Глава двадцатая. Мы едем на юг, пока не появляется Атенс, расположившийся у подножия Аппалачей: маленький город, прорастающий среди деревьев

Мы едем на юг, пока не появляется Атенс, расположившийся у подножия Аппалачей: маленький город, прорастающий среди деревьев. В сумеречном свете я вижу плавно огибающую город реку, которая служит его границей на востоке, юге и западе, тогда как на севере стоят горы и лес. Для ноября довольно тепло. Мы проезжаем мимо футбольного стадиона колледжа. Чуть в стороне от него виден белый купол спорткомплекса.

– Съезжай здесь, – говорю я.

Сэм съезжает с трассы и поворачивает направо на Ричланд-авеню. Мы оба ликуем, что сумели доехать без остановок и нас не поймали.

– Значит, так выглядят студенческие городки, да?

– Видимо, да, – отвечает Сэм.

По обе стороны дороги стоят здания и общежития. Трава зеленая и аккуратно подстриженная, хотя уже ноябрь. Мы поднимаемся на крутой холм.

– Наверху Корт-стрит. Нам нужно повернуть налево.

– Далеко еще? – спрашивает Сэм.

– Километра полтора.

– Ты хочешь сначала проехать мимо этого места?

– Нет. Я думаю, надо при первой возможности припарковаться и дальше идти пешком.

Мы едем по Корт-стрит, главной артерии города. По случаю праздника все закрыто – книжные магазины, кафе, бары. Потом я вижу его, он выделяется, словно бриллиант.

– Стоп! – говорю я.

Сэм бьет по тормозам.

– Что?

Сзади сигналит машина.

– Ничего, ничего. Поезжай. Давай парковаться.

Мы проезжаем еще один квартал, прежде чем находим место для парковки. По моим расчетам, мы не дальше чем в пяти минут ходьбы.

– Что это было? Ты меня испугал.

– Там стоит пикап Генри, – говорю я.

Сэм кивает.

– Почему ты иногда называешь его Генри?

– Не знаю, просто так. Что-то вроде шутки между нами, – говорю я и смотрю на Берни Косара. – Как ты думаешь, взять его с собой?

Сэм пожимает плечами.

– Он может помешать.

Я даю Берни Косару немного еды и оставляю его в грузовике с закрытыми стеклами. Ему это не нравится, и он начинает скулить и царапать лапами окно, но я думаю, что мы уходим ненадолго. Мы с Сэмом возвращаемся на Корт-стрит, мой рюкзак за спиной, Сэм несет свой в руке. Он достал «Силли Путти» и мнет, как при стрессе мнут ароматные шарики. Мы подходим к пикапу Генри. Двери заперты. На сиденьях и на приборной панели нет ничего, достойного внимания.

– Так, это означает две вещи, – говорю я. – Генри все еще здесь, и те, у кого он находится, не обнаружили его грузовик, а значит, он не заговорил. И не заговорит.

– А что бы он сказал, если бы заговорил?

На какой-то момент я забыл, что Сэм не знает истинных причин, по которым Генри здесь оказался. Я уже один раз дал промашку и назвал его Генри. Надо быть осторожнее и не выдать чего-нибудь еще.

– Не знаю, – отвечаю я. – Кто знает, какие вопросы могут задавать эти странные типы.

– Ладно, что теперь?

Я ищу на карте адрес, который утром мне дал Генри.

– Теперь мы идем, – говорю я.

Мы возвращаемся тем же путем, что приехали. Здания заканчиваются и начинаются жилые дома. Грязные и неопрятные на вид. Мы почти сразу доходим до нужного места и останавливаемся.

Я смотрю на бумажку с адресом, потом на дом. Делаю глубокий вдох.

– Вот и пришли, – говорю я.

Мы смотрим на двухэтажным дом, отделанный серым виниловым сайдингом. Дорожка ведет к входной некрашеной террасе со сломанными свисающими набок качелями. Трава длинная и неухоженная. Дом выглядит пустующим, но позади него на дорожке стоит машина. Я не знаю, что делать. Я достаю свой телефон. Сейчас 11:12. Я звоню Генри, хотя знаю, что он не ответит. Но это попытка собраться с мыслями и придумать план. Я не загадывал так далеко, и теперь, когда я оказался здесь, моя голова пуста. Мой звонок попадает прямо в голосовую почту.

– Давай я пойду постучу в дверь, – говорит Сэм.

– И что ты скажешь?

– Не знаю, что придет в голову.

