Глава XXI

"Венецианский купец". - Источники и характеры. - Антонио, Порция, Шейлок, - Лунный пейзаж и музыка. - Взгляд Шекспира на музыку. Из пьесы Бена Джонсона "Вольпоне" видно, что туристы, посещавшиеВенецию, нанимали себе комнату и поручали какому-нибудь еврею меблироватьее. Если путешественник был в то же время и писателем, то он получал такимобразом возможность, которая не существовала в самой Англии, - изучитьхарактер и речь евреев. Шекспир воспользовался этим случаем. Он заимствовалимена евреев и евреек, встречающиеся в "Венецианском купце" из ВетхогоЗавета. В первой книге Моисея (10, 24) попадается имя Села, или по-еврейскиШелах (имя одного маронита из Ливана). Шекспир видоизменил это имя в Шейлок.Далее в той же книге встречается (И, 24) имя Джиска (выглядывающая,высматривающая). В двух английских переводах Библии, относящихся к 1549 и1551 гг., оно писалось Джеска. Шекспир превратил его в Джессика. Ведь Шейлокговорит, как известно, что Джессика имеет привычку выглядывать из окна илюбоваться уличными зрелищами. Шекспировская публика узнала различными путями легенду о еврее, которыйупорно требовал от своего должника-христианина взамен уплаты денежного долгафунт его собственного мяса, и который был принужден не только с позоромотказаться от своего иска, но даже принять христианство. Этот сюжет (равнокак и мотив с тремя ящиками) оказался буддийского происхождения, и многиеисследователи придерживаются того мнения, что он из Индии перекочевал вЕвропу. Однако можно предположить и обратное движение. Как бы там ни было,но мы находим уже в 12 таблицах древнего Рима закон, в силу которогокредитор имел право вырезать у несостоятельного должника кусок мяса. Один изисточников шекспировской пьесы ссылается именно на это постановление. Встарину этот обычай существовал везде, и Шекспир только перенес его изседой, варварской древности в современную ему Венецию. В этом рассказерисуется переход от периода безусловного исполнения строгого закона к болеепозднему периоду господства принципа справедливости. Этот рассказпредставлял, таким образом, удобный повод к красноречивой тираде Порции оразличии между законом и милосердием, тираде, превращавшейся в уме зрителейв доказательство превосходства христианской морали над еврейским культомформального закона. Одним из источников, которым Шекспир пользовался дляличности Шейлока, особенно для сцены в суде, является трактат Сильвейна"Оратор". Двадцать пятая ГЛАВА этого сочинения озаглавлена "О еврее,потребовавшем от христианина вместо уплаты долга фунт его собственногомяса". Так как книга Сильвейна вышла в английском переводе Энтони Мондея в1596 г., а "Венецианский купец" упоминается в 1598 г. у Миреса в ряду другихшекспировских пьес, то нет никакого сомнения, что драма написана именно вэтот промежуток времени. В упомянутом произведении купец и еврей произносяткаждый по речи, и обвинения, взводимые на второго, интересны в том смысле,что живо рисуют отношения того времени к евреям: они потому так упрямы ижестоки, - говорится здесь, - что желают во что бы то ни стало глумиться надраспятым ими христианским Богом; они всегда были безбожным народом, так какБиблия полна рассказов о их возмущениях против Бога, судей и священников.Даже больше, их прославленные патриархи продали собственного брата. Но главным источником для пьесы Шекспира была, без сомнения, повесть"Приключения Джанетто" из сборника Джованни Фиорентини "II Ресогопе",вышедшего в 1558 г. в Милане. Молодой купец Джанетто приезжает со своим богато нагруженным кораблем вгавань близ дворца Бельмонте, принадлежащего одной прелестной юной вдове.Много поклонников окружает ее. Она готова подарить свою руку и своесостояние тому, кто исполнит никем пока еще не исполненное условие. Оновыражено в чисто средневековом грубо-наивном духе. Когда наступает ночь,дама приглашает своего гостя разделить с нею ложе. Но усыпительный напиток,который она ему перед этим подносит, погружает его в глубокий сон, и когдавсходит солнце, он обязан отдать прекрасной вдове свой корабль вместе сгрузом и покинуть ее с позором и убытками. Джанетто терпит неудачу, но оннаходится до такой степени под обаянием своей страсти, что когда добрыйАнсальдо, воспитавший его, снаряжает для него корабль, он снова возвращаетсяв Бельмонте. Однако и это посещение оказывается столь же бесполезным. Чтобыпослать Джанетто в третий раз, Ансальдо принужден занять у одного еврея подизвестным нам условием 10.000 дукатов. На этот раз молодой человек избегаетопасности благодаря доброму совету одной из служанок. Он женится напрелестной вдове и забывает в своей радости вексель, данный еврею Ансальдо.