2015-06-26
221
Дэвид Бом: Есть несколько проблем, которые нам хорошо было бы обсудить. Одна из них состоит в следующем. С самого начала трудовой деятельности человек вынужден зарабатывать на жизнь. Возможностей для этого теперь очень мало, и они связаны большей частью с рабочими местами, число которых чрезвычайно ограниченно.
Дж.Кришнамурти: И во всем мире безработица. Что же человеку делать, если он знает, что будущее так мрачно и так неопределенно. Оно страшит и повергает его в уныние. С чего бы вы начали?
Бом: Ну, думаю, следовало бы отвлечься от всех частных нужд, как собственных, так и других людей.
Кришнамурти: Вы полагаете, что человеку теперь действительно надо себя забыть?
Бом: Да.
Кришнамурти: Когда я гляжу на этот мир, в котором мне предстоит жить, получить профессию, сделать какую-то карьеру, то даже если бы совсем не думал о себе, — разве я смог бы что-то сделать? Думаю, это проблема, перед которой оказывается большинство молодых людей.
Бом: Да, понятно. Так что бы вы предложили?
Кришнамурти: Видите ли, я не мыслю в терминах эволюции.
|
|
|
Бом: Понимаю. Это тот пункт, на котором нам следовало бы остановиться.
Кришнамурти: Я не думаю, что вообще существует психологическая эволюция.
Бом: Мы довольно часто говорили об этом, так что мне в какой-то степени ясно, что вы имеете в виду. Но людям, для которых это ново, думаю, может быть непонятно.
Кришнамурти: Согласен. Если хотите, мы рассмотрим всю эту проблему. Почему мы тревожимся о будущем? Все будущее, вне сомнения, есть сейчас.
Бом: В каком-то смысле все будущее и есть сейчас, но нам нужно сделать это понятным. Тут слишком много такого, что препятствует пониманию — весь ход мышления, человеческая традиция.
Кришнамурти: Понятно. Человечество мыслит в терминах эволюции, длительности и т.д.
Бом: Может быть, мы могли бы подойти к этому другим путем? Дело в том, что в нашу эпоху эволюционный подход в мышлении представляется наиболее естественным. Поэтому я просил бы вас остановиться на ваших возражениях против мышления в терминах эволюции. Могу я пояснить один момент? Слово «эволюция» имеет множество значений.
Кришнамурти: Разумеется. Мы имеем в виду психологическое.
Бом: Так вот, давайте прежде освободимся от материального, физического значения.
Кришнамурти: Из желудя вырастает дуб.
Бом: Подобным же образом эволюционируют биологические виды, например, от растений — к животным и к человеку.
Кришнамурти: Да, нам потребовался миллион лет, чтобы стать тем, что мы есть сейчас.
Бом: У вас не вызывает сомнения то, что так случилось?
Кришнамурти: Нет, так случилось.
Бом: И может продолжать случаться.
|
|
|
Кришнамурти: Это эволюция.
Бом: Это здоровый процесс.
Кришнамурти: Разумеется.
Бом: Он происходит во времени. А для сферы времени важно прошлое, настоящее и будущее.
Кришнамурти: Да, очевидно. Я не владею каким-то языком, и мне требуется время, чтобы его изучить.
Бом: Подобным же образом, требуется время, чтобы совершенствовать мозг. Вначале он был совсем мал, а затем он развивался все больше и больше, и это потребовало миллион лет.
Кришнамурти: И он становится значительно более сложным и т.д. Все это требует времени. Все это является движением в пространстве и времени.
Бом: Да. Таким образом, вы принимаете физическое время и время невропсихологическое.
Кришнамурти: Безусловно, и невропсихологическое время. Никакой здравомыслящий человек, разумеется, его не отрицает.
Бом: В настоящее время многие люди признают психологическое время, которое они называют мысленным временем.
Кришнамурти: Да, об этом мы и говорим. Но существует ли такое явление, как психологическое завтра, психологическая эволюция?
Бом: Или психологическое вчера. Боюсь, что на первый взгляд это звучит странно. Я, кажется, могу вспоминать вчерашний день. И завтра существует; ведь я могу его предчувствовать. Это часто бывает; вы же знаете, как дни следуют один за другим. Таким образом, у меня есть опыт переживания времени, от вчера к сегодня и завтра.
Кришнамурти: Разумеется. Это достаточно просто.
Бом: Итак, что же вы отрицаете?
Кришнамурти: Я отрицаю то, что я буду чем-то, стану лучше.
Бом: Я могу измениться... Но существует к этому два подхода: могу я сознательно становиться лучше, благодаря тому, что сам к этому стремлюсь? Или же существует естественная эволюция, неизбежный процесс, увлекающий всех нас в свой поток, и мы становимся лучше или хуже, или просто обнаруживаем, что нечто с нами происходит.
Кришнамурти: Психологически.
Бом: Психологически, что требует времени, что может не быть результатом моего стремления стать лучше. Это может произойти, а может и не произойти. Одни люди мыслят так, другие — иначе. Но отрицаете ли вы также, что есть какой-то вид естественной психологической эволюции, подобной естественной биологической эволюции?
Кришнамурти: Да, отрицаю.
Бом: А почему вы отрицаете это?
Кришнамурти: Прежде всего выясним, что такое психика, душа (psyche), «я», эго и прочее? Что это такое?
Бом: Слово «psyche» имеет много значений. Оно может означать, например, ум. Вы считаете, что эго — это то же самое?
Кришнамурти: Эго. Я говорю об эго, «я».
Бом: Да. Некоторые люди думают, что произойдет эволюция, в которой «я» выйдет за свои пределы, или, иными словами, поднимется на более высокий уровень.
Кришнамурти: А этот выход потребует времени?
Бом: Выход за пределы, переходный период.
Кришнамурти: Да. В этом и весь мой вопрос.
Бом: Здесь два вопроса: один — будет ли «я» когда-либо совершенным? Другой вопрос таков: предположим, мы хотим выйти за пределы «я». Возможно ли это осуществить во времени?
Кришнамурти: Это не может быть осуществлено во времени.
Бом: Нам требуется это пояснить.
Кришнамурти: Хорошо, я поясню. Мы рассмотрим этот вопрос. Что представляет собой «я»? Если слово «psyche» имеет так много значений, тогда «я» означает все движение, которое совершает мысль.
Бом: Почему вы так считаете?
Кришнамурти: «Я» — это осознание моего сознания: это мое имя, внешность и весь мой опыт, воспоминания и прочее, все то, что я приобрел. Вся структура «я» создана мыслью.
Бом: Это опять нечто такое, с чем некоторым людям будет трудно согласиться.
Кришнамурти: Конечно. Мы это обсудим.
Бом: Итак, первое впечатление, первое ощущение, которое возникает у меня в отношении моего «я» — это то, что оно существует независимо, и что оно мыслит.
Кришнамурти: Существует ли «я» независимо от моего мышления?
|
|
|
Бом: Мое собственное первое ощущение, конечно, таково, что «я» существует независимо от моего мышления. А то, что это «я» мыслит, вы видите.
