Майя: «Форс-минор» 14 страница

Стоило мне только отдать себе в этом отчет, как меня словно сорвало с тормозов, и с этого момента наш разговор протекал быстро и незатейливо. Освободившись от страха признаться себе самой в негативном отношении к нему, я вдруг почувствовала свободу и легкость, зажатость исчезла, и я стала говорить с ним точно так же, как говорила бы, скажем, с соседом по подъезду, и как ни удивительно, оказалось, что именно такой способ ведения разговора - на равных - наиболее выпукло проявил все то, в чем я хотела определенности. Я уточнила, что речь идет не об оценке способа жить, а о непосредственном переживании, переживании блаженства – либо оно есть, либо его нет. На это Учитель ответил, что тот образ жизни, который он ведет, и есть блаженство, после чего снова приступил к подробному описанию своего метода. Я решила настоять на своем, и вежливо, но твердо прервала его, и глядя прямо в глаза спросила, чеканя каждое слово - есть ли у него прямо сейчас или когда-либо вообще реальное, определенное, ясное переживание блаженства, о котором он говорил.

Учитель, кажется, впервые в жизни подвергся такому допросу. Мне показалось, что раньше никто не позволял себе прерывать его хорошо поставленную речь, и в тот момент, когда он собрался перекрутить ленту чуть назад и запустить ее заново, в его взгляде промелькнула тревожность, почти паника. Его глаза неожиданно ускользнули от моих, он стал смотреть куда-то в потолок, после чего сначала не очень уверенно, но потом более твердо заявил, что да, конечно, он часто это испытывает. Поскольку он снова уже начал было излагать свои открытия в практике медитации (они начинались с того, что не нужно непременно сидеть в позе лотоса во время медитации, а можно ногу положить вот так - показал как, и вот так - тоже показал, а можно и вообще вот так вот сидеть), то я его снова перебила и попросила описать то, что он переживает, ведь каждый под словом «блаженство» может иметь в виду что-то свое, - в этом я уже успела неоднократно убедиться, общаясь с самыми разными людьми, увлекающимися (или делающими вид, что увлекаются) разными практиками. Вопрос явно застиг его врасплох, глаза снова зачем-то полезли к потолку (невероятно похоже на ту смешную непосредственную детскую реакцию, с которой школьник смотрит в потолок, когда не знает урока), а затем он натянул блаженную улыбку и сказал, что это неописуемо, что нет слов, которыми можно было бы передать то, что он переживает. Ну что ж… очень удобный способ уйти от ответа, но на меня такие актерские штучки теперь не производят никакого впечатления, - я и сама могу изобразить хоть дьявола во плоти, но обмануть этим можно только бесчувственных и пустых людей. Я же доверяю своим ощущениям, а не видимости, и этот человек мне определенно кажется шарлатаном… Ну попробую еще задать вопрос.

Я попросила его описать переживание пустоты, о которой он так много сейчас говорил, вставляя эту пустоту то там, то сям. Тут Учитель уже был готов к ответу и сразу сказал, что иногда в процессе занятий той медитацией, которой он здесь обучает, он открывает глаза и видит пустоту, а иногда открывает, и видит обычный мир. Тогда я поняла, что недостаточно четко сформулировала свой вопрос, и спросила его еще раз - не что он видит, а что он переживает, что чувствует. Он ответил, что иногда видит пустоту, точнее иногда он открывает глаза и ничего не видит. И я поняла! Если кто-нибудь захочет придумать какое-то восприятие, которого у него нет, то разумеется ему ничего не останется, как скомпоновать его описание из старых, уже известных! Так, если кто-то хочет сказать, что у него есть переживание пустоты, то как он может вообразить это переживание? Вместо переживания он будет говорить о «понятии» пустоты, или о «видении» пустоты, как будто переживание заключается в зрении или слухе или обонянии! Это все равно, что услышать килограмм. Я столько раз за свою жизнь сталкивалась с этими выдумываниями того, чего нет… я столько раз сама себе врала, когда пыталась дофантазировать то, чего на самом деле не было, что теперь у меня аллергия на громкие и красивые фразы, якобы описывающие реальный опыт.

