Предисловие к русскому изданию. С чувством удовлетворения представляю это предисловие к рус­скому изданию „теории справедливости'"

С чувством удовлетворения представляю это предисловие к рус­скому изданию „Теории справедливости'", которое в основном следует предисловию к французскому изданию 1987 г. Несмотря на значитель­ную критику в адрес этой работы, я все еще разделяю основной ее замысел и защищаю ее центральные доктрины. Конечно, как и следовало ожидать, многие вещи сейчас я хотел бы сделать по-другому и внести в работу важные изменения. Но если бы я писал „Теорию справедливости" еще раз, я не написал бы, как иногда говорят многие писатели, совсем другой книги.

Поскольку предисловие к французскому изданию было первым и единственным, которое я писал для переводных изданий, пользуюсь удобным случаем, чтобы повторить, что в феврале и марте 1975 г. оригинальный текст на английском был значительно переработан для немецкого издания этого же года. Насколько мне известно, эти изме­нения были включены во все последующие переводные издания, и с тех пор ничего не было добавлено. Все переводы, в том числе представляемый русскому читателю, осуществлены с одного и того же пересмотренного текста. Так как этот текст, с моей точки зрения, значительно улучшен, переводные издания (при условии точности перевода) превосходят издания на английском языке.

Перед тем как прокомментировать важные изменения в исходном тексте, и причины, по которым они были введены, я сделаю замечание относительно концепции, представленной в „Теории справедливости", концепции, названной мною „справедливость как честность". Я рас­сматриваю центральные идеи и цели этой концепции в качестве основы философской концепции конституционной демократии. Я на­деюсь, что справедливость как честность будет считаться разумной и полезной концепцией, даже если она и не полностью убедительна для широкого круга глубоких политических вопросов, и тем самым представлять собой существенную часть демократической традиции.

Основные цели и идеи этой концепции я изложил в предисловии к изданию на английском языке. Как я уже объяснял (второй и третий абзацы этого предисловия), я хотел разработать концепцию справедливости, обеспечивающую разумно систематическую альтер­нативу утилитаризму, который в той или иной форме долгое время доминировал в англо-саксонской политической традиции. Главная

причина поисков такой альтернативы была, я полагаю, в слабости утилитаристской доктрины как основания институтов конституцион­ной демократии. В частности, я не верю, что утилитаризм может дать удовлетворительное объяснение основных прав и свобод граждан как свободных и равных личностей, что является требованием наипер­вейшей важности для обоснования демократических институтов. Я использовал более общее и абстрактное представление идеи общест­венного договора посредством идеи исходного положения. Убедитель­ное объяснение основных прав и свобод и их приоритета было главной целью справедливости как честности. Вторая цель — объединение этого объяснения с пониманием демократического равенства, ведущего к принципу честного равенства возможностей и принципу различия[1].

В исправлениях, сделанных мною в 1975 г., я попытался устранить некоторые слабые места издания на английском языке. Их я поста­раюсь сейчас показать, хотя боюсь, что многое из того, что мною будет сказано, не очень понятно без предварительного знакомства с текстом книги. Не обращая внимания на это обстоятельство, скажу, что одним из наиболее серьезных недостатков было объяснение сво­боды; на этот дефект указал мне Харт в своем критическом обзоре 1973 г.³ Начиная с § 11 главы II, я внес изменения для прояснения трудностей, замеченных Хартом. Следует сказать, однако, что аргу­ментация в пересмотренном тексте, хотя и значительно улучшена, все еще не полностью удовлетворительна. Лучшую по сравнению с ней версию можно найти в более позднем очерке 1982 г. под на­званием „Основные свободы и их приоритет"⁴. В этом эссе предприня­та попытка ответить на наиболее важные, с моей точки зрения, возражения Харта. Основные права и свободы и их приоритет должны гарантировать социальные условия равно для всех граждан, сущест­венные для их адекватного развития, а также полного и осознанного применения двух своих моральных способностей — способности к чувству справедливости и способности к концепции блага — то, что я назвал двумя фундаментальными случаями. Если кратко, первый фундаментальный случай состоит в применении принципов справед­ливости к базисной структуре общества через осуществление чувства справедливости граждан. Второй фундаментальный случай состоит в применении способности граждан к практическому разуму и мысли при формировании, пересмотре и рациональном преследовании их концепции блага. Равные политические свободы, включая их спра­ведливую ценность (идея, введенная в § 36) и свободу мысли, свободу совести и свободу ассоциаций, призваны гарантировать в обоих слу­чаях свободное и эффективное осуществление моральных способно­стей. Эти изменения в объяснении свободы могут, я полагаю, вполне вписаться в общую структуру справедливости как честности, изло­женную в исправленном тексте.