Кришнамурти: Да.
Бом: Совершенно так же, как то, что я нахожусь здесь и могу двигаться; могу двигать рукой, могу думать, могу делать движение головой. Так вот, является ли это иллюзией?
Кришнамурти: Нет.
Бом: Почему?
Кришнамурти: Потому что когда я двигаю рукой, у меня есть намерение что-то схватить, что-то взять, а это прежде всего — движение мысли. Мысль заставляет руку двигаться и так далее. В основе всего этого лежит мысль. Это я утверждаю и готов выслушать возражения.
Бом: Да. Ваше утверждение состоит в том, что все значение «я» и его действий исходит от мысли. А то, что вы подразумеваете под мыслью, — это не только нечто интеллектуальное?
Кришнамурти: Нет, конечно, нет. Мысль — это движение опыта, знания и памяти. Она — все это движение в целом.
Бом: Это звучит для меня так, как если бы вы имели в виду сознание как целое.
Кришнамурти: Как целое, верно.
Бом: И вы утверждаете, что такое движение есть «я»?
Кришнамурти: Все содержание этого сознания есть «я». «Я» не отличается от моего сознания.
Бом: Да. Я думаю, можно сказать, что «я» — это мое сознание, потому что если я не сознаю — значит, меня нет.
Кришнамурти: Конечно.
Бом: Но ограничивается ли сознание только тем, что вы сейчас назвали, включая мысль, чувство, намерение?..
Кришнамурти:...намерение, стремления...
Бом:...воспоминания...
Кришнамурти:...воспоминания, верования, догмы, выполняемые ритуалы. Все это вместе подобно компьютеру, который запрограммирован.
Бом: Да. Итак, все это, несомненно, содержится в сознании. Каждый мог бы с этим согласиться, но многие люди хотели бы считать, что существует еще нечто большее; что сознание может выйти за свои пределы.
Кришнамурти: Давайте в это углубимся. Содержание нашего сознания составляет само это сознание.
Бом: Да, в этом, думаю, следует разобраться. Обычное употребление слова «содержание» (content) — совсем другое. Если вы говорите, что содержимое стакана — вода, то стакан — это одно, а вода — совсем другое.
|
|
|
Кришнамурти: Сознание состоит из всего, что удерживается в памяти: верования, догмы, ритуалы, страхи, удовольствия, печаль.
Бом: Да. И если бы все это отсутствовало, то не было бы и сознания?
Кришнамурти: Оно не было бы таким, как мы его знаем.
Бом: Но существовала бы все же какая-то разновидность сознания?
Кришнамурти: Совершенно иного рода. А то сознание, которое нам известно, составлено из всего, что мы назвали.
Бом: Как мы обычно его знаем.
Кришнамурти: Да. И это есть результат многообразной деятельности мысли. Мысль собрала все это вместе, все, что является моим сознанием — эти реакции, ответы, воспоминания — нечто удивительно сложное, запутанное и хитрое. Все это и составляет сознание.
Бом: Как мы его знаем.
Кришнамурти: Но имеет ли это сознание будущее?
Бом: А имеет ли оно прошлое?
Кришнамурти: Конечно. Воспоминания.
Бом: Воспоминания, да. Почему же тогда вы считаете, что оно не имеет будущего?
Кришнамурти: Если бы оно имело будущее, то было бы в точности тем же самым сознанием, только перенесенным в будущее. Та же деятельность, те же мысли, и хотя они были бы несколько видоизмененными, тем не менее, сама эта модель беспрерывно повторялась бы снова и снова.
Бом: Вы полагаете, что мысль способна только повторять?
Кришнамурти: Да.
Бом: Но есть такое ощущение, что мысль может развивать новые идеи.
Кришнамурти: Мысль ограниченна, так как ограниченно знание.
Бом: Ну, это, пожалуй, требует рассмотрения.
Кришнамурти: Да, нам это надо рассмотреть.
Бом: Почему вы считаете, что знание всегда ограниченно?
Кришнамурти: Вы как ученый экспериментируете, дополняете, исследуете. А после вас другой добавит еще. Таким образом, знание, которое рождается из опыта, ограниченно.
Бом: Но некоторые люди утверждали, что это не так. Они надеялись достичь совершенства, или абсолюта, познания законов природы.
Кришнамурти: Законы природы — это не законы человеческих существ.
Бом: Не желаете ли вы тогда ограничить дискуссию познанием человека?
Кришнамурти: Разумеется, это все, о чем мы можем говорить.
Бом: Даже в том случае, если речь идет о возможности такого же познания природы.
Кришнамурти: Да. Мы говорим о будущем человечества.
Бом: Таким образом, мы утверждаем, что человек не может достичь неограниченного познания психики?
Кришнамурти: Совершенно верно.
Бом: Всегда преобладает то, что неизвестно.
Кришнамурти: Да. Неизвестного всегда оказывается все больше и больше. Так что если мы однажды допустили, что знание ограниченно, то и мысль ограниченна.
Бом: Да, мысль зависит от знания, а знание не охватывает всего. Вследствие этого мысль не способна охватывать все, что происходит.
Кришнамурти: Правильно. Но именно это пытаются делать политики и все другие люди. Они думают, что мысль может решать все проблемы.
Бом: На примере политических деятелей убеждаешься в крайней ограниченности знания, которого у них фактически почти нет! И, следовательно, когда вам недостает адекватного знания, которым вы могли бы оперировать, вы творите хаос.
Кришнамурти: Да. И вследствие того, что мысль ограниченна, наше сознание, которое составлено мыслью, также является ограниченным.
Бом: А не можете ли вы это пояснить? Ведь это означает, что мы можем лишь оставаться в той же сфере.
Кришнамурти: В той же самой сфере.
Бом: Знаете, можно ведь рассуждать и так, если сравнить это с научным подходом: хотя человеческое знание и ограниченно, люди постоянно открывают новое.
Кришнамурти: То, что вы открываете, прибавляет к знанию, но оно все еще по-прежнему ограниченно.
Бом: По-прежнему ограниченно. В этом все дело. Мне думается, если следовать научному подходу, можно рассуждать и так: хотя знание ограниченно, я могу делать открытия и продолжать иметь дело с подлинной реальностью.
Кришнамурти: Но это также имеет предел.
Бом: Мои открытия имеют предел. И всегда существует неизвестное, которое не раскрыто мною.
Кришнамурти: Это именно то, что я говорю. Неизвестное, не имеющее предела, не может быть схвачено мыслью.
Бом: Да.
Кришнамурти: Потому что мысль в самой себе ограниченна. Мы с вами в этом согласны; и это не только наше согласие, но факт.
Бом: Мы могли бы, конечно, выявить это еще более четко. Мысль ограниченна, хотя нам и хотелось бы интеллектуально допускать обратное. Имеется совершенно определенная склонность, определенная тенденция считать, что мысль может все.
Кришнамурти: Все? — Не может. Посмотрите, что она натворила в мире.
Бом: Ну, я согласен, что мысль создала некоторые жуткие вещи, но ведь не доказано, что она всегда порочна. Видите ли, ответственность за это может быть возложена на тех, кто неправильно пользовался мыслью.
