II ПУТИ В ИНДИЮ 5 страница

Вывоз из Барбарии осуществлялся „морем в Адулию, Химьяритию, во внутреннюю Индию и в Перейду".³⁶ Адулией названа Эфиопия, главным портом которой был Адулис, от его имении образовано название всей страны — Адулия. Химьярития названа по имени химьяритов, здесь имеются в виду гавани южной Аравии, откуда товары перевозились по караванным дорогам. Персида, — мощное государство сасанидов, — имело свои гавани в Персидском заливе. Что касается „внутренней Индии", то это наименование западного Индостана. Индией называли не только собственно Индию, но применяли это имя и к южной Аравии, и даже к африканскому побережью Индийского океана. В этом отношении характерно название Индии в хронике Иоанна Малалы и Иоанна Ефесского.³⁷ В данном контексте не может возникнуть сомнений в том, что под „внутренней Индией" подразумевается собственно Индия, так как здесь перечислены Эфиопия, Химьяр, вывоз производится из Барбарии, т. е. с побережья Африки, следовательно, для Козьмы Индикоплова, которому принадлежат эти строки, „внутренняя Индия" имеет точный и бесспорный смысл. Не случайно, как и приведенное выше исчисление размеров земли, что точно указано расстояние между Барбарией и Химьяром в два дня пути по морю, чем подтверждается постоянство сношений между этими странами.

Исторически верными являются и другие данные „Христианской топографии", как то, что в эпоху царя Соломона „царица южная", или Савская, доставляла ему благовония именно из Барбарии. Саба или Сава была тогда одним из важнейших государств южной Аравии. Вслед за III Книгой Царств Козьма повторяет и интерпретирует сообщение о том, что сабейцы вывозили из Барбарии различные пряности (ηδυδματα), эбеновое дерево и обезьян.³⁸ Золото вывозилось, как и в начале VI в. н. э., из Эфиопии, вероятно, из тех же копей земли Сасу. Экономические связи бассейна Красного моря уходили корнями в глубокую древность, неослабно поддерживались в эллинистическую и римскую эпоху и остались в силе для Византии.

ЗАПАДНОЕ ПОБЕРЕЖЬЕ ИНДИИ

Сведения о гаванях Индии и товарах, которые вывозились из них, встречаются еще у античных писателей. Особенно много сведений дают „Перипл Эритрейского моря" и „Естественная история" (Historia naturalis) Плиния Старшего (23/24—79 гг. н. э.). Соответствующие сведения имеются и в „Географии" Птолемея, но они чрезвычайно кратки, как и все данные этого замечательного памятника учености своего времени.

Последние века существования Римской империи и первые века ее преемницы Восточно-римской или Византийской империи располагают сведениями об Индии, но они отрывочны, случайны. Рассмотренный нами выше замечательный и очень важный памятник 350 г. н. э. „Полное описание мира" дает об Индии лишь сведения второстепенного значения, вычитанные из греческого письменного памятника.³⁹

Для начала VI в. сведения Козьмы Индикоплова чрезвычайно важны как подлинные, полученные им непосредственно. Он сам пишет, что из „всего этого" „одно я узнал по опыту (πείρα), растолковал и написал, другое узнал точно, будучи вблизи тех мест".⁴⁰ Описания его настолько точны и подробны, что нет сомнения в том, что он сам посетил Малабарское побережье и Цейлон, а не получил свои сведения из вторых рук.⁴¹ Приведенные выше слова Козьмы находятся в тексте описания Тапробана, вслед за рассказом о белых гуннах, который, вероятно, был им почерпнут из устной, но достоверной традиции.