Он вспоминает о нем только в самый день срока. Жена советует ему немедленнопоехать в Венецию и дает ему на дорогу 100.000 дукатов. Переодевшись затемадвокатом, она отправляется вслед за ним и появляется в Венеции в видемолодого, известного юриста из Болоньи. Но еврей отказывается наотрез отвсех предложений, имеющих в виду спасти Ансальдо, даже от 100.000 дукатов.Затем сцена в суде происходит так же, как и в пьесе Шекспира. Молодаясупруга Джанетто произносит тот же приговор, что и Порция. Еврей не получаетни гроша и не имеет возможности пролить ни одной капли крови Ансальдо.Благодарный Джанетто предлагает адвокату все 100.000 дукатов, но тот требуеттолько перстень, данный ему женой, и шутливая завязка развязывается так желегко, как у Шекспира. Так как поэт нашел неудобным сохранить условие, поставленное прекраснойвдовушкой новеллы для получения ее руки, он нашел другое в одном израссказов сборника "Римские деяния". Здесь молодая девушка должна выбиратьмежду тремя ящиками: золотым, серебряным и оловянным, если желает сделатьсяневестой царевича. Надпись на золотом ящике обещает тому, кто его выберет,дать то, что он заслуживает. Молодая девушка отказывается из скромности ипоступает разумно, так как ящик наполнен костями скелета. Надпись насеребряном ящике обещает то, чего каждый желает больше всего. Девушкапроходит также мимо этого ящика, замечая наивно, что ее природа требуетпрежде всего чувственных удовольствий. Наконец, оловянный ящик предвещаеттому, кто на нем остановит свой выбор, то, что сам Бог ему назначит:оказывается - он наполнен драгоценными камнями. У Шекспира Порция заставляет сообразно с завещанием отца своихпоклонников выбирать между тремя ящиками, которые носят другие надписи и изкоторых самый неказистый на вид содержит ее портрет. Едва ли Шекспирзаимствовал что-нибудь из более ранней, не дошедшей до нас пьесы, которая пословам Стефана Госсона в его "Школе злоупотреблений" бичевала алчностьсветских женихов и кровожадность ростовщиков. Значение "Венецианского купца" обусловлено той серьезностью игениальностью, с которой Шекспир обработал психологические эскизыхарактеров, заимствованные им из старых сказок, тем увлекательным лиризмом,той поэзией лунной ночи, которые дышат в заключительных сценах его драмы. Шекспир вдохнул в царственного купца Антонио, который при всем своембогатстве и счастье страдает меланхолией, и которого предчувствие грядущихневзгод и мук поражает сплином, частицу своей собственной души. МеланхолияАнтонио имеет много общего с той, которая завладеет в скором времени сердцемЖака в комедии "Как вам угодно", душою герцога в "Двенадцатой ночи" и умомГамлета. Она служит как бы черной подкладкой к светлому, жизнерадостномунастроению, которое еще преобладает в этом периоде шекспировской биографии.Эта меланхолия заставит в недалеком будущем поэта уступить главное место всвоих пьесах героям мечтательным и рефлектирующим, тогда как в эпохуцветущей молодости это место занимают натуры решительные и активные.Впрочем, Антонио при всем своем царственном благородстве далеко небезупречный человек. Он издевался над Шейлоком, обращался с ним свысока,презирал его за веру и происхождение. Зритель понимает, какой дикойнеобузданностью отличались средневековые предрассудки против евреев, когдадаже такой великодушный человек, как Антонио, находится всецело под ихгнетом. Если он с некоторым правом презирает и ненавидит Шейлока за егоденежные аферы, то он, с другой стороны, забывает, к нашему глубокомуудивлению, тот простой факт, что у евреев отняли всякую возможностьсуществовать иными средствами, и что им, в сущности, позволяли сколачиватькапиталы только затем, чтобы иметь на всякий случай жертву, которую можнобыло бы бесцеремонно ограбить. Но сам Шекспир едва ли смотрел на Шейлокаглазами Антонио. Шейлок не в силах понять венецианского купца ихарактеризует его словами (III, 3):...