Кришнамурти: Понимаю. Это старая добрая иллюзия! Но мысль ограниченна в самой себе, и, следовательно, все, что бы она ни делала, оказывается ограниченным.
Бом: Да, и вы утверждаете, что она ограниченна весьма опасным образом.
Кришнамурти: Несомненно. Весьма и весьма опасным образом.
Бом: Можем ли мы это показать? Определить, что представляет собой этот тип ограниченности?
Кришнамурти: Этот тип ограниченности есть то, что происходит в мире.
Бом: Согласен. Давайте рассмотрим это.
Кришнамурти: Тоталитаристские идеалы — это изобретение мысли.
Бом: Само слово «totalitarian» означает, что люди хотят охватить все тотально, но они этого не могут.
Кришнамурти: Этого они не могут.
Бом: И попытки тотального охвата терпят неудачу.
Кришнамурти: Терпят неудачу.
Бом: Но тогда появляются те, которые говорят, что они не тоталитаристы.
Кришнамурти: Что они демократы, республиканцы, идеалисты и так далее, все их рассуждение ограниченно.
Бом: Да, и это тот тип ограниченности, который...
Кришнамурти:...весьма разрушителен.
Бом: Итак, можем ли мы сделать это более ясным? Видите ли, я могу сказать: «Согласен, мое мышление ограниченно, но это вовсе не так уж важно». Почему это важно?
Кришнамурти: Это довольно просто: потому что каково бы ни было действие, задуманное ограниченной мыслью, оно с неизбежностью должно порождать конфликт.
Бом: Да.
Кришнамурти: Подобно разделению человечества по религиозному или национальному признаку и т.д., которое принесло миру неисчислимые бедствия.
Бом: Да, теперь давайте увяжем это с ограниченностью мысли. Мое знание ограниченно; как это приводит меня к тому, чтобы разделять мир?
Кришнамурти: Разве мы не ищем безопасности?
Бом: Да.
Кришнамурти: И нам всегда казалось, что безопасность — в семье, в племени, в национализме. Таким образом, мы приходим к идее, что в разделении есть безопасность.
Бом: Да. Теперь это становится понятным. Возьмем, к примеру, племя: человек может чувствовать себя незащищенным, и он говорит: «В племени я нахожусь под защитой». Таково умозаключение. И мне может казаться, что я знаю достаточно, чтобы быть в этом уверенным, — но это не так. Происходят другие события, о которых я не подозревал и из-за которых я оказываюсь весьма незащищенным. Приходят другие племена.
Кришнамурти: Нет, нет! Само разделение создает незащищенность.
Бом: Да, оно ей способствует, но я пытаюсь говорить, что недостаточно знаю, чтобы разобраться в этом. Я не вижу этого.
Кришнамурти: Но человек этого не видит потому, что он ни в чем не может разобраться, если не воспринимает мир как целое.
Бом: Мысль, устремленная к безопасности, все существенное старается не упускать. Как только она узнает нечто важное, она говорит: «Это принесет безопасность». Но существует множество вещей, которых она по-прежнему не знает, и человек таков потому, что сама его мысль является разделяющей.
Кришнамурти: Да. Она ограниченна в самой себе. Все, что ограниченно, должно неизбежно создавать конфликт. Когда я говорю, что я индивид, — это ограничивает.
Бом: Да.
Кришнамурти: Я озабочен собой, и это очень ограничивает.
Бом: Нам нужно, чтобы это было понятно. Когда я говорю, что это стол, то, хотя в этом есть ограничение, сказанное не вызывает никакого конфликта.
Кришнамурти: Да, тут нет никакого конфликта.
Бом: Но когда я говорю «Это „я“», то возникает конфликт.
Кришнамурти: «Я» — это разделяющая сущность.
Бом: Давайте увидим более ясно, почему.
Кришнамурти: Потому что оно себя отделяет; оно озабочено собой. «Я», отождествляющее себя с великой нацией, по-прежнему остается разделяющим.
Бом: В интересах безопасности я ограничиваю свои отношения отношением враждебности к тому, чем являетесь вы, и защищаюсь. А это создает разделение между мною и вами.
Кришнамурти: Нами и ими и т.д.
Бом: Это происходит от ограниченности моего мышления, потому что я не понимаю, насколько в действительности мы близки и родственны друг другу.
Кришнамурти: Мы — люди, а все люди имеют более или менее одинаковые проблемы.
Бом: А я этого не понимаю. Мое знание ограниченно; я думаю, что можно делать между нами различие и защищать нас, меня, а не других.
Кришнамурти: Да, верно.
Бом: Но самим проявлением такого подхода я создаю нестабильность.
Кришнамурти: Совершенно верно. Создаю незащищенность. И если мы, не просто интеллектуально или на уровне слов, но действительно ощущаем себя всем остальным человечеством, то наша ответственность в огромной степени возрастает.
Бом: А как можете вы эту ответственность проявить?
Кришнамурти: Передо мной альтернатива: либо я содействую всеобщему беспорядку, либо я вне его.
Бом: Мы затронули, я полагаю, важную тему. Мы считаем всю массу людей, все человечество единым целым, и по этой причине создавать разделение...
Кришнамурти:...опасно.
Бом: Да. Хотя проводить различие между мною и этим столом не представляет никакой опасности, потому что единым целым мы в некотором смысле не являемся.
Кришнамурти: Разумеется.
Бом: Иначе говоря, лишь в самом широком смысле мы есть одно.
Кришнамурти: Почему?
Бом: Давайте в это углубимся. Это — ключевой вопрос. Существует так много разделений, не только между народами и религиями, но и между отдельными людьми.
Кришнамурти: Почему существуют эти разделения?
Бом: Есть такое мнение, по крайней мере, в наше время, что каждый человек представляет собой отдельную личность. В прошлом это могло быть не так четко выражено.
Кришнамурти: Вот в этом я сомневаюсь. Я сомневаюсь вообще в том, что мы являемся личностями.
Бом: Это большой вопрос.
Кришнамурти: Конечно. Мы только что сказали, что сознание, которое имею я, подобно сознанию остального человечества. Все люди страдают, все испытывают страх, чувство незащищенности; все они имеют своих богов и свои ритуалы, всех их объединяет мышление.
Бом: Я думаю, тут два вопроса. Один заключается в том, что не каждый человек чувствует себя таким же, как другие. Многие люди признают за собой какую-то особую исключительность...
Кришнамурти: Что вы разумеете под «особой исключительностью»? Способность что-то совершить?
Бом: Тут возможно много значений. Например, один народ может быть уверен, что он более способный, чем другой; один человек достиг чего-то особенного, обладает какими-то исключительными качествами.
Кришнамурти: Разумеется. А кто-нибудь другой еще лучше в том или этом.
Бом: Он может гордиться своими особыми способностями или преимуществами.
Кришнамурти: Но если отвлечься от этого, то в основе своей мы одинаковы.
Бом: Вы имеете в виду те признаки, которые вы определили как...