Вечер близился к экватору, темнело, с Ганги дохнуло прохладой, делать мне тут больше было нечего. Раскрашенные куклы слоников и забавных человечков вряд ли могли меня еще развлечь, а кукла Учителя – тем более. Собравшись уходить, я напоследок спросила - испытывает ли он когда-либо негативные эмоции. Глаза Учителя раскрылись чуть-чуть более обычного, он снова задрал взгляд в потолок, и мне показалось, что он мучительно пытается решить - соврать или не соврать. Но, кажется, он понял, что соврать не удастся, потому что эта европейская сучка, сидящая перед ним, опять припрет его к стене каким-нибудь вопросом. И он ответил, что да, конечно он их испытывает, но! При слове «но» его лицо вновь приобрело торжествующее выражение окончательного просветления. Но не просто испытывает, а испытывает, но не вовлекается, и не чувствует никакой ответственности, как, к примеру, собака, которая оскалится на кого-то, но не расстраивается по этому поводу. Вот мол и он так - испытывает негативные эмоции, но не вовлекается в них.

Я чуть было не поддалась на эту фразу, уже начала представлять, что он имеет в виду, но почувствовала, что уплываю куда-то не туда, прочь от ясности, от искренности, а так хочется и впрямь поверить в то, что можно и негативные эмоции испытывать, и в то же время быть просветленным, ведь это означает, что нет никакой необходимости в том, чтобы бороться с ними… Но нет, я больше не хочу слышать про какое-то там мифическое невовлечение, я жила этим чуть ли не два года, и ни к чему кроме шаткого забытья и мутного довольства не пришла. Уже не скрывая своего скепсиса, я сказала, что ведь это глупость, и если он испытывает негативные эмоции, то в этот самый момент он вовлечен в них. Учитель быстро сдал эту позицию, и решил отойти на более укрепленные фланги - он признал, что я совершенно права, да, права, но он имел в виду, что он не чувствует ответственности за свои негативные эмоции, что принимает их как неотъемлемую часть мира, как собака воспринимает что-то там... я не стала дослушивать, что там воспринимает собака, встала и попросту ушла. Во главе храма и ашрама оказался трус, лжец и попросту мошенник. В течение всего разговора он пытался мне вручить листочки, на которых были отпечатаны воззвания в красивых выражениях и приглашение стать его учеником. За определенную плату, разумеется. И не маленькую!

Я пошла на мост, остановилась посередине. Было так приятно смотреть вниз на живую стихию, непридуманную, мощную, на бурлящие воды, разбивающиеся о большие валуны, закручивающиеся вокруг них воронками. После разговора остался неприятный осадок, словно шла на праздник, а попала в сточную канаву, словно меня оскорбили. Глупость, а все равно обидно, и во всяком случае на сегодня желание посещать храмы и учителей пропало.

Ночью я получила редкое для этих мест удовольствие – побывала в глухой сибирской тайге в январскую лютую стужу. Дело в том, что около часа ночи с Ганги начинает дуть довольно сильный ветер с гор, с севера на юг, и когда лежишь в кровати в отеле – полная иллюзия того, будто за окном суровая метель. Ветер, конечно, на самом деле теплый, но вещи с балкона вполне может унести. Пришлось встать и снять белье с веревки на крыше. Под завывания ночной стихии за окном на меня нашло творческое настроение, я достала дневник и попыталась описать свои последние открытия, свое текущее состояние.

«** октября.

Все усыпляет. Я завтракаю, обедаю, смотрю телевизор, работаю, путешествую, и все это усыпляет, монотонно убаюкивает, и иногда я словно просыпаюсь и вижу все это... Глаза бы мои не смотрели… Иногда есть силы и способность просто увидеть все это.