Это вот: Тот дуралей, что деньги без процентов Дает взаймы. Шекспир не принадлежал к числу таких "дуралеев". Он наделил Антониотаким идеализмом, который не соответствовал его собственным наклонностям икоторый не казался ему достойным подражания. В отношениях Шейлока к немурисуется, таким образом, ненависть и мстительность человека отверженногоплемени. С особенным вниманием и с особенной любовью обрисовал Шекспир фигуруПорции. В том условии, которое она ставит претендентам на ее руку, сквозиттак же, как в конфликте, вызванном Шейлоком, сказочный мотив. Таким образом,обе половины действия соответствуют друг другу как нельзя лучше. Конечно, странное завещание отца, позволяющее Порции выйти замуж толькоза того, кто сумеет отгадать загадку на простую тему: "не все то золото, чтоблестит", кажется нам слишком наивным и сказочным. Шекспир, по-видимому, такобрадовался случаю высказать по поводу этой старой повести о трех ящикахсвое отвращение ко всякой внешней мишуре, что не обратил никакого вниманияна такой неправдоподобный способ выходить замуж. Он хотел сказать другимисловами: Порция не только изящная, но и глубоко серьезная женщина. Ее сердцеможет покорить только тот, кто презирает внешний блеск. Бассанио намекает наэто обстоятельство в длинной реплике перед выбором (III, 2). Если Шекспирненавидел что-нибудь в продолжение всей своей жизни такой страстнойненавистью, которая не находилась ни в какой пропорции с ничтожностью самогопредмета, то это были: румяна и искусственные волосы. Вот почему оннастойчиво подчеркивает, что красота Порции ничем не обязана искусству.Красота других женщин имеет совсем иное происхождение:...Взгляните только На красоту - увидите сейчас, Что ценится она всегда по весу Наружных украшений. - Когда порою мы глядим На мнимую красавицу и видим, Как кудри золотистые ее Вниз с головы бегут двумя змеями, Кокетливо играя с ветерком, То знаем мы, что это достоянье Уже второй головки: череп тот, Что их родил, давно лежит в могиле. Поэтому на блеск наружный их Должны смотреть, как на коварный берег Опаснейшего моря. {Все цитаты приводятся по переводу Вейнберга.} Перед выбором Порция высказывает в высшей степени кокетливо, почтипротив желания, делая полусознательную ошибку, свою любовь к Бассанио: Проклятие глазам чудесным вашим! Они меня околдовали всю И на две половины разделили; Одна из них вам вся принадлежит, Другая - вам... мне, я сказать хотела, Но если мне, то также вам - итак, Вам все мое принадлежит. Когда Бассанио выражает в своей реплике желание как можно скорееприступить к выбору между ящиками, так как ожидание для него хуже пытки, тоПорция намекает в своем ответе, по-видимому, на варварскую казнь донаРодриго Лопеса, испанского врача Елизаветы, состоявшуюся в 1594 г. послетого, как два негодяя сделали под пыткой какие-то разоблачения в пользусовершенно неосновательного обвинения:...Да, но вы Мне, может быть, все это говорите, Как человек, который может все Под пыткою сказать. Бассанио отвечает: Пообещайте Мне только жизнь - и правду я скажу. Когда исход выборов оправдал надежды Порции, она говорит и поступаеттак, как женщина, нравственный облик которой Шекспир считал в этот периодсвоей жизни идеальным. Это не бурное самозабвение Юлии, а беспредельнаянежность благородной и разумной женщины. Она не желала бы для себя - бытьлучше, но для него она хотела бы в двадцать раз утроить свою цену. Онаговорит: Но, ах, итог того, что стою я - Ничто. Теперь я девушка простая, Без сведений, без опытности, тем Счастливая, что не стара учиться, И тем еще счастливей, что на свет Не родилась тупою для ученья: Всего же тем счастливее, что свой Покорный ум она теперь вверяет Вам, мой король, мой муж, учитель мой. Так кротко любит она своего жениха, бесхарактерного расточителя,приехавшего в Бельмонте только ради того, чтобы получить вместе с рукойневесты возможность заплатить легкомысленно наделанные долги. Хотя отецПорции желал достигнуть путем странного завещания того, чтобы дочь несделалась добычей сребролюбивого человека, но именно эта участь постигаетее, правда, после того, как первоначальный мотив сватовства затмевается в ееглазах достоинствами Бассанио. Хотя Порция отдается совершенно своей любви, тем не менее в еехарактере много самостоятельности и мужественности. Как все дети, ранолишившиеся своих родителей, она умеет сама распоряжаться, другим повелеватьи энергично действовать, не спрашивая ни у кого совета, не обращая вниманияна требования светского этикета. Поэт воспользовался данными итальянскойновеллы, чтобы наделить Порцию не только благородством, но и решительностью."Сколько денег должен Антонио?" - спрашивает она. - "Три тысячи дукатов". -"Дай еврею шесть тысяч и разорви расписку". Шекспир наделил далее Порцию темсветлым, победоносным темпераментом, которым некоторое время будутотличаться все молодые девушки в его комедиях. К одной из них обращаются свопросом: "Вы, вероятно, родились в веселый час?" - Она отвечает: "О нет,моя мать страдала. Но на небе плясала сияющая звезда, и я родилась под этойзвездой!" Все эти молодые женщины родились под звездой, которая плясала.