознательно или подсознательно, обратился за помощью к другой Силе, древность и мощность которой превышает все существующие в мире Силы. А именно — к Смерти. Тед не просто представил себе смерть, он пережил ее, почувствовал ее дыхание так близко, как это чувствуют лишь настоящие умирающие. И Смерть защитила его от Силы. Сила не пыталась поработить тебя, как ты подумал, — улыбнулся Карлос, — она просто с тобой играла. Практикой осознания ты дал ей понять, что игра тебе не нравится. Но только снова обратившись к опыту умирания, ты заставил Силу покинуть твое тело.

— Что дает нам опыт Теда? — спросил Кастанеда у группы.
Все молчали.

— Осознание близости смерти может помочь вам не только в схватке с вашей персональной Си­лой, но и в борьбе с любой силой во вселенной.

— Второе свойство смерти, — продолжал Кастанеда, — известно только магам. И оно полностью противоположно тому, что мы знаем о смерти. Смерть ассоциируется у нас с тленом и разложением; маги же считают, что смерть — единственная Сила, которая объединяет человека с его настоящей сущностью.

Чтобы понять это, нам надо вспомнить вчерашнее занятие, когда мы говорили, что человеком владеют два сознания. Первое — подлинное сознание, его дух, второе — мирское, внешнее, на­сильно встроенное миром в психическую оболочку индивидуума. Даже святой, даже маг самого высокого посвящения не может при жизни избавиться от мирского сознания. Если оно и не вла­деет в полной мере его существом, то во многом диктует его поведение и образ жизни.

Как это происходит? В сферу влияния мирского сознания входит все, что касается внешних проявлений человека. Человек — многосоставное существо. Это существо объединяет в себе три главных «яруса»: дух, душу и тело. Каждый из «ярусов» включает в себя множество других со­ставляющих, которых мы касаться не будем. Только в сознании духа остальные два яруса — душа и тело — могут существовать гармонично и полноценно. Но мирское сознание владеет телом и душой, и через них оно заставляет мага заниматься не только вопросами духа, но и жить по законам мира сего. Причем законы эти главенствуют над духом. Простой пример: если у мага заболит живот, это нестроение повлияет на все остальное. Из-за этого он может отменить важный ритуал. Кстати, битва колдунов в большинстве своем именно в таких вещах и заключается. Кинематограф и фантастика создали образ войны магов в виде сверкания огненных мечей, метания молний и прочего цирка, который так нравится публике. В реальности же дело обстоит гораздо прозаичней. Маг не будет тратить свою энергию понапрасну. Ему проще скормить конкуренту какую-нибудь дрянь или подпилить мостки, через которые тот ежедневно ходит. Вот, кстати, еще одно оправдание того, почему опытные маги перед серьезным ритуалом держат строгий пост и стараются никуда не выходить.

Смерть соединяет все три «яруса». Для нас мертвый человек — это разлагающийся труп. Для мага трупа не существует. Есть объединение существа в смерти, превращение в единую энергию, обладающую только сознанием духа. Именно в смерти человек знания до конца становится Магом. Вот откуда эта смертерадостность в магической традиции. Я хотел бы, чтобы вы унесли с собой ча­стичку этой смертерадостности.

СИМВОЛ СМЕРТИ И СИМВОЛ ЖИЗНИ

Кастанеда попросил нас достать кости, которые мы принесли с собой.

— Теперь, наконец-то, вы узнаете, что стоит за этим предметом силы, и символом чего она явля­ется, — сказал он, взяв кость у Уилла и подняв ее высоко над головой. — Есть какие-нибудь сооб­ражения?

— Судя по атрибутам праздника Смерти, кость и является ее символом, — предположил Ру­дольф. — Только вы говорили, что символ связывает нас с Силой, но наша Сила не является смер­тью... словом, я не знаю, — видно было, что он запутался окончательно.

—Верно. Кость — символ смерти, — подтвердил Кастанеда. — И в то же время она — символ вашей силы. Но не той, которой вы будете служить (а некоторые уже служат). А символ вашей личной Силы. Присущей любому человеку. Как ни странно, но эта сила противоположна смерти. Эта сила — Жизнь.

—Удивительный парадокс, не правда ли? — с воодушевлением произнес Карлос. — Мертвая кость является одновременно символом и смерти, и жизни. Двух противоборствующих Сил. Од­нако противоречие это снимается на более глубоком уровне понимания.

