Необходимый кошмар

Школа была для меня необходимым кошмаром. Судьба, которой я не мог противостоять. Если бы у меня был какой-нибудь шанс перепрыгнуть через этот этап жизни, я бы сразу же им воспользовался. Несмотря на это я был «середнячком». Были школьные предметы, которые я любил: немецкий язык, история, география. Но математика, физика и химия были кошмаром. Я был намного больше сконцентрирован на моем стиле жизни. Опрятная внешность, шикарная одежда и поведение, наполненное чувством стиля, были мне уже невероятно знакомы, будучи ребенком. В то время это было не иначе, как сейчас. Также мое отрицание пользования общественным транспортом было ярко выражено, когда я был школьником. Мне нужно держаться на расстоянии от незнакомых людей, мне не совсем нравится телесный контакт. Я с трудом могу вынести, чем пахнет в автобусе или в метро. Я принципиально люблю аромат людей, которые мне душевно близки. Но если в тесной комнате смешиваются запахи чужих людей, тогда у меня начинает болеть желудок. Если водителю потом еще нужно будет затормозить и немного потный человек упадет на меня, я задержу дыхание.

Это также послужило причиной, почему я не принимал участия ни в одной из школьных экскурсий. Я даже не был на экскурсии, посвященной вручению аттестатов зрелости. Максимум, на дневной экскурсии. Я даже никогда в своей жизни не ночевал на молодежной туристической базе.

До сего дня я всего лишь единственный раз ездил в метро. Это было с Клаудией в Лондоне 15 лет назад. После посадки самолета мы хотели поймать такси, но с транспортом была настоящая беда, и нам бы потребовались, как минимум, два-три часа, чтобы добраться до внутренней части города. Для Клаудии этот вопрос вообще не стоял. Она сказала: «Я не буду сидеть в такси часами. Поехали на метро. Точка». В общем, мы поехали со своими чемоданами в метро – и мне бы хотелось суметь сбежать из грязного, набитого людьми, вагона. Это был совершенно не мой мир! Во время всей поездки в Сити я оглядывался по сторонам и дал Клаудии отчетливо понять, что я бы никогда в жизни не повторил подобного, даже из-за любви к ней.

Также и в отношении своей одежды я, будучи мальчиком, я не шел на компромиссы. В середине семидесятых годов у моих друзей и меня в моде была марка джинсов C&A «Паломино». Я больше не хотел носить никаких иных брюк и постоянно покупал себе джинсы «Паломино» всевозможной расцветки. Моя мама придерживалась мнения, что у меня было достаточно одежды и новые брюки мне были не нужны, и я покупал брюки на свои собственные деньги.

Когда у нас, учеников курфюршеской гимназии имени Бальдуина, бывали каникулы, мои школьные товарищи больше всего проводили каникулы в школе. Там они возлежали на матрасах, и пили купленный за 20 пфеннигов в пластиковом стаканчике чай с перечной мятой или тепловатого кофе. Мне этого точно было недостаточно. Я предпочитал мягкую и спокойную атмосферу. Поэтому я ходил в городе в кафе и заказывал себе горячий шоколад с взбитыми сливками за 2,80 немецких марок. Мой папа вообще не мог этого понять, когда я вечерами рассказывал за обеденным столом о своих переживаниях. Его ответ постоянно звучал так: «Мальчик, мальчик, если ты и дальше захочешь жить на широкую ногу, тебе нужно будет зарабатывать по-настоящему много денег».

Когда мне было 13 лет, я предложил нашему учителю французского языка, чтобы мы поискали друзей по переписке в нашей школе по обмену в Невере в Лотарингии. Идея казалась мне фантастической. При этом, можно было не упасть в грязь лицом и подтянуть французский язык самым лучшим способом. Поэтому я внес себя в список добровольно. Было всего 15 учеников, которым можно было принять участие в этом марафоне. Когда были розданы адреса друзей по переписке, я был единственным мальчиком. Сначала я подумал, что мой учитель ошибся. Но он не ошибся. Это совершенно точно была девочка. Ее звали Клотильда, и ей было двенадцать лет. Клотильда тоже была удивлена, почему я выбрал именно ее. Моя мама сказала так: «Что же в этом плохого? Ты же можешь писать письма и девочке?». Что я и сделал. Поэтому в тот год наша школа планировала поездку в Невер. Было оговорено, что мы восемь дней подряд должны были жить в семье друзей по переписке. За два месяца до отъезда я получил письмо от Клотильды. Ей было ужасно жаль, но ее отец был в армии и его по службе переместили в другой город. Поэтому они переехали из Невера в другое место.