Даже из сердца самых тихих и кротких из них вырываются потоки ликующейжизнерадостности. Все существо Порции дышит здоровьем. Радостные восклицания так и льютсяс ее уст. Счастье - ее настоящая стихия. Она дитя счастья, она выросла ивоспиталась в атмосфере счастья, она окружена всеми условиями и атрибутамисчастья и сыплет щедрой рукой счастье кругом себя. Она - олицетворениевеликодушия. Это не лебедь, вылупившийся на утином дворе. Вся обстановкагармонирует как нельзя лучше с ее фигурой. Имущество Шейлока состоит из золота и драгоценных камней: их можноспрятать или захватить с собою в случае бегства, но ведь их так же легкосворовать и отнять. Богатство Антонио заключается в нагруженных кораблях,рассеянных по всем морям, угрожаемых бурями и разбойниками. Капиталы Порции- более надежные. Это унаследованные от предков участки земли и роскошныепостройки. Понадобилось не одно столетие работы, забот и трудов, чтобы моглородиться существо, подобное ей. Ее аристократические предки должны были житьв продолжение нескольких поколений безупречно и беспечно и быть любимцами,избранниками фортуны, чтобы накопить те богатства, которые являются как быподножием к ее трону, достигнуть того почетного положения, которое сияетореолом короны вокруг ее головки, создать и поставить на ноги то хозяйство,которое заменяет ей двор, свиту, воздвигнуть тот великолепный дворец, гдеона царит, как княгиня, и доставить ей то образование и те знания, которыепридают ей величие истинной правительницы. Порция отличается при всем своемздоровье редким изяществом. Хотя она умнее всех окружающих, но это не мешаетей быть веселой. Она исполнена мудрости, несмотря на свои молодые годы.Порция - дитя более здоровой и свежей эпохи, нежели наш нервный век.Здоровье ее натуры никогда не истощается, ее жизнерадостность никогда неиссякает. Хотя неопределенное положение, в котором находится Порция,угнетает ее, но оно не лишает ее веселости, а эта последняя не мешает ейвладеть собою. В критических обстоятельствах, при непредвиденных случаяхрастут ее энергия и решительность. Неиссякаемые родники и ключи бьют в еедуше. В голове Порции столько же мыслей, сколько планов. Она так же богатоодарена остроумием, как и материальными благами. В противоположностьвозлюбленному, она тратит только проценты со своего капитала: отсюда ееуравновешенность и царственное спокойствие. Если не оценить по достоинствувеселую жизнерадостность, составляющую коренную сущность ее характера, то спервой сцены с Нериссой ее шутки должны показаться вымученными, ее остроумиеманерным, и тогда легко может прийти в голову, что только бедный ум любитфокусничать и играть словами. Но кто способен открыть в ее натуре тотнеиссякаемый родник здоровья, тот поймет, что ее мысли льются так жесвободно и необходимо, как бьет вода из фонтана, что она переходит с такойже быстротой от одного сравнения к другому, как срывает и бросает цветы,когда под ногами цветет целый луг, и что она играет словами, как своимилоконами. Если она говорит в одном месте (I, 2): "Мозг может изобретатьзаконы для крови, но горячая натура перепрыгивает через холодное правило.Безумная молодость - заяц, перескакивающий через капкан, который ставит емублагоразумие", то эти слова вполне гармонируют с ее характером. Необходимопредположить, что эти сравнения и обороты просто вызваны потребностью шутитьи смеяться, иначе они покажутся неуклюжими и натянутыми. Читая далее,например, такую реплику (IV, 2):...Ну, если бы жена Услышала, чем жертвовать хотите Вы для него - не слишком-то она Была бы вам за это благодарна, - опять-таки необходимо предположить, что Порция твердо убеждена впобеде, иначе эта задорная реплика, произносимая в ту минуту, когда жизньАнтонио висит на волоске, покажется беспощадной. В душе Порции цариткакая-то врожденная гармония, но до того полная, богатая и скрывающая в себеразличные противоречия, что без некоторого воображения не составишь себеверного представления о ее характере. В ее сложной, гармонически спокойнойфизиономии многое невольно напоминает женские головки Леонардо. Здесьтаинственно перемешаны: чувство личного достоинства и нежность, умственноепревосходство и желание подчиняться, серьезность, доходящая до стойкойтвердости, и кокетливая шаловливость, граничащая с иронией. Шекспир желал, чтобы мы отнеслись к Порции с таким же восторгом, скаким о ней выражается Джессика (III, 5). Если одна молодая женщина говоритс таким благоговением о другой, то достоинства последней должны быть вышевсяких подозрении. "Бассанио, - говорит она, - зажил теперь, вероятно,счастливой жизнью, так как встретил в своей жене такое благо. Он найдетздесь на земле все наслаждения неба, и если он их не оценит, то недостоинпопасть и на небо". Да, если бы случилось двум богам Держать пари на двух из смертныхженщин, И Порция была б одной из них -То уж к другой пришлось бы непременноХоть что-нибудь прибавить - потому Что равной ей нет в этом жалком мире. Однако для современного читателя и зрителя центральной фигурой пьесыявляется, конечно, Шейлок, хотя он в то время играл, без сомнения, ролькомической персоны и не считался главным героем, тем более, что он ведьпокидает сцену до окончания пьесы. Более гуманные поколения усмотрели вШейлоке страдающего героя, нечто вроде козла отпущения или жертву. Но в товремя все свойства его характера: жадность, ростовщические наклонности,наконец, его неизменное желание вырыть другому яму, в которую сам попадает,- представляли чисто комические черты. Шейлок не внушал зрителям даже страхаза жизнь Антонио, потому что развязка была заранее всем известна. Когда онспешил на пир Бассанио со словами:...Я все-таки пойду И буду есть из ненависти только - Пусть платится мой христианин-мот! - то он становился мишенью всеобщих насмешек; или, например, в сцене сТубалом, когда он колеблется между радостью, вызванной банкротством Антонио,и отчаянием, вызванным бегством дочери, похитившей бриллианты. Когда онвосклицал: "Я хотел бы, чтобы моя дочь лежала мертвая у моих ног сдрагоценными камнями в ушах!" - он становился прямо отвратительным. Вкачестве еврея он был вообще презренным существом. Он принадлежал к томународу, который распял Христа, и его ненавидели кроме того как ростовщика.Впрочем, английская театральная публика знала евреев только по книгам итеатральным представлениям, так же как, например, норвежская еще в первойполовине XIX века. От 1290 по 1660 г. евреи были окончательно изгнаны изАнглии. Никто не знал ни их добродетелей, ни их пороков, поэтому всякийпредрассудок относительно их мог беспрепятственно зарождаться и крепнуть. Разделял ли Шекспир это религиозное предубеждение, подобно тому как онпитал национальный предрассудок против Орлеанской Девы, если только сцена в"Генрихе VI", где она выведена в виде ведьмы, принадлежит ему? Во всякомслучае, только в незначительной степени. Но если бы он выказал яркуюсимпатию к Шейлоку, то, с одной стороны, вмешалась бы цензура, а с другойстороны, - публика не поняла и отвернулась бы от него. Если Шейлокподвергается в конце концов каре, то это обстоятельство соответствовало какнельзя лучше духу времени. В наказание за свою упрямую мстительность онтеряет сначала половину той суммы, которой ссудил Антонио, потом половинусвоего капитала и вынужден, наконец, подобно "мальтийскому жиду" Марло,принять христианство. Этот последний факт возмущает современного читателя.Но уважение к личным убеждениям не существовало в эпоху Шекспира. Ведь былоеще так близко время, когда евреям предоставляли выбор между распятием икостром. В 1349 г. пятьсот евреев избрали в Страсбурге второй исход. Страннотакже то обстоятельство, что в то время, когда на английской сценемальтийский жид отравлял свою дочь, а венецианский еврей точил нож для казнинад своим должником, в Испании и Португалии тысячи героически настроенныхевреев, оставшиеся верными иудейской религии после изгнания 300.000соплеменников, предпочитали измене иудейству пытки, казни и кострыинквизиции. Никто другой, как великодушный Антонио, предлагает крестить Шейлока. Онимеет при этом в виду его личное благо. Крещение откроет ему после смертипуть к небесам. К тому же христиане, лишившие Шейлока посредством детскихсофизмов всего его имущества, заставившие его отречься от своего Бога, могутгордиться тем, что являются выразителями христианской любви, тогда как онстоит на почве еврейского культа формального исполнения закона. Однако сам Шекспир был свободен от этих предрассудков. Он не разделялфанатического убеждения, что некрещеный еврей осужден навеки. Это ясно видноиз сцены между Ланселотом и Джессикой (III, 1). Ланселот высказывает не безюмора предположение, что Джессика осуждена. Единственное средство спастись -это доказать, что ее отец не ее настоящий отец: Джессика. Да, это действительно какая-то незаконнорожденная надежда. Нов этом случае на меня упадут грехи моей матери. Ланселот. Это точно; ну, так значит, мне следует бояться, что выпропадете и по папеньке, и по маменьке. Избегая Сциллу, т. е. вашегобатюшку, я попадаю в Харибду - вашу матушку. Вот и выходит, что вы пропали ис той, и с другой стороны. Джессика. Меня