Кость — первичный корень жизни, своего рода матрица, из которой постоянно обновляется плоть. Кость — уникальная органическая материя, не подверженная тлену. Это то единственное, что остается от человека на земле. В некоторых христианских течениях считается, что всеобщее Воскресение технически возможно именно благодаря тому, что кости человека нетленны. И в этом есть доля истины. Католичество и восточноортодоксальное христианство — две конфессии, не потерявшие связь с Духом — уделяют огромное значение костям праведников. В Греции суще­ствует традиция эксгумировать могилы святых, обмывать их кости вином и складывать в специ­альных хранилищах. В этих хранилищах постоянно совершаются моления; присутствующие на них получают духовный опыт потрясающей глубины.

Для мага кость — великий символ, ключ, открывающий источник огромной энергии. В отличие от христиан, для магов таким источником могут быть кости любого человека, а не только праведника. Это могут быть и кости животного.

Одно только созерцание кости может восстановить силы мага. Более глубокая медитация помо­гает остановить время и оказаться во вневременном пространстве.

Этой практикой мы и займемся. Прямо сейчас.

ПРАКТИКА ЧЕТВЕРТОГО ДНЯ. ОСОЗНАНИЕ КОСТИ

Кастанеда хлопнул в ладоши. В аудиторию вошли его помощницы и за несколько секунд убрали гирлянды и кадки с погремушками.

Мы уселись на пол в круг. Кастанеда сказал, что надо просто сидеть и созерцать свою кость, стараясь погрузиться в нее сознанием. Сам он стал считать от ста до одного.

Я взял кость, поднял ее на уровень глаз и стал таращиться. Скоро у меня заболели глаза, и мне пришлось прикрыть их. Спустя несколько секунд я открыл их и снова попытался смотреть на кость, но глаза почему-то болели еще больше. Превозмогая боль, я все-таки продолжал пялиться на высушенную коровью лопатку, но глаза скоро заслезились, и я закрыл их. Итак, смотреть на кость я не мог (не знаю, в чем было дело — может, аллергия на не выветрившийся запах автошампуня?). Но как же мне тогда было созерцать свой символ? И я стал просто думать о нем, вспоминать, как она выглядит, старался представить себе ее строение, цвета, текстуру.

Когда Кастанеда произнес «один», я с разочарованием понял, что медитация мне не удалась. Я честно пытался погрузиться сознанием в кость, но никаких откровений не получил. Для меня это все еще была мертвая говяжья лопатка.

— Вашим домашним заданием будет та же самая медитация, — сказал Кастанеда. — Только
созерцать вы будете не эту кость, а собственный скелет.

ЗАДАНИЕ ЧЕТВЕРТОГО ДНЯ. СОЗЕРЦАНИЕ СКЕЛЕТА

Занятие четвертого дня началось позже, а закончилось раньше обычного. Я был этому рад: мои деньги подходили к концу и я рассчитывал, что Яков угостит меня обедом. Однако, вернувшись, я не застал его дома. Я было расстроился, но увидел на столе двадцатку и записку под ней:

«Ушел выполнять задание Кастанеды. Пообедай без меня».

— Вот это да! — восхитился я.

Бесплатные обеды не входили в условия моего договора с Силой, но я не сомневался, что это не что иное, как проявление ее заботы о своем слуге. Яков и раньше угощал меня обедами, однако ни­когда не предлагал это сам, и уж тем более, не оставлял для меня денег. Я не был слишком удив­лен: Кастанеда же обещал, что Сила будет давать нам все необходимое.

— Интересно, какого служения ты потребуешь от меня? — обратился я к Силе, и сам испугался
своей смелости. А если она ответит?

— Не отвечай, я тебя боюсь, — тихо сказал я.

Прекрасно пообедав в ресторанчике на противоположной стороне улицы, я вернулся домой в за­мечательном расположении духа. Сила рядом, она заботится обо мне; но как я должен ей служить, пока неизвестно. Значит, можно отдыхать.

И тут передо мной встал фрагмент вчерашнего занятия, когда Кастанеда отчитывал меня:

«А как ты сможешь честно служить, если ты даже не считаешь нужным честно учиться?».

Я услышал его голос так явно, словно он стоял рядом. И понял, что Сила таким образом упрека­ет меня.

Действительно, я не учусь у Кастанеды честно. Одно задание я своевольно изменил, другое вообще не сделал. Я только сейчас сообразил, что на вопрос о маге Гарсиа я так и не ответил. Если бы Кастанеда спросил об этом сегодня, я не знал бы, что сказать.

И я решил выполнить задание и вчерашнего, и сегодняшнего дня.

Почему Гарсиа выдвинул Силе такое неудобное условие, почему не попросил излечения от своей болезни?

Честно говоря, я не знал ответа на этот вопрос. Я предполагал, почему Сила отвергала это усло­вие. Род занятий испанца делал крайне неудобным его техническое исполнение. Я подумал: если бы я получил такое задание, что бы мне пришлось сделать? Съемка должна продолжаться несколько часов без перерыва, и все это время Гарсиа должен быть на площадке. Но ему нужно отлучаться каждые пять минут. Даже если предположить, что в любом телецентре страны туалет расположен прямо напротив студии, Гарсиа физически не сможет покидать площадку так часто. По собственной воле. Другое дело, если будут возникать обстоятельства, при которых он должен будет уйти с площадки. Таким обстоятельством может быть, например, сообщение о том, что здание заминировано. Но это сорвет съемку. А вот маленькая техническая неполадка может остановить съемку на несколько минут. Но технические неполадки каждые пять минут в течение нескольких часов, и так на каждой съемке — это что-то ненормальное. Это может вывести из себя кого угодно, включая самого Гарсиа. То есть его условие было крайне некомфортно для него самого. И потребовало огромных затрат энергии от Силы. Но почему он настаивал именно на этом? Ответ мог быть только один: его недуг был ему нужен. Гарсиа не хотел излечиваться от недержания. Мне было непонятно, зачем человеку нужен такой позорный и обременяющий недуг. Тем более при том образе жизни, который вел Гарсиа. Значит, болезнь давала ему что-то, но что? Кастанеда дал подсказку: Сила не принимала условие, так как ждала, что Гарсиа попросит у нее исцеления. Да, условие испанца требовало от нее постоянных затрат энергии, но, в конце концов, обеспечить мел­кую поломку съемочной техники каждые пять минут — не Бог весть какая задача. Если вдуматься, излечить Гарсиа было сложнее. Значит, Сила была против его болезни.

Как только я подумал об этом, внутри меня что-то затрепыхалось. Я почувствовал, что подошел очень близко к цели, почти нашел ответ.

— Значит, ей не нужен был слуга, страдающий недержанием? — засмеялся я.

И трепетанье внутри меня оборвалось. Меня как будто уронили с большой высоты. Я понял, что это предположение было ошибочным. Я был готов получить ответ, но мой неуместный смех отбросил меня слишком далеко от разгадки.

Я разочарованно вздохнул. Что ж, по крайней мере, я попробовал. И я приступил к заданию се­годняшнего дня. Оно заключалось в том, чтобы провести медитацию на собственный скелет.

Никто из нас не знал, как это делается, а Кастанеда ничего не стал нам объяснять. Когда мы со­зерцали кость, это было хоть как-то понятно: кость была перед глазами, ее можно было просто рассматривать. А как рассмотреть собственный скелет? Он скрыт внутри, а рентгеновской уста­новки дома ни у кого нет. И тут мне в голову пришла оригинальная идея. Я буду медитировать на те части скелета, которые выходят наружу. Зубы!

Я взял стул, пошел в ванную, уселся напротив зеркала и оскалился сам на себя. Я рассматривал свои зубы примерно минуту и не знал, что делать дальше. Я знал, что медитация — это сосредото­чение на каком-либо предмете, погружение в него. Но как погрузиться в собственные зубы, я по­нятия не имел. И я продолжал просто смотреть. Мои губы устали от напряжения, во рту пересохло. Периферийным зрением я видел свою ссутуленную фигуру, устремленную к зеркалу, странное выражение лица. И вдруг все изменилось. Вместо тела в зеркале отражался скелет, вместо головы — оскалившийся череп. Видение было коротким, как вспышка. Я отпрянул назад, вскочил, опрокинув стул и пулей вылетел из ванны. Все вместе — и видение, и мой побег — заняло меньше секунды. Меня трясло. Это не было плодом моего воображения, я реально увидел свой скелет!

ДЕНЬ ПЯТЫЙ

Касси удивляет. Магическое тепло. Жар, вера и связь с Силой