Большого внимания заслуживает свидетельство Козьмы о том, что византийская монета имеет хождение по всему миру, „от края земли и до края". Торговые путешествия Сопатра и Козьмы, во время которых они убедились в этом на опыте, относились к последним годам императора Анастасия, преимущественно ко времени императора Юстина (518— 527 гг.), и, быть может, к первым годам царствования Юстиниана. „Есть другой знак, которым Бог одарил ромеев, имею в виду, что на их монету торгуют все народы и ее принимают в любом месте, от края земли до края. Она [монета] ценится всяким человеком, всяким государством". Такого повсеместного распространения и признания ценности монеты какого-либо „другого государства" нет, указывает Козьма.⁴² Это подтверждает давно и широко известный рассказ о византийской и персидской монете, который Козьма приводит со слов своего старшего современника Сопатра.⁴³

Свои экономические связи империя сохраняла веками, но гавани, в которых она вела торговлю, не оставались теми же, поэтому так существенны сведения Козьмы. Особенно благоприятное положение Синда отмечено словами, что река Инд впадает в Персидский залив и устье ее находится и в Индии, и в Персии.⁴⁴ Место дельты Инда делает „Синд началом Индии" (η Σινδοΰ δέ εστιν αρχη της ’Ινδικης).⁴⁵ Его пограничное положение создало ему взаимные, двусторонние связи с „Персидой, Химьяром и Адулисом", т. е. с Ираном, южной Аравией и Эфиопией. Торговля Синда велась и с восточными портами, „упомянутыми выше" Козьмой Индикопловом, т. е. с Тсинистой, о которой ниже подробно сказано, с Мале и с Каллианой. Из товаров, которые Синд мог вывозить, упоминаются мускус, касторка, валериана. Известно, что в I в. н. э. для греческих судов открытым портом и официально установленным рынком были Баригазы, или Баригазас. Баригазский залив соответствует Камбейскому, северо-западному заливу Эритрейского моря, и Баригазы были наиболее северным пунктом на западе Индии. Баригазы как город и порт соответствуют современному Бхарош или Броах (Broach).⁴⁶ Южнее Баригазского залива наиболее северным пунктом Малабарского побережья являлась Каллиана, которая известна „Периплу" наряду с Баригазами.⁴⁷ Название Каллиана или Каллиэна, по мнению одних исследователей, является испорченным словом colonia, другие видят в нем производное от индусского корня „кальян" — счастливый.⁴⁸ Каллиана названа в „Перипле" городом, для Козьмы Индикоплова это „большой порт" (και αυτη μέγα εμπόριον).⁴⁹ Для греческих судов Каллиана была открыта еще во времена „Перипла", для начала VI в. это был крупный порт, в котором приобретался ряд товаров. Официальным рынком Каллиана считалась при царе Сарагоне („Перипл", § 52) и приобрела к началу VI в. вновь это официальное значение, которого, невидимому, уже не имели Баригазы.⁵⁰ Так, отсюда вывозили медь (о χαλκός), „сезамовое дерево" и различные ткани. Сезам, или кунжут (Sesamum Indicum), имел широкий ареал распространения.⁵¹ Он культивировался и в Египте, откуда сезамовое масло, по мнению Хвостова, вывозилось в Италию.⁵² Между тем, на основании того же „Перипла" (§ 14) известно, что и из Индии вывозили сезамовое масло.⁵³ Козьма Индикоплов утверждает, что из Каллианы вывозили „дерево сезама" (σεσαμινα ξύλα), что не вполне точно, так как это однолетнее растение.

Из той же Каллианы вывозилась различная одежда, вернее говоря, ткани.⁵⁴ По свидетельству „Перипла" (§ 51), хлопок, различные ткани, одежда доставлялись из центральных областей Индии по трудным для передвижения проселочным дорогам и непроезжим местам в Баригазы. Тагара, откуда главным образом доставлялись эти товары, находилась в 10 днях пути на восток от города Пайтана, который отстоял в 20 днях пути на юг от Баригаз. Таким образом, месячный путь отделял этот порт от хлопковых центров, расположенных в материковых частях. Между тем, из Тагары до Каллианы ближе, чем до Баригаз, и, может быть, этим следует объяснить то, что торговля тканями перешла в этот центр (Каллиану), расположенный недалеко от Бомбея,⁵⁵ являющегося в новое время одним из главных портов, вывозящих хлопок и его изделия из Индии. Географическое положение этих центров не случайное, оно решалось путями сообщения, близостью к тем районам, которые и в настоящее время поставляют хлопок.