спасет мой муж: он сделал меня христианкой. Ланселот. За это он достоин еще большего порицания. Нас и без того быломного христиан на свете - как раз столько, сколько нужно, чтобы иметьвозможность мирно жить вместе. Это обращение в католическую веру возвыситцену на свиней, коли мы все начнем есть свинину, так что скоро ни за какиеденьги не достанешь жареного сала. И Джессика повторяет дословно мужу выражения Ланселота: "Он мне прямоговорит, что мне нет спасенья в небе, потому что я - дочь жида, и говорит,что вы дурной член республики, потому что, обращая евреев в христианскуюверу, увеличиваете цену на свинину". Конечно, человек убежденный не шутил бы в таком тоне над такимимнимо-серьезными вопросами. Замечательно также, что Шекспир наделил Шейлока, при всей егобесчеловечности, - человечными чертами и показал, что он имел некотороеправо быть столь несправедливым. Зритель понимает, что при том обращении,которому подвергался Шейлок, он не мог сделаться другим. Шекспир пренебрегмотивом атеиста Марло, что еврей ненавидит христиан за то, что у них ещебольше развиты ростовщические инстинкты, чем у него самого. При своемспокойно-гуманном взгляде на человеческую жизнь Шекспир сумел поставитьжестокосердие и кровожадность Шейлока в связь с его страстным темпераментоми с его исключительным положением. Вот почему потомство усмотрело в немтрагический символ унижения и мстительности порабощенной нации. НикогдаШекспир не возвышался до такого непобедимого и захватывающего красноречия,как в знаменитой главной реплике Шейлока (III, 1): Я - жид. Да разве у жида нет глаз? Разве у жида нет рук, органов,членов, чувств, привязанностей, страстей? Разве он не ест ту же пищу, что ихристианин? Разве он ранит себя не тем же оружием, подвержен не тем жеболезням, лечится не теми же средствами, согревается и знобится не тем желетом и не тою же зимою? Когда вы нас колете, разве из нас не течет кровь,когда вы нас щекочете, разве мы не смеемся? Когда вы нас отравляете, развемы не умираем, и когда вы нас оскорбляете, разве мы не отомстим? Если мыпохожи на вас во всем остальном, то хотим быть похожи и в этом. Когда жидобидит христианина, к чему прибегает христианское стремление? К мщению.Когда христианин обидит жида, к чему должно по вашему примеру прибегнуть еготерпение? Ну, тоже к мщению. Гнусности, которыми вы меня учите, я применяю кделу - и коли не превзойду своих учителей, так значит мне сильно не повезет! Но с особенной гениальностью схватил Шекспир типические расовые черты иподчеркнул еврейские элементы в фигуре Шейлока. Если герой Марло частоприводит сравнения из области мифологии, то начитанность Шейлокаисключительно библейская. Торговля служит единственной нитью, связующей егос культурой более поздних поколений. Шейлок заимствует свои сравнения упатриархов и пророков. Когда он оправдывается примером Иакова, его речьстановится торжественной. Он все еще считает свой народ "священным", и когдадочь похищает его бриллианты, он чувствует впервые, что над ним тяготеетпроклятие. Герой же Марло произносит следующую немыслимую реплику: Я - еврей и вследствие этого осужден на погибель. В Шейлоке также много других еврейских черт: его уважение к буквезакона, постоянные ссылки на свое формальное право, являющееся егоединственным правом в человеческом обществе, наконец, наполовинуестественное, наполовину преднамеренное ограничение своихнравственно-моральных понятий принципом мести. Шейлок - не дикий зверь и неязычник, свободно проявляющий свои инстинкты. Он умеет обуздывать своюненависть и заключает ее в рамки законного права, как разъяренного тигра вклетку. Он не обладает той ясностью и свободой, той беспечностью ибеззаботностью, которые отличают добродетели и пороки, благотворительность ибессмысленную расточительность господствующей касты. Но совесть никогда немучает его. Все его поступки соответствуют логически его принципам. Отчужденной от той почвы, того языка и общества, которые он считаетродными, Шейлок сохранил свой восточный колорит. Страстность - вот основнойэлемент его характера. Он разбогател через нее. Она сквозит во всех егопоступках, соображениях и предприятиях. Она воодушевляет его ненависть и егомстительность. Шейлок гораздо более мстителен, чем жаден. Он падок до денег,но если представляется случай отомстить, он их не ставит ни во что.Негодование на бегство дочери и кражу драгоценностей обостряет его ненавистьк Антонио настолько, что он отказывается от суммы, превышающей долг втрое.