Но ему не удается это сделать, потому что в этот момент из двери выходит мужчина. Он огромный, около двух метров ростом и не меньше ста килограммов весом. У него бритая голова и козлиная бородка. На нем рабочие ботинки, синие джинсы и черная фуфайка с закатанными до локтей рукавами. На правой руке татуировка, но я слишком далеко, чтобы ее разглядеть. Он сплевывает во двор, потом оборачивается, запирает входную дверь, спускается с террасы и идет в нашу сторону. Когда он приближается, я застываю. На татуировке изображен инопланетянин с букетом тюльпанов в одной руке, который он протягивает кому-то невидимому. Потом мужчина проходит совсем рядом с нами, не говоря ни слова. Мы с Сэмом оборачиваемся и смотрим ему вслед.

– Ты видел его татуировку? – спрашиваю я.

– Да. И покончено со стереотипом о том, на инопланетянах помешаны только костлявые ботаны. Этот мужик огромный, и вид у него злой.

– Возьми мой телефон, Сэм.

– Что? Зачем? – спрашивает он.

– Тебе надо пойти за ним. Возьми мой телефон. Я пойду в дом. Там явно никого нет, иначе он бы не запер дверь. Может быть, Генри там. Как только смогу, я тебе сразу позвоню.

– Как ты мне позвонишь?

– Я не знаю. Найду способ. Держи.

Он неохотно берет телефон.

– А что если Генри здесь нет?

– Поэтому я и хочу, чтобы ты пошел за этим парнем. Может быть, он идет к Генри.

– А если он вернется?

– Мы разберемся. Но теперь тебе надо идти. Обещаю, при первой же возможности я тебе позвоню.

Сэм оборачивается и смотрит на мужчину. До него уже метров пятьдесят. Потом он снова смотрит на меня.

– Ладно, я это сделаю. Но будь там осторожен.

– Ты тоже будь осторожен. Не выпускай его из виду И не попадайся ему на глаза.

– Ни в коем случае.

Он поворачивается и быстро идет за мужчиной. Я смотрю, как они удаляются, а когда они пропадают из виду, иду к дому. Окна темные и закрыты белыми экранами. Я не могу заглянуть внутрь. Я обхожу дом. Сзади маленькая бетонная площадка ведет к еще одной двери, которая тоже заперта. Я обхожу дом по кругу до конца. Слета оставлены переросшие травы и кустарники. Я пробую открыть окно. Заперто. Они все заперты. Может, разбить одно? Я ищу под ежевикой какой-нибудь камень и в ту самую секунду, когда нахожу и поднимаю умственным усилием, мне в голову приходит идея, настолько сумасшедшая, что может сработать.

Я бросаю камень и иду к задней двери. Она закрыта на обычный замок, без засова. Я делаю глубокий вдох, закрываю глаза, чтобы сконцентрироваться, и берусь за дверную ручку. Я дергаю ее. Мои мысли переходят из головы в сердце и потом в живот: все сосредоточено там. Я крепче сжимаю ручку и в предвкушении задерживаю дыхание, пытаясь мысленно представить, что находится внутри. Потом я чувствую и слышу щелчок в той руке, которая держится за ручку. На моем лице появляется улыбка. Я поворачиваю ручку, и дверь открывается. Не верится, но я могу открывать двери, представляя, что находится внутри.

В кухне на удивление чисто, все поверхности насухо вытерты, в раковине нет грязной посуды. На стойке лежит батон свежего хлеба. Я иду по узкому коридору в гостиную, где на стенах висят спортивные плакаты и транспаранты, а в углу стоит телевизор. Слева дверь, ведущая в спальню. Я сую в нее голову. Там полный беспорядок, скомканные одеяла в углу кровати, куча одежды на шкафу. Вонь грязного, пропитанного потом белья.

В передней части дома рядом с этой дверью лестничный пролет, ведущий на второй этаж. Я начинаю подниматься по ступеням. Третья ступенька скрипит, когда я на нее наступаю.

– Эй? – кричит кто-то сверху.

Я замираю, затаив дыхание.

– Фрэнк, это ты?

Я молчу. Я слышу, как кто-то встает с кресла, слышу скрип шагов по деревянному полу, они приближаются. Наверху появляется мужчина. Лохматые темные волосы, бакенбарды, небритое лицо. Не такой большой, как тот, что ушел раньше, но и совсем не маленький.

– Ты кто такой, черт тебя возьми? – спрашивает он.

– Я ищу своего друга, – говорю я.

Он хмурится, исчезает и возвращается с деревянной бейсбольной битой в руке.

– Как ты сюда попал? – спрашивает он.

– На твоем месте я бы положил биту.

– Как ты сюда попал?

– Я быстрее тебя и гораздо сильнее.

– Черта с два.

– Я ищу своего друга. Он пришел сюда сегодня утром. Я хочу знать, где он.

– Так ты один из них, да?

– Я не знаю, о ком ты говоришь.

– Ты один из них! – кричит он. Он берет биту на манер игрока, обе руки сжимают рукоятку, как перед ударом, костяшки пальцев побелели. У него в глазах настоящий страх. Его челюсти крепко сжаты.

