Поднимается экран, все стаят как во 2-й сцене

19 20 21 22 23 24 25

Бесик: Они машут! (указал пальцем.)

Шахтёр: Кому машут? Нам?

Бесик: Нам! Нам! Вон же!

Шахтёр: Стреляй! (приказал Шахтер Моте) Чтобы не мелькали перед глазами.

Мотя: Стрелять?

Сандра промычала, она была за то, чтобы стреляли. Она пролаяла, поясняя, что надо в них бить и бить. А я сказал:

Ангел: Конечно, надо стрелять!

Сверчок: Хоть раз пальни! (крикнул)

Мотя: Идут...

Бесик: Так пали! Пали!

Шахтёр: Чего ты кричишь? Не видишь что ли, это же баба! Баба идет! И машет!

Бесик: Какая еще баба?

Шахтёр: Это Туся.

Хвостик: А что Туся? Не ихняя? И в нее пальнем!

Сверчок: Но если она чего сказать хочет?

Бесик: А нам не надо говорить! (воскликнул) Мы сегодня сами говорим! Это они пусть слушают, как мы им говорим! Из ружья!

Сергей: Это моя тетка идет.

Мотя: Ну, что? Стрелять? Нет?

Сверчок: В тетку-то?

Бесик: В тетку! А зачем она идет?

Ангел: Она же к тебе идет?

Сергей: Не знаю.

Мотя: Конечно, к тебе! Приехала!

Ангел: Где они ее только разыскали...

Сергей: Не надо в нее стрелять, а?

Шахтёр: Пожалел? (буркнул)

Сергей: Ну и что... Не пожалел, а вообще...

Хвостик: Нет, пожалел. А они не пожалеют...

Сергей: А Маша-то при чем?

Бесик: При том! Идет, не боится! Дать бы по ногам!

Маша: Сергей! Я к тебе... Ты меня слышишь?

Все в сарае повернулись ко мне.

Мотя ( кивнул): говори.

Сергей: Я тебя слышу.

Маша: Ты вот что... Скажи ребятам, что надо сдаваться... Они там вооружены... Понимаешь?

Бесик: Ну и что? (крикнул)

Маша (повернула лицо в его сторону): Но они же вас штурмовать хотят!

Бесик: Ну и что! (крикнул).

Маша: Сергей. Меня специально вызвали, нашли... Туся меня нашла... Чтобы я тебе... Чтобы я всем вам сказала. Но я не от них, я от себя, понимаешь... Они там с винтовками... С оружием, и их много...

Мы молчали.

Маша: Ты слышишь меня? Сергей? (спросила со слезами.)

Сандра взглянула на меня и промычала, веля говорить.

Сергей: Ну, слышу...

Маша обернулась, чтобы посмотреть на своих легавых и,, быстро проговорила, что они там собрались, чтобы нас схватить: Они такие... Они такие...

Мотя: Мы знаем, какие! (крикнул) Мы их ненавидим!

Маша вздрогнула и посмотрела со страхом: Но они же будут стрелять... Они же не пожалеют... Сергей!

И вдруг она зарыдала.Она стояла перед сараем и вытирала косынкой слезы, а мы смотрели, затаившись, не сводя с нее глаз. Мы знали, что это первый и единственный в мире человек, который нас тут пожалел. Но это их человек, а значит, нам не о чем разговаривать.

Мотя: Скажи ей, чтобы уходила.

Сергей: Уходи!

Маша вздрогнула и опять оглянулась: Сергей... Опомнитесь...

Бесик: Уходи! Скорей уходи! Ну?

Маша повернулась, но опять посмотрела в мою сторону: Знаешь, я неправду тебе сказала. Твой отец, Сергей, жив... Он жив... Ты должен ради него себя пожалеть... Правда...

Сергей: Она врет. И все поняли сразу, что она врет. Зачем... Да чтобы меня спасти. Но они же все и всегда нам врали, будто бы ради нашего спасения, а спасали они только себя.

Хвостик: Ты все врешь! Врешь! Врешь! Врешь!

МУЗЫКА

Ребята обращаясь к зрителям.

Бесик: Бунт это когда всё хотят разрушить, бьют, что ни попадя, ломают и еще жаждут крови. Лучше, если директорской крови, но можно и всякой другой.