Кришнамурти:...внешние.
Бом: Да. Ну, а что же является основным?
Кришнамурти: Страх, печаль, страдание, тревога, одиночество и тягостный человеческий труд.
Бом: Но многие люди могут думать, что основное — это высочайшие достижения человека. Они могут гордиться человеческими достижениями в сфере науки, искусства, культуры и техники.
Кришнамурти: Мы, конечно, имеем тут большие достижения. В области техники, средств связи, транспорта, в медицине, хирургии мы добились потрясающих результатов.
Бом: Да, они действительно замечательны во многих областях.
Кришнамурти: Вне сомнения. Но чего достигли мы в области психологии?
Бом: Ни одно из этих достижений не касается психологии.
Кришнамурти: Да, верно.
Бом: А вопрос психологии гораздо более важен, чем любой другой, потому что при отсутствии ясности в этой области достижения в других областях оказываются опасными.
Кришнамурти: Да. Если мы в психологическом отношении ограниченны, то все, что бы мы ни делали, — будет ограниченным, и сама техника будет тогда применяться нашим ограниченным...
Бом:...да, ею тогда распорядится эта ограниченная психика, а не разумная техническая структура. И техника тогда фактически становится опасным средством. Таким образом, психика — основа всего, и когда она не в порядке, все остальное бесполезно. Это один вопрос. Но тут, хотя мы и говорим о серьезных нарушениях в обычной нашей психике, у нас все же имеются некоторые возможности. Второй вопрос состоит в следующем: действительно ли все мы — одно? Если даже мы все похожи, это совсем не означает, что мы одно и то же, что все мы — одно.
Кришнамурти: Мы сказали, что в основе своей наше сознание имеет один и тот же источник.
Бом: Да, но из того факта, что люди телом похожи, отнюдь не следует, что все они — одно.
Кришнамурти: Нет, конечно. Ваше тело отличается от моего.
Бом: Да, мы находимся в разных местах, мы — различные существа и так далее. Но, думаю, вы имеете в виду, что сознание не есть сущность, которой является индивид...
Кришнамурти: Именно так.
Бом: Тело — это сущность, и оно обладает определенной индивидуальностью.
Кришнамурти: Все это как будто понятно. Ваше тело отличается от моего. Мое имя отличается от вашего.
Бом: Да, мы отличаемся. Хотя состоим из одинакового материала, мы отличаемся. Мы не могли бы поменяться, так как белки одного тела могут оказаться несовместимыми с белками другого. Многие теперь ощущают то же и в отношении ума, эмоционального склада, говоря о психологической совместимости или несовместимости между людьми.
Кришнамурти: Но в действительности, если углубиться в этот вопрос, то сознание едино, оно разделяется всеми людьми.
Бом: Итак, ощущение, что сознание индивидуально и что оно сообщается...
Кришнамурти: Это, я думаю, иллюзия, мы упорно придерживаемся того, что неистинно.
Бом: Вы хотите сказать, что существует единое сознание человечества?
Кришнамурти: Все сознание едино.
Бом: Это важно, потому что вопрос о том, множественно оно или едино — это ключевой вопрос.
Кришнамурти: Да.
Бом: Оно могло быть множественным, но затем, сообщаясь, постепенно формировалось в более крупное целое. Или же вы считаете, что оно изначально было единым?
Кришнамурти: Изначально оно едино.
Бом: А ощущение отдельности — это иллюзия?
Кришнамурти: Такой вопрос, мне кажется, возникает вновь и вновь. Он представляется таким логичным, разумным. Обратное же выглядит абсурдным.
Бом: Но люди не ощущают, по крайней мере, непосредственно, что идея обособленного существования абсурдна, потому что то, что относится к телу, человек распространяет на ум. Он считает вполне разумным рассуждать так, что мое тело обособлено от вашего, а мой ум заключен в моем теле. Таким образом, вы утверждаете, что разум не находится внутри тела?
Кришнамурти: Это совершенно особый вопрос. Давайте сначала покончим с одним. Каждый из нас думает, что мы являемся обособленными индивидами в психическом отношении. И мы создали в мире невероятную путаницу.
Бом: Если мы считаем себя обособленными в то время как это не так, то, понятно, получается невообразимая путаница.
Кришнамурти: Это и происходит. Каждый считает, что он может делать, что хочет, должен реализовать свои способности. Он активно стремится достичь мира и безопасности, но, будучи обособленным, он на самом деле полностью отрицает и безопасность, и мир.
Бом: Причина того, что безопасность и мир оказались отвергнутыми, заключена в том, что обособленности не существует. Если бы обособленность реально существовала, то подобные действия были бы разумными. Но поскольку мы стремимся разделять то, что неделимо, мы в результате получаем хаос.
Кришнамурти: Верно.
Бом: Теперь это понятно, но для многих, думаю, далеко еще не очевидно, что сознание человечества — неделимое целое.
Кришнамурти: Да, неделимое целое.
Бом: При рассмотрении этого утверждения возникает много вопросов. Не знаю, сможем ли мы достаточно в это углубиться. Вот один вопрос: почему мы считаем себя обособленными?
Кришнамурти: Почему я думаю, что я обособлен? Такова моя обусловленность.
Бом: Да, но как мы могли когда-то принять такую нелепую обусловленность?
Кришнамурти: Это с детства — мое, моя игрушка, а не ваша.
Бом: Но самое первое ощущение «это мое» происходит от того, что я воспринимаю себя обособленным. Непонятно, как ум, который был единым, пришел к этой иллюзии, разорвавшей его на множество кусков.
Кришнамурти: Думаю, что это опять-таки деятельность мысли. Мысль по самой своей природе разделяет, фрагментирует, и, следовательно, я — фрагмент.
Бом: Мысль вызывает ощущение отдельных фрагментов. Можно, например, наблюдать, что мы в какой-то момент осознали себя как нацию, отдельную от других наций, и всякого рода выводы, которые из этого следуют, создают всю проблему, имеющую лишь видимость независимой реальности. У нас свой язык, свой флаг, и мы установили границы. А через какое-то время мы сталкиваемся со столь многими фактами обособления, что забываем, с чего вообще это началось, и тогда говорим, что так было всегда, и что мы просто продолжаем идти тем путем, которым шли всегда.
Кришнамурти: Разумеется. И поэтому я считаю, что если мы умом когда-нибудь сможем постичь природу и структуру мысли, постичь то, как мысль действует, каков ее источник, и что она, следовательно, всегда ограниченна — если мы по-настоящему поймем это, то...
Бом: А что является источником мысли? Память?
Кришнамурти: Память. Воспоминания о событиях прошлого, являющиеся знанием, а знание — это результат опыта, опыт же всегда ограничен.
Бом: Мысль предполагает также попытку, опираясь на логику, двигаться вперед, понимая под этим открытия, прозрения.
Кришнамурти: Как мы недавно говорили, мысль есть время.
Бом: Верно. Мысль есть время. Это также нуждается в рассмотрении, потому что первая реакция, которая возникает, — возражение, что время существует изначально, а мышление происходит во времени.