Второй серьезный недостаток исходного текста на английском языке — это объяснение первичных благ. О них говорилось, как о вещах, которых хотят рациональные личности, чем бы эти вещи ни были, а что это за вещи и почему их хотят — объяснялось при рассмотрении блага в главе VII. К несчастью, это объяснение оставляло

неясным, зависит ли то, что считать первичным благом, только от естественных фактов человеческой психологии, или же от моральной концепции личности, воплощающей некоторый идеал. Эта неясность должна быть разрешена в пользу последней альтернативы: люди должны рассматриваться как имеющие две моральные способности (упомянутые выше) и как имеющие интересы высшего порядка в развитии и проявлении этих способностей. Первичные блага тогда характеризуются как то, чего хотят люди, будучи свободными и равными гражданами, а также нормальными членами общества, сот­рудничающими всю свою жизнь. Межличностные сравнения с целью политической справедливости должны делаться в терминах индекса первичных благ граждан, рассматриваемых как ответ на их потреб­ности в противоположность их предпочтениям и желаниям. Начиная с § 15, я делал исправления, призванные донести это изменение во взгляде, но они являются лишь краткой версией того, что полностью изложено в очерке, также 1982 г., названного „Социальный союз и первичные блага"⁵. При изменении объяснения основных свобод, я полагаю, в исправленный текст можно встроить все требуемое в этой связи.

Было внесено много других изменений, особенно в главу III, и чуть меньше в главу IV. В главе III я просто попытался представить ход размышления более ясным и избежать недопонимания. Изменения слишком многочисленны, чтобы все их упомянуть, но они, я полагаю, не отличаются от взглядов, представленных в оригинальном издании. После главы IV изменений весьма мало. Я подверг ревизии § 44 главы V по поводу справедливых накоплений, опять-таки стараясь сделать материал более ясным. Я также переписал первые шесть абзацев § 82 главы IX, исправляя серьезную ошибку в аргументе о приоритете свободы⁶; есть еще и другие изменения в остальной части параграфа. Упоминания о двух, с моей точки зрения, важнейших изменениях в объяснении основных свобод и первичных благ вполне достаточно для того, чтобы донести суть и показать объем сделанных исправлений.

Если бы я писал „Теорию справедливости" сейчас, то две вещи были бы рассмотрены по-другому. Одна касается представления ар­гумента от исходного положения (см. главу III) для двух принципов справедливости. Было бы лучше изложить его в терминах двух ситу­аций выбора. В первой стороны должны были бы выбирать между двумя принципами справедливости, рассматриваемыми как целое, и принципом (средней) полезности как единственным принципом спра­ведливости. Во второй — стороны должны были бы выбирать между двумя принципами справедливости и теми же самыми принципами, но с одним важным изменением: принцип (средней) полезности под­ставляется вместо принципа различия. (Два принципа после подобной подстановки я называю смешанной концепцией, и здесь предполага­ется, что принцип полезности при своем применении подвержен действию первичных принципов: принципа равных свобод и принципа честного равенства возможностей.) Использование двух этих ситуаций выбора имеет то преимущество, что позволяет разделить аргументы

в пользу равных основных свобод и их приоритета и аргументы в пользу самого принципа различия. Аргументы в пользу равных основ­ных свобод более сильны в рамках импровизации, потому что аргу­менты в пользу принципа различия включают более тонкие рассмот­рения. Главная цель справедливости как честности достигается, когда становится ясно, что два принципа были бы приняты в первой ситуации выбора, или даже в третьей ситуации, в которой смешанная концепция второй ситуации выбора принята вместо принципа полез­ности. Я продолжаю рассматривать принцип различия в качестве важного принципа и использую его, предполагая, что (как во второй ситуации выбора) существует институциональный фон, который удов­летворяет двум предшествующим принципам. Но лучше все-таки признать, что этот случай менее очевиден и вряд ли имеет силу аргумента в пользу двух первичных принципов справедливости.