Поэтому я снова был единственным со своего курса школьных товарищей, изучающих французский язык, который внезапно остался без приглашающей семьи. Незадолго до всего мне представили Марка, которому было 13 лет. Поэтому я тоже написал ему письмо, чтобы представиться. Я быстро заметил, что я и Марк были совершенно разными людьми – почти также, как несколько лет спустя в случае с Дитером Боленом. Марку нравился футбол, он был членом средней возрастной группы организации «Австрийский союз скаутов» и любил пачкаться и по-своему привлечь кого-то на свою сторону. Просто он и я не подходили друг другу.

***

Семья Марка была неплохой. Они жили в маленькой квартире, и в моем распоряжении была личная комната. Так как нам, немцам, в школу было идти не нужно, нам нужно было после обеда проводить время с нашей семьей, я по утрам подолгу нежился в постели, чтобы дать другим шанс спокойно умыться и принять душ в маленькой ванной комнате. Я никогда не вставал раньше, чем девять часов или половина десятого утра. В десять часов приходила мама Марка и делала завтрак для одного меня, так как оставшиеся члены семьи с раннего утра уезжали. Они садилась завтракать со мной, и мы потрясающе мило беседовали. Потом она уходила на работу. Во второй половине дня она возвращалась и готовила обед. В последний день она рассказала мне, что мое пребывание в семье, собственно говоря, было запланировано совсем иным способом. Так как она работала и уже в семь часов должна была быть на рабочем месте, она подумала, что я буду вставать вместе с Марком и вместе с ним ходить в школу и что мы снова бы встречались за обедом. Но так как я долго спал, то бедная женщина испытывала невероятный стресс, и бегала со своего рабочего места ко мне и обратно. Мне было страшно неудобно, как только я подумал, какую услугу я бы оказал семье, если бы не спал так долго. Когда я ее спросил, почему она сразу мне об этом не сказала, она ответила: «Когда я тебя увидела, мне сразу было ясно, что я не смогу с тобой обходиться иначе».

Самым прекрасным воспоминанием, связанным с поездкой в Невер, была скамья для моления, который я тащил с собой домой. Марк был членом средней возрастной группы организации «Австрийский союз скаутов». Они встречались раз в неделю в местной церкви. Я сопровождал его и рассматривал храм. Внезапно я обнаружил под лестницей небольшую старинную скамью для моления. Она была полностью в грязи и покрыта паутиной. Но она привлекла мое внимание. Сидение скамьи было вырезано из ореховой древесины, на нем четки и крест. Ножки походили на выточенные из дерева колонны. Поверхность, на которую люди преклоняли колени, и упор для ладоней был обит красной гобеленовой тканью. Я был одержим старинной вещью и непременно хотел ее иметь. Руководитель средней возрастной группы организации «Австрийский союз скаутов» Марка считал эту идею неподходящей. Но я бы мог, если бы захотел, взять с собой на память небольшой молитвослов или иконку из церкви. Но мне не хотелось книжечку, мне хотелось скамью для моления. Я предложил ему денег. Мы сошлись на 20 немецких марках, а затем я стал владельцем скамьи. Горд, как статуэтка «Оскара», я вернулся обратно в семью, принимающую и размещающую у себя постояльца на временное проживание и возможно содержание, с хорошей вещью. Мама Марка была вне себя от радости и хотела у меня выкупить скамью для моления. Но я не позволил себя уговорить. Прежде чем я и моим школьные товарищи поехали в Кобленц обратно в Кобленц, я позвонил своим родителям и объяснил им: «Пожалуйста, освободите багажник автомобиля. Я привезу кое-что с собой».

Когда они на следующий день увидели меня и мой сувенир, мои родители схватились за голову. Моя мама всего лишь сказала: «Почему, собственно говоря, нашему сыну на ум всегда приходят подобные идеи?». Хорошая вещь сегодня стоит в доме моих родителей. Мы как-то раз попросили ее оценить. Она датируется 1815 годом и обита оригинальной тканью тех лет.