Кришнамурти: О, нет.
Бом: Когда, например, происходит движение, когда тело движется, то для этого требуется время.
Кришнамурти: Чтобы прийти отсюда туда, требуется время. Чтобы изучить язык, нужно время.
Бом: Да. Растению для его роста требуется время.
Кришнамурти: Таким образом, мы мыслим в понятиях времени.
Бом: Да. Не происходит ли это главным образом оттого, что мы склонны все воспринимать как происходящее во времени, тогда и мышление требует времени? Не поясните ли вы еще, что означает выражение «мысль есть время»?
Кришнамурти: Мысль есть время.
Бом: В психологическом смысле.
Кришнамурти: Разумеется, в психологическом.
Бом: А как нам понять, что мысль есть время? Ведь это отнюдь не очевидно.
Кришнамурти: Да. Не хотели бы вы сказать, что мысль есть движение и время — движение?
Бом: Движение. Видите ли, время — непостижимая вещь: о нем люди спорят. Мы могли бы сказать, что для времени требуется движение. Я готов предположить, что без движения нет и времени.
Кришнамурти: Время — это движение. Время не существует отдельно от движения.
Бом: Я же не говорю, что оно существует отдельно от движения. Если мы утверждаем, что время и движение есть одно...
Кришнамурти: Да, мы это утверждаем.
Бом: И они не могут быть разделены?
Кришнамурти: Нет.
Бом: Это как будто достаточно ясно. Так вот, существует физическое движение, означающее физическое время.
Кришнамурти: Физическое время, жаркое и холодное, время дня и ночи...
Бом:...время года...
Кришнамурти:...закат и восход солнца, и т.д.
Бом: Да. Итак, движение мысли. Встает вопрос о природе мысли. Является ли мысль всего лишь импульсом в нервной системе, в мозгу? Как вы полагаете?
Кришнамурти: Нет.
Бом: Некоторые люди утверждали, что в основе мысли лежат процессы, происходящие в нервной системе, но, кроме того, возможно, есть что-то еще.
Кришнамурти: Что же такое в действительности время? Время — это надежда.
Бом: Психологически.
Кришнамурти: Психологически. В данный момент я говорю исключительно о психологическом времени. Надежда — это время, становление — время, достижение — время. Возьмем вопрос становления: я хочу стать чем-то, психологически. Я хочу, например, стать противником насилия. Это полностью ошибочно.
Бом: Мы понимаем, что это ошибочно, но причина тут в том, что не существует этой разновидности времени, верно?
Кришнамурти: Да. Люди склонны к насилию.
Бом: Да.
Кришнамурти: И они много говорят о Толстом, а в Индии — о ненасилии. Факт же, что мы склонны к насилию, остается. А ненасилие нереально. Тем не менее, мы хотим его достичь.
Бом: И тут снова мы сталкиваемся с расширенным применением того же типа мышления, с которым мы подходим к предметам материального порядка. Если перед вами пустыня, то пустыня — реальность, а сад — нереален; но в вашем уме видится сад, который тут появится, когда вы подведете сюда воду. Таким образом, мы говорим, что можем планировать будущее, когда пустыня станет плодородной землей. Итак, нам следует быть осторожными, когда мы говорим о преодолении своей склонности к насилию: мы не можем просто планировать достижение ненасилия.
Кришнамурти: Не можем.
Бом: Почему?
Кришнамурти: Почему? — Потому что состояние ненасилия не может существовать, когда имеет место насилие. Тогда ненасилие — всего лишь идеал.
Бом: Это должно быть выражено более ясно, в том смысле, что плодородная земля и пустыня, оба эти состояния альтернативны и не могут присутствовать одновременно. Применительно к уму, я думаю, ваше утверждение означает, что если человек склонен к насилию, то понятие ненасилия не имеет значения.
Кришнамурти: Склонность к насилию — единственное состояние.
Бом: Только это и существует.
Кришнамурти: Да, а не другое.
Бом: И движение по направлению к другому есть иллюзия.
Кришнамурти: Таким образом, все наши идеалы — это иллюзия, это то, что относится к области психологии. Идеал сооружения прекрасного моста не иллюзорен. Вы можете планировать его строительство, но психологические идеалы...
Бом: Да, если вы склонны к насилию и продолжаете его проявлять, пытаясь при этом выступать сторонником ненасилия, то идеал ненасилия не имеет тут никакого значения.
Кришнамурти: Никакого значения, и все же он стал чрезвычайно важным. Становление — это становление «того, что есть», либо обратного «тому, что есть».
Бом: Да. «Того, что должно было бы быть». Если вы считаете, что становление в смысле самосовершенствования не имеет значения, то...
Кришнамурти: О, самосовершенствование — это нечто крайне уродливое. Мы утверждаем, что причина тут — движение мысли как времени. Когда мы в какой-то момент создали психологическое время, все прочие идеалы, ненасилие, достижение какого-то высокого состояния и так далее, стали крайне иллюзорными.
Бом: Да. Когда вы говорите о движении мысли как времени, мне кажется, что то время, которое приходит от движения мысли, иллюзорно.
Кришнамурти: Да.
Бом: Мы воспринимаем его как время, но оно — не настоящее время.
Кришнамурти: Именно потому мы задаем вопрос: что такое время?
Бом: Да.
Кришнамурти: Мне требуется время, чтобы дойти отсюда туда. Мне понадобится время, если я захочу освоить инженерное искусство. Я должен изучать его, а это требует времени. Такого же рода движение переносится в область психического. Мы говорим: «Мне нужно время, чтобы быть добрым», «Мне нужно время, чтобы быть просветленным».
Бом: Да, из-за этого всегда будет возникать конфликт. Одна часть вас и другая. Таким образом, когда вы говорите «Мне требуется время», это движение создает разделение в психике, между наблюдающим и наблюдаемым.
Кришнамурти: Да, мы говорим, наблюдающий и наблюдаемое.
Бом: А, следовательно, не существует никакого психологического времени.
Кришнамурти: Верно. Тот, кто получает опыт, кто мыслит, есть мысль. Мыслящий не существует отдельно от мысли.
Бом: Все, что вы говорите, представляется весьма обоснованным, но, думаю, что это до такой степени идет вразрез с традиционным подходом, которому мы в таких вещах следуем, что людям будет чрезвычайно трудно даже говорить об этом, а не только по-настоящему понять.
Кришнамурти: Большинство людей как раз хочет спокойной жизни: «Ради Бога, позвольте мне быть таким, какой я есть, оставьте меня в покое!».
Бом: Но это — следствие столь серьезного конфликта, что люди, думаю, предпочтут заранее держаться подальше от опасности.
Кришнамурти: А ведь конфликт существует независимо от того, нравится нам это или нет. Весь вопрос в том, возможно ли жить жизнью, в которой нет конфликта?
Бом: Да, этот вопрос включает в себя все, что было сказано. Первопричиной такого конфликта является мысль, или знание, или прошлое.
Кришнамурти: Тогда возникает вопрос: возможно ли выйти за пределы мысли?
Бом: Да.
Кришнамурти: Или такой: возможно ли положить конец знанию? Я употребляю это слово в психологическом значении.
Бом: Да. Мы утверждаем, что знание, касающееся материальных объектов, научное знание будет продолжаться.
Кришнамурти: Именно так. Оно должно продолжаться.
Бом: А не имеете ли вы в виду, что должно прийти к концу и самопознание?
Кришнамурти: Да.
Бом: С другой стороны, люди считают — и даже вы это говорили, — что самопознание очень важно.
Кришнамурти: Самопознание важно, но если мне требуется время, чтобы понять себя, то в конечном итоге я буду познавать себя путем исследования, анализа, прослеживания всех моих отношений с другими и т.д. — а все это предполагает время. Я же говорю, что существует другой путь: рассмотрение явления в целом, без употребления времени. Это означает, что наблюдающий есть наблюдаемое.
Бом: Да.
Кришнамурти: В этом наблюдении не требуется времени.
Бом: Не могли бы мы несколько углубиться в это? Я имею в виду, к примеру, ваши слова о том, что наблюдение не включает в себя времени. Но все же вы можете вспомнить, что час назад вы были каким-то другим. Так вот, в каком смысле можем мы говорить, что в наблюдении время отсутствует?
Кришнамурти: Время — это разделение, как и мысль — разделение. А потому мысль есть время.
Бом: Время последовательно разделяется на прошлое, настоящее и будущее.
Кришнамурти: Мысль разделяет. Так что время есть мысль, или мысль есть время.
Бом: Это отнюдь не следует из того, что вы сказали.
Кришнамурти: Давайте разберемся в этом.
Бом: Да. Видите ли, то, что мысль создает всякого рода разделение, создает того, кто управляет, и множество проблем, а также разделяет время на прошлое, настоящее и будущее, — все это можно было бы легко понять. Но из этого непосредственно не следует, что мысль есть время.
Кришнамурти: Послушайте, мы сказали, что время есть движение.
Бом: Да.
Кришнамурти: Мысль — это также движение. Таким образом, оба они, мысль и время представляют собой движение.
Бом: Мысль — это движение, мы полагаем, нервной системы и...
Кришнамурти: Это движение становления. Я имею в виду становление в психологическом аспекте.
Бом: В психологическом аспекте. Но всякий раз, когда вы мыслите, происходит какое-то движение в крови, в нервной системе и так далее. Когда вы говорите о психологическом движении, подразумеваете ли вы просто изменение содержания?
Кришнамурти: Изменение содержания?
Бом: Что такое движение? Что движется?
Кришнамурти: Послушайте. Я есть это, и пытаюсь стать чем-то еще, психологически.
Бом: Так вот не происходит ли это движение в самом содержании вашей мысли?
Кришнамурти: Да.
Бом: Если вы говорите «Я — это, и я пытаюсь стать тем», то я — в движении. По крайней мере, я чувствую, что нахожусь в движении.
Кришнамурти: Скажем, например, что я — жадный. Жадность — это движение.
Бом: Какого рода движением она является?
Кришнамурти: Получить, что я хочу, получить больше. Это — движение.
Бом: Прекрасно.
Кришнамурти: А я нахожу, что это движение приносит страдание. И я стараюсь не быть жадным.
Бом: Да.
Кришнамурти: Попытка не быть жадным есть движение времени, это — становление.
Бом: Да, но даже сама жадность была становлением.
Кришнамурти: Разумеется. Итак, возможно ли не становиться, психологически, — не в этом ли по существу заключается вопрос?
Бом: Кажется, совсем не требуется, чтобы вы были чем-то психологически. Как только вы каким-то образом себя определили, с того момента...
Кришнамурти: Нет, подождите. Через одну-две минуты это станет ясно.
Бом: Я хочу сказать, что если я определяю себя как жадного, говорю, что я жаден, что я то или это, мне, по-видимому, захочется стать чем-то еще, или остаться тем, что я есть.
Кришнамурти: Так вот, не могу ли я остаться тем, что я есть? Остаться не с идеалом не-жадности, а с жадностью? Жадность не отлична от меня; жадность — это я.
Бом: Обычное мышление таково: вот я, и я могу быть жадным и нежадным.
Кришнамурти: Разумеется.
Бом: Ибо это атрибуты, которые я могу иметь или не иметь.
Кришнамурти: Но атрибуты — это я.
Бом: Это снова идет вразрез с нашим языком и нашим опытом.
Кришнамурти: Все эти качества, эти атрибуты, добродетели, оценки, выводы и мнения есть я.
Бом: Мне кажется, это то, что следовало бы немедленно осознать...
Кришнамурти: В этом весь вопрос. Осознать все это движение целиком и мгновенно. Затем мы приходим к такому вопросу — он кажется немного странным, но это не так, — возможно ли осознавать без всякого движения памяти? Осознавать нечто непосредственно, без слов, без реакций, без того, чтобы в восприятие проникали воспоминания.
Бом: Это чрезвычайно важно, потому что память постоянно включается в восприятие. Напрашивается такой вопрос: Что могло бы удержать от проникновения памяти в восприятие?
Кришнамурти: Ничто не может от этого удержать. Но если мы видим причину, понимаем разумность ограниченной деятельность памяти, то в самом восприятии этой ограниченности мы уже вышли в иное измерение.
Бом: Мне кажется, что ограниченность памяти необходимо осознавать полностью.
Кришнамурти: Да, а не какую-то часть.
Бом: Вы можете иметь общее представление о том, что память ограниченна. Но существует много таких аспектов, где это не очевидно. Например, многие наши реакции, в которых память может присутствовать незаметно, не переживаются нами как память. Предположим, я становлюсь: по опыту знаю о своей жадности и испытываю стремление стать менее жадным. Я могу помнить, что жаден, но думать, что «я» — это тот единственный, кто помнит, что это не происходит каким-то иным путем, и совершенно не сознавать, что сама память создала это «я», — верно?
Кришнамурти: На самом деле все это сводится к вопросу: может ли человечество жить без конфликта? Оно в сущности приходит к этому. Можем ли мы мирно жить на этой земле? Деятельность мысли никогда не принесет нам мира.
Бом: Из сказанного, кажется, ясно, что деятельность мысли не может принести мира; соответственно своей природе, она приносит конфликт.
Кришнамурти: Да, если бы мы однажды по-настоящему это поняли, вся наша деятельность стала бы совершенно иной.
Бом: Но не можем ли мы тогда сказать, что существует какая-то деятельность, которая не является деятельностью мысли, которая происходит вне мысли?
Кришнамурти: Да.
Бом: И которая не только вне мысли, но и не требует с нею взаимодействия? И она может продолжаться, когда мысль отсутствует?
Кришнамурти: В этом как раз состоит вопрос. Мы часто обсуждали, существует ли нечто за пределами мысли. Не что-то святое, божественное — об этом мы не говорим. Мы спрашиваем, существует ли какая-то деятельность, которой не коснулась мысль? Мы утверждаем, что существует. И что такая деятельность является высочайшей формой разумности.
Бом: Итак, мы ввели понятие разумности.