Он и свою честь не продаст за деньги, хотя его представления о чести ничегоне имеют общего с рыцарскими. Он ненавидит Антонио больше, чем любит своисокровища. Не жадность, а страстная ненависть превращает его вбесчеловечного изверга. В связи с этой чисто еврейской страстностью, проглядывающей вмельчайших оттенках его речи, находится его нескрываемое презрение к лени итунеядству. Это ведь тоже чисто еврейская черта, в чем нетрудно убедитьсяпри самом поверхностном чтении библейских изречений. Шейлок прогоняетЛанселота со словами: "В моем улье нет места трутням". Восточный оттенокстрастности Шейлока выражается также в его сравнениях, приближающихся поформе к библейской притче (обратите, например, внимание на его рассказы охитрости Иакова или на его защитительную речь, начинающуюся словами:"Обдумайте вы вот что: есть немало у вас рабов"). Специфически еврейскоесостоит в данном случае в том, что Шейлок употребляет при всей своейнеобузданной страстности такие образы и такие сравнения, которые запечатленытрезвым и своеобразным умом. У него постоянно торжествует острая,саркастическая логика. Каждое обвинение он возвращает назад с процентами.Эта здоровая логика не лишена даже некоторого драматизма. Шейлок мыслит вформе вопросов и ответов. Это, конечно, второстепенная, но очень характернаячерта. Она напоминает ветхозаветный стиль, и вы можете ее иногда встретить вречах и описаниях некультурных евреев. По словам Шейлока можно догадаться,что голос его певуч, движения быстры, жесты резки. С ног до головы онявляется типическим представителем своего народа. В конце четвертого действия Шейлок исчезает с подмостков, чтобы невносить дисгармонии в гармонический конец пьесы. Шекспир старается стушеватьпри помощи последнего действия мрачный тон общего впечатления. Перед намипейзаж, озаренный луной и оглашаемый звуками музыки. Весь пятый акт состоитиз музыкальных звуков и лунного света. Именно такой была душа Шекспира вэтот период его жизни. Все дышит здесь гармонией и миром. Все озареносеребряным блеском, и всюду слышится вдохновляющая музыка. Репликисплетаются и сливаются, как отдельные голоса хора: Лоренцо. Луна блестит. В такую ночь, как эта, Когда зефир деревья целовал, Не шелестя зеленою листвою, В такую ночь, я думаю, Троил Со вздохом восходил на стены Трои И улетал тоскующей душою В стан греческий, где милая Крессида Покоилась в ту ночь. Джессика. В такую ночь Тревожно шла в траве росистой Тизба... Лоренцо. В такую ночь Печальная Дидона с веткой ивы Стояла на пустынном берегу... - и затем следуют еще четыре реплики, производящие впечатление, будтопоэзия лунного блеска положена на музыку для разных голосов. "Венецианский купец" вводит нас в тот период в жизни Шекспира, когда онособенно жизнерадостен и смел. В эту светлую эпоху он ценит в мужчине - силуи ум, а в женщине - кокетливое остроумие. Вместе с тем в нем замечаетсяособенная любовь к музыке. Вся его жизнь и вся его поэзия разрешаютсятеперь, при всей их возвышенности и энергии, в музыкальные аккорды. Шекспирпознакомился с этим искусством и, вероятно, часто слышал музыку. Уже первыепьесы показывают его хорошее знакомство с техникой музыки, как это,например, видно из разговора Юлии и Лючеты в "Двух веронцах" (I. 2). Шекспирслышал придворную капеллу, а также оркестры знатных вельмож и дам. Порцияимеет также свой домашний оркестр. Шекспир слышал, без сомнения, музыку и вчастных домах. Современные ему англичане были, не в пример следующимпоколениям, очень музыкальны. Пуритане изгнали музыку из их обычной жизни.Самым излюбленным инструментом был тогда спинет. Даже в парикмахерских можнобыло его найти и клиенты развлекались на нем в ожидании своей очереди. СамаЕлизавета играла на клавикордах и на лютне. В 128 сонете Шекспир изображаетсебя, стоящим около клавикорда рядом с возлюбленной, которую он называетласкательным именем "моя музыка", и завидует клавишам, которые целуют ееручки. Вероятно, Шекспир был лично знаком с Джоном Доулендом, знаменитейшиманглийским музыкантом того времени, хотя стихотворение в сборнике "Страстныйпилигрим", где упомянуто имя этого последнего, принадлежит не Шекспиру, аРичарду Барнфидду. Еще ранее "Венецианского купца" Шекспир выказал снова свои знания вобласти теории пения и игры на лютне в комедии "Укрощение строптивой", вшутливой сцене, где Люченцио произносит несколько глубоко прочувствованныхслов о цели музыки: Она дана, чтоб освежать наш ум, Ученьем иль трудами утомленный. Шекспир понимал также благотворное влияние музыки на душевнобольных,как это видно из "Короля Лира и из "Бури". Но здесь, в "Венецианском купце",где звуки сливаются с лунным