***

В 1979 году после летних каникул мне пришлось сменить школу, так как наша гимназия в Мюнстермайнфельде закрылась и школьники старших классов должны были пойти в другие гимназии. Я подыскал себе гимназию имени Айхендорфа в Кобленце, так как там был курс обучения музыке. Как всегда, я немного опоздал, так как срок приема в школу на новый учебный год уже начался. Поэтому мой папа поехал со мной к директору, и получилось, чтобы меня приняли. Едва ли я был принят в школу, как только разразилась новая катастрофа. По сравнению с нашей маленькой гимназией в Мюнстермайнфельде с ее 300 учениками в гимназию имени Айхендорфа 900 мальчиков и девочек. Каждый с недоверием осматривал других. Меня никто не знал. Я был школьником из провинции и больше ничего. Конечно же, я подружился с единомышленниками. Со школьными товарищами, которые выбрали музыку в качестве основного направления. Однако о моей большой страсти к музыке до последнего никто не знал. Также и в этом возрасте был не очень модно слушать немецкие шлягеры или петь самому. Новичок в городской гимназии, в федеральной земле и затем еще любитель шлягеров, это у многих переполняет чашу терпения. По утрам мой папа подвозил меня на автомобиле, который работал в Кобленце. Во второй половине дня я ехал на поезде домой, и моя мама встречала меня на вокзале.

Для учеников старших классов как таковых классов не существовало, а каждый ученик посещал курсы, изучал три главных школьных предмета и различные дополнительные школьные предметы. Сначала в течение первых недель я пытался привыкнуть к новой школе. Новая школьная система курсов, полностью новые учителя. На первой неделе, на черной доске, на школьном дворе были вывешены учеников-участников наших курсов по физкультуре. При приеме в школу все школьники должны были назвать свои любимые виды спорта и принять участие в наших курсах по физкультуре.

Однако где была записана моя фамилия? Ладно, нас было более 110 учеников в 11 классе, поэтому можно было не найти ее в списке. Но даже при третьей или четвертой попытке прочтения, имени «Бернд Вайдунг» найти в списке было невозможно. Что произошло? Я понял это. Так как я очень поздно, в принципе уже после окончания срока приема в школу, поступил в гимназию имени Айхендорфа, мне не предоставили никакого списка желающих заниматься физкультурой. Классический вариант: «поминай как звали!». Я задумался: «Мда, если меня нет в списке, мне не нужно ходить на занятия физкультурой. Логично или нет?».

Также и выходные начинались для меня на два часа раньше, чем для остальных учеников из моего класса. Я либо ходил в любимое кафе, либо за покупками. Конечно, я знал, в глубине своей души, что, что я сделал, было неправильным поступком. Я думал. Так как несколько недель спустя один школьный товарищ «сдал меня» учителю. После осенних каникул я должен был предстать перед нашим учителем физкультуры, господином Хардером, который хотел мне прочесть нотации. Ну, хорошо, я сделал ошибку, но я объяснил ему, что его система тоже имела свои недостатки, иначе он бы меня внес в список, по меньшей мере, до начала учебного года.

Приятель, мало слов да мало толку! Просто сказать «извините», это было недостаточно! И больше не следовало подливать масло в огонь. Однако было уже слишком поздно. У господина Хардера уже слегка покраснело лицо. «Господин Вайдунг», процедил сквозь зубы господин Хардер, «с будущей пятницы Вы будете играть в футбол». Футбол? Футбол? Я побледнел до кончика носа и крикнул про себя: «А-Х-Х-Х-Х-Х-Х-Х-Х-Х-Х-Х-Х-Х!

О, Боже, это была случайность или нужно было на самом деле фактически обладать большим количеством знаний о человеке, что он знал, как меня можно было ударить по самому больному месту?

Приближалась пятница и мое настроение падало до нулевой отметки. Я стоял на футбольной площадке и должен был показать владение мячом, передавать пасы, делать упражнения на растяжку и бегать на короткие дистанции. Привет, это возможно? Я был певцом. Я уже почти 200 раз стоял на сцене, перепевал репертуар известных во всем мире исполнителей и здесь, на этой жалкой футбольной площадке я должен был играть в футбол? Я быстро принес свои извинения и сказал сам себе: «Извините, господин Хардер, так еще опасаясь, что Ваше кровяное давление подскочит до потолка, сегодня я «дал свое последнее преставление» на этой футбольной площадке».

Аргумент в том, что я при возможной критике со стороны учителя о моем поведении уже сориентировался в своих мыслях, выяснилось, что каждому ученику, кроме меня, выпал шанс выбрать его курс по физкультуре в качестве факультатива. Только меня принудительно заставили заниматься футболом. Этого просто не могло быть. При помощи весомых аргументов я почувствовал собственную правоту. Поэтому даже у меня совесть чиста – однако больше про это я расскажу позже.

Глава 6

«МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ»