Здравого смысла

а

Несомненно, проблему, которая стоит перед нами, сформулировать весьма про­сто: как люди мыслят? Или: как люди понимают мир, в котором живут? Как они используют информацию, которую получают от науки или из повседневного опы­та? И так далее. Каждая из этих формулировок представляет вопрос под другим углом зрения. Вы, возможно, скажете, что этим должны заниматься философы или специалисты по логике. Вы сразу же спросите, почему -это интересует нас как социальных психологов. Дело заключается главным образом в следующем пара­доксе. Все способствует тому, чтобы наука стала неотъемлемой частью нашего видения повседневной жизни. Она неотделима от нашей интеллектуальной жиз­ни и от наших общественных отношений. Достаточно вспомнить о распростра­ненности психоанализа, биологии, системы понятий об экономике, а также, между прочим, и теории относительности. Вследствие этого наша идеология в крупном масштабе и так называемый здравый смысл в менее крупном масштабе полны об­разов, слов рассуждений, взятых из физики, медицины, психологии, социологии и др. Вот почему одни видят в науке новую религию народа, а другие — успокаи­вающее средство для него. И однако, если рассматривать детально способы мыш­ления, которыми пользуется большинство, опираясь на слова, образы или поня­тия научного происхождения, можно заметить, что они ведут себя как ученые, не слишком квалифицированные и умелые. В большом и малом мы — образованные члены общества, насыщенного техникой — в своем мышлении и поведении от­нюдь не следуем логичному и рациональному методу.

Здесь есть чему удивляться. Все происходит так, как будто для совместной жизни, для адекватного общения друг с другом, для решения обычных проблем люди не могут просто действовать научно. Они запоминают научное содержание, но изменяют форму и правила. Они стремятся превратить научное содержание в деятельность здравого смысла с присущими ему способом мышления и языком. Необходимость понять этот парадокс заставляет нас задаться вопросом: почему люди мыслят именно так в своей повседневной жизни? И мы стараемся объяс­нить различие между идеалом мышления, соответствующего науке, разуму, и ре­альным мышлением в социальном мире. Это объяснение требует обращения к тео-

рии социальных представлений. Она была сразу задумана для того, чтобы вы­яснить, как происходит частичное превращение функционирования науки в ме­ханизм здравого смысла. Узнать, удалось ли выполнить эту задачу, — это уже дру­гое дело.

б

Когда мы говорим о науке и о здравом смысле или, иначе говоря, об эпистемоло­гии научной и обыденной, каждому понятно, о чем идет речь. Потому что здесь мы сталкиваемся с очень старым, неоднократно описанным противоречием. Че­ловек, по крайней мере западный, пользуется любопытной привилегией: он имеет право входить в два различных мира мышления. Постоянно переходя из одного в другой, он идет от одного интеллектуального опыта к другому — от профессио­нального научного мышления к обычному, от дисциплины мысли к спонтанности, причем в каждом случае существуют своя логика и свои границы. Человек имеет полное основание считать, что каждый опыт имеет свои преимущества. Рацио­нальное мышление имеет достоинство строгости и надежности предвидения, но его возможности исследования и степень свободы сильно ограничены. В области рационального мышления мы в принципе имеем дело только с компетентными людьми и с надежной информацией. Напротив, во второй области мы имеем воз­можность вступить в контакты, пусть даже эфемерные, с кем угодно: с друзьями, соседями, а также с незнакомыми людьми, с людьми разных профессий, имеющи­ми самые разнообразные интересы. Мы могли бы назвать это «наукой использо­вания радиочастот», находящихся за пределами официальных каналов связи. Человек с улицы получает интеллектуальный опыт, который позволяет ему избе­жать оскорбительной зависимости и ограничений, исходящих от анонимных пра­вил. В этом опыте он получает науку в более доступном и удобоваримом виде. Ка­ждый хочет «покушать» науки или по крайней мере отведать, попробовать ее, но при условии, что она будет иметь «съедобную» форму, приятную на вкус. В об­щем, науку превращают в предмет потребления, такой же, как все другие. А здесь, как и везде, вкусы различны. Таким образом, нет ничего удивительного в том, что люди с такой неохотой делают выбор между этими двумя мыслительными мира­ми и приписывают превосходство одному из них, превращая другой в простое и удобное средство. Однако выбор, начавшийся в Греции, был сделан окончательно три века тому назад.