Все усыпляет - секс или отсутствие секса, работа или отсутствие работы - не важно. Вот парадокс. Я всегда думаю, что вот сейчас делаю то-то и испытываю то-то, и если я буду делать это или не буду - то вот именно тогда стану жить как-то иначе. Печальное заблуждение, которое редко удается осознать - ведь для этого надо иметь достаточно сил, достаточно желаний, чтобы сделать и так и иначе, и лишь тогда убедиться, что разницы нет. Да ведь мало просто сделать то-то и то-то - я ведь сотни раз побывала в самых разных противоположностях. Увы - каждый раз повторяется одно и то же. С убийственным постоянством, погружаясь в одно, я начинаю искать избавления в другом, и достигнув другого, мечтаю о первом. Так может длиться годами, и у многих, наверное, так и длится всю жизнь. Нерешительность в следовании своим влечениям - в этом наверное причина того, что опыт растягивается на срок, слишком долгий для человеческой жизни. Порой мне кажется, что я поднимаюсь HАД, и тогда я вижу пустоту любых вариантов. Не в вариантах дело.

Я по-прежнему не знаю - чего ищу и куда двигаюсь. Я знаю кое-что, но этого мало. Я знаю, что жизнь, обычная жизнь - такая, какой ее знают все, кого я знаю - это набор квадратиков, это клеточки, в которые мы играем до конца наших дней. Классики. Асфальт расчерчен на квадратики, и мы по ним прыгаем так, как нас научили. Вне этих квадратиков жизни для нас нет - там загадка, пугающая или просто неизвестная.

Ярость периодически овладевает мною - ярость пополам с отчаянием. Неужели я так и не найду выхода? Не на кого переложить ответственность. Даже если рядом были бы сотни достойных мудрецов - стала бы от этого моя жизнь иной? Я ничего не знаю об этом.

Я последовательно переживаю один и тот же набор эмоций, один и тот же ряд мыслей, целей, мотивов. Впрочем - тут есть одна зацепка. Я знаю из своего опыта, что если напряженным усилием прервать последовательность в любом месте, то возникает чувство, что мир обретает некоторую незнакомую ранее глубину. Я в такие моменты захватываю новые области жизни, новые области осознания, которые ранее были недоступны. Само по себе переживание этих новых слоев осознания необычайно привлекательно. Оно явно содержит в себе что-то особенное, поскольку это сильно отличается от всего остального, что можно открывать или накапливать. Новые слои осознания поначалу всегда сложны для переживания - они очень чужды, они просто непередаваемо чужеродны. Такое чувство, как было в раннем детстве - попадаешь в больницу, и там так все иначе, так все чуждо, нет дома, нет родственников, тех, кто с тобой ласков и внимателен - чувство абсолютного отторжения от известного мира. Хотя нет, «чуждо» - не то слово. Если бы оно было чуждым, оно бы так не влекло… правильнее будет сказать «непривычно». Обостренное пронзительное чувство не-домашности. Несмотря на эту неудобоваримость, тем не менее тут лежит что-то такое, что нигде больше не найти, поэтому неуклонно влечет обратно - туда, где нет чувства знакомого, чувства приторно-родного, чувства сытой защищенности и гнилой известности.

Мне ясно, что то, что я ищу, лежит где-то за этими пространствами, вне моих клеточек-классиков. Там такая необычайная свежесть, там настоящие просторы, в которых может я найду что-то, может нет, но мне туда надо. Мне надо куда-то туда. Но попасть туда не просто. Полное устранение негативных эмоций… неужели это возможно? Раньше я бы сказала, что «нет», но сейчас я не знаю.