Кришнамурти: Знаю, я намеренно его ввел! Таким образом, разумность — это не деятельность хитрой мысли. Существует разумность укладки кабеля.
Бом: Согласен, разум может использовать мысль, как вы это часто говорили. Это означает, что мысль может быть движением разума — не хотели ли бы вы выразить это таким образом?
Кришнамурти: Да.
Бом: Или же она может быть движением памяти?
Кришнамурти: Именно так. Одно из двух: если это действие, рожденное памятью, а память — ограниченна, следовательно, и мысль ограниченна, и ее деятельность приносит тогда конфликт.
Бом: Я думаю, это следовало бы связать с тем, что люди говорят о компьютерах. Каждый компьютер должен, в конечном счете, зависеть от некоторого рода памяти, которая в нем заложена, должен зависеть от программы. А она должна быть ограниченной.
Кришнамурти: Разумеется.
Бом: Следовательно, когда мы действуем, исходя из памяти, мы не слишком отличаемся от компьютера, или, пожалуй, наоборот: компьютер не слишком отличается от нас.
Кришнамурти: Я хотел бы заметить, что индус запрограммирован в том, что он индус, и его программа насчитывает пять тысяч лет; или, в другой стране, у нас люди запрограммированы как британцы, как католики или протестанты. Таким образом, все мы запрограммированы, и наши программы имеют определенную длительность.
Бом: Но вы вводите понятие разумности, которая свободна от программ и которая является, наверно, творческой.
Кришнамурти: Да. Разум не имеет ничего общего с памятью и знанием.
Бом: Он может проявляться в памяти и знании, но не имеет с ними ничего общего.
Кришнамурти: Верно. Но как вы выясните, является ли разум чем-то реальным, а не всего лишь воображением, романтической чепухой? Чтобы прийти к разумности, следует тщательно рассмотреть всю проблему страдания, выяснить, имеет ли страдание конец. Ибо пока существуют страдание, страх и погоня за наслаждением — невозможна любовь.
Бом: Тут возникает много вопросов. Страдание, наслаждение, страх, гнев, насилие и алчность, все эти состояния — ответ памяти.
Кришнамурти: Да.
Бом: Они не имеют никакого отношения к разумности.
Кришнамурти: Все они — часть мышления и памяти.
Бом: А до тех пор, пока они продолжают существовать, разумность, очевидно, не может проявиться в мысли, или через мысль.
Кришнамурти: Правильно. Таким образом, необходима свобода от страдания.
Бом: Это поистине ключевая проблема.
Кришнамурти: Действительно, это очень серьезный и глубокий вопрос. Возможно ли прекращение страдания, что означает прекращение моего «я»?
Бом: Да, это может показаться скучным, но есть такое ощущение, что я в этом присутствую, и я либо страдаю, либо не страдаю. Я либо чем-то наслаждаюсь, либо страдаю. И когда вы говорите, что страдание возникает от мысли, я думаю, что страдание и есть мысль.
Кришнамурти: Отождествление. Привязанность.
Бом: Итак, что представляет собой тот, кто страдает? Память может приносить наслаждение; когда же она не способна этого сделать, то вызывает чувство, противоположное наслаждению — боль и страдание.
Кришнамурти: Не только это. Тот, кто страдает, — значительно более сложное явление, не так ли?
Бом: Согласен.
Кришнамурти: Что такое страдание? Значение этого слова включает в себя ощущение боли, печали, ощущение себя потерянным, одиноким.
Бом: Мне кажется, что это не просто боль, а какая-то всеохватывающая, всепроникающая боль.
Кришнамурти: Страдание — это потеря, утрата кого-то.
Бом: Или утрата чего-то очень существенного.
Кришнамурти: Да, разумеется. Утрата моей жены, моего сына, брата или кого-то еще, и отчаянное чувство одиночества.
Бом: Или же тот очевидный факт, что весь мир приходит в такое состояние.
Кришнамурти: Разумеется. Одни войны.
Бом: Как видите, это делает все бессмысленным.
Кришнамурти: Как много страданий принесли войны. И они продолжаются тысячи лет. Поэтому я говорю, что мы продолжаем оставаться в рамках того же самого стереотипа, которому уже пять тысяч лет или более.
Бом: Нетрудно увидеть, что жестокость и ненависть, порождаемые войнами, препятствуют разумности.
Кришнамурти: Безусловно.
Бом: Но некоторые люди почувствовали, что проходя через страдания, они становятся...
Кришнамурти:...разумными?
Бом:...Очищенными, словно побывавшими в плавильной печи.
Кришнамурти: Понимаю. Через страдание вы учитесь. Через страдание ваше эго исчезает, распадается.
Бом: Да, перестает проявляться, очищается.
Кришнамурти: Но это не так. Люди вынесли огромные страдания, так много войн, столько слез. А разрушительная сущность правительств? А безработица, невежество...
Бом:...невежество в отношении болезней, страданий, во всем. Но что на самом деле представляет собой страдание? Почему оно уничтожает разумность или препятствует ей? Что означает продолжение страдания?
Кришнамурти: Страдание — это потрясение; я страдаю, я испытываю боль, это сущность, квинтэссенция «я».
Бом: Трудность со страданием состоит в том, что оно есть «я», которое находится здесь и страдает.
Кришнамурти: Да.
Бом: И это «я» в каком-то отношении действительно себя жалеет.
Кришнамурти: Мое страдание отличается от вашего страдания.
Бом: Да, оно себя изолирует. Оно создает особого рода иллюзию.
Кришнамурти: Мы не сознаем, что страдание разделяется всем человечеством.
Бом: Да. Но, положим, мы с вами это сознаем.
Кришнамурти: Тогда я подхожу к вопросу о том, что такое страдание. Оно не является моим страданием.
Бом: Это важно. Для того, чтобы стала понятной природа страдания, мне нужно отойти от той идеи, что это мое страдание, потому что до тех пор, пока я уверен, что это страдание мое, я пребываю в иллюзии по отношению к проблеме в целом.
Кришнамурти: И никогда не смогу покончить с ним.
Бом: Пребывая в иллюзии, ничего нельзя с ним поделать. Поэтому, как видите, нам надо вернуться назад. Почему страдание является страданием многих? Начнем с моего ощущения, что это именно у меня болит зуб, я понес утрату, или нечто случилось со мной, а другой человек кажется совершенно счастливым.
Кришнамурти: Да, счастливым. Но он также страдает по-своему.
Бом: Конечно, в данный момент он этого не сознает, но у него тоже есть свои проблемы.
Кришнамурти: Страдание является общим для всего человечества.
Бом: Но тот факт, что страдание является общим для всех, еще недостаточен, чтобы представить себе страдание как нечто единое.
Кришнамурти: Это действительно так.
Бом: Можно ли сказать, что страдание человечества едино, неделимо?
Кришнамурти: Да, именно это я говорю.
Бом: Как и сознание человека?
Кришнамурти: Да, верно.
Бом: Что когда кто-то страдает, все человечество страдает.
Кришнамурти: Все дело в том, что мы страдали от начала времен, но так и не смогли постичь страдание. Мы не перестали страдать.
Бом: Но, полагаю, вы указали причину, по которой мы не смогли постичь страдание. Она кроется в том, что мы относимся к страданию как к чему-то личному или касающемуся малой группы... а это — иллюзия.
Кришнамурти: Да.
Бом: Но ведь никакая попытка постичь что-либо, исходя из иллюзии, не может дать результата.
Кришнамурти: Мысль не может разрешить никакой психологической проблемы.
Бом: Поскольку мы можем сказать, что сама мысль разделяет. Мысль ограниченна и не способна осознать, что страдание едино. Таким образом, она разделяет страдание на мое и ваше.
Кришнамурти: Верно.
Бом: А это рождает иллюзию, которая может лишь множить страдание. И вот мне представляется, что утверждение о единстве человеческого страдания неотделимо от утверждения о единстве человеческого сознания.
Кришнамурти: Страдание есть часть нашего сознания.
Бом: Но, видите ли, человек не испытывает непосредственного ощущения, что страдание принадлежит всему человечеству.
Кришнамурти: Мир — это я: я — это мир. Но мы поделили его на страны — Англия, Франция и все остальные!
Бом: Имеете ли вы в виду физический мир или мир как общество?
Кришнамурти: Мир как общество, прежде всего мир психического.
Бом: Таким образом, мы говорим, что как общество, как люди, мир един, а когда я говорю, что я есть этот мир, — что это означает?
Кришнамурти: Что мир не отличен от меня.
Бом: Мир и я — одно. Мы неделимы.
Кришнамурти: Да. А это истинная медитация; это нужно почувствовать не просто как словесное утверждение, это реальность. Я — хранитель брату своему.
Бом: Многие религии также это утверждают.
Кришнамурти: Вот это как раз словесное утверждение, они же ему не следуют, не хранят брата в сердце своем.
Бом: Может быть, некоторые хранят, и лишь большинство так не поступает?
Кришнамурти: Я не знаю тех, кто хранит. Мы, люди, этому не следуем. Наши религии фактически препятствуют этому.
Бом: Из-за разделения? Каждая религия имеет свои собственные верования и свою собственную организацию.
Кришнамурти: Разумеется. Своих собственных богов и своих собственных спасителей.
Бом: Да.
Кришнамурти: Какая тут может быть разумность? Вам понятен мой вопрос? Или это какая-то фантастическая проекция, имеющая целью разрешение наших проблем? Я тут ни при чем. Такова действительность. Ибо конец страдания означает любовь.
Бом: Прежде чем мы отправимся дальше, давайте уточним вопрос, касающийся «я». Вы употребили выражение «Я тут ни при чем». Так вот, в каком-то смысле это воспринимается так, словно вы до сих пор выступали как индивид. Так ли это?
Кришнамурти: Нет. Я пользуюсь словом «я» как средством общения.
Бом: Но что это означает? Представим, например, двух людей, один из которых, назовем его «А», — выражает вашу точку зрения, а другой — «В» — ее не разделяет, да?
Кришнамурти: Хорошо.
Бом: То, что говорит «А», «Я тут ни при чем», видимо, создает разделение между «А» и «В».
Кришнамурти: Верно. Но разделение создает «В».
Бом: Почему?
Кришнамурти: Каково взаимоотношение этих двух людей?
Бом: «В» создает разделение, говоря: «Я — отдельная личность», но последовавшее высказывание «А», заявившего: «Это меня не касается», — может дезориентировать «В» — верно?
Кришнамурти: В этом вся проблема, она во взаимоотношениях, — не так ли? Вы сознаете, что не отделены, что в вас действительно есть чувство любви и сострадания, а у меня его нет, нет даже восприятия или желания углубиться в эту проблему. Каково ваше отношение ко мне? Вы имеете отношения со мной, но у меня нет никаких отношений с вами.
Бом: Я думаю, можно было бы сказать, что тот из них, кто не понимает, психологически почти полностью пребывает в мире иллюзий, и, следовательно, мир иллюзий не имеет отношений с миром пробужденного сознания.
Кришнамурти: Верно.
Бом: Но тот, кто пробужден, может, по крайней мере, пробудить другого.
Кришнамурти: Вы пробуждены, я — нет. Тогда ваши отношения со мной очень понятны. Но у меня нет никаких отношений с вами; у меня не может их быть. Я настаиваю на разделении, вы — нет.
Бом: Да, нам остается констатировать, что сознание человечества каким-то образом себя разделило; оно едино, но разделило себя мыслью. А потому мы оказались в данной ситуации.
Кришнамурти: Именно потому. Все проблемы, которые теперь стоят перед человечеством, психологические, как и другие, есть результат мысли. А мы все продолжаем следовать одному и тому же стереотипу мышления, но мысль ведь никогда не разрешит ни одной из этих проблем. Существует инструмент другого рода, и этим инструментом является разум.
Бом: Это, конечно, открывает возможность совершенно иного развития сюжета. И вы упомянули также любовь. И сострадание.
Кришнамурти: Без любви и сострадания нет разума. Но вы не можете быть сострадательным, если преданы какой-то религии, если вы, словно животное, привязаны к столбу...
Бом: Да. До тех пор, пока «я» находится под угрозой уничтожения, это не может...
Кришнамурти: Видите ли, «я» скрывается за...
Бом:...другими вещами. Я имею в виду благородные идеалы.
Кришнамурти: Да, это великолепная возможность спрятаться. Итак, каково будущее человечества? То, что мы наблюдаем, ведет его к гибели.
Бом: Этого, кажется, и следует ожидать на том пути, по которому идет человечество.
Кришнамурти: Он такой зловещий, мрачный и опасный. Если у вас есть дети, то что их ждет в будущем? Стать частью всего этого? И пройти сквозь всю эту муку. Чрезвычайно важным становится образование, но нынешнее образование — это просто накопление знаний.
Бом: Каждое орудие, которое человек изобрел, открыл или усовершенствовал, используется теперь с целью разрушения.
Кришнамурти: Совершенно верно. Люди истребляют природу; очень мало сохранилось тигров.
Бом: Люди уничтожают леса и пахотные земли.
Кришнамурти: Никого, кажется, это не заботит.
Бом: Большинство людей просто поглощено планами собственного спасения, а иные заняты планами спасения человечества. То, что происходит, я думаю, приводит людей в отчаяние, и они не знают, что им делать.
Кришнамурти: Да. И когда они думают, что могут что-то сделать, они создают мелкие группы и мелкие теории.
Бом: Есть люди, которые весьма самонадеянны в своей деятельности...
Кришнамурти: Таковы многие премьер-министры. Они же не ведают, что в действительности творят!
Бом: Да, люди большей частью не доверяют даже тому, что делают они сами.
Кришнамурти: Да. Но если в ком-то есть огромная уверенность, я принимаю такую уверенность и иду вместе с ним. Каково будущее человечества, будущее человечности? Интересно, озабочен ли кто-нибудь этим? Или же каждый человек, каждая группа думают лишь о собственном выживании?
Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:
|
|