Сибор (Σιβωρ) — последняя гавань, названная Козьмой Индикопловом до ряда гаваней Малабарского побережья.⁵⁶ „Периплу Эритрейского моря" (§ 53) известна гавань Симилла, расположенная южнее Каллианы и отстоящая на юг от Бомбея на 23 мили. Предположительно можно идентифицировать Сибор с Симиллой.⁵⁷ Другие сопоставляют Сибор с Суббарой или Суппарой (Сурат), о котором „Перипл" (§ 52) упоминает как о расположенном „близ Баригаз",⁵⁸ „за" Каллианой, т. е. южнее, „Перипл" (§ 53) помещает Симиллу и ряд городов, в том числе Византион (Визиадурга).⁵⁹ По самому имени можно думать, что здесь была колония, основанная торговцами из Византии; она должна была потерять значение к VI в., так как о ней Козьма не упоминает, что, в качестве патриота империи, он не преминул бы сделать в противном случае. Сибор — последняя из гаваней, упоминаемых им до портов Малабарского побережья.

Мале — η Μαλέ, Малабар или Малабарское побережье Индостана издавна славилось, как место вывоза перца и потому часто называлось и „землей перца" (χώρα τοΰ πεπέρεως).⁶⁰ Гавани вдоль этого берега тянулись от Мангалора до Каликут.⁶¹ Мангалор=Мангарут=Мандагора упоминается в „Перипле Эритрейского моря" (§ 53). В направлении с севера на юг Козьма называет гавани, из которых специально вывозился перец: Парти, Мангарут, Салопатана, Налопатана, Пудопатана. Окончание „патана" означает город; так, Пудолатана значит „новый город". В этом перечислении до Мангарута первым назван Парти, а в заключение Козьмой не назван Каликут, который завершал эту серию гаваней.

Было известно несколько сортов перца. В „Христианской топографии" имеется миниатюра, изображающая „дерево, приносящее перец", и дается его описание: „Это дерево обвивает другое высокое дерево, без плодов, потому что оно весьма тонко и слабо, подобно нежным ветвям виноградной лозы. Каждый плод имеет двойной покров, он ярко-зеленый, подобно руте".⁶² Перец вывозился в больших количествах, так как охотно использовался в широких слоях населения и был приправой к пище не только у богатых, но и у бедняков. Пряная пища была излюбленной и широко употребительной.

Перевозка перца, как и других товаров, из материковых областей Индии осуществлялась на прирученных буйволах.

В рукописях „Топографии" имеется изображение буйвола (ό ταυρέλαφος); буйволиное мясо случалось есть и Козьме Индикоплову. „В Индии они ручные (ήμερά εισι), — пишет он, — и на них в двойных седельных мешках перевозят перец и другие товары (εν δισσακίοις βασταγάς πεπέρεως και ετέρων φορτίων εν αυτοϊς ποιοΰσιν)".⁶³ Возможно, что перец был одним из главных продуктов, которыми торговал и которые вывозил из Индии сам Козьма. Большое число римских монет, найденных на западных берегах, подтверждает сообщения „Перипла Эритрейского моря" о живых торговых связях Рима. „Главным же предметом вывоза служил перец, которым и ныне богат Малабарский берег", — писал Хвостов, считавший его важнейшим центром торговли перцем.⁶⁴

Для римского времени колонизация Малабарского побережья сирийцами из областей приморской Сирии и Месопотамии должна считаться историческим фактом. Легенда о проповеди апостола Фомы в этих областях имеет глубокие корни, она связана с тем, что сирийцы были здесь не только случайно прибывавшими торговцами, которые часто сменялись и, совершив торг, спешили уехать, а имели здесь свои фактории, оставались здесь жить, сохраняя свой язык, свою письменность, свою религию. Постоянно общаясь и находясь в зависимости от имевших преимущества и торговые связи сирийцев, Козьма оказался в сфере их экономического и культурного влияния. На Малабарском побережье он встретил их в качестве торговцев.

Малабарское побережье было одним из наиболее часто посещаемых частей Индии, и от его гаваней, из которых последней названа Пудопатана, на расстоянии 5 суток по Океану находится остров Тапробан или Сиеледиба (Цейлон).⁶⁵ Возможно, что из этих слов Козьмы следует, что между Малабаром и Тапробаном корабли не приставали ни к каким гаваням. Книга. 11-я „Христианской топографии" посвящена описанию Цейлона.

Торговля с различными странами Востока и Запада шла на Цейлоне чрезвычайно бойко, он действительно занимал центральное положение в Индийском океане. Эти развитые в экономическом отношении государства (так как на Цейлоне было два государства) получали коней из Персии, продавали слонов, имели склады шелка-сырца и шелковых изделий, были местом вывоза драгоценных камней, среди которых упоминаются сапфиры и аметисты. Расположенные дальше Цейлона гавани на материке упомянуты в „Топографии", но возможно, что сам Козьма их не посещал. Среди этих восточных пунктов Океана упомянут Маралло — гавань, из которой вывозились раковины (η Μαραλλώ βάλλουσα κοχλιόυς), Кабер (Καβέρ), — предметом торговли которого был το αλαβανδηνον — драгоценный камень альмандин,⁶⁶ almandin или al bandin, как он назван у Плиния (3725, 3613). Для римского времени это было известно;⁶⁷ надо думать, что и догадка относительно вывоза из Кабера альмандинов правильна. За названными гаванями следует область гвоздики — ειτα εφεξης λοιπον το καρυόφυλλον,⁶⁸ откуда в больших количествах вывозился этот продукт. Следующим пунктом названа Τζινίστα, о которой в течение длительного времени шли споры. Это название южного Китая, sinae, thina „Перипла Эритрейского моря" (§ 64). Тинай или Синай — это, возможно, один из городов южного Китая, наиболее вероятно, что это Кантон, как предполагали некоторые исследователи. Те гавани, которые названы в Перипле, были известны и Клавдию Птолемею, но связь между Σηρες (северным Китаем) и Θϊναι (южным Китаем) была утеряна.⁶⁹

Заслугой Козьмы было то, что он отчетливо указал на эти два европейских имени для китайцев: одно для северного, а другое для южного Китая. „Серами" называли китайцев на длинном караванном пути, тянувшемся по суше. „Синами" называли китайцев на морском пути, достигавшем Синисты, или Тсинисты. Тсиниста была центром вывоза шелка-сырца, т. е. метаксы, и ряда других товаров. Дальше никто не плавал, так как дальше на восток нет никаких других областей, пишет Козьма, ввиду того что с востока Тсинисту окружает Океан, — сведения, которые он сообщил первым. „Земля шелка" находится далеко за Индией, и за метаксой торговцы не опасаются ездить „в последние пределы земли" (εις τα έσχατα της γης).⁷⁰ За Тсинистой „нет ни плавания, ни обитаемой земли". ⁷¹ Это была для того времени крайняя точка на востоке,⁷² до которой путь по земле короче, чем морем. Из Персии пользуются этим коротким путем, и потому в ней так много шелка.⁷³ Измерение земли, которое умели производить брахманы, считало на востоке последней точкой Тинай (Синай), путь туда есть как по суше, так и по морю, до последний — более длинный. По мнению Юла, Козьме был известен только южный Китай, а Феофилакту Симокатте только северный, имя же „серов" было забыто,⁷⁴ но это не вполне правильно. Козьме было известно в Тсинисту два пути, по суше и по морю. Козьма правильно определил положение Китая как лежащего за областями гвоздики, за Цейлоном и омываемого океаном с востока. Тсиниста — это Chinasthana древних индусов, Chinastan персов, — отсюда Синастан или Тсинаста. Так назван Китай и в сирийской части знаменитой стеллы из Сианьфу.⁷⁵ Китайский царь назван — malka de sinia, в соответствии с согдийским названием Китая — Синиста.⁷⁶ Это имя сохранилось в персидской „Географии" Χ в. для Китая, омываемого „восточным океаном".⁷⁷ Так, определения „Христианской топографии" в течение многих веков не были превзойдены средневековой восточной наукой.

Большой интерес представляет тот список товаров, которые упомянуты в „Топографии" как вывозимые из Индии. Каллиана была известна как порт вывоза меди — ό χαλκός. Из порта Индии, находившегося восточнее Тапробана, Кабера, вывозили το αλαβανδηνόν — альмандины, драгоценные камни, красновато-фиолетовый цвет которых и величина соперничали с рубинами.

Особенно подробные сведения имеются относительно вывоза с острова Тапробана драгоценного камня якинфа, или гиацианта — о λιθος ο υάκινθος. Один из комментаторов сомневается, которому из двух камней — сапфиру или аметисту — соответствует гиацинт,⁷⁸ другой считает наиболее правильным переводить его как аметист.⁷⁹ Особенно интересно сообщение о драгоценном камне огромной величины, вделанном в стену одного из индийских храмов. Он ярко блестит при первых лучах восходящего солнца.⁸⁰ Сообщение это повторяется арабами, о нем известно Марко Поло и другим. И этот камень Козьма Индикоплов называет якинфом ο υάκινθος, наиболее вероятно, что это был очень большой величины аметист.⁸¹ В начале VI в. царь одного из государств Цейлона назван „царем, обладающим рубином", из его страны вывозили эти камни. Отсюда видно, насколько существенным был и какое большое место занимал в вывозе этот драгоценный товар. Другие самоцветы упоминаются в „Христианской топографии" со ссылкой на Библию,⁸² следовательно, ее автор и в этом случае помнил о своих письменных источниках.

Большую ценность представляли также раковины — οι κοχλίοι, которые вывозились из порта восточнее Тапробана — из Маралло.⁸³ Раковины различной величины и причудливой формы были широко распространены как украшения, из них низали ожерелья, браслеты, цепи, некоторые ценились за перламутр. Раскопки в Средней Азии показывают, что торговый обмен заносил туда в качестве украшений раковины с дальних островов Индийского океана.

Поставщиком всякого рода растительного сырья и полученных из растений продуктов Индия была издавна. Синд поставлял касторку — το καστόριον, а также нард или валериану. Последняя была известна как το ανδροστάχυν или ναρδοστάχυν, соответствующее латинскому spica nardi,⁸⁴ одно из древнейших лекарств и эфирных масел. Из Каллианы вывозили сезамовое дерево"; надо полагать, что это сезамовое масло, как это было еще в I в. н. э., хотя о масле „Топография" не упоминает, а только о σεσαμινα ξύλα.⁸⁵ Наименование „большой гавани" Каллиана получила также в связи с вывозом оттуда прибывавшего из внутренних районов хлопка и тканей. В VI в. оттуда по преимуществу вывозили ткани и, может быть, готовую одежду, все, что подходило под общее название έτερα ίμάτια.

С Малабарского побережья с его многочисленными гаванями вывозили, как уже указывалось выше, всевозможных сортов перец. Как и во всех других случаях, нет количественных сведений, которые могли бы представлять большой интерес. В этом отношении интересно вспомнить сведения, сохраненные скромным португальским аптекарем в начале XVI столетия, когда усилился вывоз товаров. Малабар давал 20 бахар перца, при бахаре (bahar) равном 128 килограммам, всего около 2560 килограмм.⁸⁶ Едва ли экспорт в VI в, достигал этого количества.

Так как Козьма не ставил себе целью составить систематический указатель вывозимых товаров, некоторые из них упомянуты им случайно. К числу таких принадлежат известные ему своими свойствами кокосовые орехи, которые он называет „большими индийскими орехами" (οι μεγάλοι καρύοι των ’Ινδικων). Кокосовая пальма, описанная им, по величине своей отличается от финиковой пальмы.⁸⁷ В ватиканской рукописи „Топографии" была миниатюра, изображавшая пальму и под ней двух людей с темной кожей, собирающих орехи. Можно предполагать, что наряду с перцем и кокосовые орехи были предметом вывоза. Большое место занимала гвоздика (καρυόφυλλον) и дерево гвоздики (ξυλοκαρυόφυλλον) в качестве вывозимого товара. За Тапробаном на восток тянется „далее [область] гвоздики" (ειτα εφεξης λοιπον το καρυόφυλλον), отсюда вывозили гвоздику, как и из Тсинисты, т. е. из южного Китая. Из последнего на мировой рынок попадали также алоэ и сандал (τζανδάνον).⁸⁸ Наконец, наряду со всеми этими товарами, вывозился драгоценнейший из всех — шелк. Его вывозили в виде сырца, метаксы, вероятно в виде тканей и готового платья. В „Топографии", кроме перечисленных товаров, упомянуто „и другое, что есть в стране", т. е. всякого рода другие товары, отправляемые за ее пределы (μεταβάλλει τοϊς εξωτέρω), в гавани и рынки Индии, например в Малабар, Каллиану.⁸⁹

Существенны сведения о торговле на Цейлоне слонами. Цари различных областей Индии имели по 500, 600 слонов, которые ценились в зависимости от своих размеров. Цена слона колеблется от 50 до 100 номисм (золотых) и даже больше, в зависимости от величины, или „кубатуры" слона.⁹⁰ Слоны применялись для военных нужд, их приручали для различного рода работ, чего не делали в Эфиопии, по сообщению того же Козьмы. Из Персии на Цейлон привозили лошадей, которые приобретались по хорошей цене и ими можно было торговать без пошлины,⁹¹ следовательно, это был особенно нужный и желательный товар. В известной степени это делает понятным и преимущественное положение персидских купцов на Цейлоне и в Индии. Они имели возможность предоставить, в свою очередь, желанный товар. „Лошадей привозят ему (царю Тапробана) из Персии и он покупает их (αγοράζει) и привозящие их продают беспошлинно".⁹² Подвоз лошадей в Индию из Персии подтверждает и Марко Поло,⁹³ эта традиция, следовательно, сохранялась в течение веков.

ТОРГОВЛЯ ШЕЛКОМ И КАРАВАННЫЕ ДОРОГИ

Экономическое соперничество государств, борьбу за торговлю тем или иным товаром знала еще древность. Возможность по своему усмотрению располагать ценами на товары, доставлять их на своих кораблях или перекупать их из первых рук в караванной торговле, — ставила в особо привилегированное положение то государство, которое этого добивалось.

Ремесло и торговля, высоко развитые в Византийской империи, претендовали на первое место не только в Средиземноморье, но и в Передней Азии.

Известно, какую огромную роль в промышленном перевороте, знаменовавшем переход к новому времени, сыграло введение в ткацкое производство хлопка. Но и в античности и в раннем средневековье производство тканей и выделка одежды имели значительный удельный вес в общей экономике. Шерсть, которую знали кочевые народы, в руках искусных ремесленников превращалась в тончайшие ткани, готовые хитоны и бурнусы. Льняная ткань служила преимущественно материалом для летней одежды. Шелк с древнейших времен производился в Китае, и способ его изготовления оберегался, как величайшая тайна.¹

В эпоху Римской империи произведение китайских рук — шелк — стал известен в Средиземноморье. Это была дорогая ткань, которая „ценилась на вес золота". Из шелка шили праздничные одежды, его надевали во дворцах, богатых виллах, как роскошь приносили в дар богам, покрывали им алтари, ткали культовые одеяния; о нем мечтали для подвенечной одежды невесты и с жадностью уносили в качестве добычи варвары.