Почему я прямо сейчас не начну пробовать заниматься этой практикой? Что мне надо? Негативных эмоций у меня полно, это ясно, и с какой стороны за них взяться? Сколько я буду ходить вокруг да около? Всегда есть соблазн ускользнуть в какие-то другие желания… ага… значит я думаю, что занятия этой практикой лишат меня чего-то привлекательного? Чего?? Так хочу я или не хочу? Вот вопрос, на который мне надо дать ответ, а не делать вид, что есть какие-то препятствия. Я хочу или не хочу сделать это – объявить войну негативным эмоциям? Столько разных желаний… их много… хочу ли я быть эдакой коровой, которая ослеплена страстью иметь свое гнездышко или свою карьеру, и мчаться к своей мечте, чтобы, овладев ею, пресытиться, вытошнить, вообразить себе новое условие своего счастья и помчаться дальше? Мерзкое, жалкое зрелище, в котором я так хорошо узнаю и себя. Хочу замереть, ощутить тревожную свежесть ветра в лицо, отдаться ему и искать HЕЧТО.»

(22)

Садху в Ришикеше, да и во всей Индии - самая выгодная профессия. С такой мыслью я завалилась с жаркой улицы в европейское кафе с темными стеклами. Для этой профессии не надо ничего, кроме рыжего балахона. Поскольку в Индии почти всегда жарко, то жить можно на улице, и если учесть, что многие именно так и живут, то быть садху попросту выгодно, ведь одно дело дать денег обычному оборванцу, и совсем другое дело – святому человеку. Это улучшает карму, а карма в Индии такое же само собой разумеющееся явление, как единство народа и партии в эпоху СССР. Эти садху каждое утро выползают в самые людные места с начищенными до блеска металлическими бидончиками и просят денег, предлагая фотографировать себя в разных позах, изображающих занятия йогой. Тщетно они пытаются придать своим лицам какие-то загадочные выражения, - ничего, кроме обычной тупости я в них так и не увидела. Зачем же садху из Кулу сказал мне, чтобы я ехала сюда? Или и не было никакого садху?.. Глупость это – припереться сюда только потому, что привиделся какой-то садху… может там просто испарения какие-нибудь, вызывающие галлюцинации?

- Мне омлет и горячий шоколад…

- Извините, в этом городе нельзя есть яйца.

-?

- Ришикеш – это святое место, на берегу святой реки, и здесь нельзя есть яйца, мясо, курицу, рыбу, мясо, лук и чеснок.

- Ну мясо – это понятно, но чем же провинились лук с чесноком?

- Считается, что все, что ты ешь, ты преподносишь богу, ты этим кормишь бога. Лук и чеснок – неподходящая еда для богов, потому что у них дурной запах.

- Это тебе сказали сами боги?

- Так говорят пандиты, мэм.

- А пандитам сказали боги?

- Не знаю, мэм, я простой человек…

- Так здесь вообще нигде нет яиц?

- Нигде.

- М-м… Ну хорошо, тогда давай меню, я подумаю.

…Почему же этот садху, возникший из пещерных испарений, посоветовал мне ехать именно сюда? Нет, не могу представить, что это была простая галлюцинация, необыкновенный, но всего лишь сон. Тут явно примешалось что-то еще – бог знает в какой пропорции, но все-таки примешалось… не бывает таких снов, и галлюцинаций таких не бывает, ведь я получила реальную информацию, которой не имела раньше, и не просто информацию, а нечто в самом деле важное, актуальное, что не могло появиться в результате случайной комбинации фантомов. Пока что я буду исходить из того, что все-таки в этой истории каким-то невероятным для меня образом участвовало чье-то сознание, и кто-то реально существующий беседовал со мной, кто-то дал мне совет сюда приехать. Но я же не могу обходить все ашрамы в поисках интересных людей… Возникло недовольство, я опять забыла о том, что встреча с садху позволила сделать важные открытия, и что я постоянно возвращаюсь к тому, что он сказал, и мысли на эту тему порождают такие идеи, которые раньше я бы и рассматривать не стала. После этой «встречи» что-то изменилось во мне, - как будто из меня вынули какую-то занозу, которая вроде бы и не замечалась, но на самом деле непрерывно мешала. Но сейчас, когда я испытывала недовольство тем, что он дал такой непонятный и скорее всего бестолковый совет, я снова начала думать о том, что все эти изменения произошли во мне самопроизвольно, и «он» мог не иметь к этому никакого отношения. И мистические обстоятельства нашей встречи тоже скорее всего были мной выдуманы, точнее дорисованы до мистических. Ведь вместо того, чтобы дотошно расспросить Раджа о том, как и что было, я схватила эту загадочную историю и не стала ничего выяснять, чтобы ненароком не развеять ее чудесность…