Мотя: Мы ворвались в канцелярию, стали бить окна. Кто-то схватил директорский стул и грохнул его об стол, стул разлетелся.

Ангел: Портрет Сталина не тронули. Сталин единственный был здесь не виновен.

Сверчок: Кто-то полез в стол, но ящики не выдвигались, были заперты. Тут же появилась фомка, замки отлетели.

Сергей: Из ящиков посыпались бумаги, много бумаг.,

Мотя: Бумаги мы прочитаем! Не надо их рвать!

Все: Надо! Надо!

Мотя: Хватить читать! Они все равно врут!

Шахтёр: нашли письмо, списьмо от отца. А письмо-то кому?

Хвостик: Это мое письмо! Это мой отец! Мой! Мой! И я схватил письмо.

Бесик: Все шуровали вокруг, жгли бумаги, пока кто-то не догадался вытащить ящики через окно и запалить огонь из этих бумаг прямо во дворе костер.

Ангел: Наши личные дела, все, всё. К черту! В огонь! В тех бумагах наша погибель, как в яйце в какой-то сказке Кощеева смерть. А если бумаги спалить, то ничего не останется.

КУКУШАТА: Пали все! Пали! Пали!

Хвостик: Костер в это время уже полыхал до неба. От сильного желания что-то еще сотворить стоящее в этой нашей прекрасной жизни, мы решили спалить и сам "спец", дом, а по сути, тюрьму, которую мы ненавидели.

Каменщик, каменщик в фартуке белом,

Что ты там строишь? Кому?

— Эй, не мешай нам, мы заняты делом,

Строим мы, строим тюрьму...

Сверчок: И все вдруг вспомнили про Чушку, который придумал это наше "спецовское" свинство, — его-то и надо потрошить! И тогда, бросив костер, все пустились бежать к дому Чушки.

Бесик: Мы летели, неслись, не разбирая дороги, через колдобины и ямы, как наперегонки, потому что каждому из нас хотелось быть у Чушки раньше других, и первым начать над ним расправу.

Шахтёр: Чушку мы нашли в доме, он дрых на й кровати под ватным одеялом.

Сергей: Мы окружили кровать, но на всякий случай в лицо Чушке головешкой посветили, чтобы не ошибиться, как кто-то выразился, и не спутать, и не принять какую-нибудь из его свиней за него самого!

Мотя: На наши голоса он отреагировал так: расщепил свои узкие глаза, матюгнулся и снова закрыл.

Мы лишь расслышали до боли родное словцо: "В зону!"

Хвостик: Тащи его в зону! Во двор! Привязали к кровати, выволокли во двор, где к этому времени полыхал костер из Чушкиных вещей.Кровать поставили наискось.

Ангел: так что Чушка на ней стал стоймя.

Бесик: Чушка!

Ангел: крикнул ему Бесик прямо в лицо.

Бесик: Слушай, Чушка! Где Корешок? Где его схоронили? Ну?

Ангел: Чушка выругался «Ублюдки! Недоразвитые! Я всех вас в зону! Всех к вышке... У меня... Всех!»

Сверчок: И тут "спецы" приволокли поросенка.

Мотя: Бросай в костер.

Сверчок: Поросенка, несмотря на оглушительный визг, бросили в огонь.

Бесик: Чушка! Чуш-ка-а! Где наш Корешок! Отвечай!

Сверчок: Лицо Чушки побагровело и стало лилово-красным, как кусок мяса.

Шахтёр: Мы таскали и таскали из дома что ни попадя: и стулья, и коврики, и посуду, и даже самовар,— и все это кидали в огонь. А другие волокли свиней, орущих, как наш брат "спец" на базаре, когда его бьют. Их бросали живьем в самый жар.

Сергей: Кто-то догадался, притащил недопитую бутыль самогонки со стола, остатки ихнего пира.

Прямо из горла стали лить Чушке в горло,. Он с жадностью пил и пил, пока не откинулся...

Хвостик: Чушка! Где наш Корешок? Где его закопали? Но он уже нас не слышал, не отвечал. Он вдруг стал похрапывать, а когда мы попытались его будить, хлопая свиной ляжкой по щекам, как маленький, завизжал, захрюкал, будто, и правда, превратился в поросенка.