В раннем средневековье шелк стал сравнительно распространенным, но оставался все же дорогим и изысканным товаром, как об этом свидетельствует в IV в. Аммиан Марцеллин —... „Seres... conficiunt sericim, ad usus antehac nobilium, nunc etiam infimorum sine ulla discretione proficiens".²

К концу V и до начала VII в. н. э. на Ближнем и Среднем Востоке торговля шелком приобретает особенно большое значение. Она становится одним из весомых мотивов во внешней политике Византии. В доставке и продаже шелка оказались заинтересованными не только главная соперница Византии — Персия, но и Эфиопия, арабские княжества, согды и тюркский каганат. И в этом случае Константинополь наследовал связи, традиции и задачи Рима, который настойчиво стремился освободить и захватить ближайшие торговые пути. Одна за другой уступили его натиску: Петра, центр Набатейского государства (106 г. н. э.), Осроена с большим торговым городом Эдессой (216 г.) и, наконец, была покорена розово-мраморная красавица Пальмира со всей своей обширной областью (273 г.)

С IV в. империя уже непосредственно граничила с Ираном как в Междуречье, так и на Кавказе. Несомненно, что интересы экономического характера — торговля со Средним и с Дальним Востоком — были в центре несколько фантастических замыслов последнего язычника на византийском престоле — Юлиана. Неудачный поход 363 г., закончившийся смертью Юлиана, был задуман наподобие экспедиции Александра Македонского.

Не случайно то внимание, которое уделяют торговым связям Византии основоположники марксизма. „Константинополь, это — золотой мост между Востоком и Западом...".³ Константинополь — политический, административный, торговый и умственный центр империи — был „огромным торговым рынком" до того времени, пока не было найдено „прямого пути в Индию",⁴ и этот огромный рынок среди прочих товаров сосредоточивал и привозимый из Китая и Средней Азии шелк-сырец и шелковые ткани, которые отсюда уходили еще дальше на запад.

Торговые пути из Срединной империи во второй Рим шли и сушей и морем. И те и другие приводили к иранским границам.

Географическое положение сасанидской державы имело в этом случае все преимущества, так как сухопутные дороги с Востока приводили к ее границам, на западном побережье Индии преобладали ее фактории, а на Цейлоне персидские купцы издавна занимали первые места.

Караванный путь из Китая шел через оазисы Средней Азии. С I в. до н. э. он проходил по северной окраине пустыни Лоб-нор, через Лу-лан; с новой эрой (2 г. н. э.) была открыта „новая дорога севера", которая прошла через север Турфанского оазиса и надолго сохранила положение главной торговой магистрали.⁵ По бассейну реки Тарим, через главные города Согдианы, караваны достигали границ Ирана. Обойти его из Средней Азии можно было только обогнув Каспийское море с севера и, переправившись через Кавказский хребет, достигнуть Константинополя. Но этот путь был очень труден, проходил по солончаковым и безводным степям, требовал переправы через большие многоводные реки, и движение по этим местам могло представлять опасность для жизни. К передвижению здесь прибегали лишь в редких, исключительных случаях, здесь не было установившегося, привычного пути, во всяком случае до IX в.

Морским путем, по которому вывозили шелк, был Индийский океан — Эритрейское море, по которому плыли к берегам Индии и на остров Цейлон (Тапробан). Наряду с пряностями, жемчугом, драгоценными камнями, отсюда вывозили щелк, доставлявшийся из Китая. В Персидском заливе и Индийском океане персидские корабли господствовали, с ними соперничали только эфиопские суда, поэтому византийские купцы поддерживали постоянные сношения с государством эфиопов. По Эритрейскому морю в их гавани регулярно ходили византийские корабли. Но к Адулису, главному порту Эфиопии, был и другой путь, по Аравийскому полуострову, требовавший затем лишь небольшого переезда по морю из Иемена. Из Сирии, через Палестину, Петру, по западному берегу Аравии до его южного мыса тянулся древний „путь благовоний". Эта караванная дорога сыграла выдающуюся роль в истории, так как она обусловливала южно-арабскую торговлю. Из всех этих возможных путей обычно Византия пользовалась посредничеством персидских купцов, приобретая из их рук шелк и шелковые изделия.