Это привело к раздвоению, к радикальному расхождению между двумя видами знаний: стандартному и нестандартному. Чтобы описать это расхождение, прибе­гали к различным ярлыкам: логика и миф, мысль прирученная и дикая (Levi-Strauss, 1962), логическое и дологическое мышление (Levi-Briihl, 1922), критиче­ское и автоматическое мышление (Moscovici, 1981). Но характер противополож­ности остается неизменным. С одной стороны, стандартное мышление стремится к истине и достигает ее. Это размышление, которое себя контролирует и форму­лирует критерии для опровержения или подтверждения своих рассуждений. Ум, натренированный на следовании этим правилам, постулирует, что на каждый во­прос есть ответ, и притом только один. В противном случае это не настоящий во­прос. В нем содержится нечто неясное. Кроме того, правило, которое приводит к формулировке правильных решений для всех подлинных проблем, имеет логиче­ский характер. И наконец, решения и рассуждения действительны для всех лю­дей, во все времена и в любом месте.

egg Глава 21. От науки — к здравому смыслу ________________________________________

Напротив, нестандартное мышление соответствует более «естественной» фор­ме мысли, присущей человеку от природы, и такой способ мышления осваивается без специальной подготовки. В этом случае людям непосредственно известно то, что они знают. Они стремятся сформулировать смысл ради него самого, в своей жизни, в настоящем, а не ради будущих целей, какими бы возвышенными они ни были. Правила и условности кажутся сами собой разумеющимися. Люди пользу­ются ими свободно, в соответствии с потребностями момента. На это мышление оказывают сильное влияние те убеждения или языковые стереотипы, которые че­ловек имел ранее.

Но такое раздвоение — это результат не только разделения мышления. Это также следствие разделения, существующего в обществе. Именно в этом качестве оно нас здесь интересует. Общеизвестно, и нам незачем об этом распространять­ся, что в современной культуре господствует большая дифференциация. Это про­является в расколе в науке, технике и, впрочем, даже в искусстве. Что это значит? С одной стороны, приобретают автономность знания, выработанные специали­стами. С другой стороны, традиции, утратившие содержание и потерявшие спо­собность естественного роста, продолжают развиваться как знания на почве по­вседневной жизни. Таким образом, захват специалистами культурных традиций породил культуру экспертов, замкнутую в своих институтах и науках. В то же время так называемое знание профанов было заброшено, предоставлено самому себе, «усохло», раздробилось и в таком фрагментарном, раздробленном виде ста­ло достоянием массовой культуры.

Все эти изменения вызвали результаты, диаметрально противоположные тому смыслу, который могло бы обрести открытие и использование человеком тайн природы. Результатом стало раздвоенное общество: меньшинство специалистов и большинство любителей, потребителей знаний, высасываемых из скудного обра­зования или из средств массовой информации. Противоположность между стан­дартным и нестандартным мышлением, между осведомленным мышлением уче­ного и «наивным» мышлением человека с улицы — это противоположность не столько логического или органического порядка, сколько в конечном счете явле­ние социального порядка.

Социальные психологи мало обсуждают социальные причины этой «плебей­ской» философии (philosophia plebeia) и еще меньше принимают их в расчет. По-видимому, они не замечают той пользы, которую могли бы извлечь из нее для своих экспериментов. Тем не менее это значит, что если нас сегодня интересует народная эпистемология, то это потому, что понимание и критика неформальной повседневной жизни оказались теперь в центре внимания общества. Это стало столь же насущно необходимой задачей, как и понимание межличностных отно­шений.