блеском, восторг поэта принимает болеевозвышенный полет: Как сладко спит сияние луны Здесь на холме! Мы сядем тут с тобою, И пусть в наш слух летит издалека Звук музыки; тишь безмятежной ночи Гармонии прелестной проводник. И Шекспир, никогда не упоминающий о церковной музыке, которая,по-видимому, не производила на него никакого впечатления, влагает в устадалеко не мечтательного Лоренцо несколько восторженно-мечтательных стихов омузыке сфер в духе эпохи Возрождения: Сядь, Джессика! Смотри, как свод небесный Весь выложен мильонами кружков Из золота блестящего. Меж ними Нет самого малейшего кружка, Который бы не пел, как ангел, вторя В движении размеренном своем Божественным аккордам херувимов. Такою же гармонией души Бессмертные исполнены; но мы До той поры ее не можем слышать, Пока душа бессмертная живет Под грубою и тленною одеждой. Итак, гармония сфер и гармония души, но не колокольный звон и нецерковное пение, - вот для Шекспира наивысшая музыка. Через всю пьесупроходит эта восторженная любовь к музыке, которую он в последнем действииоблек в такие роскошные стихи. Когда Бассанио приступает к выбору междуящиками, Порция восклицает (III, 4):...Пусть оркестр Гремит, меж тем как выбирать он будет! Тогда, коли не угадает он, То кончит так, как умирает лебедь - При музыке... Но может он и выиграть. Тогда же Чем будут звуки музыки? Тогда Те звуки будут трубным ликованьем, С которым верноподданный народ Перед своим царем нововенчанным Склоняется. Словно Шекспир хотел здесь, в "Венецианском купце", выразить впервыевсю глубокую музыкальность своей природы. Он влагает в уста ветренойДжессики следующие глубокомысленные слова: Становится мне грустно всякий раз, Как музыку хорошую услышу, - и Лоренцо объясняет ей, что это происходит оттого, что к звукам музыкидуша прислушивается с напряженным вниманием. Трубный звук укрощает лихой табун молодых коней. Орфей увлекал, пословам легенды, деревья, волны и утесы. Нет на земле живого существа Столь жесткого, крутого, адски злого, Чтоб не могла хотя на час один В нем музыка свершить переворота. Кто музыки не носит сам в себе, Кто холоден к гармонии прелестной, Тот может быть изменником, лгуном, Грабителем: души его движенья Темны, как ночь, и как Эреб черна Его приязнь. Такому человеку Не доверяй. Послушаем оркестр. Конечно, эти слова не следует понимать в буквальном смысле. Но обратитевнимание на все немузыкальные натуры у Шекспира. В данном случае это Шейлок,который ненавидит "мерзкий писк искривленной трубы", затем героический,совсем не культурный Готспер, далее упрямый Бенедикт, политический фанатикКассий, африканец-варвар Отелло и, наконец, существа вроде Калибана, но иэти последние покоряются чарам музыки. Зато все более мягкие натуры -музыкальны. Так, например, в первой части "Генриха IV" Мортимер и его жена,уроженка Уэльса, не понимающие друг друга, говорят между собой: О милая моя, поверь, что скоро Я буду в состояньи говорить С тобою на твоем же языке, В твоих устах он так же мне приятен, Как пение прекрасной королевы, В саду, сопровождаемое лютней. Музыкальны далее трогательно-нежные женские натуры вроде Офелии илиДездемоны или мужские фигуры, как Жак в комедии "Как вам угодно" и герцог в"Двенадцатой ночи". Последняя пьеса вся проникнута любовью к музыке. Уже впервой реплике она раздается первым аккордом. Когда музыка пища для любви - Играйте далее! Насытьте душу! Пусть пресыщенное желанье звуков От полноты их изнеможет и умрет. Еще раз тот напев! Он словно замер! Он обольстил мой слух, как ветерка дыханье, Что веет над фиалковой грядой, Уносит и приносит ароматы. Здесь Шекспир высказал также свою любовь к простонародным мелодиям.Герцог восклицает (II, 4): Цезарио мой добрый, сделай милость, Спой ту старинную, простую песнь Вчерашней ночи. Грусть мою как будто Она отвеяла и дальше, и свежее, Чем красные слова воздушных арий, Пленяющих наш пестрый век. Эта жажда звуков и любовь к музыке, которые отличают здесь герцога, а в"Венецианском купце" - Лоренцо, наполняли душу Шекспира в тот короткий,счастливый период, когда он, не порабощенный еще меланхолией, коренившейся внем, как во всех глубоких натурах, в потенциальном виде, чувствовал, как скаждым днем растут и крепнут его способности, как его жизнь становитсябогаче и значительнее, и как все его внутреннее существо дышит гармонией итворческой силой. Заключительная симфония в "Венецианском купце" являетсякак бы символическим изображением того духовного богатства, которое Шекспирощущал в себе, и того духовного равновесия, которого он теперь достиг.