- Мне, пожалуйста, Vegetable Spring Rolls… Apple Pancake... Hot Chocolate... у вас ведь есть Hot Chocolate? Он прекрасно пахнет, клянусь, боги будут довольны. Ок, пока это все, только Hot Chocolate с блином – после еды, ПОСЛЕ, хорошо? После, а не «до» (все равно все перепутает)… а ведь не имеет значения, каковы были обстоятельства той встречи, имеет значение другое – как изменилась моя жизнь после этого. Даже если я просто выдумала эту историю, это все равно была бы одна из самых удивительных встреч в моей жизни. Эта мысль меня поразила… Не имеет значения, было это или нет. …Было или нет… А откуда я вообще знаю, что что-то было, а что-то – нет? Вопрос испугал, я будто подошла к самому краю пропасти, заглянула туда и отшатнулась назад. Черт возьми, так ведь можно вообще потеряться... Я буду бороться за свое будущее, я буду менять настоящее, но прошлое – это прошлое, от него никуда не деться, и я, к счастью, не могу его изменить, даже если захочу… а что тогда меня испугало? Мысли так быстро сменяют одна другую, что сложно зацепиться за что-то – так происходит всегда, когда надо подумать о чем-то, не сбиваясь на другие темы, и как раз сейчас думать почему-то не получается, - мысли либо сливаются в месиво, как под миксером, либо начинает хотеться думать о чем-то, не имеющем никакого отношения к тому, о чем Я хочу думать. Мысль о том, что на самом деле я не знаю, как понять, что было, а что нет, зияла пугающей дырой среди разномастной каши привычных безвкусных образов и обрывков мыслей. Я никак не могла сосредоточиться на ней, и опять возникло недовольство, - вот-вот поймаю ее и начну думать, но нет – никак, она как скользкая рыба касается меня хвостом и исчезает под водой. А недовольство только ухудшает ситуацию, - я вообще становлюсь невменяемой, когда оно возникает. Так, блокнот, ручка, записываю.

«Я не знаю, как определить то, что было на самом деле, а чего не было. Как быть уверенной в том, что то, что было – только оно и было, и не было ничего другого, чего я просто не помню? Есть что-то, что я помню… это, конечно, было, а с другой стороны сколько я всего помню? Какие-то жалкие крохи, особенно из детства, и я знаю, что что-то было, и это что-то определенно повлияло на меня, но что именно это было? Оно ведь стало частью моей личной истории, раз оно было, то есть я это не помню, но знаю, что что-то было, а как может «что-то» быть частью моего прошлого? Прошлое – это нечто конкретное. Почему вообще я считаю что-то частью своей личной истории, а что-то нет? По какому признаку я отбираю воспоминания? Ну как, по какому… как все, как все… значит все это время я с покорностью овцы считала своей личной историей не то, что САМА считаю важным, а то, что ПРИНЯТО считать ею. Плохо дело… Закопаюсь я с этим по самые уши… А что же я сама считаю важным? Уж никак не то, в каком году родилась, что закончила и что получила, а то, что пережила, что испытала, что поняла… а ведь я во сне часто влюблялась – по-настоящему, ярко, пронзительно, и это переживание не забывалось, включалось в остальной круговорот событий полноправным участником, и стало быть некоторые сновидения в полном смысле этого слова стали моей личной историей… представляю себе что будет, если в бланке «краткая автобиография» перечислить свои сны:)… Вернемся обратно, предельно упрощу ситуацию. Вот я посмотрела за окно – увидела гору, прекрасно, теперь я отворачиваюсь от окна. Спрашиваю себя – что я видела? Ответ – «гору». Интересно… а почему? Почему я сейчас уверена, что видела именно гору, а не море? Как мне прямо сейчас это проверить? Ну как… если я представляю себе море… легко… представляю гору – легко… а почему я уверена в том, что… погоди… уверена… именно вот эта уверенность и является основанием для уверенности в том… уверенность – основание для уверенности?... какая чушь… а откуда берется эта уверенность? Что это вообще такое – уверенность эта?? Мда… А откуда я знаю, что это за такое явление – уверенность в том, что я видела именно это, а не то… а можно ли изменить эту уверенность? Я ведь могу быть уверена в чем-то, а потом мне скажут – Майя, ты не туда посмотрела, ты ошиблась, и я в самом деле увижу, что ошиблась, и тогда моя уверенность изменится, стало быть эту самую уверенность можно менять, но по некоторым правилам… а кто установил эти правила? И почему эти правила именно такие? Я ничего об этом не знаю, я просто им следую… И как я это делаю? Как меняю уверенность? Надо же… делала это миллион раз и не знаю как. Я уверена в том, что ошиблась и это меняет мою предыдущую уверенность… уверенность меняет уверенность. Эмоции меняют эмоции, мысль опровергает другую мысль, а вот эмоция опровергнуть мысль не может. Что же это получается? Ну если я опустила в суп луковицу, а потом в нарушение тех правил, согласно которым принято менять уверенность, я изменила бы ее и стала думать, что положила морковь, то потом вместо запланированного супа получила бы что-то другое, значит эти правила все-таки осмысленны, но каковы они – правила? Где их границы? Где уверенность, что я следую им адекватно? Я даже не могу их сформулировать… может просто их нет, а есть просто набор эмпирически полученных маленьких правил, а может есть другие… и что же все это значит, что прошлое – это отнюдь не нечто определенное? А как же объективность…»

Уффф…. Я откинулась на кресле, вытерла пот со лба. Вот это да – аж вспотела! Никогда в жизни так не думала… почему? Вроде думала довольно часто, вон когда в универ готовилась, тоже сидела и напрягалась, но то другое, не то… в чем разница? Кажется, в том, что здесь я не просто перемалываю мысли по известным правилам, здесь я ищу сами эти правила, я НЕ ЗНАЮ, как можно тут думать, это как парение в непознанных просторах, и это переживается как творчество, как дыхание жизни. Но как же сложно к этому пробиваться! Как будто танк с места сдвигаю, - такие препятствия приходится преодолевать, чтобы испытать радость от мышления. Прямо как во сне, когда хочешь быстро бежать, а словно повязана по рукам и ногам вязкой массой.

И как ясно я сейчас вижу отсутствие опыта такого мышления! Уже пятнадцать минут не могу сделать то, что хочу – последовательно подумать на интересную мне тему. Будто никак не могу попасть ниткой в маленькое игольное ушко… безнадежно все это, ну его к черту, ну что я пытаюсь вытащить себя из болота за волосы… всего пятнадцать минут, а такое впечатление, что целый час рубила дрова… Постоянно хочется переключиться на все что угодно – хоть на болтовню о погоде, хоть на перемалывание мыслей о разнообразии местного меню… Ну вот, еду принесли…

Я тупо смотрела на принесенный обед, понимая, что если сейчас начну есть, то я пропала, ушла от борьбы за ценную мысль, сдалась обыденности, которая так рьяно защищает свои права, что я чувствую себя абсолютно измотанной и разбитой.

А еда-то остывает… Пожалуй, вернусь все-таки к этому позже, ведь я помню, о чем хотела подумать, все записано, ничто не мешает продолжить после такого ароматного горячего шоколада и орехового десерта…

В первые несколько секунд я еще понимала, что проиграла и сдалась, но очень быстро я изменила свою уверенность и стала уверенной в другом – ничего особенного не произошло, я просто отложила вопрос на потом, я просто не хочу, чтобы остывала еда – практика практикой, а есть холодную еду все же никуда не годится.

На улицу я вышла сытая и довольная. Думать хотелось еще меньше, чем когда-либо, и я с головой окунулась в пустое и безвкусное «ничего не происходит», даже и не заметив этого, потому что желание не прикладывать никаких усилий и просто плыть по течению было слишком сильным. Я решила пройти в противоположный от Лакшман Джула конец города. Там, судя по карте, были больше ашрамы. Справочник сообщал, что в них очень строгие правила, и мне стало любопытно, что же они дают «взамен» следованию строгой дисциплине.

Вот это помпезность! Это, наверное, чей-то дворец – витиеватые колонны, арки, пальмы, скульптуры, фонтаны, важный полицейский около ворот. По мраморным дорожкам бегают босые молодые индусы, одетые в одинаковые оранжевые одежды, похожие на специальную форму религиозного толка. Похоже, это престижное образовательное заведение.

- Не подскажете, что это?

Полицейский, покровительственно осклабившись, взглянул на меня, как на ничего еще не знающего ребенка.

- Ашрам Кришны. Здесь когда-то жили «Биттлз», они здесь встретили своего гуру…

- Ах вот оно что…

- Здесь становятся пандитами.

- То есть все эти мальчишки в рыжем – будущие пандиты?

Он слегка поморщился от такого фамильярного словечка по отношению к уважаемым, пусть молодым и будущим, пандитам.

- Да.

А это, интересно, кто? Дорога уважительно расстилалась перед его стремительной походкой и широкой грудью. Грива черных вьющихся волос развевалась от предвечернего ветра, идущего с Ганги. Он шел так быстро, что бритые мальчишки со смешными маленькими хвостиками на затылке едва поспевали за ним. Но ему не было до этого никакого дела, - он был похож на цезаря в окружении раболепной свиты. Индусы, оказавшиеся поблизости, уступали ему дорогу, молитвенно складывая ладони и благоговейно улыбаясь. Некоторых он удостаивал легким кивком головы, некоторых – широкой улыбкой, обнажавшей ряд прекрасных белых зубов. Взгляд его охватывал просторы, не касаясь земного тлена, словно обозревая свои неземные владения… Он резко остановился, едва ли не в десяти сантиметрах от меня, явно не ожидая никаких препятствий на своем пути. Маска всемогущества и величия от неожиданности слетела, густые разлетающиеся брови изогнулись удивлением, а лицо попыталось изобразить улыбку, которая получилась слегка кривой, и он как будто почувствовал это и уже успел разозлиться на меня за то, что преградив ему дорогу, я выставила его в невыгодном свете.

- Ты разозлился?

Цикады вмиг смолкли, ветер утих, мальчишки наконец смогли отдышаться и теперь тоже замолкли, замерев в глупых позах…

- Что? – выдержав паузу, он натянул на себя улыбку и дружелюбие.

- Я спрашиваю, ты сейчас на меня разозлился?

- О, мой английский плохо-плохо!

Я уловила его начавшееся движение в обход меня, и опять преградила ему дорогу. Сердце стучит от волнения, но я не сдамся, я хочу получить ответ на свой вопрос.

- Кто-нибудь может перевести? – я огляделась вокруг. Рядом с ним как минимум десять учеников и еще человек десять зевак и еще человек десять почитателей. Все молчат.