– Ты один из них! Почему вы наконец не оставите нас в покое?!

– Я не один из них. Я пришел за своим другом. Скажи мне, где он.

– Твой друг один из них!

– Нет.

– Так ты знаешь, о ком я говорю? – Да.

Он спускается на ступеньку ниже.

– Предупреждаю тебя, – говорю я. – Брось биту и скажи мне, где он.

Мои руки дрожат от неопределенности ситуации, а также от того, что у него в руках бита, а у меня нет ничего, кроме моих способностей. Меня нервирует страх в его глазах. Он спускается еще на ступеньку. Теперь нас разделяют всего шесть ступенек.

– Я оторву тебе башку. Это будет послание твоим друзьям.

– Они мне не друзья. И я уверяю тебя, ты окажешь им услугу, если причинишь мне вред.

– Сейчас увидим, – говорит он.

Он бежит вниз по лестнице. Мне ничего не остается, как среагировать. Он с размаху бьет битой. Я уклоняюсь, и она с треском ударяется о стену, оставляя в деревянной панели большую расщепленную дыру. Я нападаю на него и поднимаю в воздух, одной рукой держа за горло, а другой за подмышку, и несу обратно вверх по лестнице. Он молотит ногами, попадая мне по ногам и в пах. Бита падает у него из рук, со стуком скачет вниз по ступеням, и я слышу за спиной звон разбитого окна.

Второй этаж представляет собой просторную мансарду. Здесь темно. Стены увешаны номерами «Они ходят среди нас», а там, где кончаются номера, пространство занимает инопланетянская атрибутика, но, в отличие от постеров у Сэма, здесь висят настоящие фотографии, отснятые за многие годы, они рваные и настолько крупнозернистые, что трудно разобрать изображение, в основном просто белые блики на темном фоне. В углу сидит резиновое чучело инопланетянина с петлей на шее. Кто-то надел ему на голову еще и мексиканское сомбреро. К потолку прилеплены подсвечивающиеся в темноте звезды. Они кажутся здесь лишними и больше подошли бы для комнаты десятилетней девочки.

Я бросаю мужчину на пол. Он отползает от меня и встает. Тогда я помещаю всю свою силу в солнечное сплетение и направляю ее, придавая ей качество резкого толчка, и мужчина летит спиной вперед и врезается в стену.

– Где он? – спрашиваю я.

– Я никогда тебе не скажу. Он один из вас.

– Я не тот, о ком ты думаешь.

– Вам никогда этого не удастся! Оставьте Землю в покое!

Я поднимаю руку и душу его. Я чувствую под рукой его напрягшиеся сухожилия, хотя не притрагиваюсь к нему. Он не может дышать, и его лицо становится красным. Я отпускаю.

– Спрашиваю еще раз.

– Нет.

Я душу его снова, только теперь, когда его лицо краснеет, я давлю еще сильнее. Когда я отпускаю, он начинает плакать, и мне становится жаль его за то, что я с ним сделал. Но он знает, где Генри, и что-то с ним сделал, и мое сочувствие пропадает, не успев толком появиться.

После того, как он задышал, между всхлипами он говорит:

– Он внизу.

– Где? Я его не видел.

– В подвале. Дверь за плакатом «Питтсбург Стилерз» в гостиной.

С телефона, стоящего на столе, я набираю свой номер. Сэм не отвечает. Я срываю телефон со стены и ломаю его пополам.

– Дай мне свой мобильный, – говорю я.

– У меня его нет.

Я иду к чучелу и снимаю у него с шеи петлю.

– Парень, ну не надо, – умоляет он.

– Заткнись. Ты похитил моего друга. Ты держишь его против его воли. Тебе повезло, что за все это я тебя только свяжу.

Я туго связываю ему руки за спиной и привязываю к одному из стульев. Не думаю, что это надолго его удержит. Потом я заклеиваю ему рот скотчем, чтобы не кричал, скатываюсь по лестнице и срываю со стены плакат «Питтсбург Стилерз», за которым оказывается черная запертая дверь. Я открываю ее так же, как и первую. Деревянная лестница уходит вниз в полную темноту.

Я чувствую запах плесени. Щелкаю выключателем и медленно иду вниз, страшась того, что могу найти. Балки затянуты паутиной. Я дохожу до конца и сразу ощущаю чье-то присутствие, здесь, кроме меня, есть еще кто-то. Я замираю, делаю глубокий вдох и поворачиваюсь.

Там, в углу подвала, сидит Генри.

– Генри!

Он жмурится, пока глаза привыкают к свету. Его рот заклеен скотчем. Руки скручены за спиной, лодыжки привязаны к ножкам стула, на котором он сидит. Его волосы взъерошены, а справа на лице полоска высохшей крови, почти черной на вид. При взгляде на нее меня наполняет ярость.