Еще одна вещь, которую я сделал бы, — это более четкое раз­деление идеи демократии с частной собственностью (введенной в главе V) и идеи государства благосостояния⁷. Это совершенно раз­личные идеи, но так как они обе дозволяют частную собственность, мы ошибочно можем принять их за одну идею. Главное различие заключается в том, что сопутствующие институты демократии с частной собственностью, с ее системой (работоспособных) конкури­рующих рынков стараются разделить собственность на материальные ценности и капитал, и следовательно, избегается такая ситуация, когда небольшая часть общества контролирует экономику и косвенным образом саму политическую жизнь. Демократия с частной собствен­ностью делает это не через перераспределение дохода в пользу тех, кто имеет меньше, так сказать, в конце каждого периода, но> скорее, через гарантирование широкого распространения прав собственности на средства производства и человеческий капитал (способности, раз­витые в результате образования, и обучение навыкам) в начале каждого периода, все это в условиях равных основных свобод и честного равенства возможностей. Идея состоит не просто в том, чтобы помогать тем, кто теряет из-за случайностей или несчастий (хотя это должно быть сделано), но чтобы поставить всех граждан в положение, в котором они сами могли бы управлять своими собст­венными делами и принимать участие в социальной кооперации, наряду со взаимным уважением при подходяще равных условиях.

Приведем, здесь две различные концепции цели политических институтов по ходу времени. В государстве благосостояния эта цель состоит в том, что никто не должен иметь стандарт жизни, ниже некоторого приемлемого уровня, и все должны получить определенную защиту от случайностей и несчастий, например, пособие по безра­ботице и на медицинское обслуживание. Перераспределение дохода служит этой цели, когда в конце каждого периода могут быть иден­тифицированы нуждающиеся в помощи. Такая система может поз­волить бблыние и ненаследуемые неравенства в богатстве, несовмес­тимые со справедливой ценностью политических свобод (введенной в § 36), так же как и бблыпие неравенства в доходах, нарушающие принцип различия. В то время как делаются некоторые усилия по

установлению гарантий честного равенства возможностей, они не являются ни достаточными, ни эффективными, при наличии дозво­ляемого неравенствами богатства и влияния в политике.

В противоположность этому, при демократии с частной собствен­ностью цель заключается в том, чтобы осуществить идею общества как справедливой системы кооперации по ходу времени между граж­данами как свободными и равными личностями. Таким образом, базисные институты с самого начала должны передать в руки всех граждан, а не части, средства производства, дабы эти граждане были сотрудничающими членами общества. Упор делается как на посте­пенном распределении собственности на капитал и ресурсы по зако­нам наследования, и честном равенстве возможностей, гарантирован­ном образованием и обучением, и т. п., так и на институтах, которые поддерживают справедливую ценность политических свобод. Для того чтобы понять значимость принципа различия, он должен рассмат­риваться в контексте демократии с частной собственностью (или либерального социалистического режима), а не государства благосо­стояния: это принцип взаимности для общества, рассматриваемого как честная система кооперации между свободными и равными граж­данами смежных поколений.

Упоминание (несколькими строками ранее) либерального социа­листического режима заставляет меня добавить, что справедливость как честность оставляет открытым вопрос о том, могут ли ее принципы быть лучше реализованы некоторой формой демократии с частной собственностью, или же либеральным социалистическим режимом. Решение этого вопроса должно зависеть от исторических обстоятельств и традиций, институтов и социальных сил в каждой стране⁸. В качестве политической концепции справедливость как честность, сле­довательно, не включает никаких естественных прав частной собст­венности на средства производства (но включает право личной соб­ственности как необходимое условие независимости и целостности граждан), ни естественного права на управляемые предприятия, или же предприятия, находящиеся в народной собственности. Вместо этого предлагается концепция справедливости, в свете которой эти вопросы могут разумно решаться, с учетом конкретных особенностей каждой страны.

Апрель, 1995 г.