- Неужели никто не говорит по-английски?

Главный пандит никак не решался отодвинуть меня в сторону, и напряжение его росло. Очевидно, что он не знает, как вести себя в такой странной ситуации, - какая-то пигалица встала на пути, достает его вопросами и по всей вероятности не собирается отступать. Он с плохо скрываемой тревогой посмотрел вокруг, ища поддержки в своем окружении, из которого наконец выполз юнец с ничего не выражающим лицом и пушком над губами.

- Я хочу узнать, испытывает ли главный пандит негативные эмоции?

- Негативные эмоции? – он явно не поверил своим ушам.

- Да, негативные эмоции.

Запинаясь, он что-то сказал своему учителю, лицо которого опять начало улыбаться привычной голливудской улыбкой. Он выслушал вопрос, сказал что-то коротко в ответ, и уже опять собрался было идти, но я не отошла, дожидаясь ответа.

- Нет, он никогда не испытывает негативные эмоции.

Ну конечно! Что же он мог еще ответить!

- А что он тогда испытывает? Вот прямо сейчас, что он испытывает? Переведи..

Еще более смущаясь и запинаясь, он перевел и эту неслыханную дерзость. В ответ я получила заверение, что сейчас главный пандит очень спешит, но завтра он готов ответить на любые мои вопросы, и приглашает меня к шести часам на пуджу… И я сдалась, поверила в то, что завтра он и вправду будет говорить со мной, и, получив на прощанье его царскую улыбку, осталась один на один с вечереющим небом, чуть прохладным ветром и опустевшими мраморными дорожками.

Кто-то тронул меня за плечо, - это была женщина, европейка. Она обратилась ко мне на ломаном английском.

- Что вы хотите?

- Я хочу узнать, испытывает ли главный пандит негативные эмоции.

Глаза ее гневно, недоуменно, и в то же время тревожно распахнулись, она суетливо оглянулась по сторонам, как будто оценивая, не видел ли кто, что она услышала этот вопрос.

- Он? Негативные эмоции? Да нет конечно, ну конечно нет. Андрей, ты представляешь, девушка спрашивает, не испытывает ли главный пандит негативные эмоции…

- А, так вы русские!

- Ой, так здорово, и Вы тоже русская… Надолго тут?

- Пока не знаю… Так почему вы так уверены в том, что он не испытывает негативных эмоций?

- Мы провели здесь с ним в Ашраме две недели, мы много общались, и я никогда не видела, чтобы он испытывал что-то негативное… Это же главный пандит!

- Какая разница? Разве его главность о чем-то говорит?

- Ну конечно говорит, - в разговор вступил мужчина, и он то уж явно испытывал недовольство моим поведением. Он был старше меня лет на пятнадцать и явно приготовился отчитать меня как школьницу, - это же вам не шарашкина контора, это большой Ашрам. Для того, чтобы тут занять какое-то место, надо пройти специальную экзаминацию…

- Ну насколько я понимаю, пандиты – это не святые и не просветленные, это те люди, которые хорошо разбираются в священных писаниях, и для того, чтобы получить какое-то место здесь, необходимо прежде всего хорошо знать священные тексты и владеть санскритом. И даже если допустить, что здесь нужно не только это, а еще некое духовное развитие, то ведь неизвестно, кто проводит эту экзаминацию. А вдруг здесь все давно уже стало формальным, если вообще когда-то было настоящим – это ведь надо ПРОВЕРИТЬ, а не просто принять как заведомый факт. Вы проверяли?

- Я смотрю, Вы все знаете… Зачем тогда спрашиваете?

- А я у Вас ничего и не спрашиваю… И вообще не хочу с Вами разговаривать, потому что вот прямо сейчас Вы испытываете ко мне яркую неприязнь и пытаетесь то ли учить меня, то ли задеть… Так Вы говорили, что много общались с главным пандитом, - я опять обернулась к женщине.