Я бросаюсь к нему и срываю скотч с его рта. Он делает глубокий вдох.

– Слава богу, – говорит он. Голос у него слабый. – Ты был прав, Джон. Глупо было приезжать сюда. Извини. Надо было послушаться тебя.

– Ш-ш-ш, – перебиваю его я.

Я нагибаюсь и начинаю развязывать ему лодыжки. От него пахнет мочой.

– Я попал в засаду.

– Сколько их здесь? – спрашиваю я.

– Трое.

– Одного я связал наверху, – говорю я.

Я освобождаю его лодыжки. Он вытягивает ноги и вздыхает с облегчением.

– Я просидел на этом чертовом стуле целый день.

Я начинаю развязывать ему руки.

– Как, черт возьми, ты сюда добрался? – спрашивает он.

– Я и Сэм. Мы приехали на машине.

– Ты шутишь?

– У меня не было другого выхода.

– На чем вы приехали?

– На старом пикапе его отца.

Генри минуту молчит, размышляя, что это может значить.

– Он ничего не знает, – говорю я. – Я сказал ему, что инопланетяне – твое хобби, и больше ничего.

Он кивает.

– В общем, я рад, что ты это сделал. Где он сейчас?

– Идет по следу одного из них. Я не знаю, куда они пошли.

Сверху доносится скрип половицы. Я встаю, руки Генри развязаны только наполовину.

– Ты слышал? – шепчу я.

Мы оба смотрим на дверь, затаив дыхание. На верхнюю ступеньку ступает одна нога, потом другая, и неожиданно появляется большой мужчина, который проходил мимо меня и которого выслеживал Сэм.

– Вечеринка окончена, ребята, – говорит он. Он держит пистолет и целится мне в лицо. – Теперь – отойди.

Я держу руки перед собой и делаю шаг назад. Я думаю о том, чтобы, используя свои способности, вытянуть у него пистолет, но что, если он при этом случайно выстрелит? Я пока не вполне уверен в своих способностях. Слишком рискованно.

– Они нам сказали, что вы можете прийти. Что вы будете выглядеть, как люди. Что вы – подлинные враги, – заявляет он.

– О чем ты говоришь? – спрашиваю я.

– Они бредят, – говорит Генри. – Они думают, что враги – это мы.

– Заткнись! – кричит мужчина.

Он делает три шага в мою сторону. Потом переводит пистолет с меня на Генри.

– Один твой неверный шаг, и он получит пулю. Ты понял?

– Да, – отвечаю я.

– Теперь лови, – говорит он. Он достает с полки рядом моток скотча и бросает мне. Когда он летит, я останавливаю его, и он повисает в двух с половиной метрах от пола на полпути между нами. Я начинаю очень быстро его вращать. Мужчина смотрит на него в недоумении.

– Что за…

Пока он отвлекся, я вытягиваю по направлению к нему руку, придавая импульсу бросательное движение. Моток летит назад и бьет его по носу. Кровь бьет фонтаном, и когда он тянется к своему носу рукой, пистолет падает на пол и выстреливает. Я навожу руку на пулю и заставляю ее остановиться, и слышу, как сзади смеется Генри. Я веду пулю так, что она зависает перед лицом мужчины.

– Эй, толстяк, – говорю я.

Он открывает глаза и видит висящую перед ним в воздухе пулю.

– Придется тебе сходить за патронами.

Я позволяю пуле упасть к его ногам. Он поворачивается, чтобы убежать, но я веду его назад и бью о большой опорный столб. Это отправляет его в нокаут, и он валится на пол. Я беру скотч и привязываю мужчину к столбу. Убедившись, что я его обезопасил, я иду к Генри, чтобы окончательно освободить его.

– Джон, думаю, это лучший сюрприз за всю мою жизнь, – говорит он шепотом, и в его голосе слышится такое облегчение, что я думаю, за этим могут последовать слезы.

Я гордо улыбаюсь.

– Спасибо. Это пришло во время ужина.

– Жаль, что я это пропустил.

– Я им сказал, что ты связан.

Он улыбается.

– Слава богу, Наследие пришло, – говорит он, и я осознаю, что стресс, который испытывал Генри от того, как формируется мое Наследие, – или страх перед тем, что оно не формируются, – был гораздо сильнее, чем я представлял себе.

– Так что с тобой случилось? – спрашиваю я.

– Я постучал в дверь. Все трое были дома. Когда я вошел, один из них оглушил меня ударом по затылку. Когда я очнулся, я был на этом стуле.

Он качает головой и выдает длинную череду слов на лориенском, о которых я знаю, что это ругательства. Я заканчиваю развязывать его, он встает и распрямляет ноги.

– Нам надо убираться отсюда, – говорит он.

– Мы должны найти Сэма.

И тут мы его слышим.

– Джон! Ты здесь, внизу?